(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Сага о Фридлейве
Завидев его, прохожие шарахались, стараясь свернуть наискосок - дабы не завидел их бард странствующий. Бледный, изголодавший вид Фридлейва и ему самому внушал страх и отвращение. Как мог он пытался прокормить себя - песни, баллады, поэмы. Но люд все ни как не желал вслушиваться в хриплый, уставший голос барда. Сколько же только селений и лесных трактиров не обошёл Фридлейв, дабы получить хоть какой-нибудь славы, да что уж там славы, хоть сребреник бы швырнули ему. Голодал Фридлейв уже как третий день к ряду, последняя попытка сыграть в трактире увенчалась сломанной лютней и выбитым зубом. Неустанно корил себя бард за неспособности свои: «Ничтожество, ничего ты добиться не способен, утопись в реке или бросься со скалы, всем только легче будет» Давным-давно бы исполнил свои желание Фридлейв, но сдерживало его лишь обещание, обещание, что дал он отцу перед тем, как тот отправился к праотцам. А тем временем Фридлейв добрёл до первого дома, что был на пути. К сожалению, платы за ночлег не имелось у барда, но оставаться под гнётом зимних ветров сулило ему верную погибель, и надеялся бард лишь на добрую душу за теми дверьми, что не прогонит его в вьюгу. Три громких, глухих стука пронеслись по двери: «Хозяин, милостивый хозяин, не пустишь ли ты барда на ночлег к себе?» За старой дверью тут же послышались шуршания и бормотанья. Дверь Фридлейву отворил старец - сгорбившийся, морщинистый дед еле ели держался на ногах, облокотившись на ветку ясеня. «Проходи же бард, коль вьюга замучила тебя» Поклонившись. И, струсив снег с дырявого плаща, бард шагнул в дом.
Горящий камин и сытная еда уже ждали барда на столе близ огня. Хозяин дав жест рукой, уселся рядом с Фридлейвом. «Спасибо мил человек, коль бы не ты, сгинул бы я на морозе не дойдя до трактира» Хозяин лишь хмыкнув, подлил эля барду... Сидели они по меньшей мере пару часов у камина, разговаривая на разные темы. Так бард узнал, что хозяин коего звали Струст, прибыл из-за моря, и поселился в наших краях для земледелия и изучения веры скандинавской. Фридлейв слушая рассказы Струста, невольно ловил себя на мысли, что дом обставлен по-диковинному - стол кухонный стоит чуть ли не у выхода, камин расположен не у той стены, где труба на крыше, да и ещё в центре дома дырка, словно колодец он рыл прям в комнате. Но разглядеть что находилось в дырке, не смог Фридлейв, уж больно он уже был пьян, а единственным источником света был камин, да и не сильно волновало его расстановка утвари домашней чужеземца. Так и сидели они выпивая вторую и третью чарку эля. Вскоре песня вьюги стала укачивать барда. Так и заснул Фридлейв под треск огня, завывания вьюги за окном и монотонный рассказ хозяина дома.
Хилая ветвь настырно била по замёрзшему окну - отчего и пробудился Фридлейв. Оглянулся бард, а кругом чернота, лишь угольки в костре давали слабое свечения. За окном всё также бушевала зимняя ночь, тут же и заметил бард, что нет возле него хозяина дома - окликнул его бард, но в ответ получил лишь молчание. Ничего не видел бард дальше спинки стула, такою была эта темень, словно и не было ничего кругом. Вскоре непонимания ситуации пересилил холод, и бард пододвинулся ближе к уголькам.
Молчания весело в воздухе казалось уже час, лишь завывания вьюги слышались за окном. Задумчиво глядел бард в огонь, думая о всяком, но никак не о музыке своей. Как тут раздумья его прервал непонятный звук, а исходил он из центра дома, того самого места, где находилась чёрная дыра. Опешил бард, а звуки все продолжались. В аккурат бард стал подбираться к дыре, ощупывая землянистый пол - дабы не свалится в яму. Звуки все усиливались и усиливались с каждым приближениям барда. Звук был схож, на детский плач - и всхлипывания, как будто кто-то пытается вылезти из ямы, но не получается у него, и все настырней пытается он, но вот, слов, или же просьбы о помощи не было слышно, лишь тихий плач в недрах ямы... Рука барда провалилась в черную пустоту, от чего тот и сам чуть не свалился, с края ямы. Казалось, что она бесконечна, и была ее полость чернее чем сны его... Какое-то время прислушивался бард к звукам, которые пропали как только он подполз к яме, вскоре даже вьюга затихла за окном, и повисла гробовая тишина.
«Есть ли кто-то здесь ?» окликнул бард чёрную мглу, но в ответ - молчание. И тут словно Тора гнев прошёлся по дому, гром разверзся, окропляя дождем дырявую крышу дома, из ямы же, пронесся громкий гул, а за ним и столб ледяного огня поднялся превращая золотистые локоны Фридлейва в замерзлые прутики, отчего тот, попятившись, больно ударился затылком о спинку стула, потеряв сознание.
«Подойди же Фридлейв ко мне, чего ты сторонишься меня?» Из ямы, покрытой льдом, цветом ночного неба, торчала голова отца, тело же его по шею замерзло во льду ямы. Это сон, и в правду, быть же такого не может, попятившись от ямы тихо проговаривал бард. «Ну как же не может сынок, я же вот, стою то здесь - пред тобою!» На лице давно почившего старика, проскочила немая грусть, от чего Фридлейв опешил, и пододвинулся ближе к яме «Гляжу я сынок на тебя с темниц Нифльхейма, и плачу, безутешно плачу я которую зиму. Ответь же сынок, чего ты обещание не исполнил, что дал мне перед смертью моею ?» Опешил бард, ни как не ожидал он увидеть отца так скоро, жаль что не попал он в Асгард... «Прости же меня мой отец, не по своей воле, я не выполнил - видишь, не желает люд слушать баллады мои, уж больно они сказочные говорят. От того и бьют меня, пинают, и выпихивают из селений "Чтоб уши им я не портил" так говорят везде мой отце» Усевшись на пол, бард опустил голову стыдясь себя. Уж больно виноватым он себя считал. «Разве для этого сын мой, я тебя день и ночь учил баллады слагать, значит все старания мои были попусту ?!» Замерзший во льду человек, в диком припадке и злости задёргался стараясь высвободится из ледяной тюрьмы. «Хочешь сказать сын мой, что теперь я до вечна буду во льдах сидеть? Не шелохнутся, не вдохнуть здесь нельзя! Коль знал бы я что ты бездарным поэтом станешь, не давал бы я клятву богам, теперь душа моя вечно будет в ледяной темнице! Это ты виновен Фридлейв! Ты виновен!» Гром снова содрогнул старый дом, а дождь с вьюгой сопровождали беспомощные крики отца. Но не мог стариц выбраться из льда, от того и страдал в его жгучем холоде, медленно, но верно уходя вновь под землю. Бард лишь склонив голову, виновато глядел на пол, изредка всхлипывая, слушая как его отец мучается от боли, и все из-за того что сын не сдержал обещание свое... «Будь ты навечно проклят ирод!» это были последние слова отца, прежде чем тот полностью не ушел в черноту ямы, а после - стих гром, прекратило свои песни вьюга, и вновь воцарилась гробовая тишина и чёрная ночь за окном.
Очнулся бард от табачного дыма, что назойливо щекотал ноздри «О боги, это и в правду был всего лишь сон ?!» Промычал бард склоняясь над огнём в камине. Чёрная дыра за его спиной была пуста, точнее ее и вовсе не было там, взяв кружку с элем, бард залпом осушил деревянный стакан, громко хлопнув дном по полу, да так что хозяин дома невольно содрогнулся. «Как спалось вам дорогой гость?» Серьезным голосом, устремив свой орлиный нос и нахмурившиеся глаза на барда, проговорил чужеземец. «Дивный сон снился мне добрый человек, дивный, да настолько что я чуть сердце не оставил в нём. Снилось мне что отца, своего видел, что из самого Нифльхейма пришёл он ко мне... Уж больно опечален он был, и как не свой - злой. Корил меня, корил и бранил за то, что мечты я его не исполнил - а обещания на смертном одре дал ему, что исполню волю его, и стану я известным бардом... Но вот не задача, успех бежит от меня словно от утопленника воздух. А отец все мучается там, и ждет пока я волю его исполню, но не в силах я, не в силах...» Огонь в камине заполыхал пуще прежнего. Пододвинув стул, вперся хозяин в Фридлейва ледяными глазами - словно два куска самого холодного льда были у него вместо карих глаз, тут и говорит чужеземец «Скажи мне Фридлейв костяной - сын Трайна, на что же готов ты ради исполнения воли отцовской?» Попятился бард от чужеземца, чуть ли не свалившись со стула, медленно опуская руку на свой топор. «На все я готов чужеземец, на все !» После бардовых слов, ветер завыл необычайно сильно, ставни забили по замерзшему окну, от чего-то тут же и вылетело на пол, дом же стало качать во все стороны - словно оно готово было улететь в дальние края, в туже секунду вылетела дверь, впуская внутрь метель - коя быстро стало погружать дом в зимнее одеяло. «Ну что же Фридлейв костяной, да будет так»...
В туже секунду, и замерз бард насмерть, превратившись в ледяную статую, вцепившись в стул руками, близ камина, в окутанном снегом доме.
«Сбрось знамя, что носишь ты на шеи своей!» Голос доносился от куда-то из темноты, кругом не было ничего, словно глаза его были закрыты. Повинуясь воли голоса, бард сорвал с себя знамя Бальдера, бога своего покровителя. В туже секунду бард узрел перед собою летний лес. Таким он его в последний раз видел до морозов, что не покидали земли их уже который год, опешил бард, стал крутиться и оглядываться во все стороны не веря глазам своим. Летний ветерок проник под его золотистые локоны, зеленеющая листва же, в свою очередь прикрыло обнажённое тело Фридлейва. Перед бардом, скрываясь под терновыми зарослями, стоял алтарь - богу которого не славил раньше бард. «Очисти же алтарь бога нового своего от зарослей, а после чего, колено преклони своё на них!» Повинуясь голосу, бард, сорвал терновые заросли с алтаря и, устелил их себе под колени. Дивную боль испытывал бард, словно яд проникал в его тело, струясь по венам. А когда же яд коснулся сердца Фридлейва, узрел тот пред собою - лик звериный.
Чёрная металлическая голова волка, обнажившего клыки свои, в пасти держа сердце человеческое, глядело на Фридлейва словно живыми змеиными глазами, вместо ушей же у существа, были загнутые рога козьи. От вида сего, поплохело барду, он едва не свалившись наземь, только и успел ухватиться обеими руками за рога существа - в туже секунду содрогнулась земля, и листья становясь черными посыпались наземь, застилая все вокруг гниющей листвой. Воцарилась осень. «Теперь же бард, внемли словам моим, и повторяй их за мною!».
- Теперь же сердце я вверяю во власть тебе мой праведник !.
- Теперь же сердце я вверяю во власть тебе мой праведник !...
- Клянусь я верно служить тебе мой господин – как пре жизни, так и после нее!.
- Клянусь я верно служить тебе мой господин – как пре жизни, так и после нее!...
- Да и не введи меня во искушения, да и избавь меня от лукавого, что крест на шеи своей носит!.
- Да и не введи меня во искушения, да и избавь меня от лукавого, что крест на шеи своей носит!...
- Нима!.
- Нима!...
В туже секунду, силой неведанной, пасть существа схлопнулась, сожрав сердце, что в пасти ее было, ахнул от боли бард, но не мог он пошевелится, руки его словно стали одним целым с рогами бога нового. «Теперь же, будет свободен дух твой Фридлейв сын Трайна!» Донеслось из волчьей пасти, вместе со зловонным запахом съеденной плоти. Земля под коленками барда вновь затряслась, ломаясь на мелкие кусочки, что падали в ледяную бездну, вместе с ними падал и бард.
Очнулся Фридлейв костяной, все на том же месте - близ камина, на поломанном стуле. Дом казалось, выглядел давным-давно заброшенным, паутина по всем углам, разбросанные вещи, сломанный рядом с бардом стул и, давным-давно погасший камин. Подле же ног барда, лежала очаровательно красивая лютня, цветом ледяной глыбы и, с золотыми колками, опешил бард, схватив лютню и плащ, что лежал на стуле, понесся бард под первые солнечные лучи прочь, прочь от дома заброшенного.
Не думал бард о случившимся с ним, с усмешкой он отмахивал от себя дурные мысли. Да, страшился бард того чего он натворил, но не вернуть уже время вспять, но руки, колени и сердца барда, все также слегка покалывают, и знамя Бальдера, не весит на нём впредь.
Проливной дождь бил по голым, скалистым камням, впереди видел бард селения - в нём должен найтись трактир для ночлега. Укутавшись в плащ по плотнее, и закинув под нее лютню, бард продолжил свой путь. Так как снова у Фридлейва не было и не гроша за ночлег, решил он попытать удачу и в этом тухлом пабе, где народу было не так уж и много - это значит что бард сумеет сбежать коль люду снова не понравится пения лютни и голос барда. Как только, пальцы барда, соприкоснулись с серебряными струнами лютни, пронеслась дивная мелодия, словно звуки летнего леса на закатном солнце пронеслись по стенам трактира - Люд в туже секунду затих, и обернулись все на ободранного барда в лохмотьях - стоящего на столе. Когда же затянул свою балладу Фридлейв - люд застыл в немом молчании и восхищении, не слыхали они еще подобного пения, словно сами вороны Вератюра запели в лики его. «Жил да был Рагнар Рыжий — героем он слыл, Как-то раз он в Вайтран ненадолго прибыл...» Не слыл таких еще похвал Фридлейв, кланялись ему Люди, не щадя золотых своих - они сыпали ему их на стол - лишь бы еще разок он бы им сыграл... Отныне весь Люд знает имя барда - Фридлейв костяной, сын Трайна, внук Бьёрн.
Куда бы не пошёл бард, везде его ждали восхищения, богатство, женщины и, невероятная слава, коей грезил Фридлейв всю жизнь свою, теперь же, воля отца его исполнена, теперь же, может отец его отправится в Асгард... Так из года в год, странствовал бард по миру, повидал он и моря тёплые, и писки горячие, вот только, годы брали свое, морщины стали проглядывается из некогда красивого лица, и голос его уже стал скудным, а колени уже и совсем подводить стали, не горазд бард на странствия по миру. Теперь лишь может он петь песни свои в местных трактирах, да и то, коль голос его снова в звериный не превратиться.
Спустя ровно двадцать два года, в тот же морозный день, явился во сне Фридлейву отец его... Был он всё в той же дыре, где в последний раз видел его бард, в том же самом покосившимся доме, на холме, всё тек же укутанный в лёд. «Подойди же сын мой, не сторонись меня» Вокруг было все также темно и мрачно, и холод был неимоверным. Подкрался бард на коленках к отцу, и говорит «Чего же ты старец до сих пор тут сидишь? Мечту твою я выполнил, теперь иди же ты к богам, иди же ты в Вальхаллу!» Поднял свои глаза опечаленные отец на сына, за бороду зубами схватив его, и что было силы - запихнул голову его в лёд. Ни видел ничего бард, лишь холод, и отчаянье чувствовал он сердцем своим. «Так глянь же, как я могу отправиться к праотцам нашим, коль ты меня уж на вечно тут заковал! Не исполнил ты мечты моей, отдался богу ты чужеземному во власть, теперь я, буду вместо тебя во льдах Нифльхейма заточен!» Выдернулся бард из льда жгучего «Как же так отец, ведь имя мое на слуху, все теперь знают барда - Фридлейва костяного»... Отстранился бард от отца и уселся на стул близ камина. «Но каким деяниям славу ты получил? Теперь же сын мой верен богу чужеземному, стыдно в глаза Вератюра мне глядеть. От того и проклинаю я тебя!. Проклинаю что бы никогда не познал ты Ванахейма!. Что бы ни когда не открылись пред тобою двери чертога Бальдера!. Иди прочь ирод, и оставь меня в покое!»...
Последние дни, до боли в груди был опечален бард, не исполнил он заветы отца - от того и страдает дух его и тело, бард же, испытывал страх, что не увидит он богов впредь, и не откроются ему чертоги Бальдера... Впредь же, обречен он на служения богу чужеземному...
Вчера, проснулся бард от сна жуткого - снился лик ему всеотца в доме его, тот сидел в дальнем углу, облокотившись на копье свое Гунгнир, и глядел тот пристально на ложу барда глазом своим ледяным. Вокруг же барда летали вороны Вератюра - Хугин и Мунин и пели они песнь ему прощальную. Холодным потом покрылся бард как очнулся, глянул в зеркальце бард - а волосы его белее чем снег, глаз же его, цветом ночи северной. Весь день слышал зов Хугина бард, звал он его за собой, и ни мог не поддастся воли его бард, так и шёл он за ним два дня и две ночи, по пустынным холмам, скалистым горам, облаченным в плащ дырявый, и с лютней на перевес, пока не добрел до дома, на краю утеса - покосившийся, с дырявой крышей. На дверь же его и уселся ворон, прокаркав три раза - отворилась дверь перед бардом, зазывая внутрь.
Чувствовал бард что, настал его час расплаты за славу, и не оттянуть это бремя. Дом был всё также, давным-давно покинутым, в центре же, у спинки стула, бесконечная черная пропасть. Уселся бард на стул, глядя в черную бездну и, вместе с первыми ночными криками Хугина, запел бард прощальную песню свою... Тянулась голос его и звон серебряных струн, аж до самого Хельхейма, содрагивая землю и небеса. Пел песню свою бард до первых лучей солнца, а после оборвались струны лютни, а вместе с ними, и бардова жизнь. Устремилось тело его бренное в черную бездну, покрываясь слоям льда, а в дали слышалось ему, пения, пения саг его, что написал он рука об руку с богом, чужеземным. В сагах тех Фридлейв распивал. О сумасшедших художниках что портреты свои рисовали, о дивных путниках, что с чертами в игры дивные играли, о чёрных таинственных лесах, о тёмных мрачных городах... Все они канули в пропсоть, вместе с телом и духом, Фридлейва костяного.
Всеми силами бард цеплялся за золотые ворота Бальдера, но не открывался чертог для него. Видел он за ними бардов минувших лет, и слышал он их новые саги и баллады, но не мог он пройти за врата, не открывал свой чертог ему Бальдер. Три дня и три ночи весел Фридлейв вцепившись в золотые струны врат, пока не явился по ту сторону Бальдер. Долго умалял его Фридлейв костяной, впустить его в чертог, но бог лишь безмолвно глядел на барда. После чего, криком свои - словно зимней вьюгой, содрал он с плоть его. Лишь кости остались висеть на вратах чертога, и немой оскал ужаса застыл некогда на прекрасном лице барда... Так и сгинул Фридлейв костяной сын Трайна, внук Бьёрна - но не завершился путь его на этом...
В заброшенном доме, на краю утеса, в старом кресле, лежало тело поэта, укутанное в черный плащ - а под ним, только лишь кости виднеются, и лютня на руках поэта...
После смерти своей, слышал бард зов бога звериного, что звал его на вечную службу. И восстало тело его костяное, и отправилось оно в странствия, пропивая баллады свои, в трактирах и, сёлах. И все кто слышал песню барда, слезами и печалью заливались - уж больно грустную песню пел бард. Ходят слухи, что и по сей день, Фридлейв костяной, бродит по миру, распивая баллады и саги свои печальные, так как не впустил его Бальдер в чертог свой, от того тоскует и плачет он - не зная где душе его упокоится, ведь не ждут его боги, и не нужен он звериному детищу впредь.
Вот так и бродит по миру бард - Фридлейв костяной, облаченный в черный плащ, с лютней своей ледяной.
Вот так детишки закончилась сага о Фридлейве костяном, а теперь живо в кроватки и спать ! А то придет костяной бард, и утащит вас в дом заброшенный, где будет вам саги свои грустные петь! А завтра же, расскажу вам я новую повесть... Спокойной ночи, детки...
Текущий рейтинг: 51/100 (На основе 16 мнений)
