Приблизительное время на прочтение: 38 мин

Цементные стены (Брайан Ламли)

Материал из Мракопедии
(перенаправлено с «Цементные стены»)
Перейти к: навигация, поиск

Содержание

I[править]

Никогда не перестану удивляться тому, как некоторые, якобы считающие себя христианами, получают извращенное удовольствие от несчастий других. И окончательно я поверил в это, когда начали распространяться досужие слухи и сплетни, последовавшие за трагической гибелью самого близкого из моих родственников.

Некоторые полагали, что точно так же, как луна влияет на приливы и отчасти на медленное движение земной коры, она влияла и на поведение сэра Эмери Уэнди-Смита после его возвращения из Африки. В качестве доказательства они указывали на внезапно возникшее у моего дяди увлечение сейсмографией — наукой о землетрясениях, которая настолько его захватила, что он построил свой собственный прибор — модель, не имеющую обычного бетонного основания, но при этом настолько точную, что она способна измерять даже самые малейшие глубокие толчки, от которых постоянно содрогается наша планета. Именно этот прибор стоит сейчас передо мной, спасенный из руин коттеджа, и я все чаще бросаю на него опасливые взгляды. До своего исчезновения дядя проводил перед ним многие часы, словно без особой цели, изучая едва заметные движения пера самописца.

Что касается меня, то я находил более чем странным неприязнь, которую сэр Эмери, какое-то время живший после своего возвращения в Лондоне, испытывал к метро, предпочитая тратить немалые деньги на такси, нежели спускаться в «черные туннели», как он их называл. Да, странно. Но я никогда не считал подобное признаком душевного расстройства.

И все же даже его немногие самые близкие друзья, казалось, были убеждены в его безумии, считая, что виной тому его жизнь в опасной близости от мертвых и давно забытых цивилизаций, столь его увлекавших. Но разве могло быть иначе? Мой дядя был одновременно любителем древностей и археологом. В своих странных путешествиях в чужие края он вовсе не ставил целью получить какую-либо личную выгоду или признание. Он предпринимал их, скорее, из любви к жизни, чем из желания снискать славу среди своих коллег, которые чаще всего от него просто отмахивались, хотя и завидовали его прозорливости и любознательности, которые, как я теперь начинаю понимать, были скорее его проклятием, нежели даром. Мне горько сознавать, что они отвергли его после жуткого завершения последней экспедиции. В свое время многие из них добились своего нынешнего положения благодаря открытиям дяди, но после своего последнего путешествия он предпочел не делиться с ними славой. Полагаю, что по большей части их злорадные утверждения о его помешательстве имели своей целью лишь преуменьшить величие его гения.

Последнее сафари явно приблизило его физический конец. Прежде осанистый и крепкий для человека его возраста, с черными как смоль волосами и постоянно улыбавшийся, он основательно сгорбился и сильно потерял в весе. Волосы его поседели, а улыбка стала нервной, с отчетливым подергиванием в уголке рта.

Еще до того, как с ним произошли чудовищные изменения, сделавшие его объектом насмешек для бывших «друзей», сэр Эмери расшифровал или перевел — в чем я не особо разбираюсь — несколько рассыпающихся древних осколков, известных в археологических кругах как «Фрагменты Г’харна». Хотя он никогда в полной мере не обсуждал со мной свои находки, я знаю, что именно полученные благодаря им сведения заставили его отправиться в злополучное путешествие в Африку. Вместе с горсткой близких друзей, таких же ученых, он отправился в дебри на поиски легендарного города, который, как считал сэр Эмери, существовал за многие века до того, как были заложены фундаменты пирамид. И действительно, по его расчетам, первобытных предков человека еще не было в природе, когда впервые поднялись к небу каменные бастионы Г’харна. Заявления моего дяди об их возрасте, если они вообще существовали, подтверждались и новыми научными исследованиями «Фрагментов Г’харна», относивших их ко времени до начала триасского периода, и ничто не могло объяснить тот факт, что они не превратились в многовековую пыль.

Именно сэр Эмери, один и в ужасном состоянии, шатаясь, добрался до лагеря дикарей через пять недель после того как экспедиция вышла из туземной деревни, где в последний раз контактировала с цивилизацией. Несомненно, нашедшие его жестокие дикари расправились бы с ним на месте чисто из суеверия. Однако их остановили его дикий вид и странный язык, на котором он кричал. К тому же он явился с территории, считавшейся табу в легендах племени. В конце концов они кое-как вылечили его и вывели в более цивилизованные места, откуда он сумел добраться до внешнего мира. О других членах экспедиции никто с тех пор ничего не слышал, и только мне известна эта история, которую я прочитал в присланном мне дядей письме. Но об этом позже.

После возвращения в Англию сэр Эмери начал приобретать уже упоминавшиеся выше эксцентричные черты характера, и любого намека или разговора на тему исчезновения его коллег было достаточно, чтобы он начинал бессвязно бормотать о всяких необъяснимых вещах, вроде «потаенной земли, где сидит погруженный в мрачные мысли Шудде-Мьелл, замышляя уничтожить человечество и освободить из подводной темницы Великого Ктулху…». Когда его официально попросили объяснить, что стало с его пропавшими спутниками, он сказал, что они погибли во время землетрясения, и хотя, по слухам, его просили пояснить свой ответ, он больше ничего не говорил…

Так что, не зная, как он станет реагировать на вопросы о своей экспедиции, я не осмеливался его расспрашивать. Однако в те редкие моменты, когда он считал нужным поговорить об этом сам, я жадно его слушал, не меньше других желая, чтобы тайна наконец раскрылась.

Прошло всего несколько месяцев после его возвращения, когда он неожиданно уехал из Лондона и пригласил меня составить ему компанию в его коттедже, стоявшем на отшибе среди йоркширских торфяников. Приглашение выглядело несколько странным, учитывая, что он провел много месяцев в полном одиночестве в разнообразных уединенных местах и предпочитал считать себя кем-то вроде отшельника. Я согласился, увидев в том прекрасную возможность оказаться подальше от людей, что особенно способствует творческому настроению.

II[править]

Однажды, вскоре после того как я обустроился на новом месте, сэр Эмери показал мне пару красивых жемчужных шаров, диаметром примерно в четыре дюйма каждый. Хотя он не мог точно назвать материал, из которого они были сделаны, он смог объяснить мне, что тот представляет собой некое неизвестное сочетание кальция, хризолита и алмазной пыли. Каким образом они были изготовлены, по его словам, можно было лишь догадываться. Он рассказал, что шары были найдены на месте мертвого Г’харна — первый намек на то, что он действительно его нашел в погребенном под землей каменном ящике без крышки, грани которого, расположенные под странным углом, украшали каменные изображения крайне чужеродного вида. Сэр Эмери не стал подробно их описывать, заявив лишь, что суть их настолько омерзительна, что он предпочитает ее не воспроизводить. Наконец в ответ на мои наводящие вопросы, он сказал, что они изображали чудовищные жертвоприношения некоему неизвестному божеству. Больше он говорить ничего не стал, но отослал меня к трудам Коммода и Каракаллы. Он упомянул также, что на ящике наряду с изображениями имелось множество высеченных символов, очень похожих на клинопись «Фрагментов Г’харна» и в некоторых отношениях удивительно схожих с почти непостижимыми «Пнакотическими рукописями». Вполне возможно, продолжал он, что ящик был на самом деле своего рода коробкой для игрушек, а шары — погремушками для кого-то из детей древнего города; в той части странных надписей на ящике, что ему удалось расшифровать, определенно упоминались дети, или детеныши.

Именно в этот момент его рассказа я вдруг заметил, что глаза сэра Эмери начали стекленеть, а речь стала бессвязной — словно некая странная сила начала воздействовать на его сознание. Внезапно впав в гипнотический транс, он начал бормотать что-то о Шудде-Мьелле и Ктулху, Йог-Сототе и Йибб-Тстлле — «чужих богах, не поддающихся описанию» — и о мифических местах со столь же фантастическими названиями: Сарнат и Гиперборея, Р’льех, Эфирот и многие другие…

Как бы мне ни хотелось побольше узнать о трагической судьбе экспедиции, боюсь, именно я остановил сэра Эмери, не дав ему продолжать. Как бы я ни старался, но, слыша его бормотание, я не мог скрыть беспокойство и озабоченность, что вынудили его поспешно извиниться и скрыться в своей комнате. Позднее, когда я заглянул в его дверь, он был полностью поглощен своим сейсмографом, сопоставляя отметки на графике с взятым из библиотеки атласом мира, и при этом тихо разговаривал сам с собой.

Естественно, учитывая интерес моего дяди к проблемам антропологии и религии, неудивительно, что в его библиотеке можно было найти работы, посвященные примитивным древним верованиям, такие как «Золотая ветвь» и «Культ ведьм» мисс Мюррей. Но что я мог сказать о других книгах, которые я обнаружил в библиотеке дяди через несколько дней после своего приезда? На его полках стояло, по крайней мере, девять томов столь возмутительного содержания, что в течение многих лет они считались заслуживающими осуждения, богохульными, омерзительными, чудовищными плодами литературного помешательства. К ним относились «Хтаат Аквадинген» неизвестного автора, «Заметки о Некрономиконе» Фири, «Либер Миракулорем», «История магии» Элифаса Леви и выцветший, переплетенный в кожу экземпляр жуткого «Культа упырей». Возможно, самое худшее, что я видел, — небольшой, защищенный от дальнейшего распада клейкой пленкой томик Коммода, который этот кровавый маньяк написал в 183 году нашей эры.

Более того, будто этих книг было мало, — что означало неразборчивое, то ли пение, то ли бормотание, которое часто доносилось из комнаты сэра Эмери посреди ночи? Впервые я услышал его на шестую проведенную в его доме ночь, когда меня вырвали из беспокойного сна отвратительные звуки языка, который, казалось, не могли воспроизвести человеческие голосовые связки. Однако мой дядя странным образом им владел, и я записал повторявшуюся последовательность звуков, попытавшись представить ее в виде слов. Слова эти — или звуки — выглядели так:

Се’хайе еп-нгх фл’хур Г’харне фхтагн, Се’хайе фхтагн нгх Шудде Мьелл. Хай Г’харне орр’е фл’хур, Шудде Мьелл икан-и-каникас фл’хур орр’е Г’харне…

Хотя тогда эти слова казались мне непроизносимыми, я обнаружил, что с каждым днем мне странным образом все легче их выговаривать — словно по мере приближения некоего омерзительного кошмара я обретал способность выражаться его собственными понятиями. Возможно, я просто начал произносить эти слова во сне, а поскольку во сне все дается намного проще, способность эта сохранилась и наяву. Но это не объясняет сотрясений — тех самых необъяснимых сотрясений, что так пугали моего дядю. Являются ли толчки, вызывавшие постоянную дрожь пера сейсмографа, всего лишь следами некоего обширного подземного катаклизма на глубине в тысячу миль и на расстоянии в пять тысяч, или причина их в чем-то ином, столь чуждом и пугающем, что разум мой отказывается подчиняться, когда я пытаюсь детально разобраться в этой проблеме…

III[править]

После того как я провел вместе с сэром Эмери несколько недель, наступил момент, когда стало ясно, что он быстро выздоравливает. Да, он до сих пор ходил сгорбившись, хотя, как мне казалось, уже не столь заметно, и его так называемые странности тоже никуда не делись, но в остальном он стал больше напоминать себя прежнего. Нервный тик на лице полностью исчез, щеки приобрели некоторый цвет. Я предполагал, что его выздоровление во многом связано с нескончаемым изучением данных сейсмографа — к тому времени я уже установил наличие однозначной связи между показаниями прибора и болезнью дяди. И, тем не менее, я не мог понять, каким образом внутренние движения Земли столь влияют на состояние его душевного здоровья. После того как я снова побывал в его комнате, чтобы взглянуть на прибор, он продолжил свой рассказ о мертвом городе Г’харн. Мне следовало бы отвлечь его от этой темы, но…

— В надписях на фрагментах, — сказал он, — содержались сведения о местоположении города, название которого, Г’харн, известно лишь в легендах и который в прошлом упоминался на равных с Атлантидой, Му и Р’льех. Миф, и ничего больше. Но если легенда оказывается связана с конкретным местом, значение ее усиливается. А если в этом месте обнаруживаются реликты прошлого, погибшей давным-давно цивилизации, то легенда становится историей. Ты бы удивился, узнав, сколь немалая часть мировой истории возникла именно таким образом.

Интуиция подсказывала мне, что Г’харн существовал в реальности, а после того как я расшифровал найденные фрагменты, я обнаружил, что могу тем или иным образом это доказать. Я бывал во многих странных местах, Пол, и слышал еще более странные истории. Однажды я жил в африканском племени, заявлявшем, что им известны тайны затерянного города. И там мне поведали о стране, где никогда не светит солнце, где спрятавшийся глубоко под землей Шудде-Мьелл замышляет посеять зло и безумие по всему миру, намереваясь воскресить другие, еще худшие мерзости!

Он скрывается под землей, дожидаясь, когда звезды займут нужное положение, когда его ужасающие орды станут достаточно многочисленными и когда он сможет наводнить мир злом, вернув в него другое, еще большее зло! Мне рассказывали истории о сказочных существах со звезд, которые населяли Землю за миллионы лет до появления человека и которые продолжали жить здесь в некоторых потаенных местах. Говорю тебе, Пол, — голос его стал громче, — они живут здесь даже сейчас — в местах, которые никто не может себе даже представить! Мне рассказывали о жертвоприношениях Йог-Сототу и Йибб-Тстллу, от которых холодеет кровь, и о странных ритуалах, практиковавшихся под доисторическими небесами еще до возникновения Древнего Египта. По сравнению с тем, что я слышал, труды Альберта Великого и Гроберта выглядят банальными, и сам де Сад побледнел бы, узнав об этом.

Речь моего дяди ускорялась с каждой фразой, но в конце концов он перевел дыхание и продолжил, уже не столь быстро и более уравновешенным тоном:

— Первое, о чем я подумал, расшифровав фрагменты, — это экспедиция. Могу сказать тебе, что кое о чем я сумел докопаться здесь, в Англии. Ты бы удивился, узнав, что таится под поверхностью некоторых вполне мирных холмов Костуолда. Но это сразу же привлекло бы толпу так называемых «специалистов», так что я решился отправиться на поиски Г’харна. Когда я впервые упомянул об экспедиции Кайлу, Гордону и другим, мне пришлось придумать достаточно убедительный аргумент, ибо все они настаивали на том, чтобы поехать со мной. Впрочем, уверен, что некоторые из них считали мое предприятие сумасбродной затеей, поскольку, как я уже объяснял, Г’харн относится или, по крайней мере, относился к тому же миру, что и Му или Эфирот, и потому его поиски напоминали поиски подлинной лампы Аладдина. Но несмотря ни на что, они отправились вместе со мной. По-другому они вряд ли могли поступить, ибо, если Г’харн в самом деле оказался бы реальностью… Только представь, какой славы они бы лишились! Они никогда бы себе этого не простили. И потому я не могу простить себе того, что случилось — если бы не моя история с загадочными фрагментами, все они были бы сейчас здесь, да поможет им Бог…

Голос сэра Эмери снова начал звучать возбужденно, и он лихорадочно продолжал:

— Господи, меня здесь просто тошнит! Не могу больше выдержать. Все из-за этой травы и земли, что приводят меня в содрогание! Цементные стены — вот что мне нужно, и чем толще, тем лучше… Но даже города имеют свои недостатки… Подземные туннели, и все такое… Видел «Катастрофу в метро» Пикмана, Пол? Господи, что за фильм… И та ночь…

Та ночь! Если бы ты видел их, поднимающихся с места раскопок… Если бы ты чувствовал дрожь… Да что там! Сама земля раскачивалась и плясала, когда они из-под нее поднимались… Мы побеспокоили их, понимаешь? Возможно, они даже подумали, будто мы на них напали, и вышли… Господи! Что могло стать причиной подобной жестокости? Всего за несколько часов до этого я поздравлял себя с находкой шаров, а потом… потом…

Он тяжело дышал, его глаза, как и прежде, частично остекленели. Тембр голоса странным образом переменился, став неразборчивым и чужим.

— Се’хайе, Се’хайе… Возможно, город и был погребен над землей, но тот, кто назвал Г’харн мертвым, не знал и половины всего. Они были живы, живы в течение миллионов лет; возможно, они неспособны умереть… Почему бы и нет? Они ведь в своем роде боги, верно?.. Они появились перед нами в ночи…

— Дядя, прошу тебя! — сказал я.

— Незачем так на меня смотреть, Пол, или думать о том, о чем ты сейчас думаешь… Случалось и куда более странное, поверь мне. Могу поклясться, Уилмарт из Мискатоникского университета мог бы рассказать кое-что на этот счет! Ты не читал того, что писал Йохансен! Господи, прочитай отчет Йохансена! Хай эп фл’хур… Уилмарт… Старый болтун… Что он знает из того, о чем никогда не расскажет? Почему ничего не слышно о находке в Безумных горах, а? Что удалось откопать из-под земли Пибоди? Расскажи, если сумеешь? Ха-ха-ха! Се’хайе, Се’хайе — Г’харн иканика…

Перейдя на крик, сэр Эмери поднялся, отчаянно жестикулируя руками. Его взгляд остекленел. Вряд ли он вообще видел меня или хоть что-либо, за исключением жуткой картины, возникшей в его изображении. Я взял его за руку, чтобы успокоить, но он стряхнул мою ладонь, похоже, не понимая, что делает.

— Они поднимаются из-под земли, словно резиновые… Прощай, Гордон… Не кричи так — от крика мутится мой разум… Слава богу, это всего лишь сон! Кошмар, подобный остальным, что бывают у меня в последнее время… Это ведь сон, да? Прощай, Скотт, Кайл. Лесли…

Неожиданно он резко развернулся, вытаращив глаза.

— Земля расступается! Их множество… Я падаю… это не сон! Господи! Это не сон! Нет! Уходи, слышишь? А-а-а! Слизь… Беги!.. Беги! Прочь от этих — голосов? — прочь от этих звуков, от пения…

Неожиданно он сам начал петь, и чудовищный звук его голоса, не искаженный расстоянием или толстой прочной дверью, наверняка поверг бы более робкого слушателя в обморок. Звуки были похожи на те, что я слышал раньше ночью, а слова уже не казались столь зловещими, как на бумаге, даже, скорее, нелепыми, но хватало того, что они срывались с губ родного мне человека, столь плавно и непринужденно…


Эп эп фл’хур Г’харне,

Г’харне фхтагн Шудде-М’елл хьяс Негг’х…

Распевая эти невероятные слова, сэр Эмери начал перебирать ногами на месте, изображая гротескную пародию на бег. Внезапно он снова закричал, метнулся мимо меня и со всего размаху врезался в стену. Удар свалил его с ног, и он безвольно осел на пол.

Я боялся, что мои слабые попытки помочь могут оказаться недостаточными, но, к моему нескрываемому облегчению, несколько минут спустя он очнулся, дрожащим голосом заверил меня, что «все в порядке, просто слегка переволновался!», и, опираясь на мою руку, удалился к себе в комнату.

В ту ночь я не мог сомкнуть глаз. Завернувшись в одеяло, я сел рядом с дверью в комнату дяди, на случай, если ему приснится дурной сон. Однако ночь прошла спокойно, и, как ни парадоксально, утром он, похоже, забыл о случившемся вчера и чувствовал себя намного лучше.

Современным врачам давно известно, что при определенных душевных расстройствах пациента можно излечить, заставив его заново пережить события, вызвавшие болезнь. Возможно, случившаяся с дядей прошлой ночью вспышка эмоций служила той же самой цели, или, по крайней мере, так я тогда считал, поскольку к тому времени у меня появились новые идеи насчет его ненормального поведения. Я полагал, что если у него бывали повторяющиеся кошмары, и первый из них случился в ту роковую ночь землетрясения, когда погибли его друзья и коллеги, было вполне естественным, что его разум начал сопротивляться пробуждению из страха перед кровавым зрелищем. И если моя теория была верна, она также объясняла его навязчивый интерес к сейсмографии…

IV[править]

Неделю спустя последовало очередное мрачное напоминание о душевном нездоровье сэра Эмери. Казалось, что состояние его улучшилось, хотя он до сих пор иногда бормотал во сне, и однажды он вышел в сад «немного подстричь кусты». Уже стояла сентябрьская прохлада, но ярко светило солнце, и дядя провел все утро с граблями и садовыми ножницами. Мы сами себя обеспечивали, и я подумал было о том, чтобы приготовить обед, как вдруг случилось нечто странное. Я отчетливо почувствовал, как земля шевельнулась у меня под ногами, и услышал отдаленный грохот. Когда это произошло, я сидел в гостиной; мгновение спустя дверь в сад распахнулась, и ворвался мой дядя. Смертельно бледный, с вытаращенными глазами он промчался мимо меня в свою комнату. Меня настолько потряс его безумный вид, что я едва успел подняться со стула, когда он, пошатываясь, вернулся обратно. С дрожащими руками он опустился в плетеное кресло.

— Это земля… Мне на миг показалось, будто земля… — пробормотал он скорее про себя, чем обращаясь ко мне. Все его тело била ощутимая дрожь. Увидев озабоченное выражение моего лица, он попытался успокоиться. — Земля. Я был уверен, что почувствовал толчок — но ошибся. Это все из-за открытого пространства… Боюсь, мне в самом деле придется сделать над собой усилие и убраться отсюда. Здесь слишком много земли и слишком мало цемента! Цементные стены…

Я уже было собрался сказать, что тоже ощутил толчок, но, услышав, что он полагает, будто ошибся, промолчал, не желая без нужды ухудшать его и без того уже заметно пострадавшее душевное состояние.

Ночью, когда сэр Эмери ушел спать, я зашел в его кабинет — помещение, которое он считал неприкасаемым, хотя никогда об этом не говорил — чтобы взглянуть на сейсмограф. Однако раньше самого прибора я увидел разбросанные на столе рядом с ним заметки. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что листы белой писчей бумаги исписаны крупным почерком моего дяди. Присмотревшись внимательнее, я обнаружил, что они описывают череду внешне не имеющих между собой ничего общего, но явно как-то связанных событий, отчасти объясняющих его странные иллюзии. Записки эти впоследствии оказались в моем полном владении, и далее я воспроизвожу их содержание:

Стена Адриана

122–128 г. н. э. Известняковая отмель (Гн’ях из «Фрагментов»???). Раскопки были прерваны из-за землетрясения, вследствие чего высеченные базальтовые блоки остались в незавершенной траншее, с отверстиями для клиньев. В’ньял-Шаш (Митра).

У римлян были свои божества, но последователи Коммода, Кровавого Маньяка, приносили жертвы на Известняковой отмели вовсе не Митре! И именно в том же самом месте пятьюдесятью годами раньше был извлечен из земли огромный каменный блок, покрытый надписями и высеченными изображениями! Центурион Сильванус уничтожил надписи и закопал его обратно. Позднее, глубоко под землей, на том месте, где когда-то стояла таверна Викуса в форте Хаустед, был найден скелет, однозначно принадлежавший Сильванусу, судя по кольцу с печатью на его пальце, но мы не знаем, каким образом он погиб! Столь же неосторожными оказались и последователи Коммода. Судя по словам Каракаллы, они тоже пропали без вести в течение одной ночи — во время землетрясения!

Эйвбери

(Неолитический А’бии из «Фрагментов» и «Пнакотических рукописей»???) Упоминается в книге Стьюкли, «Храм британских друидов», невероятно…

Друиды, в самом деле… Но Стьюкли был почти прав, когда говорил о Культе Змей! Червей — так было бы точнее!

Нантский совет

(IX век) Совет не понимал, что делает, когда заявлял: «Да будут камни, которым обманутые демонами поклоняются среди руин и лесов, где приносят свои обеты и совершают жертвоприношения, вырыты из земли до самого основания и разбросаны там, где их поклонники никогда не сумеют их найти…» Я перечитывал этот абзац столько раз, что выучил его наизусть! Одному богу известно, что стало с несчастными, кто пытался исполнить повеление Совета…

Разрушение великих камней

В XIII и XIV веках Церковь также пыталась убрать ряд камней из Эйвсбери из-за местных предрассудков, заставлявших крестьян участвовать в языческих обрядах и колдовстве, совершавшихся вокруг них! Некоторые из камней были полностью уничтожены — огнем и водой — «как дьявольское орудие».

Инцидент

1920–1925 годы. Из-за чего была предпринята попытка закопать один из великих камней? Вследствие подземного толчка камень сдвинулся, придавив рабочего.

Никто не предпринял никаких усилий, чтобы его освободить… Происшествие случилось на закате, и еще двое умерли от страха! Почему остальные землекопы сбежали? И что представляло собой выползавшее из-под земли гигантское существо, которое видел один из них? Якобы оно оставляло за собой чудовищный запах… По их запаху узнаем мы их… Не было ли оно порождением еще одного гнезда бессмертных упырей?

Обелиск

Почему был разрушен огромный обелиск, описанный Стьюкли? Его обломки были погребены под землей в начале XVIII века, но в 1833 году Анри Браун нашел на его месте обгоревшие остатки жертвоприношений… А рядом, на Силбери-хилл… Господи! Этот дьявольский холм! Даже среди подобных ужасов есть такие, о которых лучше не думать — и пока я еще сохраняю рассудок, пусть Силбери-хилл остается одним из них!

Америка: Иннсмут

1928 год. Что на самом деле произошло, и почему Федеральное правительство сбросило глубинные бомбы возле Дьявольского рифа у Атлантического побережья, неподалеку от Иннсмута? Почему была изгнана половина жителей Иннсмута? Какова их связь с Полинезией, и что еще погребено в морских глубинах?

Идущий-с-Ветром

(Идущий-co-Смертью, Итаква, Вендиго и т. д.), еще один кошмар — хотя и другого типа!

И какие свидетельства! Предполагаемые человеческие жертвоприношения в Манитобе. Невероятные обстоятельства, окружающие дело Норриса! Спенсер из Квебекского университета в буквальном смысле подтвердил его юридическую силу… А в…

Но на этом записки обрываются, и, когда я читал их впервые, я был этому даже рад. Становилось ясно, что мой дядя далеко не выздоровел, и его рассудок до сих пор не в порядке. Конечно, имелась вероятность, что он писал эти записки до кажущегося улучшения состояния его здоровья, и дела его вовсе не столь плохи, как можно было бы подумать.

Положив записки в точности на то же самое место, где я их нашел, я переключил свое внимание на сейсмограф. Линия на графике была абсолютно прямой, и когда я размотал ленту и проверил прошлые данные, оказалось, что график остается столь же неестественно гладким последние двенадцать дней. Как я уже говорил, между прибором и состоянием моего дяди существовала прямая связь, и, несомненно, подтверждение того, что земля пребывает в покое, служило причиной его относительно хорошего самочувствия в последнее время. Но была и некая странность… Честно говоря, мое открытие меня удивило, поскольку я был уверен, что чувствовал толчок и даже слышал низкий гул, и казалось невероятным, чтобы и сэр Эмери, и я одновременно испытали один и тот же обман чувств. Смотав ленту, я повернулся, чтобы уйти, и тут заметил то, на что не обратил внимания дядя. На полу лежал маленький латунный винт. Снова размотав ленту, я увидел маленькое потайное отверстие, которое уже видел раньше, но не придал ему особого значения. На сей раз я предположил, что оно предназначается именно для этого винта. Я совершенно не разбираюсь в механике, и не мог сказать, какую роль эта маленькая деталь играет в функционировании прибора; тем не менее, я поставил ее на место и вновь запустил прибор. Я немного постоял, проверяя, что все работает как надо, и несколько секунд не замечал ничего необычного. Потом я понял, что что-то все же изменилось — до этого я слышал негромкое гудение механизма и непрерывный скрип пера о бумагу. Гудение продолжалось, но скрип стал прерывистым, что заставило меня перевести взгляд на перо.

Судя по всему, маленький винт действительно значил очень многое. Неудивительно, что толчок, который мы ощутили днем и который настолько взволновал дядю, остался незафиксированным. Прибор тогда не работал как полагается — но теперь… Теперь было отчетливо видно, что каждые несколько минут земля содрогается от толчков, которые, хотя и были почти неощутимы, заставляли перо вычерчивать зигзаги на перематывающейся бумажной ленте…


Когда я наконец лег, то дрожал куда сильнее, чем земля, хотя и не мог понять причину безотчетной тревоги, которую вызвало мое открытие. Да, я знал, что воздействие на моего дядю прибора, который теперь, видимо, работал как надо, не слишком благотворно и может даже вызвать у него очередной «приступ», но почему это меня так беспокоило? Если подумать, не было никаких причин для повышенной сейсмической опасности в какой-то области страны. В конце концов, я решил, что прибор либо неисправен, либо слишком чувствителен, и заснул, убедив себя, что сильный толчок, который мы оба почувствовали, лишь случайно совпал с ухудшением состояния дяди. И, тем не менее, прежде чем погрузиться в сон, я успел заметить, что сам воздух, казалось, полон странного напряжения, а легкий ветерок, шевеливший днем позднюю листву, полностью стих, оставив после себя абсолютную тишину, в которой мне всю ночь снилось, будто земля дрожит под моей кроватью…

V[править]

На следующее утро я встал рано. У меня закончились письменные принадлежности, и я решил поехать утренним автобусом в Рэдкар. Я ушел еще до того, как сэр Эмери проснулся, и, освежив за время поездки в памяти события предыдущего дня, решил провести небольшое исследование, пока буду в городе. В Рэдкаре я перекусил, а потом позвонил в редакцию «Рэдкар Рекордера». Помощник редактора, мистер Мак-Киннен, оказал мне немалую помощь, потратив свое время на обширные запросы по телефону от моего имени. В конце концов я выяснил, что в течение большей части года в Англии не было зафиксировано никаких существенных подземных толчков, с чем я однозначно бы поспорил, если бы не получил дальнейшую информацию. Я узнал, что за последние сутки небольшие толчки все-таки были в отстоявшем на несколько миль Гуле и в Тентердене в окрестностях Дувра. Едва заметные толчки были зафиксированы также в Рэмси в графстве Хантингдоншир. Поблагодарив мистера Мак-Киннена за помощь, я уже собрался уходить, но напоследок он спросил, не интересуют ли меня международные данные. Я с благодарностью принял его предложение, и мне предоставили для изучения большую кипу интересных переводов. Конечно, большая их часть оказалась для меня бесполезна, но мне не потребовалось много времени, чтобы найти то, что я искал. Сначала я с трудом мог поверить собственным глазам. Я прочитал, что в августе случилось землетрясение во французском департаменте Эна, настолько серьезное, что обрушились один или два дома и пострадало несколько человек. Подобные же толчки произошли несколькими неделями раньше в Ажене, и сходство заключалось в том, что вызваны они были скорее неким смещением земной поверхности, чем настоящим землетрясением. В начале июля толчки происходили также в Калахорре, Чинчоне и Ронде в Испании. След был столь же прям, как полет стрелы, и вел через Гибралтарский пролив — или, вернее, под ним — к Шавшавану в Испанском Марокко, где обрушились дома на целой улице. И еще дальше, к… Но с меня было достаточно. Я не осмелился заглядывать дальше, мне не хотелось знать, даже примерно, где находится мертвый Г’харн…

Я узнал более чем достаточно, чтобы забыть о первоначальной цели своей поездки. Моя книга могла и подождать, ибо теперь имелись дела поважнее. Следующим пунктом моего назначения стала городская библиотека, где я взял «Атлас мира» Никлджона и открыл его на странице с большой раскладывающейся картой Британских островов. Достаточно хорошо зная географию и английские графства, я уже раньше заметил некую странность в расположении внешне никак не связанных мест в Англии, где случились небольшие подземные толчки и, как оказалось, не ошибся. Воспользовавшись другой книгой в качестве линейки и соединив Гул в Йоркшире с Тентерденом на южном побережье, я увидел, что линия проходит очень близко, если не прямо через Рэмси в Хантингдоншире. С тревожным любопытством я продолжил линию дальше на север и неожиданно понял, что она проходит всего в миле или около того от коттеджа на торфяниках! Перевернув непослушными пальцами несколько страниц, я нашел карту Франции. Мгновение помедлив, я отыскал Испанию, и, наконец, Африку. Я долго сидел в полной тишине, ошеломленно переворачивая страницы и машинально проверяя места и названия… Мысли мои пребывали в полнейшем беспорядке, когда я в конце концов вышел из библиотеки и почувствовал ползущий вдоль позвоночника холодок первобытного ужаса. Моя прежде вполне здоровая нервная система начала сдавать…

Во время обратной поездки через торфяники вечерним автобусом, задремав под мерное гудение мотора, я снова услышал слова сэра Эмери, которые он бормотал вслух во сне: «Они не любят воду… Англия в безопасности… Им придется слишком глубоко погрузиться…»

Воспоминание об этих словах заставило меня проснуться, и меня снова пробрал до мозга костей ледяной холод. И неспроста, ибо то, что ожидало меня в коттедже, окончательно добило меня…

Когда автобус свернул за последний поросший лесом поворот, я увидел, что дом обрушился. Я не мог поверить собственным глазам! Даже зная все то, что уже было известно, мой измученный разум отказывался воспринимать происходящее. Выйдя из автобуса, я подождал, пока он проедет среди стоящих полицейских машин, а затем перешел через дорогу. Ограда перед коттеджем была повалена, чтобы дать возможность машине «Скорой» припарковаться в странно покосившемся саду. Вокруг горели прожектора, поскольку было почти совсем темно, и среди невообразимых руин лихорадочно трудилась команда спасателей. Пока я стоял, пораженный ужасом, ко мне подошел полицейский и, после того как я, запинаясь, представился, рассказал следующее.

То, как обрушился дом, видел проезжавший мимо автомобилист, а сопутствовавшие этому толчки ощущались в близлежащем Марске. Поняв, что сам он мало чем может помочь, автомобилист помчался в Марске, чтобы сообщить о случившемся. Судя по всему, коттедж обвалился, словно карточный домик. Полиция и «Скорая» появились на месте происшествия через несколько минут, и немедленно началась спасательная операция. Казалось, был шанс, что в момент обрушения мой дядя отсутствовал в доме, поскольку пока что не было найдено никаких его следов. Вокруг чувствовался странный едкий запах, но он исчез вскоре после начала работ. Спасатели проверили все комнаты, за исключением кабинета, и, пока офицер посвящал меня в подробности, они продолжали лихорадочно растаскивать обломки.

Неожиданно послышались возбужденные голоса. Я увидел группу спасателей, которые стояли, глядя на что-то у себя под ногами. Сердце мое подпрыгнуло, и я перебрался через обломки, чтобы взглянуть, что они нашли.

Там, где раньше был пол кабинета, я увидел то, чего опасался и чего отчасти ожидал. Это была всего лишь дыра, зияющая дыра в полу, но судя по расположению половиц и тому, как они были разбросаны, похоже было, что земля не провалилась, но, напротив, кто-то будто вытолкнул ее снизу!

VI[править]

С тех пор никто не видел сэра Эмери Уэнди-Смита и ничего о нем не слышал, и, хотя он числится пропавшим без вести, я точно знаю, что его нет в живых. Он отправился в миры древних чудес, и я молюсь лишь о том, что его душа блуждает по нашу сторону порога. Из-за нашего собственного невежества мы поступили с сэром Эмери крайне несправедливо — я и все остальные, кто считал его не в своем уме. Теперь я понимаю все его странные поступки, но понимание тяжело мне далось и многого мне стоило. Нет, он не был безумцем. Он поступал так, как поступал, ради самосохранения, и, хотя все его предосторожности в конце концов оказались тщетны, им двигал именно страх перед безымянным злом, а не безумие.

Но худшее еще впереди. Мне самому предстоит встретить такой же конец. Я знаю об этом, ибо, что бы я ни делал, толчки преследуют меня. Или мне только так кажется? Нет! С моим рассудком все в порядке. Мои нервы никуда не годятся, но разум ясен. Я слишком многое знаю! Они посещают меня во снах, так же, как, видимо, посещали моего дядю, и то, что они читают в моих мыслях, предупреждает их о грозящей им опасности. Они не могут допустить, чтобы однажды о них стало известно людям — прежде чем они будут готовы… Господи! Почему этот старый дурак Уилмарт из Мискатоникского университета не отвечал на мои телеграммы? Должен быть какой-то выход! Даже сейчас они пытаются до меня добраться — эти обитатели тьмы…

Но нет! Все это без толку. Нужно взять себя в руки и закончить свой рассказ. У меня не было времени попытаться рассказать правду властям, но даже если бы я мог, я знаю, каков был бы результат. «Похоже, у всех Уэнди-Смитов с мозгами не в порядке», — сказали бы они. Но эта рукопись поведает мою историю, став также предупреждением для других. Возможно, когда станет ясно, насколько мой… уход похож на то, что случилось с сэром Эмери, люди задумаются; возможно, эта рукопись поможет им найти и уничтожить древнее безумие Земли, прежде чем оно уничтожит их самих…

Через несколько дней после того как рухнул коттедж на торфяниках, я поселился в доме на окраине Марске, чтобы быть рядом, если — хотя я на это почти не надеялся — вновь объявится мой дядя. Но сейчас меня удерживает здесь некая жуткая сила. Я не могу сбежать… Сначала их власть была не столь сильна, но теперь… Я больше не могу даже встать из-за стола, и я знаю, что конец мой близок. Я прикован к стулу, словно прирос к нему, и все, что я могу — печатать! Но я должен… должен… Земля содрогается все сильнее… Адское, проклятое, издевательское перо самописца отчаянно пляшет по бумаге…

Я пробыл здесь всего два дня, когда полиция доставила мне грязный, измазанный землей конверт. Его нашли в руинах коттеджа, возле края той странной дыры, и он был адресован мне. В нем лежали записки, которые я уже скопировал, и письмо от сэра Эмери, которое, судя по его ужасающему концу, он продолжал писать, когда его настиг кошмар. Если подумать, нет ничего удивительного в том, что конверт пережил катастрофу. Они не могли знать, что это такое, и потому письмо их не интересовало. Ничто в коттедже не было повреждено специально — в смысле, ничто неодушевленное — и, насколько мне удалось выяснить, единственными пропавшими предметами оказались те странные шары, или то, что от них осталось… Но я должен спешить. Я не могу сбежать, а толчки становятся все сильнее и чаще… Нет! У меня не остается времени. Времени, чтобы написать обо всем, о чем я хотел сказать… Толчки слишком сильные… Сли шком силь ные… Me ш а ют п ечатать… Оста е т ся л и шь од но прик реп ить пис ьмо с эра Эмер и к этой рук о пи си… и…

Дорогой Пол,

На случай, если это письмо когда-либо доберется до тебя, должен кое о чем тебя попросить ради безопасности и здравомыслия всего мира. Крайне необходимо проанализировать случившееся и принять соответствующие меры — хотя я понятия не имею, каким образом. Я намеревался ценой собственного рассудка забыть о том, что случилось в Г’харне, и был неправ, пытаясь это скрыть. Даже сейчас люди раскапывают странные запретные места, и кто знает, что они могут откопать? Конечно, все эти кошмары нужно найти и искоренить, но заниматься этим должны не невежды-любители, а те, кто готов к встрече с чудовищным, вселенским ужасом. Люди с оружием. Возможно, огнеметы справились бы с задачей… И наверняка потребуются научные знания о войне… Можно создать устройства, способные выследить врага… я имею в виду специальные сейсмологические приборы. Будь у меня время, я подготовил бы детальное и подробное досье, но, похоже, будущим охотникам за кошмарами придется ограничиться этим письмом. Понимаешь, я не уверен наверняка, что они меня преследуют! И я ничего не могу поделать. Слишком поздно! Сначала даже я сам, как и многие другие, считал, что я всего лишь слегка тронулся умом. Я отказывался признать, что виденное мной вообще происходило на самом деле! Признать это означало признаться в собственном безумии! Но все это было в реальности… Оно случилось — и случится снова!

Одному богу известно, что было не так с моим сейсмографом, но проклятая машина подвела меня самым худшим образом! Да, они в конце концов до меня доберутся, но, возможно, у меня хотя бы будет время подготовить надлежащее предупреждение… Прошу тебя, подумай, Пол… Подумай о том, что случилось в коттедже… Я пишу об этом так, словно оно уже произошло, поскольку знаю, что оно произойдет! Должно произойти! Это Шудде-Мьелл идет за своими шарами… Пол, вспомни о том, как я погиб, ибо, если ты это читаешь, я либо мертв, либо пропал без вести — что одно и то же. Прошу тебя, внимательно прочитай приложенные заметки. У меня нет времени на подробности, но эти мои старые записи должны хоть немного помочь… Если ты хотя бы наполовину столь любопытен, как я полагаю, ты наверняка вскоре поймешь, какой кошмар угрожает всему миру, и в кошмар этот миру придется поверить… Земля уже дрожит, но, зная, что это конец, я спокоен… Вряд ли мое спокойствие продлится долго… Думаю, когда они действительно придут за мной, мой разум окажется в полной их власти. Даже сейчас могу представить, как пол разлетается в щепки, взрываясь, и появляются они… Да что там — даже при мысли об этом меня охватывает ужас… Чудовищный запах, слизь, пение, гигантские змеиные кольца… а потом…

Не в силах бежать, я жду эту тварь… Я скован той же гипнотической силой, что и остальные тогда, в Г’харне. Какие кошмарные воспоминания! О том, как я просыпаюсь и вижу тела моих друзей и спутников, из которых высосали кровь похожие на червей твари-вампиры из выгребной ямы времени! Боги чуждых измерений… Меня гипнотизировала та же чудовищная сила, не давая пошевелиться, прийти на помощь друзьям или даже спастись самому! Каким-то чудом, когда из-за облаков вышла луна, гипноз разрушился, и я побежал, крича и плача, временно лишившись рассудка, слыша позади зловещие чавкающие звуки и демоническое пение Шудде-Мьелла и его орды.

Сам того не зная, я в бессознательном состоянии забрал с собой те чудовищные шары… Прошлой ночью они мне приснились, и во сне я снова увидел надписи на каменном ящике. Более того, я смог их прочитать! В них содержались все страхи и амбиции этих адских созданий, столь же четкие и ясные, словно газетные заголовки! Не знаю, боги они или нет, но одно можно сказать наверняка: больше всего препятствует их планам по завоеванию Земли их ужасно долгий и сложный цикл воспроизводства! Каждую тысячу лет рождается лишь несколько детенышей, но, учитывая, как давно они существуют, приближается то время, когда их численность станет достаточной! Естественно, при этом они не могут позволить себе потерять даже одного представителя своего жуткого отродья. Вот почему они прорыли туннели на многие тысячи миль, даже под океанскими глубинами, чтобы вернуть себе шары! Меня всегда удивляло, почему они преследуют меня — и теперь я знаю. Я знаю также, каким образом они это делают. Ты не догадываешься, Пол, как они узнают, где я нахожусь, или почему они идут за мной? Эти шары для них — словно маяк, зовущий голос сирены. И точно так же, как любой другой родитель, — хотя, боюсь, ими движет чудовищный инстинкт, нежели понятные нам чувства — они просто отвечают на зов своих детенышей!

Но они опоздали! Несколько минут назад, перед тем, как я начал писать это письмо, детеныши вылупились… Кто мог предполагать, что это яйца, или что их вместилище — инкубатор? Вряд ли я могу винить себя в том, что не знал этого.

Я даже пытался просвечивать шары рентгеном, черт побери, но они просто отражали лучи! А скорлупа их была столь толстой! Но в момент вылупления они просто разлетелись на крошечные кусочки. Существа внутри них не больше грецкого ореха… Учитывая размер взрослых особей, они, вероятно, растут фантастически быстро. Но эти двое не вырастут уже никогда! Я испепелил их сигарой… И слышал бы ты мысленные вопли тех, внизу!

Если бы я только знал раньше, что это не безумие, возможно, кошмара удалось бы избежать… Но теперь все бесполезно… Мои заметки — прочти их, Пол, и сделай то, что следовало сделать мне. Собери подробное досье и представь его властям. Возможно, сумеет помочь Уилмарт или Спенсер из Квебекского университета… У меня мало времени… Потолок трескается…

Последний толчок… потолок разваливается на части… они идут. Господи, помоги мне, они идут… Я чувствую, как они шарят у меня в голове…

Сэр,

Прилагаю рукопись, найденную в руинах дома номер 17 по Энвик-стрит, Марске, Йоркшир, разрушенного вследствие подземных толчков в сентябре этого года, и считающуюся «фантастикой», которую автор, Пол Уэнди-Смит, завершил для публикации. Вполне возможно, что так называемое исчезновение как сэра Эмери Уэнди-Смита, так и его племянника, автора рукописи — не более чем рекламный ход для продвижения рассказа… Общеизвестно, что сэр Эмери интересуется (интересовался) сейсмографией, и, возможно, некий намек на случившиеся ранее два землетрясения вдохновил его племянника на написание рассказа. Расследование продолжается…

Сержант Дж. Уильямс,

Полицейское управление графства Йоркшир,

2 октября 1933 года.


Брайан Ламли
"Цементные стены"


Текущий рейтинг: 82/100 (На основе 70 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать