Шоу Силачей

Эта история была написана участником Мракопедии Пучок Перцепций. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.

Минувший год был странный, жуткий и во многом неоднозначный. Всё непонятное из того, что происходило в первой его половине, мне вроде как удавалось подгонять в рамки логики и ей противостоящего безумия. Это правда работало, а потом доводы разума рушились, когда мир начинал показывать, как он может так же продолжать работать, только по самым абсурдным законам, будто вопреки всем своим принципам и неписаным правилам. Всем этим безумием происходящего реальность будто улыбалась мне, являя свои гнилые дёсны, зловонное дыхание вечности, черные пустоты зубов, что отсутствовали, и глубинную тьму, которую получалось разглядеть за ними. В этой тьме, в глубине, которая вела в никуда, мне раз за разом приходится ловить своё внимание. Оно улетает туда, как душа, покинувшая тело. Этот страшный образ «распахнутой пасти вечности» последнее время главенствует надо мной, он отделился от снов и стал моим ежедневным спутником. Он парадоксален, ведь вместе с тем, как я отчетливо понимаю его жуткую природу, весь его ужас, ровно настолько он вызывает во мне чувство безопасности. Не потому, что его ошибочно можно принять за место, где все реинкарнации заканчиваются и вечное путешествие подходит к концу, а потому, что то, с чем мне довелось столкнуться в нашей условной «действительности», куда страшнее. Оно слишком не логично для того, чтоб это как-то понятно объяснить. Мне в голову даже не приходит более-менее удобное название для «этого». Словно это некий предел абсурда, одна из граней извращенного чувства юмора бытия. Юмора, от которого мы, простые смертные, плачем, целенаправленно бежим, тонем в своих судьбах, медленно исчезаем в необъяснимом бездонном потоке вечного момента «сейчас».

Написать всё это мне посоветовали в интернете, чтоб отделить от себя эти переживания и запереть их в текстовом файле. Чтоб он был как нечто отдельное от меня, что существует «вовне». Сомневаюсь, что мне поможет этот метод, но будь что будет.

Всего год назад, я жил нормальной жизнью. У меня была небольшая подработка, планы на будущее, и что самое главное – у меня были мечты. С такой мечты всё и началось, в моем техникуме. Там мы с моим другом Сомом на день учителя показали наше первое выступление, которое ведущая с параллельной группы долго объявляла, стоя под ватманом с кривой надписью «Шоу Силачей». С Сомом мы с детства любили гнуть разные торчащие из земли железки и поднимать тяжелые камни. Детство, к слову, наше прошло на территории заброшенного «Машзавода», который был недалеко от нашего дома. Разного неподъемного строительного и не только мусора там хватало. Вершиной Сомовской силы во времена нашего детства, ознаменовавшей наш путь в силачи, стал эпизод, когда он отогнул уголок железного гаража.

В П-образном тупике гаражей кто-то из воскресных завсегдатаев соседних коробок, копаясь во внутренностях машины, увидел это, и вместо классического взрослого «уши надеру» восхитился силой десятилетнего Сома. Тогда он сказал, что у него есть для нас подарок, и пока мужик отвлекся, мы по-тихому смотались. Как оказалось, это был наш сосед через два дома (с Сомом мы жили в одном дворе). Когда в конце дня мы сидели на лавочке возле моего подъезда и увидели силуэт этого дядьки, как он шел в нашу сторону, то приготовились к худшему. Думали, что он идет закладывать нас родителям. Вместо этого он подарил нам книгу про силачей двадцатого века. На обложке была словно высеченная из камня гора мышц – Александр Засс. На картинке он стоял с обвитой вокруг шеи цепью, где другой её конец был прижат его носком. В этой позе, в его виде и родилась наша с Сомом мечта, которая впоследствии впервые громко реализовала себя на технарьском празднике.

Так начался наш долгий и тяжелый совместный путь в «силачи старой школы». Неподъемный строительный мусор на заброшенном «Машзаводе» был уже не такой неподъемный. Свои первые гвозди мы согнули примерно в одиннадцать лет, а в четырнадцать тот же Сом делал розы из гвоздей, заводскую арматуру и вовсе гнул в крендель. Ближе к шестнадцати Сом мог без проблем согнуть железный столб дорожного знака. Он в отличие от меня еще с детства обладал чудовищной силой, хоть мы и были ровесники.

После того дня в технаре, через какое-то время, нас позвали еще в один техникум, затем в другой. Следом были выступления в местных школах, на открытии спортивных площадок, далее масленица, пасха, день города, день шахтера – список праздников и мероприятий, на которые нас звали, расширялся с каждой неделей. Всё словно стало на правильные рельсы и стремительно быстро набирало обороты. Всего через пару месяцев мы уже брали за свои выступления символические деньги. У нас и до этого были своеобразные успехи, мы вели небольшой ютуб-канал и имели определенную известность в узких кругах. Подписчиков у нас было почти восемьсот человек - знаю, что немного, наверное, с каждым доводилось общаться в личной переписке. В основном, мы просто выкладывали на канал свои очередные «рекорды» и небольшие достижения. Каналом и загрузкой видео занимался я, Сом обычно просто грузил их на наш гугл диск, а уже оттуда на ютуб загружались они мной, с наложенными сверху риффами группы «Meshuggah».

Тот почти уютный быт был оплотом стабильности, он внушал веру в будущее, давал надежды. Мне, правда, казалось, что впереди нас ждет нечто намного большее, чем городская слава. Обычно я грезил о тысячах зрителей, о канале, который когда-то перевалит за миллион подписчиков, о деньгах, в конце концов. Не знаю, визуализировалось ли мной достижение успеха в таком виде, в каком это произошло, но «нечто» словно услышало мои образные мольбы, откликнулось на мои мечты, и успех в кавычках действительно нас нашел.

Всё началось с того, что на нас вышел представитель одного сталелитейного завода. Обычное спонсорство: покрытие издержек и расходов, предоставление инвентаря для выступлений - его к слову требовалось очень много: лопаты, которые ломались о шею Сома, гаечные ключи, которые мы гнули перед толпой, цепи, что рвались, гвозди, арматура, сковородки, которые мы скручивали в трубочку и в которые также вбивали гвозди, грелки, которые нужно было надувать, пока они не лопнут, железные ведра, которые мы рвали. Это стандартная программа, и такого инвентаря за выступление уходило так много, что порой мы уходили если не в минус, то в уверенный ноль по итогу. Выступления были нашей основной деятельностью на текущий момент, и должны были ей стать в будущем. Учеба в технаре подходила к концу, и перспектива идти работать через год поваром приводила в ужас. Поэтому всё своё время после пар мы и посвящали нашей деятельности и, наверное, именно поэтому мы и согласились так быстро на первое попавшееся спонсорство. Очередь из желающих не стояла, на «бусти» рыбьим глазом на нас по-прежнему смотрел ноль подписчиков, а реквизиты под роликами в ютубе не принесли даже копейки. Завод же, что выступил нашим спонсором, показался нам даром свыше. Всё, что они требовали от нас, это выступать на фоне их напечатанного небольшого баннера с рекламой. Так мы и ездили, и первое время даже успешно, а потом всё полетело к чертям, с чего, собственно, и началась эта история.

Был это конец февраля, нас позвали выступать на открытии одного супермаркета у нас в городе. Программа была самая стандартная, как и у нас, так и у тех, кто проводил открытие. Куча шариков на входе, рядом две здоровые колонки с перегрузом и дичайшим свистом. Само открытие проводилось в два этапа: сперва вышли представители супермаркета, толкнули речь, а потом парень и девушка в костюмах Деда Мороза и Снегурочки приглашали всех поучаствовать в лотерее, где можно было выиграть случайную бытовую технику. В этой паузе и было наше шоу.

Всё шло как обычно: сломали пару лопат, Сом разорвал ведро, я скрутил пару сердечек из гвоздей и раздал нескольким девушкам. Далее Сом начал жонглировать гирями, и в это время мое внимание привлек один дедок, что всё никак не мог угомониться. На любое наше действие он отпускал громкие и порой грубые комментарии, иногда и вовсе насмехался над нами. Каждый раз он кричал что-то в духе: «Фигня какая! Тоже мне!», или «Ты что-то нормальное попробуй погни, писюн газированный!», «Длинный! Эй длинный! Ты трость мою попробуй сломай». За эту трость он впоследствии орал не переставая. Сом тоже это заметил и иногда поглядывал то на меня, то на деда, мол спрашивая: «Что с ним делать?». Дедовские комментарии замечали и другие люди из толпы, они периодически поддакивали ему, «надували ему паруса». Не знаю, что случилось далее, может у Сома лопнуло терпение, может этому суждено было случиться, но вместо того, чтоб игнорировать того деда, Сом стал что-то отвечать ему. Подобное максимально не желательно в нашей деятельности, очень частно на разных праздниках нам доводилось видеть бухих «силачей», которые кричали про «левое» железо и подпиленные кирпичи. Самый правильный выход - игнорировать их, но Сом почему-то не мог пропускать мимо ушей реплики этого дедка. Тот ему: «Спорим не сломаешь мою тросточку?!», а Сом ему: «Да там и ломать нечего, отец - уймись!», и дед вновь: «А не сломаешь, вижу, что не сломаешь, слабо тебе!». Сом едва уловимо боролся с собой, старался не замечать деда, ходил вокруг толпы, сделал «швунг» паре желающих девушек из толпы (это когда одевается ремень на пояс и человека, подобно гире, выталкивают одной рукой вверх). Дед откровенно его «накалял», и наверное он просто не выдержал, честно не знаю, что с ним случилось, он вдруг подошел к деду и заорал на того: «СЛОМАЮ!», а тот: «Не-а», и Сом вырвал из рук деда его палочку - черную трость - и с полными глазами ярости стал напрягаться.

Трость не выглядела как что-то твердое, хват Сома был соответствующий, он думал сломать её как простую ветку, но она не поддавалась. Тогда Сом чуть напрягся, вдавил её на ногу и стал всем корпусом клониться вниз. Он должен был сломать её как прутик, но вместо этого он пыхтел, а дед всё хохотал. По Сому было видно, что он не понимает, в чем дело, удивление граничило с яростью, дед продолжал заливаться хохотом. Его смех был неприятным, слишком сухим, как кашель, изрыгание песка, так может задыхаться человек, который подавился сотней маленьких сплетенных пакетов. Жуткий и неприятный хохот был единственным, что у меня получалось слышать в шуме толпы и орущих музыку динамиков, а затем был хруст. Резкий и неприятный, напоминающий треск огромного дерева. Сом переломил стариковскую трость пополам, и только в этот момент, когда я увидел две одинаковые половины в его руках, меня словно отрезвило. С Сомом произошло нечто похожее: вместе со мной он вдруг понял, что произошло, всю глупость ситуации и её трагедию. Без каких-либо слов он вернул поломанную трость затихшему деду и переключился на другую половину собравшихся вокруг нас людей. Начал гнуть из гвоздей розы и раздавать их девушкам. Он как ни в чем не бывало продолжил выступление, а я не мог перестать смотреть на дедка, что стоял словно загипнотизированный и смотрел на две половины поломанной трости в его руках. Он, кажется, даже пару раз прислонял половинки друг к другу, будто это волшебным образом срастит его трость обратно. Его вид был очень озадаченный. Наше мероприятие близилось к концу, вместе с этим внимание на себя перехватили «Снегурочка» с «Дедом Морозом», которые начали проводить розыгрыш бытовой техники. Дед так и продолжал стоять на месте, даже после того, как основная масса людей сместилась ближе к входу в супермаркет, даже после того, как мы принялись собираться. Тогда мне казалось, что он не может осознать, что произошло, ведь он не переставал крутить в руках две половинки своей поломанной трости. Думал, что он сейчас заплачет, уже больно мучительные эмоции выражало его лицо. А теперь понимаю, что скорее всего он улыбался в тот момент, радовался и рыдал от счастья. Тогда это мне не давало покоя до самого дома, до вечера, осадок какой-то моральный остался, что ли. Тягостно было на душе, хоть ничего страшного не случилось, но этот эпизод сидел на подкорке. Бедный Сом, если бы он только знал, что натворил в тот день…

Ярым фанатам логики и объяснений не могу обещать ничего хорошего. Как оказалось, глубинные и метафизические процессы, то, что происходит за декорациями жизни, далеко не логично, более того, оно абсурдно, и порой даже слишком. Убедиться в этом мне довелось на весьма горьком и грубом опыте. Сейчас начинается та странная часть, про которую мне очень не хотелось говорить в силу её упомянутой нелогичности. Учитывая тот факт, что у меня до сих пор всё до конца не стало «по полочкам», уверен, объяснять это будет весьма сложно.

До того дня я был таким человеком — вот дай мне две линии на бумаге, и то не соединил бы их друг с другом, по крайней мере ровно, чего уж говорить про сложные метафизические параллели. Поэтому когда вечером, вернувшись домой, сидел за компом, с нетерпением ожидая загруженные фотки о нашем выступлении на городской сайт новостей - новость про лопнувшее самое старое дерево в городе не показалось мне необычной. У нас был очень старый дуб – символ города, возрастом двести или триста лет, а тут он ни с того ни с сего лопнул. Посыл статьи в том и заключался, что могло этому предшествовать…. Тогда задаваться подобным вопросом было преждевременно, даже странно, а теперь уже поздно… Но не буду далеко забегать вперед, а попытаюсь идти по хронологии условного «пика силы». Это нелепое название здесь не случайно. Так облизывается жестокость, строя планы на свою жертву. Скалится и кружит вне зоны видимости, заставляя верить в силу и могущество. Медленно обволакивает, пленит своей пагубной средой - и начинает отравлять. Только очень незримо, так, чтоб «жертва» ничего не поняла, а наоборот, верила в свою избранность. Именно это и начало происходить с Сомом.

С того дня Сом как-то очень быстро прогрессировал, практически ежедневно. Плечи округлились и танцевали сотней жил-струн. Спина распухла, была необъятным терриконом. Ноги были обтянутыми кожей столбами. Тогда я еще в шутку спрашивал у него: «Ты что, курсишь?» (намекая на стероиды). Да чего там, одно время я так и думал, и особо не обращал внимание на само поведение Сома, на его психологическое состояние, а оно, к слову, подобно стремительно растущим мышцам, пропорционально ухудшалось. На тренировках Сом периодически что-то со злостью бросал в воздух, словно в кого-то, иногда также куда-то в воздух кричал. Для переполненного тестостероном чувака на тренировке — это с натяжкой, но нормальное поведение. Другое дело, что Сом вместе с этим стал куда-то пропадать, а в реальность видео, что он загружал на наш гугл диск, мне было сложно поверить; позже эти самые видео даже у самых олдовых подписчиков вызывали граничащее со злобой удивление. Люди просто не верили в подобные физические возможности человека. Вступление в каждом новом видео сопровождалось обращением к кому-то. Да, это странно звучит, но вопрос «К кому ты обращаешься?» был не только у меня. Зачастую это были самые «залайканые» комментарии под видео, подписчики тоже это замечали. Конец всех новых видео Сом сопровождал фразой «Этого достаточно? Я уже готов?». Одно время мне казалось, что параллельно он отправляет их куда-то, где его могут заметить, что он ищет менеджера или хочет с кем-то уехать на гастроли и банально брать большую половину денег от выступлений себе. На любые мои расспросы он только недоуменно крутил головой.

А потом Сом начал анонсировать мне свои планы, от чего я стал беспокоиться за него. Первый раз он позвал меня посмотреть на то, как он вырвет из земли уличный столб. Это звучало смешно и дико, но каково было моё удивление, когда поросшая земля под столбом вспучилась и явила утопленный грибочек подлитого бетона, а улица начала плеваться искрами, после чего все фонари в зоне видимости погасли. Это звучит странно и на ум может прийти небольшой столбик, но это был столб с фонарем, своей высотой достигающий третьего этажа. Следом за темнотой, буквально через несколько минут раздались звуки сирен скорой и пожарных, и мы начали убегать. Тогда мне показалось, что это из-за оборванной линии в тот же день, на сайте городских новостей, появилась статья про обрушение целого пролета в одном из домов у нас в городе. В то самое время, когда Сом вырвал из земли столб. И вновь эта новость прошла мимо меня, связывать это вместе было бы безумием.

Хронология трагедий восстанавливаться мною начала слишком поздно, когда ситуация вышла из-под контроля. До этого Сом если не звал меня лично, то регулярно выгружал на наш гугл диск свои «рекорды». Когда Сом согнул железную крышку канализационного люка - на местном хлебозаводе произошел пожар, когда разорвал корабельный канат – у нас в городе на «Стироле» случилась утечка аммиака. Попутно сами цели сомовских применений силы деградировали на глазах, его тянуло на то, что могло причинить людям неудобства или откровенно навредить им. В шутку он мог взять за бампер и перетащить в другой конец улицы припаркованную у обочины машину, или разорвать железные дверные ручки подъезда и завязать их в узел. Сайт городских новостей расцветал извращенным растением, где подобно бутонам были разного рода плохие новости.

Наверное, это так бы и продолжалось далее, он бы безумствовал, плохие новости выходили, а я бы и дальше жил в неведении. Сому же этого было мало, и он периодически делился со мной странными фразами, значение которых мне долгое время понять не удавалось. Так перед тем, как что-то гнуть, он мог сказать фразы в духе «Сойдет с рельсов» или «Потопом будет». Эти фразочки звучали по-детски и немного пугали. С момента нашего зимнего выступления и эпизода с тростью прошло три месяца, с того дня наши шоу Сома совершенно не интересовали. На фоне этого мы часто ругались и подолгу не общались, наша дружба в тот период была очень натянутой. Он постоянно говорил, что я не понимаю, что его публика важнее, но взять в толк, что это за публика, мне не удавалось. Ездить куда-то отдельно он точно не мог, периодически за день он постоянно мелькал на районе, и кто-то из наших общих знакомых всегда его видел. Завести отдельный канал, страницу в «инсте» или группу в «телеге» он сделать тоже не мог: первое, ему было просто лень, и второе, он регулярно загружал новые видео в общий гугл диск.

Такие вот странности копились, и не сказать что бесследно для меня, может поэтому мне и хотелось «по-кентовски» наконец с ним поговорить. Прояснить все моменты и недосказанности, и, наверное, этого делать не стоило, так как после этого мой мир первый и не последний раз изменился. В него вторглась «реальность», которая, как оказалось, хуже бредового сна, хуже нелогичного слэшера, в котором герои никак не могут добить поверженного злодея. «Реальность» абсурдна, и нелогична, и она продолжает навязывать себя, как единственно верное и безальтернативное пристанище, хотя на деле она не более чем поверженный злодей из слэшера, которому не менее глупые главные герои никак не могут прострелить башку.

Разговор с Сомом произошел в день, когда в нашем городе на завале в шахте погибло девять человек. Мы пересеклись у нас на районе, возле футбольного поля. Сом был воодушевлен и постоянно прыгал с темы на тему. Рассказывал что-то бессвязное, за лайнеры и самолеты, скоростные поезда, дельтапланы и воздушные шары. Мне сложно было понять, о чем мы вообще говорим, я всё пытался ему обосновать, что нам нужно думать, как заработать денег. Что это лето последнее перед финальным учебным годом, и нужно уже сейчас думать, как мы будем выступать дальше. «Дальше? Я уже выступаю! Ты что, не видишь? Неужели ты не понимаешь?» - говорил Сом и пристально смотрел на меня. Его взгляд выражал помешательство – Сом был не в себе. «Ты правда не понимаешь? Мне не нужна та публика. Надувать грелки и рвать ведра, гнуть гвозди – это не то. Они хотят другого. Они хотят настоящего. Они хотят большего. Им не нужны поломанные лопаты и согнутая арматура». На мой вопрос: «Кому - им?» Сом жутковато улыбался. «Ты пойми, я избранный! Это такая сила, это блаженство, это не передать словами! Высшая сила! Пик силы! Они дают мне силу». Вновь неприятная улыбка вместо ответа на вопрос «Кто они?». «Неужели ты не видишь? Помнишь, как лопнуло дерево? Тогда всё и началось, я могу влиять на мир, могу гнуть его, как одинаковые гвозди, могу влиять на людские жизни, им нужно это, а не погнутые швеллеры…» Его взгляд стал стеклянный, а голос какой-то звенящий. «Я могу завязывать в узел людские судьбы, или разрывать их линии предназначения, я могу всё, это невероятная сила, ты не понимаешь! Им это нужно!», тогда я не выдержал, его слова походили на блаженный бред: «Что ты несешь? Что можешь? Ты совсем поехал? Как можешь?! Сом, приди в себя!!», но вместо этого он лишь еще больше поддался энтузиазму, которой рос в нем по мере того, как он рассказывал мне весь этот сумбурный бред. «Давай я лучше покажу». Сом направился в сторону футбольного поля, подошёл к воротам, взял и стал вырывать их. Они вышли из земли без особых проблем, Сом посмотрел на них и что-то сказал, досконально расслышать что именно у меня не вышло, но кажется, это была фраза «Сегодня упадет самолет».

Признаться, меня его фраза сильно обескуражила, вызвала скорее смех, а потом вечером появилась новость про упавший самолет в трех километрах от города. Какой-то учебный кукурузник из соседнего «ПГТ», где была небольшая учебка, и тут мне стало немного странно. Тогда я скорее верил в совпадение, что он упал намного раньше, и как у нас часто бывает, трагедию просто скрывали и каким-то образом Сом узнал про это, так сказать, подшутил надо мной. Но что-то внутри говорило об обратном, некое сомнение на границе разума, и это сомнение набирало обороты. Вместе с этим во мне поселилась постоянная тревожность. Особенно когда я видел очередные видео Сома и после натыкался на какие-то новости про трагедии. Проблема была в том, что мне не удавалось точно вспомнить, что именно он сказал, когда вырывал из земли ворота. В воспоминаниях эта фраза постоянно трансформировалась, иногда он говорил: «Смотри, сегодня вечером упадет самолет», а потом мне удавалось убедить себя в том, что он имел в виду ворота и они должны полететь как самолет, когда он в конце их швырнул. Раз за разом внутри меня происходили странные споры. Хотелось восстановить тот эпизод поминутно, вспомнить каждую секунду. И, после очередного восстановления эпизода с воротами, в памяти всплыла очень пугающая деталь, которая отгонялась мною слишком назойливо. Это был один человек, который стоял поодаль и наблюдал за нами. Где-то мне уже доводилось его видеть…. Только теперь он был другой… не такой немощный… Это был тот дедок, трость которого Сом тогда сломал. Он стоял поодаль, и наблюдал за тем, как Сом вырывает ворота из земли, смотрел и улыбался.

С того дня этот дед периодически попадался мне на глаза у нас на районе, и хуже всего было то, что часто он терся вокруг Сома, когда тот что-то гнул и поднимал. Его мне удалось найти на многих видео, что Сом загружал уже после того эпизода с тростью. На видео он просто где-то стоял на фоне или сидел на лавочке. Связывал ли я тогда всё вместе: чудовищную силу Сома, которая в один момент стала выходить за рамки, трагедии, что происходили параллельно или после его «рекордов», и появление того деда, трость которого Сом сломал на нашем выступлении? Наверное, нет. Но всё это как-то само варилось в моей голове, намекая на бессознательном уровне о неправильности происходящего.

Тогда уже мне пришлось задаться вопросом: насколько велика вероятность того, что я просто сошел с ума? Без предшествующего и веских причин. Просто так, как по щелчку пальцев. Спятил – и просто не заметил этого. Периодически чаша весов моего сомнения склонялась в пользу этого, а потом был очередной момент с катастрофами. Сом тем временем пропал окончательно.

Телефон его постоянно был «не абонент», новых видео он не загружал. Из наших общих знакомых, на улице его никто особо не видел. Сложно сказать, что именно происходило в то время: с одной стороны, мы вроде как не ссорились, но общаться стали намного реже, было какое-то напряжение, что ли. Да и для друзей детства это вполне нормальное дело - по несколько недель не общаться. Попутно с этим, мы с родителями должны были ехать на море, лето как-никак. И как-то мне было особо не до Сома. Нет, конечно, странные мысли о происходящем не покидали меня, но они были не более чем сомнения, подчеркну – не более чем не сформулированные сумбурные догадки и сомнения. Так я и уехал с родителями отдыхать, на две недели, а когда вернулся, то словно попал в кошмар, который начинает жутко трансформироваться по мере того, как ты пытаешься проснуться. Спиралевидно преобразовывая весь мир в нечто, что вызывает ужас независимо от того, есть к этому предпосылки или нет.

Всего через пару дней после моего возвращения во дворе ко мне подошла тетя Лена, мама Сома. Она очень витиевато стала спрашивать, всё ли нормально со Славиком (так звали Сома). Намекала на его странное поведение, спрашивала, не знаю ли я, куда он постоянно целыми днями пропадает. Не принимает ли он какие-либо наркотики. Мог ли он связаться с плохой компанией или вляпаться в криминал. По её словам, Сом начал очень плохо выглядеть, исхудал, кожа стала сильно бледной, а лицо осунулось. С ней он практически не разговаривает, а сразу куда-то уходит, стоит ей застать его дома. Тетя Лена работала в цеху полуфабрикатов, почти без выходных, домой приходила под вечер и часто не пересекалась с ним дома. Сом, по её словам, не приходил домой ночевать, а если всё же ночевал, то, как только он вставал с кровати, тут же собирался и вновь куда-то бежал. Как мать она очень переживала за него, и просила поговорить с ним.

Но Сом действительно был неуловим. Телефон его давно был выключен, а если кто из знакомых его и видел, то только издалека, когда Сом куда-то шел. Как друг я тоже начал за него переживать, и пытался найти его, однако все мои поиски были бесполезны.

Так прошла еще пара недель, лето начало подходить к концу, тетя Лена всё чаще звонила и спрашивала, поговорил ли я со Славиком. Поиски не давали результатов, да и как-то давило это на меня, может руки опустились, не знаю. Плюс еще неоднозначные мысли насчет катастроф и его ненормальной силы. Совокупно под всеми этими предлогами мне и удалось убедить себя, что париться не следует, как и искать его. Не прошло пары дней, как один наш бывший одноклассник, что ушел после девятого класса в ПТУ, сказал, что видит Сома почти каждый день, когда ходит рыбачить на городской водоканал. Что он целыми днями стоит на заброшенном «Машзаводе». «Стоит?» - удивленно переспросил я, на что получил утвердительный ответ.

«Машзавод» был недалеко, и сразу после нашего разговора я пошел туда. Сом действительно был там, бывший одноклассник не соврал, он правда стоял там. С вознесенными руками к небу. Уже вечерело, и мне казалось, что он принимает какие-то солнечные ванны и тому подобное. Быть может, каким-то образом Сом научился питаться энергией солнца, и с его заходом, он пойдет домой.

- Тебе лучше уйти, - вместо приветствия сказал мне Сом.

Он стоял перед огромным техническим бассейном, который был полон черной густой массы антрацитного цвета. Эта жидкая смола, солярка или смесь всех возможных отходов топлив была тут всю мою жизнь. Еще в детстве мы кидали в неё кирпичи и камни, когда делали первые успехи в выталкивании тяжелого веса. За нашу жизнь в этот заполненный черным густым топливом бассейн мы успели выкинуть половину заброшенного завода. Бросали туда всё – кирпичи, железяки, валуны, шлакоблоки, бетонные балки. Но черная гладь как оставалась непоколебимой тогда, такой она была и сейчас, он словно был бездонен. Именно перед этим бассейном, на краю парапета, с протянутыми к небу руками и стоял Сом.

- Что ты делаешь? – спросил я.

- Тебе правда лучше уйти… - будто отчаявшись, ответил он.

Мне хотелось задать ему столько вопросов, поговорить по-дружески, хоть мне и не нравится эта формулировка, но поговорить и «по-пацански», без обиняков. Озвучить ему свое безумие, которое крутилось у меня в голове, все свои догадки, спросить, не продал ли он душу Дьяволу, и какого черта вообще происходит. И пока всё это кипело во мне, нечто странное начало происходить вокруг, подул ветер, мелкая пыль стала взлетать в воздух. Одновременно с этим Сом издал сдавленный звук, какой от него можно было слышать, только когда он брал очень тяжелые веса. Начало темнеть, и вместе с этим густая черная масса бассейна принялась едва уловимо вибрировать. Всё изменилось за считанные секунды. Сом пыхтел и изо всех сил пытался не упасть, его ноги медленно разъезжались, а руки, покрытые сотней вспученных вен и натянутых жил, понемногу уходили вниз. На него словно что-то давило сверху. Что-то гигантское и необъятное. От всего этого становилось страшно, я понимал, что что-то происходит, что-то незримое и непонятное, так же не менее жутко мне становилось от осознания того факта, что и помочь ему я никак не могу. Пока он балансировал на дрожащих ногах, я ходил рядом и боялся до него дотронуться: стоял он еле как и был на грани того, чтоб упасть прямиком в бассейн с отходами топлива. С него капал пот, а часы, что были на руке, не переставая отбивали быстрый ритм от звона браслета. Помочь физически ему было нечем, поэтому мне хотелось обратиться к его разуму. В жизни называть Сома по имени я мог только тогда, когда мы сильно ссорились, либо когда всё было очень серьезно. Сейчас был второй вариант.

- Славик… Слав… - говорил я, надеясь достучаться до него. - Слав, что ты делаешь? Пойдем домой. Твоя мама за тебя переживает, пойдем…

- Ты не понимаешь… я должен держать… - говорил он, еле-еле выговаривая слова, словно будучи придавленный огромным весом.

- Слав…

- Я… дол… жен… дер… жать…

- Слав, ну не гони, что ты должен? Кому должен? Пойдем домой, - просил его я.

- Я… дол… жен… дер… жать… дол… жен… - пыхтел он.

- Что держать, Слав? Что? – с подступающим необъяснимым страхом спрашивал я.

- Я… дол… жен… дер… жать… дол… жен… дер… жать… дол… жен… дер… жать… НЕБО, - выдохнул он.

- Слав…

- Я должен держать небо…

- Слав ты ничего не должен, пойдем домой, ну хорош, не гони.

- Ты не понимаешь, я должен.

- Кому ты должен, Слав? Кому?

- «Им».

- Кому «Им»? Перестать, ну реально хорош, тебе просто нужно отдохнуть. Ты слишком устал. Хватит. Пойдем.

- Я не могу опустить руки, ты не понимаешь, я должен держать небо.

- Слав, просто пойдем, опусти руки, вот увидишь, ничего не произойдет. Просто опусти руки, пойдем домой.

Мне начало казаться, что мои слова работают, и он всё больше «оживал», слушая меня, выходил из своего полугипнотического состояния. Казалось, внутри себя он борется с сомнениями.

- Пойдем домой. Опусти руки, - просил я.

- Я должен держать небо, - уже более спокойным тоном говорил он. – Держать небо, - полушепотом продолжал Сом.

- Давай, ничего не будет, - сказал я, и стал тянуть одну из рук Сома вниз.

Всё его доселе выраженное в теле напряжение начало уходить, и он стал расслаблять поднятые вверх руки. Сначала, с моей помощью, опустил одну, затем неуверенно другую.

- Пойдем, - я помогал ему спуститься с парапета перед черным бассейном на землю.

Он спрыгнул и на задубевших ногах стал, еле шагая, идти.

- Вот видишь, всё хорошо, ничего не случилось. Пойдем домой.

Впервые за долгое время мне показалось, что наконец всё решилось и мир вернется в прежнее русло нормальности. Сом очень медленно шагал рядом, пребывая в прострации. На улице уже давно потемнело, и черная гладь бассейна отражала ночное небо. Бледная, словно пьяная, луна размазанным пятном была в одном из его углов, за ней тянулся её длинный, будто позора, шлейф, как след рвоты, оставленный пьяницей на земле. Идеальная и однородная поверхность черного бассейна отражала и несколько точек звезд. Словно мелочь того пьяницы-луны, который перед тем, как оказаться здесь, бесконечно падал, пока не рассыпал всё своё скудное богатство по бескрайней небесной земле. Отражая всё это, черная гладь начала вибрировать, а её сюжет - бытовая трагедия, что развернулся в рамках однородной глади бассейна, принялся показывать новые детали. Синие полоски, которые проносились с немыслимой скоростью, вспышки света. Сначала их было несколько, они с разными интервалами появлялись буквально на долю секунды, после чего исчезали. Затем этих вспышек становилось всё больше и больше. Совсем скоро собой они заполнили всё видимое пространство бассейна, и тогда я поднял голову вверх, на ночное небо. От увиденного мои ноги стали ватными. Сотни вспышек озаряли ночное небо. Бессчётное количество комет пролетало над нами. Сом что-то говорил, но я не слышал его, мне было страшно. Почему-то это зрелище, которое должно быть невероятно красивым, вызывало во мне дикий ужас. Мои волосы вставали дыбом, а голос, который хотел закричать «бежим», предательски куда-то провалился. Небо продолжало вспыхивать миллионами проносящихся комет. Всё это длилось несколько минут, после которых ночное небо вновь стало самим собой. Синяя луна как ни в чем не бывало спала, а звезды безразлично были. Черная гладь бассейна продолжила отражать ночное небо, черноту, теперь уже без луны и без звезд. Тогда это не показалось мне странным, быть может на фоне такого потрясения я даже особо и не запомнил то, что увидел в черной глади. Но именно тогда всё изменилось окончательно, а для Сома настал конец.

После того случая мы вернулись к нам во двор и разошлись по домам. Говорить сил не было, думать тоже. До самого момента провала в очень короткий и неприятный сон меня не покидала мысль, что всё это время там, на территории заброшенного «Машзавода», где-то сбоку был кто-то третий, кто наблюдал за нами, и мне доводилось его пару раз там видеть. Кто-то очень знакомый, похожий на того старика с тростью. Однако как бы моя память не напрягалась, вспомнить его не получалось.

На следующее утро я зашел за Сомом к нему домой. Пытался узнать, что это вообще нахрен было, и может ли он объяснить, что происходило последние полгода. Сом пытался, говорил, что он будто был не в себе, не контролировал себя, он старался как-то рассказывать про то, что он пережил, но толком не мог формулировать свои мысли. Постоянно запинался, к середине повествования забывал, о чем он хочет сказать. Было видно, что ему тяжковато. Внешне он действительно исхудал, стал выглядеть так как раньше, до того, как неведомым образом окреп и распух. На кухне мы попили чай, и Сом хотел было пойти одеваться, чтоб идти на улицу, как вдруг присел и схватился за левый бок. Издав болезненное мычание, он какое-то время посидел в скрюченной позе, а затем поднял футболку. На его левом боку было красное пятно, которое очень быстро переходило в синий цвет. Тогда мне подумалось, что он просто ударился обо что-то, пока шел из комнаты в комнату, и сам того не заметил. Сом еще немного посидел, а затем, придя в себя, оделся, и мы пошли на улицу.

Как только мы вышли со двора, мой взгляд зацепился за одно знакомое лицо в окружении бомжей, что терлись около пары мусорных баков. Тот дед с тростью, он смотрел в нашу сторону, на Сома, и нескрываемо радовался. От нас они были не сильно далеко, поэтому его «Привет, Славик!» мною расслышано было отчетливо. Сом, будто предвидя мой вопрос, первый спросил у меня: «А кто это?». Пока в мой голове обрисовывалась примерная картина происходящего, и как лучше ему попытаться рассказать то, что последнее время смутно складывалось у меня в голове, Сом вновь издал сдавленный звук, и схватился за ногу. Там было похожее покраснение, как на его боку, будто он ударился. Не успели мы толком отойти от нашего района, как он вновь «ойкнул» и уже держался за плечо. В тот день у нас так и не вышло пройтись и как следует всё обсудить. Сом сказал, что ему нездоровится, и пошел домой. Быть может, это был последний момент, когда Сом был самим собой.

Наутро он уже сам позвонил мне и попросил зайти. С порога меня встретило бледное подобие человека с замученным взглядом. Было видно, что он не спал всю ночь, а затем он мне показал то, что подтвердило мою догадку, и причину, по которой он не спал. В разных местах на его теле были пунцовые синяки. Было в них что-то странное, и мне никак не удавалось понять, что, но некая догадка, которую я так и не озвучил при нем, зрела сама. Что это были синяки с обратной стороны. Будто они каким-то неведомым образом были нанесены из нутра, а не снаружи. Потом Сом поднял руку, и мне по-настоящему стало неуютно и страшно. В районе его подмышки виднелся отчетливый укус. Только форма отпечатавшихся зубов, сама окружность была немного неправильной, вытянутой и слишком большой. Словно его укусил ботинок сорок пятого размера, не буквально, но по длине следа это было похоже.

- Ты где ночью был? – пытаясь сохранять спокойствие, спросил я.

- Дома.

- А что произошло, почему ты весь побитый какой-то?

- Не знаю, я спал, лег почти сразу как пришёл и проспал до утра.

- Ты случайно ночью ничего не чувствовал? Ничего странного, или очень болючего? – спросил я, намекая на укус. Озвучивать свои догадки было как-то страшновато.

- Не, болит только всё. Ужасно болит. Я, наверное, сегодня тоже дома побуду.

Мы еще немного посидели на кухне, мне хотелось его поддержать, но говорить было толком нечего. Мысль, что эти синяки и чудовищный след от укуса не снаружи его кожи, а будто внутри, не могла выйти из моей головы.

На улице мне попался на глаза тот же дед. Теперь он спокойно сидел на лавочке поодаль и смотрел на наш дом. Увидев меня, он вроде как приободрился, начал улыбаться. От взгляда на его зубы в голове всплывала картина огромного следа от укуса на теле Сома. Челюсть деда была намного меньше, чем та пасть, которая оставила на теле Сома укус. Но было в этом деде что-то слишком отталкивающее. Такое, от чего волосы на теле начинали вставать дыбом, а глаза спасались бегством. Почему-то мне было как-то жутковато на него смотреть, хоть внешне это был самый обычный дедок.

Вечером мне захотелось вновь проведать Сома, но тетя Лена, открывшая мне дверь, сказала, что у Славика температура, весь день ему было очень плохо, а сейчас он вроде как уснул.

Следующим днем, утром, первым делом я пошел к нему. Сом выглядел очень плохо, было видно, как ему тяжело, он еле выговаривал слова. На его теле появилось несчетное количество следов от укусов и царапин. Все они были нанесены ему словно из нутра, из его тела. Внешне они выглядели жутко, мне было искренне по-человечески его жалко, и также по-человечески страшно от подступающего осознания того, что происходит. Захотелось свежего воздуха, и я открыл окно. Вид из комнаты Сома выходил на гаражи и часть футбольного поля, по самому краю поля были высажены редкие тополи, а за ними пара железных мусорников. Там, рядом с ними, стоял тот дед и смотрел прямиком на меня. Он улыбался, и по мере того, как его улыбка росла, Сом издавал всё более сильные крики от боли. Зашторив окна, я посоветовал Сому обратиться как можно скорее в больницу, но он лишь бессильно кивал головой, а сам словно засыпал на ходу.

Видеть то, как он на глазах умирает, было очень тяжело. В такие моменты подходящие слова куда-то исчезают. Сказать толком нечего, и приходиться проникаться ужасом и страданием, к которому ты по своей человеческой природе не готов. День ото дня его состояние ухудшалось, было тяжело осознавать, что помочь ему нечем. Один раз я уже помог ему, и после этого с ним и начала происходить вся эта жесть, поэтому в основном моя помощь заключалась в присутствии. Так я стал свидетелем самых жутких и противоестественных вещей, которые не должны существовать в нашем мире ни в какой форме.

Уходя на работу, тетя Лена просила меня проведывать Сома. Она дала мне одну пару ключей, и попросила, если что, греть ему еду и давать пару таблеток, которые им выписали в больнице. Диагноз Сому так и не поставили, после полного обследования врачи выявили, что характер травм и повреждений получен механическим путем, и всё лечение ограничилось жаропонижающим и бесполезным средством от боли на основе парацетамола.

Если в первые дни, когда мне доводилось навещать Сома, он в основном спал, то вскоре в его квартире начали происходить поистине жуткие вещи. Однажды, пока я грел ему суп на кухне, из его комнаты раздались непонятные хрипы. Зайдя к нему, я увидел следующую картину: Сом сидел на своей кровати и двумя руками держался за её нижнюю часть, его голова была повернута вбок под таким углом, будто её кто-то тянул. От этого мне стало не по себе.

В другой раз он сдавленно мычал с заведенными руками за спину, будто кто-то невидимый заламывал его. Сом периодически приходил в сознание, пытался говорить, и от того, что он озвучивал, мне было не по себе.

- Можешь передвинуть шкаф под турник? – слабым голосом просил он.

- Зачем?

- Чтоб «они» не вылазили из пятна на стене.

- Не вылазили? – спросил я и посмотрел в сторону засаленного темного пятна на обоях под турником.

- Да, «они» и сейчас здесь.

- «Они»?

- Да.

- Слав, нет никаких «их», - со страхом отвечал ему я, но больше для того, что успокоить себя.

- Ошибаешься… Ты же сам «их» видел, помнишь тот свет в небе, те кометы? Это были «они», я не справился, и теперь меня наказывают…

- Да кто наказывает? С чем не справился?! – не выдержал я.

- Я сдерживал «их», такова моя судьба.

- Слав, нет никакой судьбы, ты сам себе судьба, нет никаких «их», ты выздоровеешь и всё будет нормально.

- О нет, «они» есть. Неужели ты не чувствуешь? Сейчас «они» прямо перед тобой, всмотрись повнимательнее.

Тишина в комнате стала липкой, а стены будто сузились. Темнота в углах начала тянуться друг к другу, и едва уловимый холодок прошел по моему телу.

- Чувствуешь? Ты главное не пытайся бороться, «им» это нравится.

Но я боролся. Подступающий страх заполнял моё тело, хоть внешне мне хотелось сохранить спокойствие. Периферийным зрением удавалось различить нависающую над правым плечом длинную пасть. Мне даже не нужно было поворачивать голову, чтоб увидеть, как эта хрень смотрит на меня.

- Видишь, да? – спросил Сом и начал кашлять.

Произносить что-либо вслух было страшно. Даже Сом стал каким-то очень пугающим. Он периодически что-то говорил, но его слова пролетали мимо меня. Его слова остались где-то там, после того как мой расфокусированный взгляд уловил что-то еще. Не менее неправильный силуэт в противоположном конце комнаты. Он был в темноте правого угла, стоял в покорёженной позе, словно мое внимание заставило его замереть. Комната Сома стала настолько темной, что разглядеть его мне не удавалось, хоть на улице была середина дня. Тогда у меня и сдали нервы, тогда я и сбежал.

Тетя Лена каждый день звонила мне, просила навестить Славика. От стресса и горя, она словно пыталась абстрагироваться от мира. Не желала ничего делать, замкнулась в себе, имитировала нормальную жизнь, хоть все было далеко не нормально. Мне сложно судить, быть может она тоже немного тронулась рассудком. В квартире везде валялись детские фотографии Сома. Ей словно хотелось вернутся в то время, когда он был ребенком. Она упорно не хотела замечать все что творилось вокруг, просила меня проведать Сома с таким легкомыслием, будто у его была ветрянка. Ему уже тогда была нужна серьезная помощь, а не мои проведывания. На меня все это давило не менее сильно. Стоило мне подняться на его этаж, парализующий страх одолевал меня. Как только ключ попадал в замок, периферийное зрение улавливало что-то темное сбоку, затылок начинало покалывать, а желудок съеживался. Мне становилось страшно.

Пару раз я так и уходил, не решаясь зайти внутрь. А потом так же сам, стоя перед дверью, услышал полный боли крик Сома. Без раздумий влетел в квартиру и увидел, как Сом сидел на полу с переломанной в колене ногой. Пальцы его ноги касались лба, и будто норовили выдавить ему глаза, он из последних сил держал свою ногу. Всего секунды взгляда на это мне хватило, чтоб понять, что и его голову будто кто-то незримый давит на пальцы ног. Пытаясь как-то разжать скрученного Сома, стал помогать ему. Сколько всего мне доводилось гнуть, толкать и поднимать в жизни, но такого… Это было настолько тяжело, как разжимать окружность пустой трубы, как пытаться разжать корни тысячелетнего дерева. Он вообще никак не реагировал на мои усилия. Две его руки сдерживали сломанную в колене ногу, которую «что-то» хотело вдавить ему в глаза. А потом раздался еще один хруст, после которого Сом обмяк. Его вторая нога переломалась в колене, и зависла в воздухе. Кто-то невидимый держал её.

Я сразу вызвал «скорую», и Сома увезли в реанимацию. Всю ночь сон избегал меня, каждый раз вместо него перед глазами всплывала картина ноги, которая зависла в воздухе, а затем хруст. Этот хруст периодически повторялся, уши самопроизвольно слышали его, раз за разом прогоняя любые намеки на сон.

Не знаю почему, но из больницы Сома выписали меньше чем через месяц. Его мать говорила что так ему будет лучше, она все больше походила на сумасшедшую. Называла его жуткие увечья вавками, и говорила что Славик бо-бо. Я помог ему добраться на третий этаж и попасть в квартиру. Врачи недоумевали от того, как он умудрился сломать обе ноги, да еще так сильно. Сам же Сом снова был в прострации. Он толком не говорил даже, лишь тихо мычал, когда что-то незримое вновь начинало происходить с ним. А через день, когда мне нужно было его навестить, с ним вновь произошло то, от чего мой рассудок пошатнулся. Его руки начали заворачиваться в узел. Переломанные в локтях и вывернутые из плечевых суставов, подобно веревкам. Сом даже не кричал, лишь пристальнее вглядывался куда-то в пустоту, куда-то сквозь меня. В его взгляде что-то было, нечто большее чем страх. Он осознал какую-то важную истину, о которой так и не успел рассказать мне.

После этого эпизода его увезли в больницу, с которой он так и не вернулся. Он умер через четыре дня. В тот день, после его поступления в реанимацию меня задержали. Полиция хочет пришить мне три статьи, и сейчас я на подписке. Единственное, что спасает меня, так это показание тети Лены, мамы Сома. О том, что происходило, мы никогда не говорили с ней, но, кажется, она также успела что-то понять, когда ухаживала за ним. Понять или увидеть…. Может поэтому она так много свидетельствует в мою пользу.

Ситуация резко изменилась после того, как врачи провели вскрытие Сома. Метастазы. Онкология. Пятая стадия рака. По их словам, рак сожрал его изнутри. Всего за пару недель. Мертвый Сом стал достоянием областных врачей, которые продолжали съезжаться в наш город в течении недели. Всё это время они потрошили и резали его. На похоронах, в гробу лежала крошечная сшитая из кожи кукла. В своих извращениях те кто был связан с больницей, шагнули дальше всех. Что-то заинтересовало в случае Сома академиков по всей стране. По чуть-чуть они брали его ткани, а потом, когда тело уже нужно было хоронить, обнаружилось, что у него нет ног и рук, и никто ничего не знает. Гроб Сома был чуть больше метра длинной, как у ребенка.

Всё это время жизнь вокруг продолжалась. Мне приходилось ходить на бессмысленные пары в технарь, возвращаться домой и смотреть в пустоту монитора. Мои родители предлагали мне походить к психологу, но мне было как-то стыдно. Кроме Сома, у меня никогда в жизни не было друзей. Мы общались так давно, что были как родственники, понимали друг друга без слов, а теперь он умер, и не просто умер, а был убит. Чем-то неведомым и страшным, и всем плевать. Люди шепчутся за меня, говорят разное. Но мне главное, что тетя Лена верит мне. Её обвинения меня бы добили. Хотя после того что было, психическое здоровье тети Лены вызывает большие вопросы.

Если вы думаете, что это конец истории, то, наверное, вы так ничего и не поняли.

Это когда вам все в деталях описали, со стороны, кажется что все очевидно, а мне тогда, то что происходило, было далеко не очевидно. Да даже с тем дедом было не очевидно, чего говорить. В конце сентября, во дворе, он вновь попался мне на глаза. Вся накопившаяся злоба, вся боль заставили меня схватить его за шиворот и закричать ему в лицо:

- Я ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТЫ!!!

- Дяденька, вы меня с кем-то путаете, - жалобно проговорил он.

- Не придуривайся! Я знаю, что это твоих рук дело, всё началось из-за тебя!! – продолжал я.

- Дяденька, ну пустите меня, пожалуйста! - вновь по-детски пропищал он.

- Я видел тебя тогда там, на заводе, ты был там! Я знаю про вас, про те кометы! Это вы убили его, твари! Ты и те… - кричал я, и не находил слов от злобы.

Дед вдруг поменялся в лице, из испуганного его вид перешел в задорный, и он начал смеяться.

- Ну и что ты можешь сделать? Что? Ничего ты мне не сделаешь! – кривляясь, сказал он и залился хохотом.

- Я… я… я тебя сейчас до смерти захаркаю, ты пидарас дурной!

- А ну давай, ударь меня! Ну же, ударь меня! Давай, вижу, что ссышь, спорим, слабо тебе? Давай! Ударь! – с тем же тоном и задором, которым он подговаривал Сома тогда сломать трость, он отвечал мне.

Ко мне вдруг стало подходить осознание того, что стоит мне его ударить, и произойдет нечто похожее, как было с Сомом. Дед продолжал кричать: «Ударь меня, ударь! Ссыкун! Спорим, зассышь ударить?!». Всё окончательно сложилось в моей голове, и словно прозрев, я ответил ему:

- А я стариков не бью.

- Стариков? – он залился еще более неестественным и надрывным хохотом. – Ты так меня видишь? – спросил он, и его голос стал звучать намного тоньше. Как у ребенка. – Присмотрись внимательнее, - сказал он все тем же пищащим голоском.

И я присмотрелся, да вот только сказать уже было нечего. Передо мной был ребенок, мелкий пацан, который заливался звонким хохотом. Пока я стоял и старался хоть как-то убедить себя в нереальности происходящего, мелкий вскочил, сжал руку в кулак и выставил большой палец вверх. С этим выставленным вверх большим пальцем он начал бежать вниз по двору, и со всей силы кричать:

- Тай! Тай! Налетай! В интересную игру, а в какую не скажу… – и, продолжая кричать, он исчез из виду в окружившей его толпе детворы со двора. А затем его голос прокричал:

- Давайте кто быстрее добежит до того дома….

И мне было страшно представить, что может скрываться за подобными безобидными детскими играми.

Этот уродец продолжает гулять с детворой в нашем дворе, зовет их прыгать по гаражам и палить костры. Сделать с этим, увы, я ничего не смогу. Окружающие продолжают шарахаться от меня, люди больше любят слухи, чем правду. Так как правда скучна и порой слишком не логична.

Мне хотелось начать жить дальше, отпустить то, что случилось, смириться с утратой своего друга, Сома, и я прилагал чудовищные усилия для этого. Даже какое-то время хотел возродить канал на ютубе. Загрузил пару видео на канал в память о Соме, а на следующий день на нашем общем гугл диске появился новый файл, который был загружен Сомом. Тетя Лена загрузить что-либо туда точно не могла, её познания в компах ограничивались выключением монитора вместо компьютера. Мысль про то, что аккаунт взломали, или это получившие его комп следователи, показалась мне наиболее логичной, а потом я увидел, что было там. Видеофайл, двенадцать минут длиной. Видео битое, файл не проигрывается, но сомневаюсь, что мне хватило бы смелости посмотреть его, если бы оно запустилось.

У меня вышло только пристально рассмотреть превью самого видео. Случайный фрагмент, который проигрыватель выводит на обложку файла. На нем Сом в своей комнате, без рук и ног, висит в воздухе в центре помещения. Его взгляд невозможно разглядеть, качество картинки слишком плохое, видно лишь его, и черноту окна, что за ним.

С того дня мир в очередной раз открылся мне с другой стороны, оголил свою неправильную суть, показал, что он не более чем паразитарная форма, что заставляет верить в свою реальность. Он убедил меня в том, что есть кто-то помимо нас, кто-то очень страшный, и он разрешает им быть, уживается с ними, а быть может существует только для них. Мир убедил меня в том, что есть места, в которые мы попадем после конца, где мы продолжим существовать, что там даже не ад или рай, а комната как в случае Сома. Такая же как была при жизни, только теперь с ободранными обоями и вечной чернотой за окном. Мир показал мне, что ему плевать, будет его кто-то разоблачать или нет. Что он и не должен быть логичным, как и вся наша жизнь.

Мое моральное оскотинивание заставляло меня всматриваться в превью картинки очередных новых битых видеофайлов, которые отныне кем-то загружаются каждый день на наш с покойным Сомом гугл диск. На каждом из них удается различить висящего в центре комнаты Сома. Его тело примерно такое, каким оно было в гробу на похоронах. Маленькое, без рук и ног. Вокруг него какие-то ржавые решетки и стены с ободранными обоями. Это всё еще его комната, та, что была при жизни, только немного другая, неправильная. В углу вместо кровати куча сложенных стопкой кирпичей, которые повторяют форму кровати, а на том месте, где была дверь, сплошная серая стена. Только окно осталось на своем прежнем месте, но за ним всегда темно. Что-то мутное, грязное пребывает с ним в кадре, тень или силуэт. Рассмотреть его не выходит. Картинки превью на каждом новом видеофайле всё хуже и хуже, ровно как и то, что, как мне кажется, происходит в самих видео. Будто этот страшный размазанный силуэт раз за разом делает с Сомом жуткие вещи. Этих видео успело загрузиться очень много, и довольно быстро картинки превью ухудшились, как мне кажется, до качества фоток с мегапиксельного телефона. Разобрать, что происходит в кадре, едва удавалось. Мне приходилось очень долго на них смотреть, чтоб разглядеть, что через тело висящего в воздухе Сома проходят цепи.

Перед тем как качество превью перешло в мутный серый квадрат, был еще один, мой «личный» последний видеофайл. Картинка на нем напугала меня больше всего - там была просто пустая комната. Все файлы, что грузились дальше на диск, не имели расширения «.avi». Не знаю, загружается на него что-то сейчас или нет, с того дня я поклялся себе: больше никогда туда не заходить.

Забыться у меня также не выходит. Бегство вряд ли поможет. Каждый день мне хочется наконец попасть за город, на свежий воздух, куда-нибудь подальше от людей. Все мои прогулки на улице были максимально банальны. В основном я ходил в те места, которые для меня что-то значили. Где мы гуляли вместе с Сомом в детстве. Такие места помогали на мгновенья исчезнуть из отвратительной нынешней «реальности» и давали ложное чувство жизни. Меня все чаще тянуло к школьному двору, к району, где был наш садик, к паре заросших терриконов, на которые в юности мы взбирались ежедневно. К заброшенному «Машзаводу». На его территории мне становилось особенно грустно, ведь именно после моей «помощи» все полетело к чертям. Там я вспоминал Сома, живого, как он бежит с огромным камнем и кидает его в бассейн с черными отходами топлива. Как бассейн издает смешной звук и покорно проглатывает камень. Как темная масса успокаивается и становиться однородной гладью, и мы смотрим на наши отражения, лица детские, веселые. А теперь в этом отражении я один. В нем нет ни Сома, ни луны, ни звезд. Оно больше ничего не отражает, только меня. Мне все больше кажется, что нормальный мир остался где-то там, и Сом держал его на свои плечах. Сейчас же все утонуло, в мазуте, в глянцевом топливе. Небо, луна и звезды. Что с Сомом на самом деле ничего не случилось, просто этот мир стал таков, и для него это нормально.

Сом был жизнерадостным человеком, ему было всего двадцать три года. В своей жизни он ни разу не пробовал пить, курить и уж тем более наркотики. Он мечтал о семье, о детях, о том, что он оставит наследие. Ему хотелось верить, что всё это не зря. Теперь он мертв, и это очень страшно. То, что с ним произошло и происходит, хуже любого кошмара. Он верил, что мы сможем подчинить себе жизнь, как у нас непременно получится и будет своё шоу, но теперь мне очень жутко от мысли, что он вынужден быть вечным участником какого-то неправильного, противоестественного действа. Где «что-то» или «кто-то» грязный неспешно ходит вокруг него. Что они делают с ним ужасные вещи. Как они проверяют его на прочность. Издеваются над его висящем на цепях телом, в котором отсутствуют конечности. Рвут плоть на куски, снова и снова, а «вечность» наблюдает за этим, как единственный больной зритель. И это уже «её» шоу. Шоу Силачей.

Текущий рейтинг: 66/100 (На основе 63 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать