Приблизительное время на прочтение: 14 мин

"РосПечать"

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pero.png
Эта история была написана участником Мракопедии Товарищ Морозов. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Предостережение: Данная история абсолютно реальна. Все места, названия и локации не вымышлены. Вы можете проверить их и убедиться во всем сами. Но я прошу вас не делать этого.


В детстве я, как и многие дети в нулевых, обожал собирать разные журналы. В то время их по выгодам капитала выпускали такое количество, что собирать и покупать все журналы всех серий не мог бы себе позволить, наверное, даже подросток из очень обеспеченной семьи.


Журналы были на любой вкус и, тут тебе и «собери корабль», и журналы с пресловутыми карточками «человек паук», и «черепашки ниндзя», бакуган и самая разнокалиберная ерундовина, которую рекламировали по телеку, чтобы заставить детей заняться коллекционированием картонок с изображениями всего, чего только можно было изобразить.


Я был из тех, кто за каким-то чёртом собирал журналы, посвященные популярному в то время мультфильму про зеленого великана. В каждом таком журнале «в подарок» шла обычно такая круглая блямба – амулет. На одной его стороне была выгравирована рожа какого-то персонажа, а с обратной стороны налеплена какая-то стекяшка вроде драгоценного камня.


Замануха этих журналов была точна и выверена миллионами шекелей, которые сыпались в карманы нашим издателям. Сперва рекламишь «УХ ТЫ КАКОЙ КРУТОЙ АМУЛЕТ! ИГРАЙ, ОБМЕНИВАЙ, СОБИРАЙ И ТАНЦУЙ С ДРУЗЬЯМИ ВМЕСТЕ СО ШРЭКОМ!» (вспоминая сейчас эти рекламные ролики, невольно впадаю в истеричные и неконтролируемые смехоизвержения). Первые выпуски таких журналов обычно продавались рублей за 80, а со следующим, когда малец уже в теории должен был втянуться и распробовать вкус ништяка, журналы с цацками дорожали и дорожали, пока подросток не бежал продавать в ломбард уже коллекцию отцовских юбилейных советских рублей, чтобы купить себе парочку новых выпусков и обмазаться вожделенными амулетами.


За каждым таким выпуском я бегал в ларьки «РосПечати», где продавали журналы и газеты. Ларьки эти располагались у каждой автобусной остановки в Бийске. Городок у нас был маленький, но рука рынка снабжала «РосПечать» вовремя, поэтому новый «только вышедший» выпуск журнала я мог купить с разницей в сутки-двое.


Мой любимый ларёк «РосПечати» находился недалеко с моим домом. Жил я в частном секторе у самой окраины Бийска по соседству с кладбищем. Кладбище, как и сам частный сектор находился на высоком холме. Спуском с холма служила длиннющая, утонувшая в кривом пролеске ржавая лестница. Если спуститься с неё, взору открывался еще один частный сектор, именуемый «Лесозавод». Именно там, на улице «Третьего интернационала», напротив гипермаркета «Разноторг» и стоял у бетонных стен заброшенных домов тот ларёк продажи газет и журналов.


Когда я был ребёнком, я подбегал к его завешанной разными выпусками журналов витрине и искал нужный мне. Восторг и трепет ожидания мешали мне сосредоточиться и я скакал взглядом по цветасным розовым и голубым в крапинку неизвестным мне газетам, которые меня, однако, совсем не интересовали. Журнал «Куротруп» с сенсационными колонками о том, как прыгать с девятого этажа… Автор статьи, какой-то известный эксперт, объясняет, как нужно застёгивать шубу перед прыжком об асфальт.

-Фигня какая-то...-пробубнил я и продолжил рассматривать витрину.


Какие-то кроссворды, куда, судя по обложке, вместо букв в клеточки, нужно было вжимать пальцы и оставлять отпечатки. На обложке красовалась рука, прижимающая детскую ручку к кроссворду. Пластиковая, как у манекена.


…Свежий выпуск газеты «Погребальные выходные» пестрил анонсами какого-то фестиваля в заброшенном торговом зале Фирсова. «ВХОД ПО ПРЕДЪЯВЛЕНИЮ БЛИЗКОГО УСОПШЕГО»…


А, вот и Шрэк! На меня наконец-то глядела довольная зеленая морда жизнерадостного огра и его друзей, которых он обнимал. Я такой обложки в своей коллекции не запомнил, а потому чуть ли не взвизгнув от волнения, начал стучать пальцем в окно продавщицы.


-Здрасьте! Мне новый выпуск Шрэка, пожалуйста!-я сую сто пятьдесят рублей в растворившееся оконце и жду.


Не решаясь из стеснения смотреть в открытое окно, я покачиваюсь на носках и разглядываю окрестности в ожидании, пока продавщица даст мне нужный журнал. Вокруг, несмотря на довольно-таки тёплый августовский вечер, никого не было. Ни машин, ни людей, ни собак даже бродячих, которых тут вечно клубилась целая тьма.


Из открытого оконца прямо на асфальт вываливается цветастый журнал в полиэтилене. Меня как-то перекосило от возмущения, но я не посмел и слова сказать. Мне не нужны были проблемы. Хотя и неприятно… Я сжал губы и поднял с пола журнал. От такой грубой и неожиданной выходки, мне даже не пришло в голову взять сдачу.


-С-спасибо… Кхм.


Я не стал оборачиваться и просто побежал домой. Рассматривать журнал по дороге я не стал, растягивал предвкушение интересных историй про Шрэка и того нового амулета, который меня ждал внутри! Чёрт побери, как я был счастлив!


Домой я забежал, сбросив ботинки с ног еще в прихожей. Прыгнув на диван, я стал разрывать упаковку журнала и постепенно раскрывать его, улыбаясь до ушей. На первой странице меня ждала надпись крупными черными буквами «Приветствую вам, наши маненькие друзя! Мы спешим сообщить вам одну оччень серьезную новость – ваш друг Шрэк умер»


Я что-то промямлил от удивления. Думаю, по моему лицу в тот момент можно было прочесть что угодно. Досада, недоверие, смущение, замешательство и вдруг ниоткуда-то навалившуюся на меня серьезность написанного. Нет, такого же не может быть, это же детский журнал… Да и Шрэк только персонаж мультика, как он мог умереть?


Я перечитывал крупные буквы снова и снова, пока не решил, что это какая-то идиотская ошибка в печати или шутка. И тут я разглядел изображения под надписью. На одном из них была фигура добродушного и веселого огра, стоящего на каком-то песчаном берегу у… моря? Или это озеро? Картинка была черно-белой и какой-то слишком резкой, но на сером небе можно было разглядеть громадное нависающее над ним солнце. Шрэк стоял к зрителю спиной и смотрел на даль уходящей к солнцу воды, лица его по понятным причинам было не видно. На песке рядом с самим великаном стояли три маленькие фигурки его детей.


Я хмыкнул, разглядывая эту картинку и перешёл к следующей, не в силах закрыть рот от шокирующего содержания.


На следующей картинке Шрэк стоял в этой воде уже по самую шею, а солнце опустилось над ним еще ниже. Оно почти касалось макушки его лысой головы. Вся эта сцена производила на меня какое-то давящее и неприятное впечатление. Волнение сменилось на ужас. Во мне ясно росло какое-то новое невиданное ребёнку чувство, которое я никогда не знал. Это было отчаяние. Никого из детей Шрэка на этой картинке уже не было. Я перевернул страницу.


На ней уже не было изображений. Лишь черное полотно текста на ярко-зеленой бумаге. Я с волнением принялся читать.


«Жена нашего горячо любимца Шрка сообщила нашему издательству что великан покинул свой дом на рассвете когда она еще тряслась во сне. Он повёл своё потомство на прогулку к океану света. Никто из его друзей не знал о планах нашего покойного другга. Ни что не указывало на его решение и мотивы. Он наш кореспандент, находившийся рядом со Шрэком в момент его ухода от нас, успел сделать несколько зарисовок, которые мы публикуем на первой странице.


Безусловно это большая беда для нас и его жены. Однако же мы убеждены, что наш друг знал своих детей лучше жены и сам прекрасно понимал, что с ними делать. Его жищзь была испытанием и горем, но он смог выкарабкаться чтобы вы видели кем он станет в конце пути.


Феликс, Фаргус и Фелиция – три маленьких зеленых ангела ушли вместе со своим папой и, по заверению нашего редактора, были рады этому.» «Да-да, они смеялись. Один Шрэк был серезен, он понимал, что нужно делать. И мы бы поняли его если бы он расплакался, но в глазах его была горечь а на лице спокойствие. Он помогал им надевать на головы мешки»


Вся остальная страница была посвящена номерам телефона. Список из неизвестных номеров кончался нарисованным сереньким облачком, в котором была выведена надпись «позвони и утешь его родных». Меня потянуло блевать и я, тут же закрыв журнал, отбросил его подальше от себя. По моему телу пробегалась сильная дрожь, а на глазах налились слезы.


Безумие. Какое-то мрачное больное безумие. Мерзкая и грязная шутка! Так не должно быть. Всё это неправильно. Такие вещи не случаются взаправду… Я выбежал на улицу. Солнце почти погасло, меланхолично маяча вдали своим розовым тёплым сиянием. Лицо перекосило от мыслей о том солнце с картинки. Я тяжело вздохнул и решил сесть на лавочку у окна, чтобы прийти в себя.


С каждой минутой, пока я, уставившись в траву под ногами, раздумывал над случившимся, до меня доходило что-то еще более тошнотворное и страшное. В воспалённо-пульсирующем уме всплывали названия журналов и газет в том злосчастном ларьке:


«5 советов на случай, если у вас в голове завелась мышь. Кровь из ушей как рукой снимет!»

«Запирайте своих стариков без света. В этом месяце обещали сильное солнце и резкую порчу мяса»

«Дети уходят в море. Спаси себя».


Я со всей силой сжал голову руками и заревел. Помню, как ко мне подбежала мать, пришедшая с работы. Она долго меня уговаривала успокоиться, не могла понять, что со мной случилось и почему я плачу.


Дальше всё как в горячке. Тяжелые ночи без сна, навязчивый бред и походы к врачам. О том случае, спустя время, я вспоминал лишь как о какой-то надоедливо-копошащейся, царапающей боли внутри ума. Будто бы весь мой детский мозг целиком пытались завязать в узел. Крутили его, мяли и сжимали чьи-то руки.


Мысли о том вечере долгие годы были табу как для моих родителей, так и для самого меня. Никогда и ни с кем я этот случай не обсуждал. Ходить в тот район я даже и подумать не мог. Будто какой-то внутренний блок включался во мне и всеми возможными способами прокладывал мой путь вокруг того места, делал крюки и выбирал самые неудобные пути, но никогда не забредал на эту проклятую улицу.


Когда мне исполнилось 20, я уехал из своего города. Куда-то умотал, куда-то устроился, не суть важно. Важно, что к тому времени эти мысли стали преследовать меня, беспокоили по ночам. Образы невозможных, странных, причудливых обложек, газет и журналов. Заковыристые заголовки, пугающие анонсы и тошнотворные искаженные образы людей, корёжащие что-то вроде улыбок.


Врачи ставили какие-то диагнозы, но они не были фатальными. Шизофрении не обнаружилось, а остальное уже не имело значения. Пронесло. Но если родители были твердо уверены в том, что я тронулся, а мой детский порушенный ум выудил всё это из самых глубоких и страшных уголков бессознательного, то я всерьез никогда не задумывался – что же со мной тогда было?


Ларёк являлся ко мне во снах. Сюжеты могли быть какие угодно, начиная от рыбалки и заканчивая сексом с одногруппницей. Но каждый раз наружу выползал журнал, каждый раз я проходил по улице и видел в витринах те вселяющие страх заголовки, каждый раз мои сны прерывались ночными криками в мокрой постели.


В один из дней моего отпуска, я вернулся в родной город. Погостить к кому-то или просто увидеться со старыми друзьями, это не важно. Честно сказать, я вернулся далеко не за этим. Долгое время я откладывал и одновременно страстно жаждал вернуться на улицу «Третьего интернационала» и поглядеть на этот уже, наверное, проданный ларёк. Кому в наше время нужны газеты? Зуб даю, что в нём теперь продают чебуреки.


Проходя по заснеженным улочкам родного города, я нервно курил одну сигарету за одной. Одна, две, три, четыре, пять… Не сворачивая с нужной улицы, захожу в магазин, чтобы купить банку пива. Выпиваю залпом и иду дальше. Дыхание становится резче и порывистее. Я почти у цели.


Завернув за последний нужный мне угол туб-диспансера, я выхожу к ней. Синяя краска везде облупилась, высвобождая коррозию и ржавчину. Витрины были завешаны жестяными листами, кое-где помятыми от ударов. Несомненно, это она. Та самая будка.


Я сделал несколько осторожных шагов в её сторону. У меня даже в карманах зимнего бушлата тряслись руки, плечи ходили ходуном. Я знал, что уже не увижу ни одного номера газеты «Селяночка» или «Бийский рабочий». Витрины нет. Лишь черная жесть и ржавчина. Но что-то упорно уводило мой взгляд в сторону от ларька. Я не мог смотреть на него, это было выше моих сил. Я сотни тысяч раз представлял себе этот миг – вот я, такой расхрабрившийся, пришёл взглянуть в лицо детскому страху и…


Но что дальше? Это уже не та будка, да и район этот уже давным-давно почти заброшен. Из города уехали почти все жители, он мельчает, пустеет, умирает. Неужели я думал, что она будет стоять здесь до сих пор в прежнем виде? При мыслях об этом, захотелось смеяться. Может, я и правда тогда поехал кукухой и мне это все показалось? Приснилось?


Я снова зашагал в сторону косого от времени ларька, который уже начал врастать в землю. С каждым шагом я был всё увереннее и тверже. Убежденность в том, что это была лишь детская выдумка, вышедшая из под контроля разума, становилось всё очевиднее. Чего я боялся все эти годы? Наивно и глупо. Как же всё-таки это глупо…


Я подошёл вплотную к оконцу ларька. На улице было темно, вечернее небо так неожиданно сменилось ночным. Морозный сибирский воздух вырывался из моего рта, переходил в горячие облака пара перед глазами.


В голове промелькнула мысль, но я даже понять и продумать её не успел. Поддавшись азарту и алкогольному авантюризму, я протянул руку и надавил пальцем на чудом сохранившееся стекло оконца. Медленно, с деревянным скрипом, оно отворялось. На небольшой ободранной доске под квадратным оконным проёмом, что-то поблескивало.


Мои плечи опали и напряжение начало понемногу отступать. Это была мелочь. Рубли и копейки, покрытые пылью и ржавчиной. «Сдача…» - тут же понял я.


Неужели, всё это время она дожидалась здесь меня? Зачерпнув в ладонь горсть монет, я доставал из кармана телефон и включал фонарик. Внутренне я уже был готов с облегчением рассмеяться такой иронии. Да уж, у реальности специфическое чувство юмора. Улыбаясь, я сунул мелочёвку себе в карман, но решил-таки посветить фонариком на внутренности бывшей «РосПечати».


Улыбка сошла с моего лица сразу же, как в светлый круг фонарика, скользнувший по полу старого ларька, вдруг попались какие-то скомканные ворохи бумаги. Блеклые, выцветшие, смятые и местами подгнившие. То тут, то там были разбросаны старые газеты и журналы. Внутри темного нутра железной будки десятки и сотни газет. Разбросаны, смяты и скомканы.


В уме поплыл, казалось бы, забытый мною туман помешательства. Я сжал телефон в руках сильнее и медленно просунул его в раскрытую пасть стонущей от ветра железной будки. Стараясь не останавливаться ни на одной из куч этого мусора глазами, я присмотрелся к единственному небольшому участку, где не было ни одной бумажки. Прямо посреди земляного пола, усыпанного газетными листами и обрывками журналов, свету фонарика открывался глубокий чёрный провал. Нора.


Я истошно взвизгнул и выдернул руку из окошка. Бежать. Бежать отсюда и никогда не возвращаться. На эту улицу и в этот район. В этот город и этот блядский край.


Я поспешно покидал улицу моих детских страхов. Бежал и задыхался. Хрипел, падал на снег и вставал, чтобы бежать дальше. Поворот за поворотом. Остановка. Автобус. Вокзал. Никого не предупредив, никому не сказав. Да и что я скажу? Нет времени ничего объяснять. Если всё то, что я видел и читал тогда, правда… если все эти журналы и новости взаправду… если в них описаны реальные вещи…


Сейчас я очень далеко. Так далеко, как никогда не был. Я постарался сбежать как можно дальше, но мысли о том, что это всё впустую, будят в моем сознании самые безысходные и пугающие опасения. Я не знаю, да и знать не хочу, одна ли такая будка была на всю страну или таких были сотни. Я не хочу знать, почему это попало к нам. Не хочу знать, кто эти загадочные покупатели, для которых печатаются эти чуждые нашему миру вещи.


Боже, мне страшно думать, в какой мир и в какие подземные города ведёт тот тоннель.


Страшно думать, какая больная реальность порождала все те новости и сюжеты, малую часть которых я успел прочесть в детстве.


Текущий рейтинг: 60/100 (На основе 59 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать