(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Туманность
Когда появляется тревога, и мне непонятно, отчего ей взяться, возникает чувство нереальности происходящего, и дом мой — не мой, и я — не я. С экрана транслируется какое-то шоу, и вроде не должно его здесь быть, не подходит оно ни под обстановку, ни под настроение, а всё равно смотрю. Смотрю и думаю, что все показанные люди там уже мертвы, а если и живы, то выглядят совсем по-другому — время не щадит никого, ему всё равно, только тянется оно немыслимо долго, когда ему бы лучше незаметно пройти. А мне бы сейчас уснуть — и с утра это странное чувство будет лишь воспоминанием, и уже не так страшно, только знаю, что оно повторится, не раз и не два.
На балкон выхожу — вроде спокойно, свет везде включён, в доме напротив квартиры горят, а тревога не отпускает, и ничего с ней не сделать — только поспать, но ведь надо дожить, надо переждать, потому что лягу спать вот так — и в голову всякое неприятное начнёт забираться, о прошлом и о будущем. И о родственниках, которые в настоящем гниют в могилах — интересно, как они сейчас выглядят?
У каждого бывают сны, когда мёртвые оказываются живыми, и хоть мозгами понимаю, что не может этого быть, всё равно придумываю оправдания. Значит, я ошиблась. А может, это какой-то робот, имитация человека. А может, он умер, но сейчас вокрес и вернулся, и скоро снова умрёт, но сейчас-то он здесь. И поутру непонятно становится — живы эти люди или мертвы, и в первые секунды витает маленькая надежда, что всё произошедшее — правда. А потом остатки сна сметает нежеланное необходимое пробуждение, и всё становится как раньше.
И всё же я иногда спрашиваю себя: действительно ли я в сознании? Не нахожусь ли я в сверхреалистичном сне, от которого потом проснусь — а всей моей жизни не существовало? Как бы потом не забыть чего важного. Или лучше бы забыть.
Но сны — это хорошее, всегда интересное, хоть и абсурдное. Жаль, что сделанные во сне фотографии навсегда утеряны, никакой чёткой картинки — одни лишь смутные воспоминания. Там красиво: цветное солнце высоко в облаках, разложившееся на ветках большого симметричного дерева; смешные крошечные грибы-мухоморы, растущие в пучках пшеницы; почему-то повешенная на фонарном столбе девушка, настолько красивая, что не могу остановиться, делаю одну фотографию за другой. И она живая, и её спрашивают, будет ли спускаться, но она не хочет.
Однажды мне приснилась странная лестница на детской площадке в парке моего детства. На неё можно было без труда забраться, но спуститься — только прыжком. А с неё было видно необъятный город, парящий в воздухе. И дети там играли в догонялки, и прыгали со здания на здание, а мне надо было вниз. А я боялась прыгать. Так и осталась там быть, вцепившись за последнюю металлическую трубку с облупившейся синей краской.
Когда я была довольно маленькой, в нашем провинциальном парке не было красивых детских площадок с цветными каруселями и домиками; всё, что нам тогда оставалось — терроризировать давно неработающие аттракционы. Большие, тяжёлые лодочки — рядом с ними ещё оставались рычаги, которые когда-то приводили их в движение. Они мерзко скрипели своими механизмами, когда любопытные дети подбегали их потрогать-подвигать. Сами же лодочки приходилось раскачивать вручную, и занимало это мучительно долгое для ребёнка время, зато летели мы высоко, и, несмотря на постоянный скрип, весело проводили время. Или, может быть, скрипа не было. Я его не помню, я его не замечала.
За этими остатками лунапарка находилась небольшая зона с кустами, где мы однажды нашли брошенную женскую сумку. Не помню её цвета, но помню, что она была изрезана изнутри, а в кармашках мы нашли небольшой свёрток серой туалетной бумаги, а также маленькое круглое зеркальце, которое одна из девочек сразу же присвоила. Эту историю мы потом пересказывали со страшными выдуманными подробностями, обязательно добавляя детали про найденную внутри сумки кровь. Невероятное событие для группы младшеклассников. А лето продолжалось, и всё вокруг пахло акациями, и летучие мыши тоненько пищали над нашими головами, и кто-то жёг костры, и это было привычным, собой разумеющимся, совсем не таким, как сейчас, когда за окном январь, а кто-то всё так же пищит, и запах костра появляется в комнате, а комната в доме, а дом в мегаполисе. И непонятно мне — горит что-то, или это сон, или всё остальное — сон, а я сейчас в том парке, и сумка эта — моя, и неизвестно, что со мной произойдёт.
Выключаю свет и всё пропадает. Тревога только не пропадает, но с ней уже свыклась, нужно всего лишь немного сна. Тени с улицы забираются в комнату, тянутся по потолку и стенам, мелькают и меняются. Я на них смотрю, потому что если отведу взгляд — они почувствуют свободу, но скованные — никому не навредят.
Вспоминаю свой первый кошмар. Мне кажется, я тогда ещё не умела разговаривать. У нас часто отключали свет, поэтому свечи и фонарики были обыденностью. И снится мне, что к моей детской кроватке тянется чья-то рука в чёрной перчатке, и настолько она большая и пугающая, что я обездвижена страхом, совсем не плачу, хотя хочется. А потом понимаю, что это не чёрная перчатка, а тень папиной руки, которую он поднёс к фонарику, и вовсе она не тянется, а гуляет по стене, и бояться нечего, а всё равно страшно. И я просыпаюсь, и громко кричу, и моя мама меня успокаивает. Но в этом я не уверена. Я не помню, проснулась ли тогда. И в такие вечера на мгновение в голову забирается мысль, что я всё ещё там, меня никто не вытащил из кошмара. Может, поэтому и тревожусь. Может, ощущение нереальности — это проблески реальности, но я засыпаю и просыпаюсь в той же иллюзии.
Но те тени были искусственными. За окном всегда была тёмная ночь с довольно видимыми звёздами, но их света не хватало, чтобы рисовать фигуры на стенах. А здесь постоянно горят фонари, проезжают машины и поезда, скачут световые зайчики. От звуков тоже бывает непонятно. Я высоко, а спросонья кажется, будто ветки стучатся в окно, но никаких веток нет. Все посаженные деревья ещё слишком маленькие. Мне не очень нравится думать о том, что когда-нибудь они вырастут и будут доставать до меня. Может, уже не будет никакой меня, и некого будет пугать, и жить тут будет кто-то чужой, кого пугать и не надо.
А если не ветки стучат — то колёса, а если не они — то ещё невесть что. Ходит и проводит палкой по жестяному ограждению мусорных баков под подъездом. Его слышно, но никогда не видно, хоть и определён источник стука. Хоть сколько вглядываюсь — ни одной тени там нет, ни одного движения не поймать.
Когда гуляет ветер — его послушать хочется. Его голос приятен и спокоен, почти завораживает, если бы только не барабанящий дождь — совершенно прямо падающий на подоконник, громкий и нарушающий покой. Но всякий дождь заканчивается, и после всякого дождя где-нибудь можно застать радугу. Она обманывает сознание и заставляет забыть обо всём плохом и раздражающем, что происходило вот буквально только что. Смотришь на неё — и ничего тебе больше не страшно. Кто знает, как много ужасов унесла с собой такая радуга. Я не знаю. Я достаю свой телефон и стараюсь запечатлеть её как можно качественнее, делаю снимок за снимком, несмотря на то, что к концу ни один из них не сохранится.
Текущий рейтинг: 41/100 (На основе 23 мнений)
