Тайна исповеди

Страшный грех падёт на мою душу, я знаю, но я должен записать эти строки. Предать тайну исповеди — что может быть страшнее для исповедника? Увы, я должен очернить свою душу, потому что иначе я не могу.

Я верил в Бога, и в искупительную жертву Господа Нашего Иисуса Христа, и верую до сих пор. Но Дьявол, демоны, нечисть… признаюсь, их я считал не более чем символами тёмных порывов человеческой души. Но теперь… то, что я услышал на сегодняшней исповеди, повергло меня в шок. В мире, который я видел, были только люди и Бог, но слова грешника, пришедшего ко мне, заставили меня увидеть страшных созданий, спрятавшихся в уголках этого мира.

Голос этого человека был странным, даже пугающим. Он говорил как безумный, рассказывая об ужасных вещах одновременно напряжённо и весело. Он внёсся как стихийное бедствие и даже не дал мне сказать и слова.

«Так, ну что, святой отец… или как мне к вам обращаться? Не суть, буду называть вас так. Короче, слушайте. Грех я взял, страшный грех. Черна душа моя, и ничто её уже не отмоет, ей-богу, клянусь вам. Пришли они за мной, слишком долго я испытывал матушку Фортуну, вот она и повернулась ко мне своим широким задом. Спросишь, кто пришли-то? Да я-то почём знаю? Демоны, черти, авось кто ещё похуже. Знаю только, что добра от них ждать — как от аспирина излечения геморроя.

В общем, слушай, как всё началось. Был я студентом, то бишь нищ и голоден. Первый год своей учёбы я как-то просуществовал, да потом всё трудней и трудней становилось. Брался я тогда за любую работу. И вот однажды приятель мой Женька, с коим мы на одном курсе учились, говорит мне, что план у него есть, как быстро денег заработать. Ничего больше мне объяснять не надо было — «деньги» услышал, и готов уже взяться за работу, даже не спрашивая, а что делать-то надо.

А зря-то я сразу не спросил. Мне Женька только сказал, мол, приходи ко мне ночью, там всё сам поймёшь. Эй, святой отец, ты это, только не думай, что я того, себя в зад ужалить дал за деньги, не, не такие мы. Хотя сейчас я так смотрю и думаю — ей, это лучше было бы, хотя бы жизнь-то Женькина тогда при нём осталась бы, да и за моей шкурой эти твари не пришли бы.

Короче, пришёл я к нему, да он мне в руки сразу лопату суёт и говорит, мол, на кладбище идём. На кой чёрт нам лопаты, я и не сразу смекнул. Спросил было у Женьки, да он так посмотрит и говорит, мол, что дурика валяешь, в земле копаться идём. И тут-то до меня дошло, что Женька мне предлагает.

Ей-богу, сразу отказаться хотел, зачем грех такой на душу брать, да не в том я положении был, чтобы о душе размышлять да от денег отказываться. Так что промолчал я, и мы вместе с Женькой, бросив наш инструмент в багажник его «тачки», двинулись на место работы.

Я не знал, зачем Женька это делает. Родители его люди-то богатые! Вон, «тачку» ему подарили. Спросил я тогда у него, на кой ему могилы-то раскапывать, да он и говорит, что дело это у них чуть ли не семейное, и чуть ли не его прапрапрадед эту традицию ввёл. Да, семейка-то весёлая! Говорит, мол, увидел, как у меня с деньгами туго, да и решил меня взять. Да я только благодарен.

Первые разы было страшно, да. Я даже как-то в обморок упал, трупешник увидев, да потом привык. Чего тут бояться, коль они мёртвые все? Зомби-апокалипсиса вроде не было, так что чего может быть страшного в кучке гнили с червяками? Страх мой улёгся раньше, чем совесть. Долго она меня ещё ночами пытала-терзала, мол, негодяй я эдакий, у мёртвых ворую, плохо это, плохо! Да и она потом успокоилась. Правда, на кой чёрт им всем сдались украшения, золото, бриллианты? Пред Господом Богом али чертями щеголять решили?».

Рука моя трясётся от горечи, и слёзы падают на бумагу, когда я пишу все эти святотатства. В тот вечер мне так и хотелось вымыть ему рот святой водой, да простит мне Отец Небесный гневные порывы мой души. Трудно мне писать всё это, но я хочу максимально воспроизвести его слова, чтобы тот, кто это прочтёт, понял, что слова эти принадлежат не трусливому священнику, а грешнику, пришедшему к нему на исповедь.

«Ну, в общем, дело хорошо пошло. Копали-торговали, и вот у нас уже денег куры не клюют! Долго же тянулся наш грязный бизнес, да вот и настало наше последнее дело, хоть тогда мы и не знали, что оно для нас будет последним.

Женька, как всегда, нашёл очередное кладбище. Пришёл ко мне, стал рассказывать, что да как. И столько в нём прыти было, будто его никому не известная тётушка-миллиардерша умерла и оставила ему своё состояние.

Говорит он, мол, кладбище нашёл, где уже лет двести нога живого не ступала. Драгоценных побрякушек, говорит, там лопатой копай, и в прямом, и в переносном смыслах. Ну, а я что? Меня-то уговаривать вообще не надо.

Выехали мы следующим утром. Кладбище находилось в какой-то чёртовой заднице, так что ехали мы долго, приехали вечером. Стрёмная какая-то деревенька была рядом с этим кладбищем — поболтали мы с народом там вроде нормально, да только шесть прозвенело, все они по хатам разбрелись, да так быстро деревенька-то опустела, словно там никто и не жил никогда. Зря мы тогда не насторожились.

Подождали мы полуночи, прямо как в «ужастике», и отправились на наше рабочее место. Шли мы через лес минут двадцать, да и вышли, наконец, на большую поляну. Сколько кладбищ уж мы видели — это на нас страху-то навело! Древнее, прямо пахнет стариной, как говорится, вокруг — тишина! Особенная какая-то, не как на других кладбищах. Ей-богу, я даже слышал, как кровь в ушах течёт!

Недолго думая, мы стали копать первую попавшеюся могилу. Надписи там уже не разобрать было — время всё стерло. Копали мы по очереди, и так вышло, что до гроба докопался именно я. Ну взял я и хорошенько вмазал по крышке. Дерево развалилось, и я увидел хозяйку могилы, которую мы потревожили. Знаешь, святой отец, у этих скелетов всегда челюсти-то вниз отвисают, будто страшным криком орут на нас, чтобы убирались прочь. Да только крик этот беззвучный.

Стал я выковыривать эти доски и, наконец, обнажил весь скелет. А украшен он был годно! Золотое ожерелье, серьги и кольца — о, колец было столько, что я в шутку назвал эту мёртвую дамочку «властительницей колец». Хотел я ожерелье снять, да только дотронулся — сразу отпрянул. Из глазницы черепа выползла огромная сороконожка — ну, или как там эти твари называются? Фу, к этим уродам никак не привыкнешь...

Раздавил я эту гадину и стал собирать украшения и передавать их Женьке. Он их в сумку складывал. Собрал я всё быстро, да хотел было уже вылезать, как слышу, трещит что-то, да вдруг как провалюсь куда-то! Бум — и моя спина распласталась по какому-то настилу. Вслед за мной полетела ограбленная дамочка, словно требуя вернуть свои украшения. Свалилась прямо на меня! Ей-богу, хоть я мёртвых-то уже не боюсь, но когда тебе на лицо падает черепушка, из которой сыпятся червяки и жуки и начинают ползать по тебе, чувствуешь себя неуютно. Быстро скинул я с себя эту мадам, отряхнулся и попытался оглядеться. Высота была, наверное, чуть больше трёх метров. Темнота — хоть глаз выколи! Ни черта не видно, только слышно, как Женька меня кличет. Я ему в ответ кричу, мол, нормально всё, пусть мне фонарик бросит, я посмотрю, что тут такое.

Вот тебе, святой отец, наверное, кажется, как это он упал с трёх метров на спину, да целёхонек остался? Ну вот что я тебе скажу, не целёхонек, а ушибся я хорошенько! А спину я не сломал, потому что упал на мягкое. Бросил мне Женька фонарик, включил я его и увидел, что земля тут вся покрыта мхом и, ей богу, костями! Чьи это кости — животного али человека, не знаю и знать не хочу.

Крикнул я Женьке, мол, пусть за верёвкой бежит и меня вытаскивает, о чём тут же пожалел. Женька-то убежал, а я остался один, под землёй, ночью, на кладбище. Стрёмно мне стало, и, чтобы отвлечься, песенку начал напевать. Старую, детскую, про белогривых лошадок.

Осмотреть всё кругом решил. Был я в какой-то земляной комнате, метров двадцать в ширину. Явно она была искусственная — я сразу это понял. То ли потому, что стены были слишком гладкие, то ли из-за жуткой статуи, стоявшей в середине. Подошёл я к ней, да и ещё страшнее мне стало — была эта статуя ростом чуть ниже меня и изображала какого-то человекоподобного монстра. Вот представь — человек, руки-ноги всё есть, всё нормальное, да только на голове глазищи каждый с арбуз размером, и из башки рога торчат. Пасть вообще на тигриную похожа, и зубищи торчат, будто кинжалы. Понял я тогда, что валить оттуда надо, да чем быстрее, тем лучше. Слава богу, Женька быстро вернулся. Бросил он мне верёвку, стал я карабкаться, да только Женька, придурок, на самом краю встал, и только я потянул, сразу ко мне свалился.

Высказал я ему всё, что думаю, и стали мы искать другой выход. Нашли мы быстро — как оказалось, там дверь деревянная была, да только низкая такая, что нам согнуться пришлось, чтобы пройти. Попали мы в коридор, такой же низкий. Кто там прорубил эти ходы, дверь поставил и это подобие святилища воздвиг — чёрт его знает, нас тогда и не интересовало. Бросились мы по этим коридорам, свет себе фонариками освещая. Плутали мы там чуть ли не час, и много чего осмотрели — мебель там была, полки, шкафы. Посуда стояла, да только всё такое маленькое, будто для детей сделано.

Выбрались мы из этого подземелья к рассвету, и сразу же оттуда бежать бросились. Не знали мы, где вышли, так что просто вперёд побежали, пока не выбежали к холму. Забрались мы на него и решили отдохнуть. Присели мы на траву, отдышались, и тут вижу я — метрах в пятиста от нас внизу люди какие-то странные идут. Больно походка у них была странная, будто с ноги на ногу переваливались. Тут я присмотрелся, да и понял, что какие-то они мелкие для нормальных людей — хоть и далеко они шли, но я их рассмотрел хорошо. Понял я тогда, что вот они, жители того подземелья — то ли гномы, то ли хоббиты, то ли ещё какая нечисть! Я Женьке говорю, мол, посмотри, да он только страху наполнился, на траву меня повалил и шепчет мне, чтобы молчал. Я-то сразу не понял, да Женька мне только говорит — слепой я, что ли? Присмотрелся я опять к этой мелочи и вижу, что не с пустыми руками они идут — у кого рука человечья, у кого нога, кто голову тащит.

Пролежали мы там на траве, пока эти твари из виду не пропали. Поднялись мы потом, хотели уж было уходить, да как заорёт кто-то в лесу! Вопль такой жуткий был, что мы с Женькой уж разум-то вконец потеряли и бежать бросились. Видимо, животная природа своё взяла, проснулся инстинкт самосохранения. Бежали мы так до машины, как дорогу нашли — сам не понимаю! Про драгоценности, оставленные на кладбище, мы уж давно забыли. Только залезли в машину, Женька как даст по газам, и мы уже спешим обратно в город. Приехали мы в тот же вечер и решили, что упаси нас Господь ещё хоть раз могилы грабить идти. Да только поздно нам это в голову пришло.

Сидел я следующим днём у себя дома, телевизор смотрел. Решил покурить. Стою себе у окна, кольца пускаю. Живу я на третьем этаже, так что хорошо вижу прохожих. И вот увидел я, как стоит человек какой-то странный внизу, будто на меня смотрит. И голова у него так странно наклонена, будто у него тик нервный. Не обратил я на него внимания тогда, бросил сигарету и к телевизору вернулся.

Тогда я подумал — может, наркоман какой. Да вот наркоманов этих много как-то стало — иду я себе из метро, и стоит мужик какой-то, на меня смотрит, не то алкаш, не то наркоман. Или в магазин выйду, как за мной ещё какой-то придурок увяжется. Все они странные были — один хромает как-то неестественно, у другого шея необычно повёрнута, у третьего руки трясутся, да и рожа, как из фильма ужасов. Ну и что, думал я, будто у нас в городе людей странных мало. И прежде я видел таких уродцев. Да только меньше их было, и никто из них на меня и внимания не обращал, а сейчас как будто в дурдоме день открытых дверей!

Страшно мне от этого было. Последней каплей стало то, что три вот таких вот юродивых у меня во дворе стояли, да все мне в окна смотрели. Весь день так вот стояли, да только утром делись куда-то. Пошёл я тогда к Женьке, да только так и не дошёл: подхожу к его дому и вижу — скорая там, толпа у подъезда, да полиция ходит. Что-то нехорошее я почуял. Подошёл поближе, спросил у бабки одной, что случилось, а она и говорит, что в пятнадцатой квартире труп нашли. Пятнадцатая — это Женькина квартира.

Понял я тогда, не знаю даже как, что эти твари за Женькой тоже пришли, да добрались до него раньше, чем до меня. Значит, с теми гномами это всё как-то связано. Да вот как — этого я вот не знаю!

Пошёл я домой, стал вещи собирать — решил уехать, спрятаться от них. Да только не вышло у меня ничего — переехал я в соседний город, пожил с недельку на съёмной хате, да однажды ночью в дверь ко мне позвонили. Кто ночью в гости ходит?

Посмотрел я тогда в глазок, да чуть от страха не помер — стояла там вот та тварь, что на статуе была изображена в том долбаном подземелье! Так вот я и скатился вниз на пол, молясь шёпотом, чтобы эта уродина в покое меня оставила.

Звонила она до самого утра. Я уж думал, с ума от этого звона сойду. Решил я под утро, что бежать из квартиры надо, подошёл к окну, да и вижу, что эта тварь к контейнеру мусорному крадётся. Присел я тогда и стал из-за подоконника наблюдать — залезла она в контейнер, а через десять минут оттуда парень выполз. Руки трясутся, да и хромает на правую ногу. Вот кто, оказывается, все эти странные юродивые. Здесь они меня нашли — найдут и в другом месте. Нигде от них мне не спрятаться. Вот и решил я — приду, душу облегчу, да и встречусь, наконец, с этим страшилищем.

В общем, всё это. Как там у вас исповедь кончают? Аминь, короче!».

Он ушёл так же внезапно, как и появился, оставив меня с мыслями, вызванными его словами. Сначала я решил, что это был просто сумасшедший. Я тоже часто вижу на улицах людей со странной походкой и странным поведением, но ведь это ещё не значит, что они какие-то монстры. Но всё-таки слишком убедительно он это рассказывал, слишком связно и последовательно звучала его история. Хоть разум мой её и отвергает, где-то внутри, признаюсь, я ему верю. Текущий рейтинг: 68/100 (На основе 73 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать