Сумасшедшая о зеркалах (из Э.М. Ремарка)

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

— Я тебя не покинул, — отвечаю я. — Уходил — да, но не покинул.

— А где ты был?

— Там, где-то в городе.

Я чуть не сказал: в городе у сумасшедших, но вовремя удержался.

— Зачем?

— Ах, Изабелла, и сам не знаю. Ведь делаешь очень многое, сам не зная зачем…

— Я тебя искала сегодня ночью. Светила луна — не такая, как вон та — багровая, тревожная, которая лжет, нет, другая — прохладная, ясная, её пить можно.

— Наверное, было бы лучше, если бы я находился здесь, — отвечаю я, откидываюсь на спинку скамьи и чувствую, как от Изабеллы на меня веет покоем.

— А как же можно пить луну, Изабелла?

— С водой. Очень просто. У неё вкус опала. Сначала её даже не очень ощущаешь, только потом чувствуешь, как она начинает в тебе поблёскивать. Она светит прежде всего из глаз. Но света зажигать нельзя. При свете она меркнет.

Я беру её руку и прикладываю к своему виску.

Рука у неё сухая и прохладная.

— А как её пьют с водой? — спрашиваю я.

Изабелла отнимает у меня руку.

— Ночью нужно открыть окно и подставить под лунный свет стакан с водой — вот так. — Она вытягивает руку. — И луна попадает в него. Её видно в нём, стакан становится светлым.

— Ты хочешь сказать — она отражается в стакане?

— Нет, не отражается. Она в нём. — Изабелла смотрит на меня. — Отражается? Что ты хочешь сказать?

— Отражение — это картина в зеркале. Можно отражаться во многих предметах, если у них гладкая поверхность. И в воде. Но это не значит, что мы в ней.

— Гладкая поверхность? — Изабелла вежливо и недоверчиво улыбается. — В самом деле? Удивительно!

— Ну конечно. Когда ты стоишь перед зеркалом, ты же видишь себя в нём.

Она снимает туфлю и смотрит на свою ногу. Ступня у неё узкая, длинная и не изуродована мозолями.

— Что ж, может быть, — отвечает она всё ещё с равнодушной вежливостью.

— Не может быть. Наверняка. Но то, что ты видишь, — это не ты. Это только отражение, не ты сама.

— Конечно, не я. Но где же я сама, когда я вижу своё отражение?

— Ты стоишь перед зеркалом. Иначе оно не могло бы тебя отразить.

Изабелла снова надевает туфлю и смотрит на меня.

— Ты уверен, Рудольф?

— Совершенно уверен.

— Я — нет. А что делают зеркала, когда они одни?

— Отражают то, что есть.

— А если ничего нет?

— Так не бывает. Всегда что-нибудь да есть.

— А ночью? Во время новолуния, когда совсем темно, что же тогда они отражают?

— Темноту, — отвечаю я не очень уверенно, ибо как может отражаться глубочайший мрак? Для отражения всегда нужно хоть немного света.

— Значит, зеркала мертвы, когда совершенно темно?

— Может быть, они спят, а когда возвращается свет — просыпаются.

Изабелла задумчиво кивает и туго натягивает платье на коленях.

— А они видят сны? — вдруг спрашивает она.

— Кто видит сны?

— Да зеркала!

— Мне кажется, они всегда видят сны, — отвечаю я. — Они весь день только это и делают. Им снимся мы. И снимся наоборот. То, что у нас бывает справа, в них слева, а то, что слева, — справа.

Изабелла повёртывается ко мне.

— Значит, они — наша оборотная сторона?

Я соображаю. Кто знает, что такое на самом деле зеркало?

— Вот видишь, — говорит она. — Перед тем ты уверял, будто ничего там нет. А выходит, что в них наша оборотная сторона.

— Только пока мы перед ними. А когда уходим, её уже там нет.

— Откуда ты знаешь?

— Это же видно. Когда уходишь от них и оглядываешься, нас уже там нет.

— А если они нас только прячут?

— Как они могут прятать? Они же всё отражают! На то они и зеркала! Зеркало ничего не может скрыть.

Между бровей у Изабеллы появляется морщинка.

— А куда же оно тогда девается?

— Что именно?

— Да изображение! Другая сторона. Что же, оно прыгает обратно в нас?

— Этого я не знаю.

— Оно ведь не может потеряться?

— Оно и не теряется.

— Так где же оно? — настаивает Изабелла. — В зеркале?

— Нет. В зеркале его уже нет.

— Оно должно быть там.

— Откуда ты знаешь, что нет? Ты его не видишь.

— Другие люди тоже видят, что моего изображения там уже нет. Они видят только своё собственное, когда стоят перед зеркалом. И ничего другого.

— Они заслоняют его. Иначе где же остается моё? Оно должно быть там!

— Оно там и есть, — отвечаю я, жалея, что затеял весь этот разговор. — Когда ты подходишь к зеркалу, оно опять появляется.

Изабелла чем-то вдруг взволнована. Она становится коленями на скамью. Её чёрный узкий силуэт выделяется на фоне желтых нарциссов; в сумраке душного вечера кажется, что они из серы.

— Значит, оно у них внутри, а перед тем ты говорил, что его там нет!

Она сжимает мне руку, всё её тело дрожит. Я не знаю, что мне сказать, чтобы успокоить её. Ссылкой на физические законы её не убедишь — она презрительно отклонила бы такие доводы. Да в эту минуту я и сам не так уж уверен в их незыблемости. Мне вдруг кажется, что в зеркалах есть действительно какая-то тайна.

— Где оно, Рудольф? — шепчет она и жмется ко мне. — Скажи мне, где оно? Неужели везде осталась какая-то часть меня? Во всех зеркалах, в которые я смотрюсь? А сколько я видела их! Не сосчитать! И неужели я в них во всех разбросана? И каждое что-то у меня отняло? Тонкий отпечаток? Тоненький ломтик меня? Неужели зеркала распилили меня, словно кусок дерева? Что же от меня тогда осталось?

Я крепко держу ее за плечи.

— Все в тебе осталось, — отвечаю я. — Наоборот, зеркала еще что-то прибавляют к человеку. Они делают этот добавок зримым и отражают кусок пространства, а в нем — озарённый кусок тебя самой.

— Меня самой? — Она всё ещё не выпускает моей руки. — А если всё не так? Если все эти куски лежат погребёнными в тысячах и тысячах зеркал? Как их вернуть? Ах, никогда их не вернёшь! Они пропали, пропали навсегда! Мы стёрты, мы как статуи, у которых соструганы лица. Где моё лицо? Моё первоначальное лицо? То, которое было у меня до всяких зеркал? До того, как они начали обкрадывать меня?


Э. М. Ремарк, «Чёрный обелиск» Текущий рейтинг: 74/100 (На основе 37 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать