(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Смертофон
Был такой прикол в начале нулевых – мол, если в гроб телефон положить покойнику, то случись проблемы, он непременно позвонит с того света своим близким. Верила в него в основном разного характера криминальная и ей противостоящая масть: блатные, воры, стремяги и менты. Последние тут были скорее поневоле. Работая с упомянутыми категориями лиц, они нет-нет да и сами начинали верить в подобное, от чего также переняли данную особенность при похоронах коллег по службе. Наверное, чтоб продолжать наблюдение за черной мастью и по ту сторону. Если у блатных такие телефоны уходили вместе с умершими в один конец, то в кругах ментов имели свойство периодически всплывать. Называли их либо в шутку, либо на серьезе «артефактами», «смертофонами», и кочевали они по участкам буквально из рук в руки. Хранились не как положено в местах для улик, а в сейфах местных царьков. Ментов, что вроде закону служат, и ловят упомянутых черных, но себя в полной мере к красной масти не относят. Живут песнями Дюмина, Бутырки. Любят достать на очередной пьянке ствол где-то на застолье, пригрозить плюгавому официанту, пожурить. Вроде в руках когда надо себя умеют держать, но показать своë превосходство и вседозволенность шанс не упустят. С такого и начинаются все нескладные и дурные истории.
Все же помнят дело «Цапков»? Союз распался уже как тридцать лет, а подобные «цапки» наверняка до сих пор есть в каждом городе всех пятнадцати республик. Вот и в одном небольшом городке вскрылись очередные такие «цапки». Дело не в них, и не в городе, а в том, что потянули за собой показания одного из членов «ОПГ». Конечно не без токов, «ласточек» и других заманух - но стал он говорить. Вспоминать всю свою жизнь, включая всеми любимые девяностые. Вспомнил всех убитых, распиленных и утопленных. Но главное, и что обрадовало ментов допрашивавших его, отчетливо назвал семь «подкидышей». Явление это называлось по-разному, но значение во всех городах имело одно – труп подхороненный под гробом. Страны наши как-то культурно не расположены к эксгумациям. Вообще к любым вмешательствам в загробную жизнь - люди часто платят деньги, чтоб умершего не вскрывали после смерти, чего уж говорить о полном перекапывании могилы. Может роль играет миф большой земли, может менталитет или банально православие. Любого спроси – подобное на подкорке сидит как нечто чужеродное и враждебное. Но кто людей будет спрашивать?
Стали менты перекапывать одну могилу за другой по его наводке, доставать тела подкопанные под гробы. Всё красиво, с репортерами, белыми халатами, почти как в кино. Нашли пять тел, опознали, стали звания лететь вверх. Почти закрыли глухари, коим было более двадцати лет, но последних двух из семи, на месте не оказалось. От этого менты напряглись, стали по-доброму вновь допрашивать дававшего показания, а он всё те же места называет. Стали они градус повышать, били и били, под конец, чуть ли не выжимали его, как мокрую тряпку – и всё равно ничего. Вскоре к бедолаге что показания давал, приехали уже дополнительные опера с области, настоящие мастера пыток. Что только они не делали, яички в кипяток опускали, кипятильник включенный в рот засовывали, а показания всё не меняются. Но жалеть они его и не думали, а решили с ним сыграть злую шутку. Повезли на кладбище, к вырытой могиле. Дали ему телефон, уже не сотовый кирпич, из тех, что впоследствии становились «артефактами», а вполне себе сенсорный смартфон. Положили беднягу в гроб, и говорят «Вот видишь заряд батареи? Это твое время на подумать, вспомнишь - звони». С этими словами и начали закапывать его. Тут с парнем и случилось настоящее чудо интеллектуальной воли. Только первая порция земли ударилась сверху о крышку гроба, как он стал всё вспоминать, да орать не своим голосом. После его воспоминаний и всплыл первый «артефакт». Смертофон.
Поехали опера по новой наводке, и сразу успех. Тело что они выкапывали, блатные успели подкинуть еще в две тысячи первом году, под своего криминального «брата». Тогда хоронить братков с телефонами в их кругах только начинали. Местные бандиты провожали в последний путь всеми уважаемого молдавского авторитета. Заказали ему дорогой гроб из Хорватии, с вырезанной розой ветров и золотым крестом. Внутри, в обивке сбоку кармашек для телефона. Откопав этот гроб, в него попутно и заглянули менты, собирая останки подкидыша.
Достав телефон, они первое время возили его как личный трофей. В редких кулуарных пьянках показывали коллегам, выуживая мобилу из сейфа. Но как это бывает, эмоции у владеющих им вызывать он перестал, и стал пылиться в очередном сейфе местного царька. Затем прошло время и начал он гулять по рукам, от отдела к отделу. Телефон понятное дело был мертвым, не рабочий, но всякий новый молодняк на дежурстве пугали им постоянно. Нагоняли жути, а потом говорили – сиди на трубке, скоро позвонят, жди. Кто-то прикол сразу выкупал, спокойно дальше на дежурстве занимался своими делами, но были и те, кто рассказывал всякие странные истории. Странность их варьировалась от простого «хрен пойми что видел, но вроде видел», до уверований и в Христа, и в Дьявола.
Я к слову не сферический рассказчик в вакууме. Все эти истории мне рассказывал один такой местный царек. Маленький неприятный мент. Такой бледный, весь как после оспы, мерзко пахнущий и постоянно норовящий в глаза посмотреть. Насколько помню майорчик, ОБОПавец. Работал я в одном очень дорогом круглосуточном заведении поваром, жарил мясо на хоспере. Контингент туда ходил разнообразный, в основном богатый. Но именно постоянниками там были блатные и менты. Носатые «гамарджобы» ограничивались кофейком, да сидели фоном целый день на «своих» диванах, а вот менты часто гуляли на широкую ногу. Можно сказать пировали. Логика у них простая, если дорого – то богато. Так они и гуляли. Оставляли чаюхи немерено, били посуду, почему-то любили горланить черный шансон, где их же «ментовского» брата, в нелицеприятной форме справедливость долбит и в хвост и в гриву. Но так же как они интенсивно и стремительно гуляли, закономерно быстро их гульки перерастали в возню, и за пару часов бурная масса рассасывалась сама собой. И вот тогда, сначала после подобных пьянок, затем каждую ночь на моей смене, у стойки, где я работал и начал засиживаться мент который рассказывал мне всё, что я расписал выше. Работал я на открытой кухне, которая плавно упиралась в подобие длинной барной стойки, за которой он и сидел.
Была у этого мента жуткая фишка. Как только он напивался, то начинал мне рассказывать все эти истории. Ладно бы если истории были разными, да вот только рассказывал он каждый день одно и то же. Слово в слово, и длилось это почти больше двух месяцев. Просто день сурка. Первое время, я думал, мол напивается человек, не помнит просто. Может, какая контузия, Чечня, Афган, но нет. Затем, наверное, после двух недель стал посматривать на сидящую рядом администраторшу, а она вообще ноль эмоций, сидит в телефоне и в инсте видосы листает. Отошел он в туалет, а я спросил у неё – нормально ли это вообще, а она - раз хорошо платит, то более чем нормально. Платил он к слову, весьма хорошо. За ночь просаживал долларов двести - триста. Также была у него еще одна довольно странная особенность заказывать к дорогим стейкам пиалку с уксусом, и макать туда мясо. Вместе с едой он обычно приговаривал пару таких пиал, а это грамм двести уксуса, и вновь раз платит – то нормально. Признаться меня его истории после первого месяца, начали так конкретно паять. Это тут я всё изложил очень поверхностно, а он жадным на детали не был. Любил смаковать каждую подробность, как шипит разогретый кипятильник во рту, как пытаемый начинает ссаться,сраться под себя. В деталях рассказывал, сколько нужно по времени подавать ток на зажатые во рту провода допрашиваемого, прежде чем у него выпадут зубы. Особенно давил на голову то факт, что он рассказывал эти истории исключительно мне. Не бармену, который периодически подливал ему, не сидящей недалеко администраторше, не иногда проходящим по залу официанткам, а мне. Завершал он каждый раз свою мамлеевщину, выуживанием из недр барсетки «смертофона». И если в первый раз на меня вид этого бледного телефона произвел пугающий, почти гипнотический эффект, то после месяца, я уже изображал удивление. Каждый его приход, как по суфлеру в голове, я иногда отслеживал его рассказ, чтоб подобраться к тому моменту, когда он, наконец, уйдет. Остальное время пропадал в своих мыслях, думал, что писать на закупку, когда брать выходные, как бы покемарить пару часиков. А потом слышу такую фразу, что прозвучала для меня, как звук торможения колёс на огромной скорости. «Хочешь послушать?». Поднимаю глаза на него, а пьяный больше чем обычно мент, тянет ко мне «смертофон».
«Не хочу» говорю, но он стал настаивать. «На», уже не предлагая, а приказывая, тянет ко мне трубку. С виду обычная древняя «нокиа», когда-то похожая была у моего деда, такой прям кирпидон. Взял её, и испытал настолько неприятное чувство, будто всю жизнь страшные мерзости вершил, и не помнил, а телефон в руке, словно вмиг освежил память. «Возьми, приложи к уху, не бойся, это как ракушку слушать, в детстве же море слушал? Это почти как море…» проговорил он, и стал как-то неприятно смотреть на меня. Подносить к лицу, а уж тем более прикладывать к уху этот телефон мне не хотелось, от слова совсем. Основная причина – это как минимум не гигиенично. Трубка эта лежала хрен знает сколько лет рядом с разлагающимся трупом. Суеверным я не был, и всё время, рассказывая вам это, старался избегать банальных речевых оборотов, но от телефона несло прям чем-то замогильным. Веяло холодом. Воняло землей. Мускусом.
Держал телефон, и испытывал к нему отвращение. Более пугающей деталью было то, что трубка была очень холодная. Словно я держал руку покойника. «Ну, давай! Ты завис или что?», мент всё больше распылялся. Смотрел на него и думал, ладно поднесу, лишь бы он скорее свалил. Начал медленно, чтоб не коснуться своего лица подносить телефон к голове, поднес и стал вслушиваться. Стою и ничего не слышу, вообще ничего. Думаю сейчас, наверное, мент крикнет что-то нелепое в стиле «БУ!», но нет, вижу, он напряжен еще больше чем я. Слушал, так почти минуту, а потом случилось странное. Такой почти психоделический эпизод. Будто слушаю я не здесь, а с той стороны, и слушаю не в трубку, а как бы сам себя. Сознание моё вроде как кульбит сделало, телефон я держал у правого уха, а то самое слушанье вроде ощущалось слева. Да и стал ловить себя на мысли, что в голову мне влетают маленькие спецэффекты сознания. На мента смотрю, и вижу, что он понимает, что я испытываю, он резко хлопнул ладонь по стойке, от чего редкие клиенты в зале посмотрели на нас. «Дарю» проговорил он и пошел на выход. Хотел ему в след кинуть, мол «заберите, мне такой подарок нах*й не нужен», а вместо этого взял телефон да кинул под барную стойку, где лежал разный хлам нашей и дневной смены. Кинул, туда с мыслью завтра он проспится, как обычно завалится под ночь, тогда и верну ему. Да вот только не было его на следующий день.
Пропал он. Года пол его не было, а когда вернулся, я уже приготовился к худшему, а он вместо привычного своего заливания про дела минувших лет, посмотрел так на меня… такой взгляд, будто вообще меня впервые видит. За «смертофон» ни слова. Тогда я подумал, наверное, закодировали. Может где-то капался, лежал в частной клинике, или у бабки какой лечился, связал такой взгляд скорее с этим. Его исчезновение было еще одним аргументом в пользу версий с лечением от алкоголизма. Всё-таки у него, наверное, была жена, а мужик, который каждый день на работе, а ночь бухает и просаживает огромные деньги не сильно надежная семейная опора. Продумал тогда всё это, и забыл. Телефон тот валялся в куче разнобойных вещей кочевавших в коллективе. Там и рожки-сердечки с четырнадцатого февраля, очки – тыквы с Хэллоуина, куча дождиков, гирлянд и других праздничных приколов. Ну и «смертофон». Чтоб вы не подумали, что я в крысу его там спрятал, сразу скажу, я всем про него рассказал. Администраторша и бармен почти на всех посиделках мента присутствовали, и за этот телефон знали. Дневная смена относилась к моей истории как к байке, ну а другим было как-то пофиг. Домой относить его понятное дело, я ни при каком раскладе не собирался.
Вот вроде всё только начало налаживаться, мент меня больше не задалбывал своим днем сурка, на ночной смене я как раньше периодически кемарил, почти забыл всё как страшный сон, да тут он снова нарисовался. Сидит спокойно пьет, главное молча. Заказал как обычно стейк, поел, без уксуса. В напряжении я всё ждал, как он начнет травить свои истории, старался делать вид, что оживленно работаю. Но он вообще чистый лист, другой человек. Смотрю на него, а он берет и просит счет, спокойно рассчитывается и уходит. На следующий день то же самое. Выглядеть он стал намного лучше, да и количество выпиваемого им бухла раз в десять уменьшилось. Так он ходил неделю, а потом я не выдержал. Когда он уходил, выскочил на улицу, с «смертофоном», догнал его и говорю, вы мне вроде подарили его, да только мне он не нужен, и протянул телефон ему. Я ожидал любой реакции, но только не той что последовала далее. Он сначала рассеяно, почти сонно посмотрел на меня, пытался узнать, наверное, а затем перевел взгляд на трубу в моих руках, глянул на неё, буквально секунду, и стал в глазах меняться. Зрачок вмиг расширился, кожа побелела, а лицо свело гримасой ужаса. Его прям перекосило. Вместо каких либо слов, он как безумный стал орать, и бежать от меня, словно я буду за ним гнаться. Как вкопанный я стоял на месте, наблюдая за удаляющимся в темноте ночи, орущим силуэтом.
Меня испугала не его реакция, а возможные проблемы, последствия связанные с этим телефоном. Внезапно на меня прям навалилось. Думал вдруг там делюга какая, чернуха от которой у мента крыша и поехала, погрузив его в день сурка. Как на иголках я просидел до конца смены, после чего, забрал телефон к себе домой. Честно, не знаю чем я думал, в тот момент. На работу я ходил с рюкзаком, где носил свои шмотки. В этот рюкзак я и кинул телефон. Пришел с ночи, быстро поел, и лег спать. Лежу в кровати, уже чувствую что засыпаю, но уши улавливают такой тихий чужеродный звук. Живу я один, в квартире шуметь некому и нечему, а тут посторонний звук. Да притом не просто звук, а копошение, очень тихое, но стремительное. Тихие звуки хуже громких, потому что заставляют прислушиваться. Вот и я лежал неволей вслушивался. Представлял шум в трубах, в раковине, у соседей, но звук не менялся. Стал я тогда уже идти на шум, поднялся и давай по квартире ходить. Шаг - вслушиваюсь, еще шаг и опять пауза, стою, слушаю. И чем ближе подходил я к стоящему у входной двери рюкзаку, тем сильнее вставали волосы дыбом на теле. Наклонился над рюкзаком, и слышу, прям оттуда звук. Достал «смертофон», смотрю на него, понимаю, что из него шум идет, вот прям безошибочно, а он холодный всё та же рука покойника. Не хочу, но всё ближе подношу его к уху и вслушиваюсь. Слышу, как что-то в нём ползает, шевелится. Звук такой, словно внутри ползают черви, копошатся опарыши, медленно двигаются слизни. Такой будто мертвечина обезвоженная, без капли жидкости в теле, хочет слово произнести, а вместо этого горлом пытается сокращать окоченевшие мышцы. Такой, какой издает, высыхая хрусталик трупного глаза. Тот, с каким корни дерева медленно обживаются в плоти, пробивая себе дорогу сквозь мертвое мясо. Вижу, слышу и чувствую все эти образы, и понимаю, что нужно избавиться от телефона прямо сейчас.
Человек я наверно предельно сентиментальный. У меня есть список своих достижений, побед над вредными привычками. И чтоб к этому прийти, я следовал своим ритуалам, уважительно относился к датам и числам. Сентиментальность моя в большей степени выражался во всяких последних сигаретах, последних затяжках, и тому подобное, но главное делать это в особых, памятных местах. У меня это работало. Вот и телефон я хотел выкинуть в таком особом месте, где в первую очередь избавлюсь для себя от него морально. Прокручивал свою жизнь в памяти, и искал подходящее место. Думал, и нашел. В моей голове оно даже мысленно было обособлено от города. Место немного вдали от знака города. Когда нам было лет по двенадцать, мы ходили туда по железнодорожным путям взрывать петарды, кидая их в огромный колодец. Не знаю, чем была та бетонная бездна, но между собой мы называли её колодцем. Когда-то мы даже пытались высветить там дно, принеся мощный фонарь, но луч утонул в темноте. Здоровенный кирпич падал около десяти секунд, и только потом звук удара. Туда я и решил пойти. Взял рюкзак с телефоном, вышел из дома, за двадцать минут попал на железнодорожные пути, и пошел прямо.
В голове продолжал повторяться звук лоснящихся червей, их шевеление. Вроде как шел избавляться от такой пугающей херни, и должен был испытывать облегчение, но нутро холодил какой-то страх. Наверное, потому что ступая, я стал слышать неестественный звук, пробивающийся сквозь всё окружающее меня. Бетонный колодец уже был виден вдали, чуть поодаль слева на трассе носились машины, справа гудел медленно проползающий тепловоз. Сквозь весь этот шум, проступало какое-то жужжание. Очень громкое, но в то же время утробное, земляное. Будто где-то роились тонны мух, такое огромное количество, что исчислять их можно было только как массу. Представлял, что они даже не летают, а бурлят жужжащим океаном густой переливающейся хитиновой жидкости. Глубоко внутри себя, я понимал, что звук этот исходит из колодца, куда я шел. Также понимал что океана мух там быть не может, но картина того как я падаю туда, а затем тону, захлебываюсь мухами, теперь не выходила из моей головы. Вибрация и жужжание уже отзывалась на десятки метров, а я подходил всё ближе. Чувствуя, как дрожит вся земля, вообще всё, включая мой рюкзак... Во мне словно стало пробиваться маленькое зернышко ужаса, а я всеми силами не хотел осознавать то, что собирался допустить, пусть пока и мысленно. Что вибрирует телефон в моем рюкзаке. «Смертофон». Но это действительно был он, мой то телефон был в кармане, и молчал. Неприятная вибрация в рюкзаке и не думала прекращаться. Мертвый телефон норовил достучаться до меня, а ему вторило жужжание потопа из мух. Колодец был всё ближе. Стараясь не углубляться в чувство страха, я выдохнул, резко стянул рюкзак, достал «смертофон» и замер, смотря на экран. Он горел серым, практически белым цветом, вместо привычного мутно зеленого, словно телефон был бредящим трупом. Жать на зеленую трубочку я и не думал, швырнул его в черную бездну колодца, подошел поближе к дыре. Глянул туда. Теперь жалею. Там были не мухи, нет. Даже не подобие насекомых. Бездонный колодец был полон телефонов, вибрирующих, издающих жужжание, едва уловимое для глаза движение. Одинаковые "смертофоны" заполняли его почти до самого верха. Трудно сказать, были там десятки или сотни тысяч телефонов. Они все звонили на вибрации, заставляя свою безжизненную массу двигаться. Не знаю, сколько я смотрел на эту жуть, но как начал бежать, помню отчетливо. Хотя за мной никто не гнался.
Я не особо силен в подведении морали. Знаю только что больше никогда не пойду в сторону того бетонного портала в ад. Надеюсь снова не увижу поехавшего мента с его «смертофоном». Хочу верить, что всё случившееся просто совокупность факторов – недосыпа, переработки и стресса, и на фоне этого мозг пошалил, отомстил за издевательства над организмом, припугнул и на этом всё. Правда, хочу во всё это верить. Так как то, что неволей само складывается в моей голове, слишком сильно пугает меня.
Текущий рейтинг: 74/100 (На основе 71 мнений)
