(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Прогулка в парке
Это все еще красивая квартира. Несмотря ни на что, она ни капли не изменилась. Живые цветы каждый день. Мило. Здесь ничто не может увянуть. Но я здесь больше не живу, вот что изменилось.
- Гульнара, вам пора идти, - сказал депутат Крюков, поправляя галстук в шикарной двухэтажной квартире, уроженке Узбекистана, которая следила за его парализованной матерью, бывшим заслуженным сотрудником культуры.
Гульнара шинковала морковь для вечерних блюд.
- Да, Матвей Андреевич, – продолжала Гульнара нарезать овощи. – Я тоже думала, что нам стоит выйти. Это, возможно последний солнечный день на долгое время. Как вы думаете, - пробормотала Гульнара, вытирая нож, – Валентине Львовне понравится прогулка в парке?
Она повернулась в гостиную, где на инвалидном кресле сидела уже восьмидесятилетняя старуха, с каркасом на шее. Из-за травмы и последствий осложнения с дыханием Валентине Львовне была сделана трахеостома, о чем и свидетельствовала трубочка в ее рту, ну и каркас шел в комплекте для предотвращения загрязнения. Валентина Львовна лишь безвольна прохрипела, добавив и свое участие в диалоге.
- Хорошая идея, Гульнар, – продолжал одеваться Крюков, всей головой ушедший над тем как ему пересидеть очередное собрание в госдуме. – Ты лучшая.
Получив приятную оценку о своих действиях, узбечка резво начала одевать Валентину Львовну для прогулки на улице, накинув ей сиреневое пальто на плечи. Крюков перед уходом чмокнул в морщинистую щечку свою немощную мать и отбыл на работу на благо страны. Гульнара приодевшись сама, повязала себе платок, накинула бюджетную куртку и выкатила в прихожую Валентину Львовну. Затем по нормальному одела немощную старушку, помогла с рукавами. Бодренько забежала на кухню и вернулась с кухонным ножом.
- Пойдемте, Валентина Львовна, – спрятала нож во внутренний карман куртки и взялась за коляску. – Надеюсь, вам понравится прогулка.
Она играет свою роль. Злоба в ее глазах. Слышу, как она с издевкой, называет его по имени отчеству. А он все равно не замечает. Я стала понимать, что происходит. После паралича. И я ненавижу ее.
- Прежде чем мы повеселимся в парке, я хочу пройтись по магазинам. – Выкатила Гульнару пожилую женщину во двор. – Надеюсь, вы в порядке, – эта ехидная интонация, – мадам?
Валентина Львовна была ведомой и просто ждала своей участи, что же выкинет на этот раз ее сиделка.
Через пару кварталов появился очень бедно одетый человек с сизым лицом.
- Подайте, ради христа! – промлеял он жалобно смотря в глаза старушке в коляске.
- Конечно, – ответила Гульнара и смачно харкнула ему в физиономию.
Бездомный начал вытирать лицо с причитаниями и ругательствами.
- Тупая сука! – промычал он.
Гульнара лишь глубоко вдохнула с улыбкой на устах.
Вместо парка они свернули в сторону хозтового супермаркета и перед самооткрывающимися дверцами, узбечка шепнула на ухо Валентине Львовне:
- На сегодня у меня большие планы.
Гульнара ловко маневрировала между отделами управляя инвалидной коляске. Проехали «бытовую химию». Проехали «уход за животными». Наконец коляска остановилась, и Валентина Львовна к сожалению, не смогла обернуться назад, чтобы увидеть что же нашла там Гульнара.
- Здесь его достаточно, чтобы убить человека? - спросила Гульнара у мимо проходящего консультанта, от чего у того возникло весьма удивленное лицо.
Я помню, как, до инсульта, по крайней мере до паралича руки и верхней половины тела, я справлялась. Да, конечно, я была в инвалидном кресле. Мне нужна была помощь, но с основными функциями, например, со способностью говорить, проблем не было. А сейчас, мой рот закрыт, тело мертво. Я могу только дышать и мыслить. Господи, помоги мне. Мыслить. Даже до всего этого, она была не самой приятной. Да, очень неприятной. После паралича, она стала меня ненавидеть. Дамбу прорвало. Когда мы были одни, я, честно говоря, боялась. Не за себя. Нет. Я была ей нужна. Я была важной частью её плана. Я была её спасением в своем роде. Я волновалась о другом. В последний месяц, она оттачивала свою технику, кидая шарики под роликовые коньки. В последнюю неделю, она научилась отравлять орехи крысиным ядом. А потом смотрела как она хохочет над статьей в газете про мертвых белок в Измайловском парке. На сегодня у неё были большие планы. Вот почему мы сидим здесь, и смотрим как это работает.
Валентина Львовна и сидящая рядом на скамейке, ее сиделка Гульнара, смотрели на проплывающих уток на Гольяновском пруду.
- Все такие, черт побери, счастливые. – нарушила Гульнара тишину, помимо детского галдежа позади – Если бы они только знали. Хоть кто-нибудь. Чувство оцепенения перед наступлением смерти. Они бы так не улыбались. И, дорогая, я знаю на своем опыте, – хлопнула Валентину Львовне по колену. – В прудах из крови нету уток.
- АААА! Мамочка! – закричал ребенка где-то вдалеке.
Гульнара захихикала.
- Ха-ха-ха! Всего лишь битое стекло, плакса.
Где то рядом включились колонки и заиграла музыка. Женский голос в микрофон объявил что сейчас будут проходить конкурсы. «Господи, что за день же такой сегодня, - вспоминала себе в голове Валентина Львовна. – Ах, да день защиты детей»
- Слышали это? – спросила, наклонившись вплотную к старческому лицу Гульнара. – Детские конкурсы. Похоже, что детей там будет больше. А вы знаете, как я люблю детей.
Она подвезла коляску в сторону скопления детей и каких-то людей в цветастых костюмах детских персонажей и оставила ее в сторону.
- Сделай мне одолжение, ладно? – с издевкой сказала Гульнара. – Присмотри за теми полицейскими. – указала она в сторону деревьев, где проходил патруль ППС. – Подайте мне сигнал, если они приблизятся.
Сама же Гульнара отправилась в близстоящую тележку с мороженым и купила пару пломбирных стаканчиков. Расплатившись за покупки, Гульнара начала искать своих жертв. Она заметила как один мальчик в оранжевой ветровке привязал своего пса, белоснежного лабрадора, возле дерева, а сам побежал в сторону детей, чтобы получить свою порцию веселья. Там же уже ведущая в ядовито желтой комбинезоне поделила детишек на две команды для первого конкурса.
Большие планы, о боже, она сказала, что у нее большие планы.
- Арчи... Арчи, что случилось? – причитал мальчик в оранжевой ветровке возле тихонько постанывающего лабрадора.
Гульнара с довольной улыбкой села обратно на скамейку. Довольная, что Валентина Львовна видела все ее действия, она перевела взгляд на стаканчик с мороженым в своих руках, потом на свою подопечную.
- Не хотите мороженого в этот солнечной денек? – язвительно она начала вертеть белоснежным стаканчиком перед глазами старушки. – Вы уверены, что не хотите попробовать?
По старческой щеке пошла слеза. Валентина Львовна начал тихо всхлипывать.
- Наш старый друг, – толкнула в плечо Гульнара, указывая на проходящего в стороне бомжа, который повстречался им в начале прогулки. – Урод нас даже не узнал, – она повернулась лицом к Валентине Львовне с озорным огоньком в глазах. – Можешь себе представить? Уверена, что мороженое изменило бы его мнение, особенно, если бы я добавила свой секретный ингредиент.
Гульнара выбрала один из стаканчиков пломбира, затем достала пару пеллет из какой-то упаковки и засунула их глубоко в пломбир.
- Но сперва ему надо дать время, чтобы успокоиться, – говорила она между делом. – К тому же поднялась большая суматоха.
И вправду: вокруг ревущего ребенка с мертвым лабрадором столпилась большая толпа, к ним начали подтягиваться дежурящие рядом полицейские.
Как бы я хотела ничего не чувствовать. Отсутствие чувств, как последняя стадия бесполезной оболочки, в которой я заперта. Большие планы.
Гульнара до самого вечера провела с Валентиной Львовной в парке. Матвей Андреевич все равно работает допоздна и к одиннадцати возвращается в квартиру, после собеседований в ресторанах и саунах.
- Вы знаете, но думать, что ты изменяешь мир – не может не радовать. – катала Гульнара старушку по узким парковым дорожкам. – Это может звучать глупо, но я никогда не чувствовала себя такой свободной.
Наконец-то Гульнара дождалась. Тот бомж опять пришел в парк и начал укладываться ко сну под деревом.
- Не уходите никуда, пока я не вернусь, ладно? – оставила она коляску и направилась к бомжу.
Может быть, сегодня это произойдет. Может быть, сегодня я умру. Я хочу заснуть. Заснуть навеки вечные.
Он лежал спиной к ней и видать был подвыпившим, раз даже не слышал ее приближающихся шагов.
- Уф! Какого хуя? – проорал бомж, когда Гульнара пнула его в спину.
- Хочешь мороженого? – протянула ему стаканчик с наивным лицом Гульнара.
- Мороженое? Ты че ебанулась? – вращал выпущенными глазами бомж. Затем он разглядел лицо Гульнары – Эй, так это ты, та самая сука!?
Его глаза еще больше округлились, когда Гульнара начала доставать из внутреннего кармана куртки нож.
- Бросай нож, – рявкнул полицейский достав табельное оружие.
О мой бог! Словно молния в моей голове! Не могу слышать… Не могу видеть… Не могу думать.. Не могу…
- Я вернулась, – прошептала Гульнара. Слезы пошли из ее глаз. Неужели это случилось. Словно после припадка она отходила от себя и заметила в руках нож и стаканчик с мороженым.
- Я последний раз повторяю: нож бросаем и руки поднимаем, – вернул ее в реальность оперативник.
Полиция, дети… Она видела оружие. Она видела, что они за ней направлялись.
- Значит, гражданка, спокойно. Не надо резких движений, ясно? – полицейский медленно подходил к Гульнаре. Та отбросила в сторону стаканчик с мороженым, но рука дрожала отпустить нож. Она находилась в очень пиздецовой ситуации.
- Димочка, это та тетенька? – возле патрульной машины, которая заехала в парк, стояла молодая мамаша, которая вытирала слезы мальчику в оранжевой ветровке.
Она покинула корабль.
Гульнара обернулась в сторону Валентины Львовны и увидела, как коляска медленно старческими силами катилась к выходу парка.
- Спасибо, спасибо, – причитала со слезами от счастья Гульнара. – Просто держите меня на мушке и все будет просто здорово.
- Конечно, без проблем, – поддакивал полицейский. – Только нож опусти.
- Да, у нее походу шок, Михан, – подошел второй полицейский. – Гражданка, свидетели говорили, что вы были здесь с женщиной старой в инвалидном кресле, – обратился он к Гульнаре.
- Да, да, – нервно говорила Гульнара с поднятыми руками, и пытающаяся следить за медленно укатывающей инвалидной коляской. – Я забочусь о ней. Она больна уже долгое время. После паралича, я приглядываю за ней.
Не знаю, как вы сделали это, Валентина Львовна. Как после инсульта вы научились меняться со мной телами. Вы, должно быть, считаете себя очень умной, после того, что вы сделали. Но даже в тюрьме, из нас двоих, я буду свободной. Подумайте об этом, пока вы будете продолжать чахнуть.
- Ты думаешь, моя сила ограничена лишь тобой, дорогая? – раздался ее голос в моей голове. – Никакая ты не особенная, ты просто оказалась под рукой.
- Что? Что ты сказала? – кажется что я это и вслух произнесла.
- Мальчик... - ее голос в голове хрипел. Она тяжело дышала, каждый вздох был как последний и эта старческая вонь, она залезла в голову со своим запахом – или может его молодая мать… Вот это и в самом деле интересно. Юное тело будет хорошей заменой старым уставшим костям.
- Эй! – опешил полицейский, когда Гульнара резко побежала в сторону коляски. Она просто не могла этому свершиться. – Я сказал, держи руки свои. Блядь.
Ее просто нужно уничтожить. Главное добежать. Выстрел. Предупредительный. Еще чуть-чуть. Она уже чувствовала страх исходящий из сидевшего в этой чёртовой инвалидной коляски. Даже скорее из самой оболочки тела. Коляска нервно елозила. Уже было слышно жалостное горловое мычание старухи, понимающее безвыходность всей ситуации. Снова выстрел. Резкая боль в спине. Еще пару шагов. И еще один выстрел. Уже безжизненной массой Гульнара повалила коляску, перевернув ее.
Двое полицейских страшно ругаясь, охуев какой им рапорт катать сегодня, добежали до лежащих тел.
- Господи, ну а ее то за что ты так? – в пустоту сказал полицейский, стоя над телом Валентины Львовны, которая дергалась в предсмертных конвульсиях от удара ножа в области сердца.
Текущий рейтинг: 67/100 (На основе 57 мнений)
