(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Оболочки
Впервые я увидел их ещё в детстве. Мама вела меня в детский сад, а я жался к её ноге, скуля и хныкая. Мама нервничала, пыталась меня успокоить, думая, что я плачу из-за того, что не хочу идти в садик. Но меня сводили с ума эти высокие серые фигуры, похожие на чрезмерно вытянутые скелеты, обтянутые влажно поблескивающей кожей. Их тонкие длинные конечности, заканчивающиеся чёрными острыми когтями, покачивались, как ветки деревьев, когда они поднимали их, греясь на солнце. А на лицах, разрезанных почти пополам длинным узким ртом, не было больше ничего: ни ушей, ни носа, только узкие дыры там, где они должны были быть. Глаз у них не было вовсе.
Со временем я привык не замечать их. Они не приносили мне вреда, а я за это не смотрел на них. Я шёл в детский сад, а потом в школу, низко опустив голову. К тому же они всегда уходили с улиц, едва солнце поднималось высоко, и я мог смотреть вокруг, не боясь увидеть эти жуткие покачивающиеся силуэты.
Я врал родителям, что чувствую себя плохо, чтобы не ходить в школу к первому уроку, поступил в университет в другой город, чтобы иметь возможность пропускать первые пары.
Иногда я видел их, когда просыпался от очередного кошмара и сидел у окна до утра. Они выходили на детские площадки, стояли на тротуаре, а люди их не замечали. Они обходили их длинные фигуры, иногда даже задевали, но не видели их впритык. Их было много, даже слишком. В тёплые дни, когда светило солнце, только в моём дворе их собиралось по несколько десятков. Зимой и в дождливую погоду их не было видно.
Конечно, в университете я учил психологию, и в один из дней я укрепился в мысли, что я просто болен. У меня было два выхода: обратиться к психиатру и всю жизнь провести на таблетках или убедиться в том, что я сильнее этих чудовищ. Я дождался самого солнечного утра, вышел на улицу, вооружившись кухонным ножом. Я шёл по улице, стараясь не приближаться к ним. Они меня не видели, это точно. Я набрался смелости и прошёл совсем рядом с одним из них. Он с отвратительным скрипом повернул в мою сторону свою маленькую голову, но ветер зашуршал в кустах целлофановой обёрткой и он резко повернулся туда.
Они стали моей одержимостью. Дела в университете становились всё хуже, мне грозило отчисление, но мне было не до этого. Я не высыпался, потому что каждое утро я вставал в пять утра, чтобы следить за ними.
Они любили солнце, грелись на нём, а может заряжались его энергией, чёрт его знает. Я становился всё смелее. Я понимал всю выигрышность своей ситуации. Я был единственным, кто видел их, а у них не было даже этого преимущества. Я кидал в них камни и убегал. Кажется, они злились, если я правильно понимал эту их эмоцию: они раскрывали свои пасти, полные крохотных острых зубов, и скрипуче кричали, как-то надтреснуто, еле слышно. Я даже набрался смелости подняться за одним из них до квартиры, где он жил. Да, они жили в обычных квартирах. И в моём подъезде тоже, буквально на пару этажей ниже меня жила одна из этих тварей, в квартире, где, как я думал, живёт тихая старушка. Я тихонько шёл за монстром, когда он дёрнул ручку двери, зашёл внутрь и закрылся. Сначала я испугался. Я думал, что он сожрёт старушку. Но я увидел её на лавочке на следующий день.
На следующее утро я встал ещё раньше. Я засел площадкой выше квартиры той самой старушки и дождался, когда скользкая тварь выползет из квартиры. Он прошелестел вниз по лестнице, мерзко цокая о бетон при каждом шаге, будто завёрнутой в тряпку палкой постукивал о камень. Едва он вышел из подъезда, я зашёл в квартиру. Окна её выходили на восток, поэтому в квартире было светло, даже уютно. Я не разуваясь тихонько зашёл в комнату, проклиная старый рассохшийся паркет, немилосердно скрипящий под ногами. Я ожидал увидеть всё, что угодно: гнездо, свитое из мебели, свисающие из-под потолка ошмётки сброшенной этим пугалом кожи, останки съеденных им бывших хозяев квартиры. Но это была обычная старушечья однокомнатная хрущёвка. Старые, но опрятные обои, мебель, с потрескавшимся от времени лаком, вязаная салфетка на телевизоре. Даже пыль была аккуратно вытерта со всех поверхностей. Разве что запах... На грани обоняния воняло чем-то сырым, как в старом заброшенном подвале, где уже высохла вся плесень, но дышать всё ещё трудно.
Я осмотрел гостиную, заглянул даже под диван, вышел на кухню, открыл дверь в ванную, щёлкнул выключателем и чуть не заорал. Ужас бросил меня спиной на стену. Я зажал себе рот ладонью, давя одновременно крик и рвотный позыв. На верёвке, протянутой от стены до стены над ванной, висела нехитрая женская одежда: халат, нижнее бельё, носки, тёплые шаровары. А между ними, мокрой тряпкой висела кожа. Я стоял и не мог оторвать взгляда от оболочки, в которой, даже в таком виде, угадывалась та самая старушка, что сидела часами на лавочке. Я сполз по стенке.
Как мог я успокаивал себя. Я пытался выжечь страх ненавистью. Ведь эти твари убили ни в чём неповинную старушку, чтобы жить в её облике. Не знаю, сколько я так сидел, пытаясь унять дрожь. Затем мне пришла в голову отличная идея. Я вскочил и принялся искать пакет. Я даже ухмыльнулся, когда нашёл на дверной ручке в кухне извечный для таких квартир пакет с пакетами.
Зайдя в ванную, я принялся снимать кожу с верёвки. Она оказалась тяжелее, чем я думал. Мокрая, скользкая, она воняла тиной. Меня стошнило на пол. Я сложил кожу в пакет и выскочил на площадку. На лестнице никого не было, твари, видимо, грелись по своему обыкновению на солнышке. Я быстро поднялся домой. Пакет я бросил в прихожей, а сам принялся остервенело отмывать руки.
Когда мне начало казаться, что я сотру собственную кожу с ладоней, я сделал себе крепкий кофе и подошёл с кружкой к окну. Вон они, ублюдки. Блестят на солнце, щёлкают жуткими суставами своих длинных лап, переминаются, как на ходулях.
Знание того, что нужно сделать, пришло мне в голову само собой. Иван-царевич ведь сжёг лягушачью шкурку, так ведь? Я едва дождался, пока солнце начало печь во всю силу и твари разбрелись по своим норам. Я схватил пакет, из которого на пол натекла лужа, взял спички и вышел из дома. В ближайшем магазине я купил две бутылки самой дешёвой водки, каждую секунду боясь, что кто-нибудь спросит меня, что в пакете. Но продавщица только покосилась на меня неодобрительно и вопросов задавать не стала.
Недалеко был пустырь, где я разложил костёр. Я заглянул в пакет и меня снова вывернуло. На меня, как скомканная маска, смотрело сморщенное лицо с пустыми глазницами. Я бросил пакет в костёр, глотнул водки прямо из горла, остальным щедро полил ветки. Извёл половину коробка, пока дрожащими руками наконец зажёг спичку. Полыхнуло. Я подкидывал ветки и мусор, чтобы всё сгорело дотла. Ещё долго стоял и смотрел на остывающие угли, от которых жутко воняло палёным мясом.
Чтобы отпраздновать свою маленькую победу, в том же магазине я снова купил водки и кое-что поесть. Я выпил всю бутылку, заедая отвратительную жижу бутербродами, а затем провалился в сон. Проснулся я рано утром и тут же пошёл к окну. Я мучался от похмелья, но не мог не улыбаться, представляя, как тварь пришла домой и не увидела своей оболочки, без которой ей теперь не выйти из дома днём. Что с ней будет? Может быть хоть одна из них сдохнет от голода?
Уродливые чучела собирались во дворе, выползали по одному на свет. Я услышал, как в подъезде щёлкнула дверь. Спустя пару минут тварь, что жила в моём подъезде, выскочила во двор. Она ковыляла, шатаясь из стороны в сторону. Я захохотал, видя, как она кинулась к своим товарищам. Волнуется, гадина.
Они встали в кружок, будто разговаривая. Их рты ощеривались, они трясли своими башками, шатались сильнее, чем обычно. Я уже думал о том, смогу ли я провернуть этот трюк ещё раз. Может быть, в этом моё предназначение, может поэтому я вижу их?
Вдруг один из них отделился от группы и быстро ушёл куда-то. Его не было минут десять, всё это время твари стояли бок о бок, даже забыв о своём утреннем ритуале солнечных ванн. И вот он снова вернулся, ведя за собой шатающегося мужчину. Я присмотрелся. Его я знал: тихий алкоголик из соседнего дома, который жил один, дядя Толя, он часто стрелял у меня мелочь. Мне хотелось закричать, предупредить его, но я стоял, вцепившись в ручку кружки с горячим кофе, и наблюдал.
Алкаш явно не понимал, что с ним творится. Растрёпанный, даже издалека видно, что он был с похмелья, он озирался, не понимая, что такое невидимое тащит его за собой. Твари оживились, окружили пьяницу, трогая его своими лапами. Их круг сжимался, скрывая беднягу. Несколько минут они стояли, наклонившись к самой земле, подёргиваясь, толкаясь, задирая вверх лица, перемазанные кровью. Меня трясло. Они жрали его, других вариантов не было. Их тонкие шеи дёргались, когда они проталкивали в своё нутро куски того, что ещё пять минут назад было живым человеком. Но и это было не самым ужасным.
Наконец, они отошли в сторону, все, кроме одного. Он остался стоять у лежащей на земле пустым мешком кожи, оставшейся от несчастного. Он ощупывал её своими длинными пальцами. Затем принялся надевать оболочку. Как в самом худшем кошмаре, растягивая кожу на своих когтях, чудище осторожно влезало в неё через рот. Если посмотреть на это с другой стороны, будто очень резко похудевший дядя Толя, очень широко раздвинув губы, жрал рождённого чьей-то больной фантазией монстра.
Тошнота стала для меня традицией в эти дни. Я не выдержал и побежал в туалет. Когда я вернулся, пьяница, шатаясь и дёргаясь, шагал в свой подъезд. Будто ничего не изменилось. Будто он просто возвращался домой после очередной ночной попойки у кого-то из друзей. А твари повернулись в сторону моего окна. Сегодня они не раскидывали рук. Они просто стояли, скалясь своими жуткими ухмылками.
Неделю я не выходил из дома. Звонки из университета игнорировал, а родителям врал, что всё хорошо. Еда закончилась через три дня, я жил на одном кофе без сахара. Чтобы занять себя хоть чем-то, я точил ножи. Все, что смог найти в квартире. Нужно было не сжигать их оболочки, нужно было убивать их. Вот только как? Твари тем временем явно что-то задумали. Теперь они появлялись и днём, если погода была облачной. Дядя Толя, а точнее чудовище, нацепившее его кожу, ходило по двору, заходило в мой подъезд, сидело на лавочке, где оно любило сидеть, будучи старушкой.
Наконец мне пришлось выйти из дома. Живот сводило от голода так, что мне оставалось просто выбирать между голодной смертью и риском. Я вышел в полдень, когда солнце жарило по-летнему в полную силу. Перебежками, озираясь, как наркоман, я добрался до магазина, где закупился на последние деньги. Я вытащил из пакета батон и принялся кусать его на ходу. Я влетел в свой подъезд, быстро поднялся по лестнице и наткнулся на дядю Толю. Он выходил из квартиры старушки, откуда я украл кожу. Я отшатнулся от него и чуть не побежал назад. Я слишком поздно понял, что выдал себя. Он смотрел на меня, его лицо не выражало никаких эмоций. Я боком обошёл его, стараясь не поворачиваться к нему спиной, побежал дальше. А он следил за мной бесстрастно, только ноздри шевелились так, будто он втягивал мой запах.
Ночью в мою дверь постучали. Я осторожно подошёл к двери, выглянул в глазок. За ней стоял дядя Толя, уставившись в мою дверь пустым бессмысленным взглядом. Я отполз от двери, стараясь даже не шуршать одеждой. Стук не повторился. Моя квартира превратилась в мою крепость. Я выглядывал в бойницу окна, завешенного шторой, не включал свет. Ночью периодически кто-то стучал в дверь, на площадке что-то шуршало, щёлкало, похрустывало. Утром они кучковались в виду моих окон, а я наблюдал, как они греются. Днём у подъезда всегда кто-то стоял. Их было легко узнать даже в человеческой шкуре. Они стояли абсолютно неподвижно, только руки подёргивались время от времени. В основном это были бабушки или пьянчужки, но я видел пару раз молодых мужчин, девушку. Так прошла ещё одна неделя, которая закончилась для меня вынужденной голодовкой.
Я был близок к истощению, как физическому, так и моральному. Мне нужно было бежать, тем более родители начали подозревать, что со мной что-то не так и собирались приехать. Я не мог допустить, чтобы их здесь встретили эти твари. Я собрал всё самое необходимое в рюкзак и стал думать. Что я о них знаю? Они любят солнце, но не любят палящие лучи. Их не видно до тех пор, пока они не натянут на себя чью-то кожу. Они не видят меня. Но дядя Толя меня заметил, это точно. Значит, они получают преимущества человеческого тела, надевая его. Что ж, немало, учитывая, что они ничего не знают обо мне.
Было бы глупо выходить из дома тогда, когда они ждут меня в человеческом облике. Если я убью одного из них в человеческой шкуре, у меня как минимум будут проблемы с законом. Так и представляю себя в отделении полиции, рассказывающего о тварях с длинными руками, которые жрут людей.
Я нашёл на балконе газовый ключ, увесистый, с удобной ручкой, обмотанной изолентой. Приготовил кофе. Светало. День обещал был солнечным. Я сидел на светлеющей кухне, вливая в себя чёрную остывающую жижу, думая о фильме, который посмотрел недавно, о том, что неплохо было бы решить проблемы в университете, что нужно пополнить баланс на телефоне. Наверное, так, ни о чём, думают в окопе те, кому через полчаса идти в атаку. Шесть утра. Пора. Встал, надел рюкзак, заткнул за пояс сразу три ножа, крепко схватился за газовый ключ. Уже пошёл к двери, но затем вернулся и перекрыл все краны на водяном и газовом стояках, как будто сейчас самое главное было законсервировать квартиру. Когда всё было готово, я вышел в пустой тихий подъезд. Быстрым уверенным шагом я спустился вниз, не останавливаясь ни на секунду пошёл вперёд. Первой же твари, которой не повезло стоять ближе всех ко мне, почти у самого подъезда, я ударил ключом по колену. Хрустнуло, монстр заверещал и наотмашь ударил меня когтями. Я успел присесть, слыша, как рвётся ткань рюкзака, ударил ещё, теперь уже по щиколотке. Гад упал. Я закричал от радости, будя спящий двор, выхватил нож и ударил в горло твари. Брызнуло чёрным, как тот кофе, что я пил перед выходом.
Мне хватило всего минуты, чтобы понять: мне удалось убить его. Серый ублюдок покрутился на земле, сгибаясь и разгибаясь в луже своей крови, как раздавленная сколопендра. А ко мне уже ковыляли другие. Первая победа опьянила меня. Я шагнул в сторону, наблюдая, как твари идут на звук, ловят пустоту там, где меня уже не было. Я занёс ключ, жалея, что не могу дотянуться до их голов, маячивших слишком высоко, на выдохе раздробил колено следующему пугалу.
Я бил их, казалось, целую вечность. Они всё прибывали. Один нож так и остался торчать, застряв в костях поверженного чудища, руки, покрытые скользкой чёрной кровью, тряслись от усталости. Я рубил ключом сплеча, отступая, перебегая из стороны в сторону. На шее, лице, запястьях алели тонкие глубокие царапины. Они несколько раз достали меня. Одежда, пропитавшаяся моей кровью, липла к коже. Но один за другим мерзкие гады падали на землю, сломанные, как марионетки, лишившиеся ниточек.
- Боже, что с ним? - женщина в ночной рубашке отодвинула штору, глядя как во дворе, залитый кровью, бегает размахивая железкой и ножом какой-то парень.
- Да наркоман! Вмазался и глюки ловит. Надо участкового вызвать, - сказал, подойдя к ней, заспанный мужчина.
Между ними пролезла девочка лет пяти. Минуту она широко открыв глаза наблюдала за сумасшедшим танцем, затем радостно захлопала в ладоши и засмеялась.
- Мама! Папа! Дяденька убил всех монстров, про которых я вам рассказывала!
Автор: Монстр Подкроватный Источник: vk.com
Текущий рейтинг: 73/100 (На основе 54 мнений)
