(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Пуговица
– Павел Первый был слабым и нездоровым человеком. Скорее всего он страдал от ряда душевных заболеваний, таких как, например, параноидальный психоз. Это подтверждается тем…
Упёршись лбом в гладкую поверхность парты, я закрыл глаза. Солнце заливало мою спину, приманенное чёрным цветом кофты, наполняло всё тело гнетущим теплом. Я терпел уже обжигающую радиацию, слабо дрожа, но всё же радуясь осенним лучам, которые ещё пока в силах согреть.
– Петлёв, спать будете дома! – словно из булькающей трясины вынырнул голос учительницы. – В каком году был построен Михайловский замок? Похоже, секунду назад она как раз сообщила данную информацию.
– Не знаю – С трудом поднимая голову, честно ответил я.
Должно быть, мой вид был настолько отрешён от всякой истории, что это сильно задело учительницу и она прошипела сквозь зубы. – Вон из класса, я ставлю минус, если ты… – Она на секунду заколебалась, переводя дух. – Если вы будете продолжать подобное хамство, в следующий раз будет двойка!
Я слабо кивнул, встал и без ожидаемых промедлений направился к двери. Побагровевшая учительница, провожала меня презрительным взглядом, покуда я покидал душный класс.
В школьном коридоре было посвежее, он уже успел остыть после шумной обеденной перемены и теперь притягивал своим тихим покоем и простором. Слева находился лестничный пролёт, выжженный весенним солнцем, маячившим в высоком в полтора этажа окне. Я повернул направо, где коридор плавно перетекал в угловую залу, выходящую на затенённую сторону улицы.
Сев на низкий подоконник, я прислонился к прохладному стеклу и уставился в пустую серую стену. Я прикрыл глаза, но дрёма не приходила, и разум, не сломленный занудной лекцией учителя истории, оставался ясным. Что я сделал за этот год? Трудно сказать, едва ли наберётся хотя бы десяток достойных внимания свершений. А раньше? И того меньше, обычное детство, обычная юность, медленно подходящая к концу. Самое забавное, что даже события, которые вторгались в мою судьбу без моего участия, также все были самыми заурядными. Всё моё существование сплошь одномерное. Отрезок, украшением которому служат лишь две крайние точки. Достойное украшение.
Ещё немного помечтав и тут же забыв о чём, я решил заглянуть в туалет.
В подобную жару всегда приятно бывает умыться холодной водой, особенно в часы уроков, когда никто не прервёт твоё удовольствие.
Все окна были раскрыты, а четвёртый этаж позволял порывам тихого ветерка постоянно освежать помещение. Я воспользовался одной из кабинок, их стенки создают эффект уединённости. А моя закрытая натура всегда рада любым, даже самым небольшим, островкам покоя в вечно штормящем океане быта.
Я спустил воду и только потянулся к ручке дверцы, как услышал этот звук.
Он повторился несколько раз с экспоненциально ускоряющейся периодичностью и, почти слившись в непрерывный шум, вдруг оборвался. Будто монетка упала. Я нагнул голову в поисках источника шума, потом присел на корточки. Он оказался прямо у меня под ногами: небольшой искрящийся разноцветными вкраплениями чёрный круг. Я тронул его пальцем. Материал был твёрдым и тёплым на ощупь.
Логически заключив, что данный предмет принадлежит мне, ведь он, очевидно, упал с меня при том в пустой комнате и я, подсознательно придав ему определённую ценность, подобрал его у сунул в карман джинсов.
Умывшись, я подошёл к окну и за нечем делать принялся подробно разглядывать находку. Круг оказался просто пуговицей, пусть и довольно красивой. Она имела одну большую дырку посередине, четыре поменьше вокруг, а дальше, если разглядывать на свету, были заметны ещё дырочки, уменьшающиеся от центра к краям, должно быть, своеобразные декоративные элементы. С одной стороны она была чёрной, что я уже определил ранее, а с другой имела приятный тёмно-красный оттенок.
Первой моей мыслью было, что она, наверное, оторвалась от кофты, но осмотрев свою одежду, я вообще не нашёл ни одной пуговицы: одет я был в обычную толстовку с капюшоном и стандартные синие джинсы. Чего уж говорить, что я бы сразу заметил подобную вещь на своём заурядном гардеробе.
Странно, откуда она тут тогда. В туалете я точно был один. Если она не свалилась с меня, то с чего? С дверцы или стенки кабинки? С бачка унитаза? Все эти предположения выглядели крайне неубедительно, да и вообще, в конце концов я поймал себя на грустной мысли, что придаю слишком большое значение какой-то пуговице, свалившейся, пусть и загадочным образом, мне под ноги. Неужели, моя жизнь настолько скучна?
Я снова убрал её в карман, ещё раз отметив её необычную теплоту, и вышел из туалета. Звонок застал меня сидящим у стены, считающим лампы на потолке. Я торопливо спустился на первый этаж, чтобы не стоять в очереди в кафе и немного перекусил. Оставшиеся три урока были посвящены естественным наукам, так что я проявил на них некоторое усердие и интерес, во всяком случае больший, чем на истории. Лишь пару раз доставал пуговицу повертеть в руках, а потом переложил её в пенал и благополучно забыл там на какое-то время.
По дороге домой меня посещали всякие странные мысли. Несколько раз окружающие объекты казались мне какими-то неправильными, хотя попытайся я объяснить, что именно меня в них не устраивает, ничего бы не вышло. Один дом, мимо которого я всегда прохожу, чуть ли не напугал меня, но опять же, когда я стал его рассматривать, ничто уже не бросалось в глаза: дом как дом. Получается, шизиком становлюсь, смиренно заключил я.
Дома я успокоился и немного даже приободрился, что, впрочем, естественно для затворника. Пообедав и поваляв дурака с компьютером, я всё же нашёл в себе волю сесть за уроки: на завтра была математика, а я совершенно был лишён математического дара. Предстояло многочасовое корпение над задачами, которые другой мой сверстник решает за минуты. Я запасся соком и шоколадками, чтобы не отвлекаться от учебного процесса и нехотя принялся за домашку.
Надолго увязнув в анализе какой-то совсем запутанной функции, я замученно разглядывал предметы и моё внимание привлёк радужный блеск в недрах пенала, я понуро высыпал его содержимое на измалёванный каракулями лист домашней работы и увидел пуговицу. Она причудливо переливалась в свете настольной лампы и я, забыв об уроках принялся любоваться блеском пуговицы в различных ракурсах. За этим занятием меня застала мама, вернувшаяся с работы, должно быть, я настолько вылетел из реальности, что не услышал, как она открывала входную дверь.
– Как-никак за уроки взялся. — Уставшая, но счастливая сказала она.
Я повернулся и посетовал ей на чудовищную сложность математики.
На что мама парировала избитой цитатой о тяжести учения и лёгкости в лечении.
Спросив меня ещё о паре мелочей, обедал ли я, она ушла на кухню.
Я попытался вернуться к урокам, но функция оказалась непробиваемой. Переписав на чистовик те крохи домашнего задания, которые всё же осилил и уповая на тройку с минусом, я прилёг подремать. Проснулся я уже к ужину, за окном сияли уличные огни, дверь в мою комнату была заботливо прикрыта, а кухни доносился приглушённый шум. Я подошёл к столу, чтобы допить остатки сока и вновь обратил внимание на пуговицу. После сна она уже не выглядела чем-то новым. Если бы не её странная красота, я бы уже окончательно о ней позабыл. Она лежала на краю стола красной стороной вверх. Я на автомате схватил её и пошёл на кухню. Только поздоровавшись с папой и перебросившись с ним парой фраз я понял, что мой левый кулак до сих пор сжимает пуговицу. Я подошёл к маме, сидящей с ноутбуком за кухонным столом, она что-то заполняла по работе и сказал:
— Мам, смотри.
Она быстро оглянулась на мою раскрытую ладонь, и ответила лишь.
— Хорошо.
Потом, напечатав что-то и тут же стерев, ещё раз посмотрела, на этот раз дольше и спросила.
— Что это?
— Пуговица, я сегодня в школе нашёл.
– А, хорошо, Вась, ты не видишь, я работаю.
Я вновь сжал кулак, папа смотрел телевизор, и мой маленький мозг тоже затребовал немного деградации, и я отправился к компьютеру. Про пуговицу я, разумеется, мгновенно позабыл. Утром было тяжело: целую ночь снилась какая-то чепуха и я то и дело просыпался. Помню, что раз открыв глаза после очередного то ли кошмара, то ли бреда, я не узнал своей комнаты. Это было настолько невообразимое зрелище, что мне на мгновение захотелось вернуться назад в сон, каким-бы ужасным тот не был, лишь бы не видеть это чудовищное подобие на мою комнату. Но наваждение быстро пропало, оставив только неразборчивый оранжевый отпечаток на внутреннем взоре, и передо мной снова забрезжили обыденные знакомые силуэты.
В полузабытьи я соорудил себе завтрак и осознав, что опаздываю, выскочил на улицу. Дорога в школу прошла незаметно, второпях я ни на чём не фокусировал свой взгляд. А первым уроком, между тем, была математика.
Несмотря на то, что я опоздал почти на десять минут, урок ещё не начался. Сонные одноклассники уже начали просыпаться и шуметь. Я надеялся быстро прошмыгнуть на последнюю парту, но все места дальше второго ряда были заведомо заняты. Я занял противолежащее учительскому столу место рядом с дверью. В этот же момент та распахнулась, и мимо меня бодро прошёл совершенно незнакомый человек. Он не только не был нашим учителем, я вообще видел его первые в жизни.
Какой-то чудной тип в белом, дорогом на вид, костюме, при этом не очень опрятный, пиджак не застёгнут, рубашка не заправлена и помятые брюки. И он без всяких представлений и прочих вводных слов, начал лекцию. Я не могу назвать уроком, то что происходило, ведь он даже ничему не учил нас по сути, не объяснял детали, он просто давал материал, не с самого начала, а с какой-то одному ему известной точки, на которой мы судя по всему должны были остановиться в прошлый раз. То, что я видел и слышал, было трудно назвать математикой в любых её известных мне проявлениях, разумеется, ничего иного мне подумать не оставалось, кроме как о высшей математике. Он быстро, я даже не заметил, как у него это вышло, умудрился исписать все две доски и теперь последовательно вёл нас по непереводимым формулам. Когда одна из отличниц, которая ещё хотя бы пыталась делать вид, что следит за ходом его мысли, осмелилась заметить, что в одном из выражений наблюдается деление на ноль, наш новый учитель лишь согласился с этим, поблагодарив за хорошее замечание, сказал, что так оно и должно быть и незамедлительно продолжил лекцию. Я обвёл класс взглядом, пытаясь найти понимание, реальность ли это и не сошёл ли я с ума, но мои одноклассники, похоже думали тоже самое и ошалело озирались, кое-кто перешёптывался и никто уже не пытался переписывать происходящее на доске, одна только вышеуказанная отличница натужно перерисовывала непонятные знаки, не имеющие ничего общего ни с математикой, ни вообще с какой бы ни было из областей знаний. Но и она вскоре сдалась и тупо уставилась в центр доски. Я последовал её примеру, но быстро отвёл взгляд: символы и сама доска начали плясать и переливаться в моих глазах. Они стекали со стены, они перебирались на белоснежный костюм учителя, они окружали меня. Я согнулся, прилёг на парту и закрыл глаза. Учитель ещё некоторое время о чём-то оживлённо рассказывал, но внезапно прервался, и класс погрузился в тишину. Когда даже шептание на задних рядах умолкло, я медленно поднял голову и посмотрел на доску. Она почти опустела, учитель спешно стирал последние формулы в самом углу. Закончив это, он повернулся к классу, и обнял нас довольным взором. Я опять было собрался прилечь, но тут понял, что его взгляд направлен прямо в мою сторону. Я поёжился, посмотрел на него в ответ, но и опустил глаза. Передо мной была его белоснежная рубашка и столь же белоснежный пиджак. Я зачем-то потянул руку к пеналу и тут же выдохнул: красные пуговицы, я не мог ошибиться, точно такие же как та, на которую наткнулся вчера в туалете. Я совсем было забыл про неё. А рука уже вытаскивала из пенала гладкий кружок. Учитель всё смотрел на меня, а я то на двухцветную пуговицу у себя на ладони, то на его пиджак с пустой петлёй посередине. И вдруг он прошептал прямо у меня над ухом.
– Не повторяй ошибок. Гомеоморфные сознания не эквивалентны для восприятия.
Урок математики продолжался, новый учитель, одетый слишком щегольски для простого школьного учителя, «делил на ноль» и писал всякую чепуху, да ещё какую: один символ даже походил на глаз. Затем он начал спрашивать класс про топологию. Один мальчик поднял руку и радостно ответил что-то про кружку и бублик. – Тривиально –, выкрикнул учитель и размашисто написал на доске «ТОПОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕКА». Урок наконец подходил к концу, и в класс забежала завуч, она кивнула странному учителю, они вместе вышли за дверь. Спустя пару минут, когда класс уже начал потихоньку буянить, сама завуч забежала назад, написала номер задания из учебника и также быстро ушла.
По дороге домой я видел каких-то уродливых людей. Сперва я просто испытал к ним чувство жалость, смешанное с омерзением и поскорее прошёл мимо, но на следующем повороте снова наткнулся на уродов. Много уродливых шли в толпе на пути к метро, они шли вперемешку с нормальными людьми и те не особо то обращали на них внимание. Страшно было только мне, я чуть ли не бежал домой.
Дома меня встретила мама, она похоже заметила мой испуг. Я было успокоился и даже захотел её обнять, но тут она назвала незнакомое мне имя. Точнее она назвала меня чужим именем. Совершенно сбитый с толку я хмуро кивнул и пошёл в свою комнату. Вся квартира выглядела как-то не так. И вещи в моей комнате были тоже не совсем те. Мама позвала ужинать, благо, еда вроде бы оказалось нормальной. Закончив есть, я ещё немного сидел за столом отвлёкшись на телевизор и при этом крутил что-то в руке. Пуговица, неужто я всё время протаскал её с собой?
Поскольку мама смотрела телевизор и сидела рядом, я потряс её за плечо и показал пуговицу. На этот раз она обратила на неё должно внимание и спросила,
– Где ты это нашёл?
Я рассказал ей о событиях этого дня и о странном учителе. Мама нахмурилась и сказала вернуть её учителю завтра же, так как пуговица должно быть дорогая. Необъяснимая усталость навалила непосильным грузом, что даже мама посоветовала лечь спасть и уроки сделать «завтра утром».
Утром было совсем плохо. Мамы нигде не было, и сама квартира тоже оказалась не моей. Буквально методом тыка я нашёл входную дверь и надев что-то подходящее выбежал на улицу. Просто уже по инерции я отправился в школу. Дорога была знакома, но совершенно ненормальна. А на небо было просто страшно смотреть: облака словно канаты свисали с него, казалось, они в сантиметре от головы, но в то же самое время ощутимо очень далеко. Было довольно светло, но солнца или иного источника света я не видел и не ощущал его присутствия. Дома слились в один большой многоугольник, изгибающийся во все стороны, а улицы проходили каналами в этом монолите.
Школа стояла особняком и выглядела как самое нормальное здание в мире. Я галопом бросился к ней и отдышался только тогда, когда за мной захлопнулась тяжёлая металлическая дверь. Всё было в порядке, даже мои одноклассники выглядели вполне неплохо, особенно в сравнении с искажёнными лицами прохожих. Сегодня математики не было, вчерашнего учителя я тоже не встретил, а пуговица тем временем находилась у меня в кармане. На второй перемене я решился и пошёл к завучу. Она сидела за компьютером и листала каталоги сайта с одеждой. Я не особо потревожил её своим единственным вопросом,
– Вы не знаете, где сейчас тот учитель, который у нас вчера вёл математику?
Она дала мне точный адрес. Уроков было мало, так что вскоре я уже шёл к учителю. Несмотря на незнакомость улиц, я легко нашёл дорогу, учитель жил за две улицы от нашей школы. Но дверь мне открыла уродливая женщина. Её лицо было скручено в спираль, таких лиц я ещё ни у кого не видел. Но при этом она говорила и вела себя как совершенно нормальный здоровый человек. Не успел я сформулировать свой вопрос об учителе, она сказала,
– Ты, наверное, к Валерию Степановичу? Он сейчас на работе, но это через дорогу. НИИ Арнольда знаешь?
Я ответил, что не знаю, но как-нибудь да отыщу. И быстро ретировался, больно страшно выглядела дама. Домой мне совершенно не хотелось, наверное, потому что-то у меня не было дома и мамы. Единственный путь был в НИИ к новому учителю. Я чувствовал, что он имеет прямой отношение к происходящему.
Хотя НИИ Арнольда и располагалось «через дорогу», но дорога эта была внушительной. Мне пришлось перейти двухкилометровый широченный мост, хотя на самой улице даже набережной не было видно, я просто перешёл дорогу и вышел на мост. Справа и слева простирался безбрежный океан, а НИИ Арнольда стояло сразу же в конце моста. Вокруг город, но он был недосягаем. По высокой парадной лестнице я, напротив, поднялся легко и быстро. В НИИ Арнольда была только одна кафедра и лаборатория, так что я просто пошёл к ней по беспорядочно изгибающемуся коридору. Все боковые двери вели в этот же коридор со стороны того или другого изгиба, но всё же тупике я нашёл фанерную дверь с вывеской «лаборатория топологии».
Учитель сидел на гнутом табурете перед высоким чёрным столбом и что-то в нём ковырял. Я сказал «здравствуйте» и раскрыл ладонь левой руки. Там лежала пуговица. Я поспешно подошёл к учителю и протянул пуговицу ему,
– Это ваше.
Он не оборачивался, а продолжал, согнувшись на табурете, ковырять колонну.
Я решился и хлопнул его по плечу. Учитель вздрогнул и обернулся, он был одет в тот же что и вчера костюм. Он посмотрел на меня, его лицо было очень грустным и тревожным будто бы он сильно переживает из-за чего-то. Он посмотрел на мою раскрытую ладонь на пуговицу и нехотя потянулся к ней, словно он не хотел брать пуговицу, но должен был сделать этот из вежливости или чего-то ещё. По выражению его лица можно было сказать, что он еле сдерживает слёзы. Он взял пуговицу и только сейчас я понял, какой горячей она была. Её чёрно-красный круг казался мне таким знакомым, чуть ли не родным.
– Это очень больно –, произнёс учитель и встал с табурета, он совсем расклеился, но не сказал не слова. А потом он вдруг сжал пуговицу в кулаке и начал оседать. Его красивый костюм и весь он сам стали словно из пластилина и медленно растекались под собственной тяжестью. Ноги учителя подкосились, и он медленно завалился, растекаясь будто кусок масла от жары. Через пару минут учитель полностью расплавился. Посреди гомогенной жижи некогда бывшей человеком я увидел Пуговицу. Она была большего размера чем раньше и казалось, всё увеличивается. Вскоре на месте пуговицы стоял большой чёрный цилиндр, точно такой де цилиндр стоял за ним – это была та колонна, которой так интересовался несчастный учитель. И не одна, я оглядел комнату, она была вся заполнена одинаковыми чёрными цилиндрами. Словно лес из чёрных столбов их ряды простирались до самого горизонта. Я вновь посмотрел на тот цилиндр, который некогда был пуговицей. Жижа вокруг него постепенно затекала под основание цилиндра и вскоре полностью пропала.
Я ещё немного постоял, а потом бросился обыскивать комнату, в лес цилиндров я, разумеется, не заходил, но начал осматривать небольшое открытое пространство перед входом. Оно представляло из себя обычный кабинет с несколькими шкафами и письменным столом. На столе лежал чертёж. Не уверен, что это на самом деле, но по изображению я сразу подумал о чертеже – В центре был изображён человечек, почти как на рисунке Леонардо Да Винчи только руки опущены. Он был заключён в круг, а в разные стороны отходили стрелочки. Чертёж был оборван и вообще изрядно попорчен, поэтому большинство стрелок обрывались, но та, которая вела налево от человечка, то есть по его правую руку, была целой и указывала на цилиндр. Будто бы круг переходит в цилиндр, так я объяснил себе смысл этих обозначений. Вокруг цилиндра были ещё какие-то пометки и подписи, но их я уже не понимал совершенно. Ещё одна стрелочка вела к синему пятну. Я присмотрелся, это была чернильная клякса, поэтому что за ней было не разглядеть. Ещё мне показалось, что клякса поставлена не случайно, а кто-то намеренно залил чернилами часть изображения, потому что вокруг кляксы вся было зачирикано и перечёркнуто. Справа от кляксы красными чернилами было крупными буквами написано: «УТВЕРЖДЕНИЕ ЛОЖНО. ТРЕБУЕТСЯ ИНАЯ АЛГЕБРА ДЛЯ СОЗНАНИ…»
После этого лист был оборван. Я осмотрелся ещё, но тут меня отвлёк звук, доносящийся из-за колонн. Он исходил из глубины леса чёрных цилиндров и постепенно усиливался. Внезапно меня охватил животный ужас, я увидел какое-то мельтешение за цилиндрами и не дожидаясь полного проявления этого, я выбежал в коридор. Я побежал прямо, но быстро уткнулся в тупик, хватило только оглянуться назад, чтобы понять – дело дрянь. В двадцати метрах от меня из-за угла выползало чудовище. Оно напоминало по своей структуре ту жижу-пластилин, в которую превратился учитель, но при этом, судя по всему, обладало собственной волей и двигалось в мою сторону. Тот звук, что я услышал, был от скольжения этой туши по полу. Оно передвигалось подобно амёбе выпячивая всё новые и новые отростки не только вперёд, но в разные стороны и только самые длинные и крупные были направлены ко мне. Я в панике начал толкать и бить стены коридора, существо уже проползло метров десять, я собрал всё своё самообладание в кулак и увидел, что в паре шагах от меня есть боковая дверь, но для того, чтобы пройти в ней, мне нужно побежать навстречу жуткой туше. Сделав глубокий вдох, я, стараясь не смотреть вперёд бросился к двери. В самый последний момент, чудище вдруг резко чуть ли не выплюнуло из себя особенно длинный отросток, но, к счастью, я вовремя подбежал к двери и отросток пролетел мимо моей головы. Я захлопнул дверь, но понял, что всё ещё нахожусь в том же коридоре, понятия не имею, как я умудрился зайти в тупик, но нужно было выбираться отсюда. Коридор длился в обе стороны, и пришлось наугад идти налево. Заворачивая за очередной особенно острый угол, я услышал знакомый звук прямо за стенкой. Тварь была прямо за стеной, хуже того, она была прямо за углом. Не дожидаясь повторения встречи я повернулся и побежал в обратную сторону. Каким-то чудом мне удалось выбраться из коридора, а потом и из самого здания института.
Но на улице меня уже поджидали подобные амебоидные твари, а ещё деформированные прохожие. И на этот раз все уродливые люди шли в мою сторону. Но все они сползались с периферии, с боковых улиц, а центральный мост был пока что свободен от чудищ. На пределе своих сил я побежал к мосту, благо, чудовища двигались довольно медленно. Идя по мосту и переводя дух, я посмотрел на океан. Он пропал, вместо него внизу я увидел ещё один город и мешанину всевозможных фигур, а ещё какое-то копошение. Я не удержался и подошёл к краю моста, чтобы разглядеть получше диковинный город под мостом. Но тут же в ужасе отшатнулся – это были всё те же чудища, только они ползали далеко снизу и вроде бы не могли меня достать. Я не стал проверять этого и быстрым шагом продолжил свой путь. Что-либо рассматривать в этом кошмаре мне больше совершенно не хотелось.
Таким образом я вернулся в школу, она единственная до сих пор сохранила нормальный знакомый мне вид, на школьном крыльце опять пришлось убегать от уродов, но стоило захлопнуться входной двери, я понял, что снова в безопасности. Более того, память начала возвращаться ко мне.
Эту школу я закончил почти что тридцать лет назад, да и в городе родном уже давно не бывал. Именно поэтому его проекция не сохранилась, а всё время меняется. В детстве я большую часть времени проводил в школе, она и осталась. Потом мы с папой переехали в столицу, я пошёл в физмат лицей, поступил на матмех. Стал учёным математиком. Работая в коллаборации с группой нейрофизиолога Вихельса, мы испытывали различные модели сознания. Так и не поняв его полной природы, мы всё же смогли произвести некоторые операции над сознанием, создать новые миры. Начальные сугубо теоретические осторожные эксперименты очень скоро перешли в безумные практики и испытания вслепую. Само собой, ведь нашими подопытными были мы сами.
В последние недели эксперименты проводились круглосуточно. Я просто не вылезал из магнитов – мы использовали магниты высокой напряжённости поля с ЯМР установок. По сути, эксперимент и являл собой ЯМР, только вот роль образца выполнял человеческий мозг, а импульсы генерировались специальной программой, настроенной под конкретное сознание. Программу для своего сознания написал я сам. Этим и объясняется почему я был школьником и почему моя проекция учитель математики. Саму задачу эксперимента я помню уже смутно, она пришла ко мне внезапно озарением посреди ночи, и я тут же побежал его осуществлять. Помню только, что решил отнять небольшую часть от единого сознания.
Я шагал по опустевшей школе, сквозь окна я видел тысячи чудищ и слышал их шум, сами стены школьного здания будто бы сгибались под их натиском. Это мне не показалось, стены на самом деле начали поддаваться, тут и там я видел трещины, вскоре некоторые из них стали достаточно широкими, и через них стали просачиваться отвратительные отростки.
Я побежал по школьному коридору и не нашёл ничего лучше, как спрятаться в туалете. Судя по всему, эксперимент удался, я видел проекцию своего сознания как чужого незнакомого мне человека. Пуговица была своего родом соединяющей нитью между этим новым сознанием и мной самим. Моментом нашего объединения можно назвать то мгновение, когда я передал ему пуговицу. Но почему эксперимент не закончился? Как мне, позвольте спросить, выбраться отсюда в реальность?
А потом я вспомнил что стало с учителем и лес чёрных цилиндров. Горечь осознания обрушилась на меня, эхом ей отдалось обрушение школьных стен снаружи. Цельного сознания нет давным-давно как самобытной сущности, те тысячи тысяч цилиндров прошлые осколки, а я новый отделился им на замену. А после меня отделятся ещё тысячи тысяч и будет это вычитание так вечно и идти до самого предельного нуля. А для меня нуль наступит сейчас. Я усмехнулся, вот что мы все чувствовали, а думали то, что мы тут всем и заправляем.
Не знаю где ещё у меня остались силы на мужество, но я взял себя в руки и пришёл к единственно верному решению. Если уж я всё профукал, то хотя бы могу замедлить разрушительный процесс. С этой мыслью я вышел из кабинки своего школьного туалета, открыл окно, сорвал одну из пуговиц своего пиджака, сжал её в кулаке, поднялся на подоконник, повернулся спиной к собравшейся за окном толпе монстров бывших когда-то давно такими же как я, раскрыл кулак и сделал шаг назад.
Текущий рейтинг: 69/100 (На основе 73 мнений)
