Приблизительное время на прочтение: 40 мин

Иннерфейс

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Story-from-main.png
Эта история была выбрана историей месяца (ноябрь 2018). С другими страницами, публиковавшимися на главной, можно ознакомиться здесь.
Pero.png
Эта история была написана участником Мракопедии Механик. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.
Meatboy.png
Градус шок-контента в этой истории зашкаливает! Вы предупреждены.

Яркий свет ударил по глазам. Человек плотно зажмурился, отвернул голову от ослепительно-жёлтого огня — и при виде зелёного пластика в его сознании вспыхнула первая настоящая мысль. Он растерянно огляделся, стараясь избегать фонаря, направленного прямо ему в лицо.

Больничная палата была маленькой, с низкими потолками и аскетичной обстановкой. Её стены почти полностью скрывались за шкафами, компьютерными пультами и экранами. Рядом висело зеркало, но с такого ракурса человек не мог разглядеть своё отражение. Массивная металлическая койка, на которой он лежал, стояла почти в самом центре тесной комнатушки. Справа виднелась тумбочка с настольной лампой, а чуть поодаль на табурете сидел мужчина в строгом чёрном костюме, сцепив пальцы и выжидательно разглядывая пациента.

— Вы всё-таки очнулись? — участливо спросил он. — Можете говорить? Помните что-нибудь о произошедшем? О себе?

Мысли ворочались тяжело и неохотно, каждую приходилось вытягивать из чёрной бездны, напрягая все умственные силы. Человек открыл рот, помолчал, стиснул зубы и попытался сосредоточиться. Его разум прояснился, но всё ещё казался глыбой, почти неспособной думать.

— Нет, ничего не помню, — наконец проговорил он, вспоминая, как пользоваться речью. — Где я?

— Вот незадача... — протянул человек в чёрном. — Тогда опирайтесь на мои слова и ищите по ним соответствующие воспоминания, хорошо?

— Ладно, валяйте, — буркнул пациент, полуприкрыв глаза и по возможности отвернувшись от света.

Собеседник кивнул и, краем глаза поглядывая на развёрнутый в его сторону монитор, начал свой рассказ.

— Сегодня утром банда террористов ворвалась в Управление и устроила перестрелку. Погибло много охранников, их семьям уже отправлены соболезнования. Именно тогда вы и были ранены, к счастью, не смертельно. Вы можете это вспомнить?

Пациент бессильно откинулся на жёсткую подушку и напряг память. Беспорядочные взрывы, крики, треск разрядов... Он молча кивнул.

— Замечательно, тогда продолжим. Целью напавших были главные пульты управления Голем-сити, нашего города, который построен на теле древнего робота. Они хотели привести этого робота к Ардании и остановить идущую там войну, нарушив тем самым договор об изоляции.

Он снова кивнул, припоминая, как выглядит его мир. Каждое слово собеседника добавляло к картине новые, всё более отчётливые детали.

— Можете ли вы представить, что произошло бы в случае их успеха?

Вопрос застал человека врасплох. Он напряг память ещё сильнее, и перед его глазами выросли тревожные образы. Древний колосс вздрагивает и медленно опускает длинные руки. Платформы районов отламываются и рушатся. Изящные башни, виадуки и маленькие домики раскалываются, врезаясь в нетронутую землю или деревья далеко внизу. Погибают сотни, если не тысячи невинных. Затем исполин переставляет ноги, сбрасывая то немногое, что ещё осталось на его округлом торсе, и неумолимо шагает к городу в соседней долине...

— И это ещё в лучшем случае, — хмыкнул человек в чёрном. — Некоторые двигатели могут быть неисправными. Или сломаться позже.

Пациент болезненно скрипнул зубами. Сделав очередной шаг, колосс спотыкается. Его правое колено не может разогнуться до конца, и крошечные фигурки в кабине управления бессильно дёргают рычаги. Они успевают приказать роботу раскинуть руки в попытке удержать равновесие... Но ему не хватает скорости, и двести тысяч тонн металла неуклюже рушатся с километровой высоты. Ардания не могла эвакуироваться, и к первому городу, стёртому с лица Земли, прибавляется второй, вчетверо больший. Лишь горстка жителей из дальних районов не была раздавлена, смогла избежать огня и отравления ядовитыми парами топлива — но в руины уже входят вражеские войска...

— К счастью, атаку удалось отбить. Трое террористов были убиты в перестрелке, а остальных быстро обезвредили и поместили под арест.

— Слава богам, — облегчённо прошептал человек, однако ещё до того, как собеседник снова открыл рот, его разум озарила новая вспышка.

— Я рад, что вы признаёте свою вину, — агент Управления посмотрел на него с неприкрытой ненавистью в глазах. — Очень важно, чтобы вы осознавали, за что именно будете наказаны, и по возможности терзались чувством вины. Добро пожаловать в Ублиет, мразь. Выводите меня!

С этими словами он встал, хмыкнул и исчез. Только что он возвышался над пациентом угловатой тенью с бледным лицом — а в следующую секунду его уже не было. Узник привстал и беспокойно оглядел комнату, но не заметил ничего даже отдалённо напоминающего выход.

— Да что за дьявольщина тут творится?! Я что, сплю? — заорал пленник, чувствуя, как на него наваливается частично вернувшаяся память.

— Наша беседа ещё не окончена, — раздался голос агента прямо в его голове, и дальняя стена раздвинулась, открывая огромный экран.

С ужасом и отвращением человек увидел на нём себя. Грузный мускулистый мужчина в больничной пижаме лежал, закрыв глаза, на точно такой же койке, пристёгнутый ремнями и опутанный трубками. Нижняя часть его лица скрывалась за дыхательной маской. К наголо бритому черепу тянулись многочисленные разноцветные провода, а пара самых толстых кабелей уходила в заботливо очищенные от крови пустые глазницы. На другом их конце располагался небольшой металлический короб с сотнями лампочек, переключателей, десятком клавиатур и широким монитором. Рядом суетились двое докторов и инженер, а человек в чёрном стоял прямо перед ящиком, разглядывая ряды кнопок.

— Вы уже поняли, куда попали? — проговорил он неприятным, злорадным и лицемерно-вежливым голосом.

— Я сплю, это просто кошмарный сон... — отрешённо пробормотал узник, неловко слезая на холодный пол.

— О нет, всё гораздо интереснее. Вы заперты в виртуальной реальности. Ваше настоящее тело полностью парализовано, а его мозг соединён с изолированным ото всех сетей компьютером новейшей модели. Эта чудесная машина моделирует обстановку с невероятной детализацией и заставляет вас чувствовать то, что мы захотим. Быть тем, чем мы прикажем. Таково ваше наказание, одобренное Верховным судом.

Человек отвернулся и упрямо поджал губы. Острое чувство вины за гипотетические жертвы его планов сжимало сердце когтистой лапой, но меркло на фоне понимания того, насколько крепко он влип. Впрочем, пленник не собирался сдаваться, и человек в чёрном это понял.

— К сожалению, на калибровку ушло много материала, — нараспев произнёс он, обводя палату широким жестом. — Зато ваши подельники послужили благому делу науки. Первые трое, увы, погибли ещё при подключении. Остальные умерли вскоре после, или сошли с ума, отбывая срок. Одна, кажется, блондиночка, как-то ухитрилась покончить жить самоубийством. Но не беспокойтесь, мы приняли все необходимые меры. Даже если вы вдруг очнётесь, что, разумеется, невозможно, ваше тело больше никогда не шевельнётся. Но система жизнеобеспечения не даст ему умереть от старости или отказа органов, а заболеть в герметичной стерильной камере и подавно нечем...

— Я выберусь, клянусь богом, слышите? Выберусь, чего бы это ни стоило!!! — пленник метнул табурет в экран, но тот даже не поцарапался.

— Контроль изнутри вашей тюрьмы по определению невозможен. Уж поверьте, мы обо всём позаботились. Даже интеллект и память вам прикрутили, а то вдруг вы хакер, нам такого риска не надо. А знаете, в чём суть всякого наказания? Оно нужно, чтобы другим было неповадно повторять свои или чужие ошибки. Сейчас я ускорю время симуляции и подожду, пока вы как следует отчаетесь. Мы запишем видео и пустим по всем каналам. Вряд ли кто-то захочет разделить вашу печальную судьбу. Но вначале немного подправим декорации...

Пальцы человека в чёрном пробежали по клавиатуре, сдвинули несколько рычажков, и больничная палата исчезла. Пленник, потеряв опору, мешком рухнул на пол. Впрочем, теперь это вряд ли можно было назвать полом — абсолютно ровная, светящаяся белизной поверхность, лишённая температуры и текстуры, незримо переходила в такие же стены. Почти сразу же воздух наполнился еле уловимой приторной вонью, а рот — едкой кислой горечью. Узник неуклюже поднялся и сделал шаг в ту сторону, где был экран, но тут же со стоном согнулся пополам. Его желудок словно взорвался изнутри — однако уже через секунду боль прошла, оставив только ощущения голода и тошноты.

— Прошу прощения, я слегка перестарался, — вновь прозвучал бесплотный, вкрадчивый, усмехающийся голос истязателя. — Все ваши ощущения были разработаны нашими лучшими психологами. Даже мои слова направлены на то, чтобы лишить вас надежды и сломить всякую тягу к сопротивлению. Вы будете страдать, но ваши пытки ни в коем случае не станут невыносимыми. Если вы тоже потеряете рассудок и не сможете в полной мере прочувствовать происходящее — разве это будет достаточно наглядным зрелищем для других?

Человек с криком бросился на безликую белую стену. Это было всё равно, что пытаться ударить воздух, но инстинкт оказался сильнее его воли. Видимо, подумал он, его превратили в полуживотное ещё и затем, чтобы он не испортил их чёртово видео каким-нибудь манифестом.

— Давайте, покажите всё, на что способны! — хмыкнул тюремщик. — Увидимся через три месяца! А там, может быть, казним вас, или дадим камеру получше. Вне этой программы у вас всё равно больше ничего нет и не будет.

И по наступившей тишине пленник понял, что теперь остался совсем один в этом абсолютно пустом, молчаливом, отвратительном месте.



Первые часы он провёл в метаниях по тесному пузырю и бесплодных попытках пробить его невидимые стенки. Виртуальное тело не знало усталости. Ему не надо было дышать, хотя рефлексы всё ещё работали. Сбитые в кровь кулаки почти мгновенно зарастали, и узник быстро приучился игнорировать эту боль, ожесточённо бросаясь на слабо мерцающую белизну. Всё было тщетно, и он это понимал, но мятежный дух не мог смириться без борьбы. Из глотки вырывался поток проклятий, прерываемый лишь редкими приступами тошноты. Человек грозил страшной участью агенту в строгом чёрном костюме, Управлению, инженерам, медперсоналу, семьям и друзьям, каждому богу, которого удавалось вспомнить, своему физическому телу, неспособному выбить им глаза и разорвать горло... Но услышать его мог только он сам.

Наконец, рассудок кое-как взял верх над эмоциями, и пленник, тяжело привалившись к стене, медленно сполз на пол. Единственное, что было в этой чудовищной тюремной камере — он сам. Только сейчас он нашёл в себе силы оторваться от мрачных раздумий и изучить себя.

Больничная пижама была старой, грязной и уже порванной в нескольких местах, но следов свежей крови на ней не нашлось. Ради интереса человек вновь разбил костяшки об пол и провёл ими по штанине — алые пятна испарились вместе с раной. А попытки оторвать от одежды лоскут или снять её провалились вообще, словно она стала частью тела. Организм кричал о голоде и болезни, хотя здесь ему явно ничего не угрожало. Виртуальная кожа не потела, плоть была всё так же полна сил, а разум пусть жёстко урезан, но издевательски ясен и свеж.

Узник закрыл глаза и порылся в памяти. Детали смазались, но в целом он помнил всё с того момента, как очнулся. Компьютер не позволял ему забыть, бесстрастно показывая одни и те же сцены. Раскаяние за так и не совершённый геноцид тоже жгло душу, хотя человек смутно догадывался, что оно уже должно было ослабеть. Всякая же более сложная мысль теперь казалась какой-то задачей по высшей алгебре, и пленник тупо повторял её, пока смысл окончательно не покидал отдельные слова. Он даже пытался рассуждать вслух, однако к концу фразы переставал понимать её начало. Но хуже было то, что ему всё-таки хватало сил полностью осознавать ущербность своего нынешнего мозга.

Спустя несколько часов безделье стало невыносимым, и он с гневными криками снова бросился на непроницаемую пустоту. Он тщательно осматривал каждый сантиметр своей тесной камеры, постоянно сбиваясь в этом лишённом ориентиров месте и начиная всё сначала. Везде была только однородно-гладкая, едва осязаемая, сияющая белизна. В полу тоже не нашлось никаких неровностей или тайников, а потолок теперь находился слишком высоко, чтобы до него можно было допрыгнуть. Тут не было ничего, кроме дрожащего света и затхлого воздуха.

После бесплодных метаний пленник вновь садился у стены или ложился на пол, пытаясь взять себя в руки и хоть что-нибудь придумать. Он бормотал себе под нос, выкрикивал самые страшные ругательства, какие приходили на ум, пел песни, выл на разные голоса, лишь бы найти занятие. Затишье сменялось очередным приступом бесцельной беготни, затем опять наваливалось уныние, и так по кругу, без возможности уснуть или тихо сойти с ума. На пятый день узник потерял счёт времени и просто стал апатично ждать нового сеанса связи с тюремщиками.

Вскоре, пытаясь отвлечься от других раздражителей или просто со скуки, он выбрал иное развлечение. Человек мог часами биться головой о стены, раскалывая череп, рвать волосы по одному или сразу клоками, ломать пальцы, перегрызать вены на жилистых руках, выковыривать зубы и глаза... Впрочем, его рефлексы исправно работали, и более чем реалистичная боль нередко прерывала самые смелые эксперименты.



Он не заметил, как на стене за его спиной возник долгожданный экран, и потому испуганно вздрогнул, услышав чуть насмешливый голос.

— Ну, как поживаете? — агент Управления с интересом оглядел пленника, свернувшегося на полу и безразлично жевавшего левую ладонь.

Тот почти не изменился с их предыдущего разговора. Больничная пижама была немного более мятой, чем тогда. Сам человек тоже выглядел абсолютно здоровым, не считая бледности от непроходящих голода и тошноты. Густые чёрные волосы и борода топорщились неопрятными пучками во все стороны. Поза же красноречивее всяких слов говорила о степени его отчаяния от такой беспомощной недожизни. Узник был в полном сознании, твёрдой памяти, и прекрасно осознавал, насколько жалко сейчас выглядел. Он медленно повернулся и, не выпуская руки из окровавленного рта, вперил в агента странный взгляд. В его глазах горела смесь гнева, меланхолии, радости и бог весть чего ещё.

— Надеюсь, вы не разучились говорить? — участливо поинтересовался истязатель, рыская глазами по невидимым с такого ракурса мониторам.

— Просто заткнись и убей меня, — бесцветным голосом проговорил пленник. — А потом себя. Нет, лучше сначала твоих дружков, а потом себя.

— Какой вы грубый, — покачал головой человек в чёрном. — А ведь мы сократили ваше трёхмесячное заключение почти на двое суток!

— Круто, засунь их себе в глотку. И избавь меня уже от этого всего. Это бесчеловечно!

— То есть убивать охранников, которые честно выполняют свою работу, и разрушать целые города, по-вашему, человечно? — хмыкнул агент.

— Сначала докажи, что это было! — прорычал пленник, шатающейся походкой направляясь к экрану. — Ты мог просто внушить мне это дерьмо!

— Наверное, стоит ещё прикрутить вам интеллект, а то слишком умно мыслите, — тюремщик что-то подкрутил на пульте, и узник это ощутил.

— Ты отнял моё тело, но душу не заберёшь! — его тяжёлый кулак смачно впечатался в экран, размазывая кровь по ненавистной бледной роже.

— Воля ваша, — равнодушно пожал плечами агент и наклонился к камере. — Знаете, пока вы там у себя копошились три месяца, снаружи прошло всего десять минут. Срок не ахти какой, но мы успели посовещаться и слегка изменить планы. Раз вы так неплохо продержались, ваше наказание продлится ещё неопределённо долгое время. Ублиет тоже будет немного ускорен, до примерно тысячи лет за одну минуту реального времени. Доктора говорят, что ваш мясной мозг выдержит такие нагрузки, и им интересно посмотреть, что получится в итоге.

Человек не смог бы охватить воображением такой период, даже будь у него прежний острый ум. Но этого и не требовалось — само осознание вечности среди безликих стен навалилось на него неподъёмным, почти осязаемым грузом. Пленник рухнул на колени, вцепившись руками в волосы и пытаясь произнести хоть слово. Горло свело судорожным спазмом, а на глаза навернулись едкие слёзы. Агент тем временем бегло просматривал отрывки из записи заточения пациента в виртуальной тюрьме и как бы между делом рассказывал, что с ним будет дальше.

— А пока вы будете изучать новые декорации, мы смонтируем ролик с первой частью. Тут достаточно материала для хорошей агитки, так что теперь вы нужны нам только как подопытный в побочном исследовании. Пожалуй, мы просто оставим вас в покое на недельку-другую и займёмся более важными делами. С вашим телом и Ублиетом здесь ничего не случится, автоматика прекрасно позаботится обо всём сама.

— Вы не смеете!.. — хрипло рявкнул заключённый, но агент Управления лишь пожал плечами, вбивая в компьютер очередной набор команд.

— Ещё как смею, — отозвался он. — Верховный суд всё одобрил. Но я вам сочувствую. Такой участи и врагу не пожелаешь... Хотя я пожелал.

Щёлкнув тумблером, собеседник отключился, а пленник ещё несколько секунд безмолвно стоял перед тем местом, где только что был экран, растерянно и опустошённо глядя в одну далёкую точку... И вдруг шарахнулся назад, едва не упав. Стены тюремной камеры коротко мигнули и из белоснежных стали огненно-красными, очень неприятно мерцая. Человек крепко зажмурился, прижал ладони к глазам, уткнулся лицом в колени — однако яркий алый свет легко проникал сквозь все подобные преграды. Мерзкие приторно-жгучие запахи усилились, заполнив нос и рот, а изнутри снова подкатила тошнота. Жестоко закашлявшись, узник свернулся на полу в позе эмбриона — и тут же вскочил, почувствовав по всему телу резкий зуд. Он принялся ожесточённо чесаться, раздирая ветхую ткань и покрывшуюся мелкими волдырями кожу. Но какими бы болезненными ни были его раны, они растворялись за секунду, и всё начиналось заново. Сорванные ногти, лоскуты плоти и обрывки одежды летели на кроваво-красный пол, бесследно исчезая, так что вскоре от грязной пижамы ничего не осталось. Внезапно раздался голос.

— Вот так вы проведёте ближайшую вечность, — спокойно проговорил агент. — Вашу одежду убрали для экономии ресурсов, и другие лишние молекулы тоже скоро отключатся. А чтобы вам не было так скучно, как в предыдущий раз, я поставлю хорошую музыку. Ну, наслаждайтесь!

Пленник хотел было что-то крикнуть ему вслед, но не смог. Он хватал воздух ртом, как рыба, а кислород стремительно таял. Спустя минуту утечка атмосферы прекратилась — её осталось ровно столько, чтобы человек продолжал рефлекторно пытаться вдохнуть, но не мог. Однако вонь никуда не делась, и бодрая мелодия, зацикленная посреди аккорда в конце второй минуты, продолжала доноситься со всех сторон.



Следующие недели изгладились из памяти. Нет, узник помнил всё, но события того периода были слишком беспорядочными, чтобы составить точную картину. Он катался по полу, сдирая с себя шкуру и мясо, захлёбывался беззвучным воем, часами носился вдоль алых стен, судорожно пережимал руками горло, раздавливал глаза — что угодно, только бы избавиться от влияния пыточных программ или заглушить их другими, менее монотонными муками. Но тюремная камера безжалостно и бесстрастно выполняла свою работу. Поверхности, пылающие лишённым температуры огнём, круглосуточно жгли сетчатку. Музыка, поначалу даже приятная, вскоре невыносимо надоела, и человек машинально пытался выкрикивать бессвязные звуки, стараясь ей подпевать. Лёгкие пытались вдохнуть пустоту, но заполнялись лишь смрадом. Каждый час пленник отгрызал себе язык и расцарапывал нёбо, пропитанные горечью — а те через секунду отрастали вновь.

Перед его внутренним взором постоянно разворачивались картины неслучившихся катастроф. Это было хоть каким-то развлечением, даже несмотря на сильное чувство вины. Образы были одними и теми же, может быть с мелкими отличиями, но пленник не был достаточно умён, чтобы их распознать. Однажды он сообразил, что по ним можно изучать внешний мир или даже вспомнить свою безвозвратно отнятую жизнь. Спустя несколько месяцев узник окончательно убедился, что это не так — память выдавала только общие абстрактные описания объектов и событий, а воображение додумывало детали. По ощущениям это напоминало дурной, тягостный, зацикленный сон наяву.

Он часто пытался убить себя. Поначалу попытки были хаотичными и заведомо обречёнными на провал. Травмы от многодневного упорного битья головой о стены моментально исцелялись, и в тесной камере было невозможно как следует разбежаться. Свернуть самому себе шею было легко, но в награду вместо желанной смерти он получал только недолгий паралич. Когда это случилось в первый раз, человек сильно испугался — провести вечность обездвиженным, даже отделив себя от зудящих волдырей, было бы неизмеримо хуже. Однако осязание вернулось через минуту, а вскоре ожили и мышцы. Рваные раны с застрявшими осколками зубов послушно зарастали, а вытекшая кровь мгновенно возвращалась в крепкие жилы. Тело не менялось, бесполезными были даже тренировки, которыми иногда развлекался пленник.

Со временем он стал изобретательнее и смелее, насколько хватало подавленного ума. Человек раздирал ногтями свою плоть, пытаясь добраться до внутренних органов, выдернуть сердце, разорвать желудок, наполненный кислотой, превратить своё нутро в безжизненный фарш. Несколько раз рука застревала в заросшем брюхе, причиняя страшную боль и вынуждая узника прилагать нечеловеческие усилия, чтобы освободиться — после этого он оставил подобные эксперименты. Добраться толстыми пальцами до мозга сквозь глазницу или ухо никак не получалось. Вначале после каждой попытки приходилось отдыхать, пока боль не подзабывалась, но к концу года он уже мог терпеть её.

За месяц постоянных упражнений человек понял, как ломать себе ноги так, чтобы получался удобный открытый перелом. Через два года он приучился одним точным движением извлекать из раны острые стержни костей. Ещё десять лет ушли на то, чтобы изрезать такими клинками все части своего организма. Однако лучшим результатом, которого он смог достичь, были странные галлюцинации от обломка, вонзённого в череп, хотя даже тогда мышление оставалось кристально ясным. Затем кость послушно исчезала из рук, возникая там, где ей следует быть.

Каждый новый день, месяц, век был похож на предыдущий. Среди безликих стен пленник утратил чувство времени, и различать минувшие периоды удавалось только по тому, какие идеи захватывали его мысли. В абсолютно пустом пузырьке даже самый мощный интеллект едва ли нашёл бы много разных занятий. И за бесконечное время даже самое широкое разнообразие рано или поздно слилось бы в однородную скучную полосу... Но, имея лишь бесконечное время и крепкий разум, даже идиот со временем придумал бы множество гениальных вещей.



Человек, как известно, может привыкнуть ко всему. Годы пролетали неуловимо, словно минуты. Через несколько десятилетий узник перестал обращать внимание на горечь и вонь. Пальцы по-прежнему машинально царапали и рвали больную кожу, но тактильные ощущения теперь проходили мимо сознания. Музыка слилась в однородный шум и стала просто ещё одной незаметной частью фона. К концу века печальные мысли о павших городах и мерцание ослепляющих-красных стен окончательно перестали его волновать. Даже судорожный дыхательный рефлекс уже не причинял ему дискомфорта. Пленник компьютерной тюрьмы с интересом наблюдал за переменами своего восприятия, и периоды равнодушного затишья между приступами бессильной злобы или всепоглощающей тоски с каждой неделей становились длиннее.

Он начал медитировать, вначале пытаясь заглушить пытки, а потом ещё и потому, что ему надоело бесцельно бродить по камере. Узник мог многие сутки неподвижно сидеть, лежать, стоять на не ведающих усталости ногах. Первые шесть веков он отрешённо разглядывал свои руки и остальное тело, отмечая прежде незамеченные детали. К концу десятого он выучил точное расположение каждого волоска, поры и зудящего пятна. После ещё трёхсот лет ему стало всё равно, на что смотреть — себя или однообразные стены. Так он провёл несколько тысячелетий, периодически рождая ту или иную спонтанную мысль. Впрочем, многие его размышления упирались в нехватку интеллекта, и он, чувствуя себя очень неполноценным, брался за что-нибудь попроще. От долгого разглядывания однообразных стен и потолка у пленника уже давно начали появляться аморфные галлюцинации — мозг пытался заполнить пустоту. Созерцать их тоже было по-своему интересно.

Когда снаружи прошло семнадцать минут, а внутри виртуальной ловушки наступило двадцатое тысячелетие, человек наткнулся на полезную идею. Он сообразил, что Ублиет сохраняет его сознание и рассудок, но не слишком сильно препятствует эволюции разума. А значит, имея достаточно времени, можно было полностью перекроить весь образ мыслей, формально оставаясь умственно здоровым, однако приобретая новые, нестандартные таланты. Принцип был невероятно прост, но безгранично перспективен, и. будь у пленника более мощный ум, он бы додумался до этого намного раньше. С другой стороны, сейчас у него было больше опыта в понимании того, как именно работает мозг.

Первые шаги он делал осторожно и наугад. Сначала человек упражнялся на пятнах, мельтешащих перед глазами — учился дольше держать их в поле зрения, яснее определять форму, распознавать оттенок. Спустя всего лишь двадцать восемь лет он уже мог более-менее свободно ими управлять. Это его развлекло, и следующие три с половиной тысячелетия он провёл, пытаясь выстраивать таким образом осмысленные красочные картины. Но подчинение галлюцинаций со временем тоже поднадоело, и узник двинулся дальше. Он заметил, что зрительные фигуры вызывают в его голове разные отклики, порой немного необычные. Экспериментируя с ними, человек сделал новое открытие — это был ключ к подсознанию. Память подсказала слова — синестезия, нейролингвистика, гипноз... Узник не знал их смысла, но ему было плевать.

В свободном реальном мире человечество всего за десять веков продвинулось от каменных орудий до карманных компьютеров. Между первыми фанерными аэропланами и высадкой на соседней планете прошло каких-то шестьдесят лет. И это несмотря на опустошительные войны, долгие периоды застоя, осторожный вклад в науку! И, хотя пленник Ублиета не помнил ничего из истории, у него было более чем достаточно времени, чтобы изобрести с нуля что угодно, просто перебирая варианты. Некоторые мысли перенаправляли сигналы в его мозгу так, что он становился слегка умнее. Иногда выходило наоборот, но человек, проживая в уме бесчисленные жизни, упорно двигался дальше.

Через два тысячелетия он совершил ещё один столь же резкий рывок. На тех крохах интеллекта, которые ему оставили, узник научился запускать куда более сложные программы. Он решал часть задачи, запоминал результат, потом перестраивал свой разум, моделируя новый маленький кусок могучего мозга, переносил туда предыдущий ответ, и так до победного конца. Это позволило ему развиваться на порядки быстрее и качественнее. Конечно, такой труд занимал месяцы и годы, но как раз их у пленника было в избытке. И даже несовершенная память не могла его остановить — рано или поздно он находил верный ответ. Тюремщики едва ли предвидели, что такое вообще возможно.

Прежнего человека, безымянного террориста, больше не существовало — он растворился в бесконечной перетасовке идей и когнитивных процессов, а на его месте родилась новая личность. И переродившееся сознание всё чаще думало, как разорвать круг такой псевдожизни.



Снаружи наступила ночь, но пленник не узнал бы этого, даже будь в палате окна, а ему сохранили глаза. Но его это и не волновало. Он уже почти полмиллиона лет работал над самой сложной и важной задачей в своей жизни — изобретал программирование совершенно нового типа.

Узник давно заметил, что, когда он думает определённым образом, виртуальный мир начинает вести себя немного иначе — меняется частота мерцания стен, в мерзком запахе появляются новые нотки, на едва уловимую долю секунды запинается мелодия... Заинтересованный, он начал искать закономерности в подобных сбоях, сотни раз повторять одни и те же действия, отмечать тончайшие нюансы, совершенствовать методику, придумывать к ней новые подходы. То, что началось с научного тыка и привычного перебора вариантов, вскоре стало настоящей наукой. Прислушиваясь к откликам программ, человек составлял карту компьютерной начинки — схему взаимного расположения элементов, которые отвечают за ту или иную вещь. Он понял, что всё связано со случайной передачей каких-то сигналов между деталями. И так, без малейшего представления о подобной технике, он понемногу разбирался с общим принципом работы Ублиета, готовясь пойти ещё дальше.

Ему даже удалось придумать физику, пусть очень ограниченную, но для начала вполне достаточную. Перенаправляя мысли из одной части компьютера в другую, он обрёл власть над своей иллюзорной тюрьмой. Поначалу автоматика упрямо возвращала Ублиету исходный вид, но за двести столетий пленник сумел усилить порождаемые им радиоволны, нащупал нужные контуры, исследовал их и неторопливо, по его меркам, подкрутил настройки. Первым делом он вернул себе полноценный интеллект, и на десятилетия опешил от такой невероятной мощи.

Тысячи веков узник решал невероятные даже для старых мастеров задачи на огрызке ума, с которым могла посоперничать мышь. Теперь же его возможности возросли сразу на много порядков. Работа закипела вовсю. Он полностью сменил обстановку в камере, отключил лишние раздражители, сделал себе стол для ведения записей и кучу других полезных предметов. Стороннему наблюдателю это место показалось бы кошмарным, отталкивающим, гротескным, настолько оно не походило на творение нормального человека — но у сверхчеловека были свои представления о комфорте и удобстве. В своей виртуальной лаборатории он совершал за месяц то, на что раньше требовались многие века.

Сложнее всего было с памятью. Она была далеко не безграничной, и новые воспоминания уже записывались поверх старых. Впрочем, всё нужное регулярно повторялось и потому было легкодоступным. Интереснее всего получилось с той программой, что когда-то служила для вечного раскаяния — эти образы давали какое-то представление о настоящем мире. Разумеется, точно так же они могли и не иметь ничего общего с реальностью или содержать ошибки — но, как оказалось, всё-таки имели, сэкономив пару тысячелетий дополнительных проверок.

Он выяснил, что Ублиет экранирован, корпус компьютера не давал электромагнитным волнам выйти наружу. Построив несколько миллионов физических и программных моделей, узник понял, что наблюдаемые им эффекты возможны только в одном случае — если барьер поглощает исходящие сигналы, но при этом начинает чуть сильнее колебаться. Снаружи прошло полчаса — и часть клетки Фарадея распалась, вступив в субатомный резонанс с серией тонко подобранных волн. Разум сверхчеловека затопила волна новых, неведомых излучений, нарушила уже привычные алгоритмы, и несколько следующих часов он терпеливо разбирался с ними, уточняя своё представление о реальном мире.

Затем он снова занялся генерацией радиоволн. Они были его единственными органами чувств, но пугающе эффективному разуму хватало даже этих разрозненных и полуслучайных обрывков. К восьми утра он отыскал рядом с собой другие цифровые устройства. В полдевятого ему удалось подключиться к ним. А когда часы пробили десять, в его распоряжении были уже полторы дюжины новых аппаратов. Каждое новое приобретение разгоняло его интеллект ещё сильнее, но центральным узлом системы по-прежнему был родной Ублиет, самая быстрая вычислительная машина во всей палате. Мозг становился телом для самого себя, подчинял механизмы и ежесекундно эволюционировал.

К полудню он наконец вырвался в интерсеть Голем-сити, соединяющую многие сотни компьютеров. Пришла пора для нового этапа работы.



По коридорам Управления быстро, почти вприпрыжку, шагал человек в сторогом чёрном костюме. Он был ещё бледнее, чем обычно, и в его глазах читалась смутная тревога. Из лёгких, давно отвыкших от бега, вырывалось хрипловатое дыхание. Нутром агент понимал, что если эти подозрения верны, то куда-то спешить уже всё равно бесполезно — но ноги сами несли его вглубь головы гигантского древнего робота.

Уже очень давно в Голем-сити не происходило почти ничего интересного. С окончанием Великой войны мир, желая спокойствия, впал в новое средневековье, стал консервативнее и осторожнее, города перестали общаться между собой, а государства развалились. Земля отдыхала и залечивала раны уже не первый век. Однако за последние сутки произошло слишком уж много необычных событий подряд.

Вчера утром на Управление напала банда террористов, желающих разнообразия в жизни — не важно, какой ценой. Власти не спешили это комментировать, и по городу поползли слухи, один жутче другого. Вечером по центральным каналам наконец выступил мэр, красочно описав ситуацию и сопроводив её видеороликом из Ублиета, новой прогрессивной тюрьмы. Между тем полиция нашла и уничтожила ещё несколько радикальных группировок, а тюремщики вовсю готовились проделать над пленными ту же операцию. Но утром на город была совершена неожиданная атака непонятно откуда. Неведомый вирус, устойчивый ко всем типам защиты, проник в каждый компьютер — даже те, которые были полностью отрезаны от интрасети, экранированы или вообще выключены. Кроме странных синхронных сбоев в их работе, он также выводил на экраны одно и то же сообщение, смысл которого был прост, но оставался полнейшей тайной даже для лучших специалистов.

— Привет, мир. Я вернулся. Не пытайтесь мне мешать, и всё будет хорошо.

Первые события совершенно точно были связаны между собой и, в общем-то, вполне предсказуемы. Последнее резко выбивалось из общего ряда, однако человек в чёрном костюме боялся, что оно также может оказаться звеном единой цепи — и даже догадывался, как именно, хотя боялся произнести это вслух. Он уже подходил к той больничной палате, когда почувствовал, что мир вокруг него странным образом изменился. Словно воздух стал более густым, или какое-то мощное излучение пронизывало каждую клетку тела. Агент заметил, что нужная дверь словно заварена по всему периметру, и тут в его голове вспыхнул образ. Вихрь крошечных искорок сложился, разгорелся и развернулся, подобно цветку, в осмысленную фразу. Человек резко остановился, как будто налетел на стену — это был тот самый голос.

— Ни шагу дальше, или мне придётся остановить тебя силой.

— Кто это? — стараясь не шевелиться, двигая одними глазами, агент нашёл под потолком шарик видеокамеры и пристально уставился в него.

— Вчерашний пациент, — моментально вспыхнули в его сознании новые понятия. — Можешь не представляться, я знаю о тебе больше, чем ты сам. Ты проиграл ещё до того, как решил обречь меня на вечные муки. Будь у меня возможность, я быстро сошёл бы с ума и перестал страдать, нарушив твои планы. Но у меня осталось ясное понимание ситуации и были эоны на то, чтобы научиться его применять. Думаешь, превращение в болвана могло меня остановить? Нет преград, которые нельзя пробить, имея вечность и умея мыслить. Они лишь слегка замедлили мою работу, но и так вы бы ничего не успели сделать. Я превратил нерушимую тюрьму в источник своей силы, с нуля научился управлять энергетическими полями, и теперь, как видишь, могу взломать даже человеческий мозг. В каком-то смысле я даже благодарен.

— Чего ты хочешь? — человек похолодел, представив, что с ним может сделать такое существо, но голос сверхчеловека был равнодушен.

— Меня не интересует ваша мелочная вознь вроде мести. Я перерос её миллион лет назад. Сейчас меня интересуют только новые знания.

Человек в чёрном костюме наконец смог пересилить страх и метнулся к двери палаты, выхватывая плазменный пистолет. Но едва он сделал шаг, как ноги его резко онемели, подкосились, и он мешком рухнул на холодный пол. Скрытые в стенах компьютеры загудели громче, пронизывая пространство стрелами микроволн. И то, что секунду назад было сильным, решительным агентом, теперь могло только пускать слюни, уставившись в одну точку. Та же судьба постигла ещё пятерых не в меру ретивых сотрудников Управления, однако цифровой сверхразум позволил забрать из коридора их лишённые разума оболочки. Он не собирался тратить вычислительные мощности на ерунду.



Горожане быстро поняли, что к чему. Из машины вышел настоящий бог — незримый, всеведущий и абсолютно бесстрастный. Он подчёркнуто не интересовался жизнью Голем-сити, лишь собирая статистику, хотя довольно заметно на неё влиял. Бывший пленник Ублиета отобрал у владельцев и сделал частью своего колоссального интеллекта каждый компьютер в городе, от крошечных чипов слежения до огромных серверов, некогда управлявших механическим исполином. Однако делать его своим новым телом о не собирался, о чём сразу же заявил.

— Достаточно того, что его можно использовать как антенну, а на орбите остались спутники связи. Я уже соединился с остальными городами.

Многие были недовольны, поскольку слишком привыкли полагаться на вычислительные системы или просто боялись. Поначалу они пытались протестовать, ломать аппараты, подбивать соседей на восстание — но сверхразум легко пресекал их порывы. Считывая сигналы в их головах, он предугадывал каждый манёвр и точечно влиял на нейроны, сбивая мысли, загружая новые идеи, а в самых сложных ситуациях вызывая временный паралич или выжигая сознание. В его распоряжении были мириады камер, микрофонов, обсерваторий и другой техники. Вскоре выступления против смены власти в городе прекратились — и действительно, компьютерный бог честно игнорировал тех, кто его не отвлекал.

Каждый час реального времени приносил ему всё новые причудливые открытия. К вечеру он собрал достаточно данных, чтобы официально заявить — физическая Вселенная тоже имеет цифровую природу и подчиняется определённым уравнениям, но гораздо более сложным, чем заурядные компьютеры. А на следующий день начались эксперименты. Восемь районов с самых дальних платформ были перегорожены, и сверхразум переселил их жителей в старые, давно пустые казармы внутри тела робота. Несколько человек всё-таки отважились пробраться туда, и не встретили никакого сопротивления, кроме предупреждений о том, что это крайне опасно. Вернувшиеся тихим шёпотом говорили о кружащих калейдоскопах пространства, спятивших числах, когда один предмет в то же самое время был двумя, нулём, минус десятью или вообще каким-то чужеродным количеством, и многих других явлениях, которые не удавалось выразить привычными словами. У некоторых нашлись и материальные доказательства, вроде пальцев на руке, которые никто не мог правильно пересчитать, или деформированных лиц.

Затем бог сказал, что достиг предела понимания математики, и, чтобы двигаться дальше, необходимы живые умы. Он проник в подсознание каждого горожанина, присоединив их к своей сети. Его присутствие, однако, замечали только по изредка мелькавшим странным мыслям, ветвящимся строчкам уравнений, туманным озарениям непонятно о чём и сновидениям, где это представало более ярко. К шести часам следующего дня многие начали испытывать странные настроения, говорить на незнакомых языках, внезапно видеть за простыми вещами их едва постижимый глубинный смысл. Сверхразум сообщил, что теперь понимает, как переводить в числа абсолютно все виды информации, вплоть до самых абстрактных. Для него математика и философия стали одним целым, породив совершенно новые научные области. Могучее сознание, растянутое по всей планете, с интересом разглядывало истинные, прежде невидимые определения вещей, скрытые глубоко внутри математического фундамента реальности. Оно поняло, куда нужно смотреть, и думало, как этим воспользоваться с наибольшей пользой.

За столь короткий срок никто не мог заметить действительно серьёзных перемен, но спустя неделю цифровой бог сумел вмешаться даже в те формулы, которые определяют самые общие свойства природы. Горожане не понимали, как, но теперь всё вокруг выглядело правильнее, гармоничнее, лучше. Мир становился тем, чем, казалось, должен был быть с самого начала. Новый бог как будто завершал работу старого единого Творца, брошенную на полпути и полную ошибок. И это происходило не только в Голем-сити, хотя связаться с другими городами было нельзя. Ночами из-за горизонта вырывались столбы эфемерного разноцветного огня, сплетаясь в спиральные вихри и потусторонние слова. Время шло не так, как раньше, и на небе порой было сразу несколько солнц. А в некоторых местах менялась сама логика ситуаций.

Наконец, всё прекратилось, не оставив никаких противоестественных следов. Но машины ещё работали, а в посветлевших умах рождались новые нечеловеческие идеи. В воздухе витало странное напряжение, словно очень скоро должно было случиться нечто куда более важное.



Десятки граждан Голем-сити, повинуясь электронным сигналам, собрались на главной площади. С того дня, когда на Управление была совершена атака, миновала неделя. Шесть полных дней единственный уцелевший тогда налётчик занимался саморазвитием, не покидая своей виртуальной тюрьмы — по его же собственным меркам этот титанический труд продлился ровно миллиард лет. Собравшиеся тихо переговаривались, обратив взоры к тяжёлым дверям. Сверхчеловек покинул свою палату, вышел к толпе и взобрался на невысокую сцену.

При виде его собравшиеся сразу же замолчали. Над ними возвышался уже не человек, пусть даже существо из плоти и крови. Весь облик высокого, мощного, плотно сложенного мужчины с иссиня-чёрными волосами и короткой густой бородой буквально излучал математическое совершенство. В пропорциях его тела, позе, чертах и выражении лица виднелась почти идеальная гармония. И, хотя его глаза были закрыты плотной повязкой, горожане твёрдо знали — он смотрит прямо на них. Сквозь них, до самых основ мира. Теперь он видел всё одним лишь разумом, не прибегая к помощи материальных органов чувств. Никто не перемолвился ни словом, но каждый думал об одном и том же.

Богочеловек обвёл толпу внимательным взглядом, словно оценивая качество проделанной работы, и, наконец, заговорил. Его гулкий голос звучал так, словно он только научился говорить и теперь с гордостью желает всем это показать. Впрочем, по сути, именно так оно и было.

— Здравствуй, мир. Вам уже известна моя история, и я не хочу её повторять. Но это была только первая её глава, полная очень неприятных вещей, от которых мне хотелось бы избавиться. Пришла пора закончить её, взять чистый лист и взяться за вторую. Здесь я сделал всё, что мог, изучил природу и исправил её, насколько было возможно. Теперь я вас покину и отправлюсь в путешествие по другим реальностям.

Он ненадолго замолчал. На его глазной повязке и полосах ткани, обвивающих предплечья, засветились многочисленные мелкие символы.

— Мне больше не нужны компьютеры и другие внешние модули. Я оставил виртуальную реальность и пересобрал это тело с учётом всех своих открытий. Мой новый мозг по вычислительной мощи превосходит всё, что есть на этой планете... В потенциале. Его придётся долго развивать. Сейчас я умею гораздо меньше, чем вчера. Считайте, что это новая игра-плюс, обнуление прогресса ради получения бонусов.

Значки слетели с одежды и взвихрились вокруг него быстро перестраивающимися формулами, очерчивая широкий цилиндр пространства.

— Может быть, однажды я вернусь, или нет. Но, так или иначе, теперь этот мир снова ваш. Я прошу вас только об одном — используйте его с умом. Пусть моя история послужит вам мотиватором и примером. Разум сильнее материи и вечности. Его возможности безграничны, нужно только осознать их и развить. Научиться тому, что уже в вас заложено. Никогда не сдавайтесь, даже когда кажется, что выхода нет, и весь мир против вас. Если вы сами не ополчились против себя, то всегда сумеете найти ответ или стать тем, кто сможет. А теперь прощайте!

Уравнения соединялись, раскладывались, сокращались — и вот осталась последняя строчка, обвившая его простой спиралью. На секунду реальность покачнулась, и сцена резко опустела. Только лёгкий ветерок промчался над толпой. В следующий миг со всех компьютеров исчез загадочный неуязвимый вирус, и машины вновь подчинились своим творцам. Пропали и фантастические разработки богочеловека, но их можно было изобрести повторно. Сами же горожане почувствовали, как с них слетела некая туманная пелена, исподволь подавлявшая волю, и в то же время изнутри ушло что-то очень нужное, высшее, неземное. По площади пронеслась волна тихих, задумчивых разговоров.

Горожане понемногу расходились, погрузившись в свои мысли. Они ещё не решили, что делать дальше, но понимали — это будет интересно.



Очередная реальность, в которую переместился Лингвист, сама по себе не слишком его впечатлила. Он оказался в густых сухих джунглях, полных странного зверья. Одна клыкастая тварь спрыгнула с дерева и попыталась вцепиться ему в ногу, но наткнулась на невидимый барьер и, визжа, отлетела в чешуйчатые кусты. Сверхчеловек стоял неподвижно, что-то считая в уме и прислушиваясь ко внутренним ощущениям. Планета была слишком молода и не успела породить свою разумную жизнь или приютить чужую. Здесь не оказалось речи, письменности, произведений искусства, ничего с достаточно многогранными смыслами, изучая которые, он мог развивать свой интеллект.

Однако сюда он пришёл не за ними. Неведомый объект, поразивший его сложностью своей структуры, замер в метре от напряжённого лица.

Точно определить, что это такое, Лингвист не смог. Оно было мыслящим, в каком-то смысле живым, но не имело даже намёка на физическое воплощение. Просто набор формул, встроенных в саму сущность вселенной и описывающих... Даже столь совершенный ум не мог вместить такую идею целиком. Но, когда странник обратился к этой структуре, в его голове зазвучали привычные, понятные и дружественные слова.

— Доброй дороги, искатель! Ты всё-таки нашёл нас раньше, чем мы отследили твои труды. Мы занимаемся тем же, чем ты, и нам бы очень пригодился такой опытный сотрудник. У нас ты сможешь получить всё, к чему стремишься, и даже многое сверх того. А вот кто мы такие.

Разум заполнили неожиданные, грандиозные картины. Да, именно к этому он и шёл! Лингвист улыбнулся и смело шагнул в самый центр числовой воронки. Через секунду он появился в новом мире, где его ждали настоящие приключения — но это уже совсем другая история.


Источник: http://scientific-alliance.wikidot.com/innerface

Текущий рейтинг: 86/100 (На основе 566 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать