Сумерки (Дмитрий Глуховский, отрывок)

- Дмитрий Алексеевич, вы дома? У вас тоже свет отключили? Неужели землетрясение? Ужас какой! Дмитрий Алексеевич… - приглушённый стальной дверью, донёсся с лестницы голос соседки – той самой, выговаривавшей мне на днях за хулиганские надписи рядом с моей дверью.

Осторожно, на ощупь, я приподнялся и, полусогнутый, вытянув перед собой руки, словно надеясь оградиться ими от подстерегающих меня бестелесных чудовищ, двинулся вперёд. Хоть одна живая душа в этом царстве мрака! Ничего мне не хотелось сейчас больше, чем просто увидеть, да пусть хотя бы услышать рядом с собой обычного человека, из плоти и костей, перекинуться с ним парой слов, обсудить происшедшее, просто почувствовать, что я не одинок, что всё это творится не только со мной…

- Иду-иду! Чёртово электричество, ничего не видно, - я чуть снова не потерял равновесие, пребольно ударившись плечом о дверной косяк.

Тапки мерзко скрипели, в крошку растирая по паркету отвалившуюся от потолка штукатурку. Глаза слишком медленно привыкали к темноте, очертания предметов проявлялись неспешно, как контуры будущей фотографии на погружённом в раствор негативе.

- Дмитрий Алексеевич, вы дома?

- Дома! – крикнул я, выпутываясь из силка телефонного провода. – Сейчас открою, Серафима Антоновна!

- У вас тоже свет отключили? Неужели землетрясение?

- У всего дома вырубило, и не только у нашего! Балла четыре по Рихтеру, не меньше! - наугад брякнул я, шаря руками по дерматиновой обивке в поисках замка.

- Ужас какой! Дмитрий Алексеевич…

Попробуйте-ка найти выключатель в тёмной комнате, – какими привычными бы ни были все расстояния в вашем жилище, сколько десятков тысяч раз вы не щёлкали бы тумблером, зажигая или гася лампы, в кромешной тьме нащупать его удаётся не сразу. То же и с замком, будь он неладен...

- Дмитрий Алексеевич, вы дома? – тревожно переспросила из-за двери соседка.

- Да дома, дома! – раздражаясь то ли на неё – за внезапную её глухоту (а ведь сколько раз видел, как она подслушивала за соседями, прильнув ухом к чужой замочной скважине, увлёкшись настолько, что даже не замечала, как я поднимался по лестнице!) – то ли на себя, за свою неуклюжесть и неповоротливость, крикнул я.

- У вас тоже свет отключили?

Тревожно? Или точно с той же интонацией, что и в первый раз? Что за дьявол… Я затих и приник к обивке, вслушиваясь.

- Неужели землетрясение?

Это была не догадка, не предчувствие, не подозрение – просто в меня, будто в полый сосуд, залили некую густую леденящую жидкость. Состав её был – мгновенное осознание творящегося пополам с безотчётным желанием немедленно бежать, прятаться где придётся – в шкафу, за диваном, и, дрожа, надеяться, что опасность минует, не причинив мне серьёзного вреда.

- Ужас какой! Дмитрий Алексеевич…

Так и не успев повернуть замок, я отпрянул назад и начал отступать на кухню, слыша, как тот, кто притаился на лестнице, заново и заново заводит свою кошмарную пластинку.

- Дмитрий Алексеевич, вы дома? У вас тоже свет отключили? Неужели землетрясение? Ужас какой! Дмитрий Алексеевич… У вас тоже свет отключили? Неужели землетрясение? Ужас какой! Дмитрий Алексеевич… У вас тоже свет отключили? Неужели землетрясение?

Время замедляется… Снаружи доносится негромкий противный скрежет, как если бы наружную железную обшивку кто-то пытается поцарапать гвоздём. Потом звук этот делается сильнее, настойчивее.

- Ужас какой! Дмитррр…. - надтреснутый голос соседки перерастает вдруг в звериный рык, и тут на дверь обрушивается удар такой силы, что она гудит как монастырский колокол, а с потолка снова сыпется штукатурка. Я валюсь на пол и на четвереньках ползу, поскальзываясь в пыли, на кухню, мечтая сделаться незаметным, крошечным, превратиться в таракана, чтобы забиться в щель за плинтусом – может, хоть там им не удастся меня достать…

- Дмитрий Алексеевич! – новый удар; стальное полотно стонет, скоро оно сдастся под этим нечеловеческим напором и вылетит из коробки, посыплются искры, полетит металлическая стружка, и эта тварь ворвётся в мой дом…

- Вы дома? – по железу словно молотит таран, так что уши закладывает от грохота, пол ходит ходуном; затем наступает секундное затишье, и я успеваю услышать собственный шёпот: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста….», - а оно, верно, тем временем берёт короткий разбег, чтобы опять бросить свою гигантскую тушу на мою дверь.

- У вас тоже свет отключили? – и сразу, встык – рёв, какой неспособно издать ни одно из известных мне животных, - властный, разъярённый, оглушающий. От него перехватывает дыхание – не по-книжному, а взаправду – так, что не получается впустить в лёгкие воздух, колени и руки трясутся, как у припадочного, а внизу живота делается мокро и горячо.

- Неужели землетрясение?!

Тут подслеповато моргает лампочка, будто сама жмурясь от непривычки в своём свете, таком ярком после долгих минут, проведённых в сумраке, потом прокашливается приёмник и невнятно, сквозь помехи, как случайно пойманное в тылу противника родное «Совинформбюро», докладывает:

«…в некоторых районах отмечены перебои с электроснабжением. По последним данным, сила подземных толчков составила более пяти баллов по шкале Рихтера. В районах Одинцово, Строгино и Митино частично обрушились несколько панельных пятиэтажных зданий. Есть пострадавшие…»

Через стекло видно, как зажигаются окна соседних домов, их тёмные силуэты с горящими точками напоминают циклопическую перфокарту, сквозь которую кто-то светит огромным фонариком…

Я сижу на полу, весь белый от осыпавшейся штукатурки, закрыв голову диванной подушкой, прямо подо мной на полу темнеет позорное пятно.

На лестничной клетке, кажется, всё стихло.

…Сил у меня хватило только на то, чтобы брезгливо ополоснуться в душе. И, несмотря на два пуховых одеяла, под которыми я надеялся укрыться от кошмаров и согреться, всю ночь меня бил озноб.

Проснулся я от долгого, самоуверенного звонка в дверь: мне отчего-то подумалось, что так трезвонить может только милиция. На улице уже было совсем светло, и это придавало мне спокойствия. Закутавшись в одеяло и щурясь, я поплёлся открывать. Пол и мебель были густо припудрены известью; казалось, что в квартире шёл снег. Внутри у меня пробежал щемящий холодок, как будто я начинал скольжение с вершины американских горок – в пропасть: вчера всё было наяву.

На пороге стоял, уставившись прямо в глазок, невысокий крепкий мужчина в длинной кожаной куртке китайского образца. Почувствовав, что я смотрю на него, он отгородился красной книжечкой с надписью «ГУВД». Обречённо вздохнув, я отпер замок.

- Майор Набатчиков, - произнёс он так, будто говорил «Меня зовут Бонд».

Я понял, что испытываю к майору иррациональную антипатию. В следующие минуты он сделал всё, что укрепить её.

- Это что такое? – тоном, которым хозяин отчитывает нагадившего в тапки кота, спросил он, указывая на наружную сторону входной двери.

Утирая выступившую испарину и уже догадываясь, что сейчас там увижу, я осторожно выбрался на лестничную клетку и, аккуратно притворив дверь, осмотрел её.

Она вся была исполосована глубокими рытвинами, которые выглядели бы точь-в-точь как следы чьих-то громадных когтей, если считать сопротивление материалов лженаукой и допускать, что ороговевшие клетки кожи могут быть твёрже стального листа.

Я молча развёл руками, пытаясь придать своей физиономии обескураженное выражение и тем самым выгадать ещё чуть-чуть времени. Изобрести ни одного мало-мальски правдоподобного объяснения состояния моей двери я не мог, да и врать милиции с ходу как-то побаивался.

Набатчиков выбил из пачки сигарету, чиркнул металлической зажигалкой и затянулся, ощупывая меня взглядом. Глаза у него были недобрые, глубоко посаженные, а тяжёлые надбровные дуги дополняли их сходство со смотровыми щелями в танковой броне. Выпустив облако гари, майор развернулся и пополз в наступление.

- Как спалось? – он тягуче сплюнул в белую пыль.

- Тревожно. Так трясло, - пожаловался я.

- А больше ничего не слышали? Крики, может быть? Звуки странные какие-нибудь?

- На улице, кажется, кричал кто-то, но я не обратил особого внимания. Понятное дело, землетрясение. Видите ли, - на моё плечо, наконец, села муза, и я ощутил прилив вдохновения, - в последние дни я скверно спал и вчера решил принять снотворного. Переборщил, кажется: даже когда тряхнуло, не смог себя заставить подняться с постели, так что всё было сквозь сон. Пока не очнулся вот, с вашей помощью, надеялся, что мне всё это вообще померещилось. Димедрол пил, - уточнил я на всякий случай.

Тут майор, заслонявший своим корпусом ведущий вниз лестничный пролёт, дал задний ход, и я судорожно глотнул воздуха: на межэтажной площадке темнело огромное багровое пятно, очерченное мелом.

- Соседка ваша, - кивнул на пятно Набатчиков, стряхивая пепел. – Разодрана в клочья, грудная клетка вспорота. Пикантная деталь: сердца нет. Это не вы, случайно? Шучу, шучу, - не утруждая себя улыбкой, добавил он.

- Боже… - я потёр рукой глаза и только тогда обратил внимание, что и сам весь покрыт известью; в горле запершило.

Дверь соседской квартиры приотворилась, из неё показался ещё один оперативник, высокий, чернявый, кадыкастый – внешне совершенно непохожий на Набатчикова, и в то же время неуловимо его напоминающий. Мне подумалось, что ГУВД, да и вообще всё то, что в нашей стране принято с анатомической иронией именовать «органами», должно быть, подвергает ауру своих сотрудников некой чеканке, в результате чего им не надо даже предъявлять гражданам свои удостоверения – те и так всё сами чувствуют на астральном уровне.

- Ничего не понимаю, - негромко обратился второй к майору. – Дверь открыта, квартира нетронута. По пыли идут следы до выхода. Здесь ты сам всё видел, у нас это отснято, - отпечатки её тапок на лестничной клетке, и полоса эта по ступеням, когда её тащили. Больше никаких следов нет. Что вы слушаете, это вас не касается! - прищурился он, глядя на меня.

- Тогда я пока умоюсь, с вашего позволения?

Воду в кране я пустил совсем тоненькой струёй, чтобы она не заглушала долетавшие через открытую дверь обрывки разговора:

«… что напоминает… в цирке тигр дрессировщика порвал… приезжал, ещё когда работал… тут не человек… цирк, зоопарк позвонить… некоторые богатые чудаки в квартирах держат…»

«…следов нет… тётки отпечатки повсюду, а этого… только когти вот на двери… почему у него?.. что-то знает…»

Когда, натянув тренировочные штаны, я вернулся на лестницу, они уже успели определиться с тактикой.

- Мы вас пока беспокоить не будем. Вы подумайте, память напрягите. Димедрол, в конце концов, развеется ведь когда-нибудь. Телефончик свой оставьте, и наш запишите. Из Москвы пока никуда не пропадайте. И вот ещё что – складывается у нас такое впечатление, что до вас тоже пытались добраться. Знаете, всё-таки, как говорится – «Моя милиция меня бережёт». Вы не подумайте, что нам всё равно, у нас ведь тоже отчётность страдает. И два нераскрываемых убийства в одном доме для нас хуже, чем одно. С наступающим вас, - заключил майор, швыряя окурок мне под ноги.

Запираясь, я тоскливо подумал, что и сам был бы рад не пропадать никуда из Москвы, но обещать ничего не мог.

…Они недалеко ушли от истины: это был не тигр, а ягуар. Но делиться своими переросшими в уверенность предположениями с ними я так и не стал. Пусть их очерствелый мозг и сумеет воспринять их, и даже поверить моей истории, - что с того? Служебные инструкции МВД не описывают способов борьбы с майянскими оборотнями… Против них, наверняка, бессильны даже серебряные пули и прочие народные средства, упоминаемые в европейской мифологии.

Угроза была теперь более реальной, чем когда-либо. Моя несчастная соседка поплатилась только за то, что первой вышла из своей квартиры после землетрясения, совпавшего по времени с пришествием чудища, посланного, чтобы покончить со мной. Моя авантюра стоила жизни невинному человеку, и это само по себе уже было достаточным основанием задуматься о том, имею ли я право её продолжать.

Наконец, я просто боялся. Мне то казалось, что я уже переступил рубеж, до которого можно ещё было делать выбор: словно хотел полюбоваться с канатного мостика на протекающую внизу горную реку, но сорвался, и теперь меня уносит течением; то вдруг я начинал говорить себе, что всё ещё можно отыграть назад, передумать, отступить, спастись.

См. также

• Свет дали? - классическая крипипаста со схожим сюжетным ходом, написанная гораздо позже "Сумерек" Глуховского.

Текущий рейтинг: 52/100 (На основе 7 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать