Приблизительное время на прочтение: 117 мин

Пробуждение Чёрного Шамана

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pero.png
Эта история была написана участником Мракопедии Runny. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Глава 1[править]

В детстве, когда мне было лет восемь, я убежал из дома. Меня нашли только на третьи сутки, в лесу, в десяти километрах от дома, исхудавшего, грязного, но живого и невредимого.

Я не знал тогда, почему ушел из дома и где был эти трое суток: память об этом времени начисто выветрилась из головы. Но зато я точно уверен, что именно с тех пор стал видеть Тени.

Они явились однажды ночью, вскоре после моего побега из дома. Накануне я сильно ушиб лодыжку, бегая на улице с соседскими ребятами, но родителям не сказал, потому что они и без того жутко волновались из-за меня. Лодыжка болела нешуточно, а я терпел сколько мог. Уснуть удалось далеко за полночь, но через пару часов боль меня разбудила снова. Я лежал в постели, в полутемной комнате, освещенной лишь слабым светом уличных фонарей, и скрипел зубами от боли, ощущая пульсацию крови в опухшей лодыжке.

И тут тень, отбрасываемая стопкой учебников на столе, шевельнулась. Я заморгал, решив, что мне почудилось; по спине и шее прокатился холодок, и даже боль в ноге на минуту забылась. Нет, мне не почудилось: тень действительно двигалась сама по себе, все остальные тени были на месте. Ненормальная тень совершенно бесшумно поползла вверх по стене и перекатилась на потолок, причудливо изогнувшись. Там она зависла на какое-то время, будто задумавшись или наблюдая за мной…

Я смотрел на нее, холодея от страха, который разбавлялся немалой долей любопытства. Что она будет делать дальше? Мне она почему-то не казалось опасной.

Потом я увидел другую Тень, что кралась вдоль плинтуса. Она на мгновение притаилась возле шкафа и беззвучно скакнула по стене на потолок, к первой Тени, после чего обе закружились друг возле друга, словно игривые котята.

Мне захотелось заорать, позвать предков. Но я этого не сделал. Отчего-то был уверен, что, стоит включить свет, и Тени исчезнут, как исчезают все обычные тени. Кроме того, Тени хоть и крутились надо мной, ничего плохого мне не делали.

Они исчезли через полчаса или около того. Я еще долго пялился в полумрак, было тихо и спокойно, и я уже сомневался в том, что видел. Наконец, сам не заметил, как уснул.

Наутро пришлось признаваться в боевом ранении: лодыжка распухла так, что и штаны не натянешь. Мама сделала компресс и тугую повязку, и боль немного утихомирилась. Передвигаться, однако, удавалось только на одной ноге, прыгая, как кузнечик-инвалид, и хватаясь за стены. Про Тени у меня язык не повернулся рассказать. Да я уже успел убедить себя, что мне приснилось.

Но на другую ночь они явились снова. На этот раз к мельтешению черных силуэтов на потолке и мебели присоединились звуки — невнятный шепот, такой тихий, что не услышишь, если не прислушаешься. Я почти не испугался, даже ждал их в какой-то степени.

На третью ночь они не появились вовсе. Я долго лежал с открытыми глазами в ожидании ночного представления, нога почти не болела, отек спал; не дождавшись, уснул. В течение двух месяцев никакие видения меня не тревожили, и я о них начал забывать.

Один раз, впрочем, не выдержал и поделился с соседским пацаном, моим ровесником по имени Стас, который поднял меня на смех, сказав, что всякую чертовщину видят только шизофреники, а значит, я — шиза, и место моё в дурдоме. После этого я старался никому про Тени не заикаться, чтобы не попасть в дурдом.

Через два месяца Тени вернулись. В ту ночь мне, как и в первый раз, не спалось. На этот раз я разбил на катке колено, и оно противно ныло. Теней было больше, чем прежде, штук пять, хотя черт их разберет… Они мельтешили надо мной, а я лежал и думал, как мне будет житься в дурдоме.

Тени крутились особенно долго и весело, затем собрались на шкафу, слившись в одну непроглядно черную кляксу. До меня долетал тихий невнятный шепот, а через пару минут из шкафа с грохотом вылетели вещи. Я подскочил в постели, сердце затрепыхалось в глотке. Было снова тихо, я от страха обливался потом.

Через стенку донеслись голоса предков, щелкнул выключатель. Отец и матерью приоткрыли дверь в мою комнату и тихонько позвали. Я отозвался дрожащим голосом. Отец включил свет, я прищурился. Тени пропали.

– Что там у тебя стряслось, Вадим? — спросила мать. — Что за шум? Это ты раскидал вещи?

– Да нет, Лида, — отозвался вместо меня папа. Он заглядывал в шкаф. — Тут полка сломалась, видишь? Шуруп вылез. Заводской брак, чтоб его…

– Наверное, испугался, да, сына? — Мать подскочила ко мне и принялась обнимать. Я сразу перестал трястись и, скорчив рожу, стал отбиваться от телячьих нежностей. Никогда их не любил.

Отец приделал полку на место, мать собрала вылетевшие вещи, и инцидент был исчерпан. Родители пожелали мне спокойной ночи во второй раз, выключили свет и прикрыли дверь. А я остался лежать с ноющим коленом и мыслями о Тенях.

Теперь я уже не думал, что я шиза и Тени мне мерещатся. Они существовали в реальности и выбросили вещи из шкафа. Злосчастный шуруп тут был ни при чем.

Они вернулись почти через год, когда я вывихнул руку, катаясь на велике. К тому времени я уже догадался, что Тени приходят, когда я испытываю боль. Их было еще больше, вели они себя еще агрессивней и, в конце концов, сорвали люстру.

К счастью, люстра свалилась не на меня, а на пол возле изножья кровати. Грохот наполнил весь дом. Родители прибежали с вытаращенными глазами. Я тоже был испуган сильнее прежнего и попытался рассказать о Тенях. К моему удивлению, родители не пожелали выслушать меня до конца. Отец отмахнулся, а мать сказала, что мне приснился плохой сон, что люстра упала, потому что ремонт сделали некачественно. При этом мама зыркнула в сторону папы с весьма недовольным видом. Но позже я обратил внимание, что родители иногда шушукаются о чем-то и замолкают, едва я захожу в комнату. Пару раз ловил на себе их испуганные взгляды, после чего поклялся себе не заговаривать о Тенях. Тем более они пропали. Я был достаточно большим, чтобы соображать, что со мной творится нечто необычное и нехорошее. Никому из моих приятелей в школе не приходили по ночам всякие темные сущности с хулиганистым характером.

Я был странным, не таким, как все, и в этом не находил ничего хорошего и лестного для себя. Со временем моя странность стала проявляться не только в способности видеть и слышать Тени. К примеру, я заметил, что меня боятся собаки и кошки. Свирепая немецкая овчарка соседки тети Ольги, терроризировавшая, бывало, всех на нашей улице, при виде меня завела привычку поджимать хвост, отбегать подальше и глухо выть. Наш кот Барсик сбежал из дома насовсем; отыскать его так и не удалось.

Поведение животных в моем присутствии не могло не привлечь внимание окружающих людей. Раньше всех забеспокоилась тетя Ольга. Она пришла к моим родителям и заявила, что в меня вселился бес и что надо его изгонять. У тети Ольги, мол, есть знакомый экстрасенс и по совместительству экзорцист, который за умеренную плату может изгнать беса из невинного дитяти. Сама Ольга при этом не откажется от скромного подарка за роль посредника.

Мои предки ее очень культурно выставили. Но я видел их беспокойство. Я пугал не только животных, даже люди с некоторых пор не были способны долго смотреть мне в глаза. Я подолгу, пока не было родителей поблизости, разглядывал себя в зеркало: пытался понять, что со мной не так. Из зеркала на меня глядел самый обыкновенный пацан с самой обыкновенной внешностью: темные волосы, брови и ресницы, глаза тоже темные, почти черные, кожа бледноватая; мне никогда не удавалось загореть, я лишь краснел на солнце, потом снова белел.

Не знаю, насколько тут была виновата тетя Ольга с ее способностями разносить сплетни со скоростью сверхзвукового авиалайнера, но другие соседи стали поглядывать на меня косо. В школе и на улице со мной перестали играть вчерашние друзья. Стоило мне выйти за ворота, как ребята разбегались кто куда. В классе никто не хотел со мной сидеть за одной партой, и в итоге я очутился в гордом одиночестве.

Сосед Стас, с которым я играл в прежние хорошие времена, и вовсе начал меня задирать при любом удобном случае. Однажды мы подрались из-за этого. Стас был здоровее меня, ходил в секцию дзюдо, и я закономерно получил по башке, причем неслабо. Синяков на открытых участках тела не было, зато голова разболелась не на шутку.

Родителям о сражении с бывшим другом я не сказал. В последние дни я всё реже и реже разговаривал с родителями по душам, постепенно замыкаясь в себе. Что толку обсуждать с ними проблемы, если они не верят в Тени?

Ночью в моей черепной коробке бухала боль, подташнивало, и было определенно не до сна. Где-то около полуночи, словно унюхав мои страдания, возникли Тени. Их было много, как никогда прежде, — десятки, если не сотни. Сквозь приоткрытую дверь я видел их в гостиной; надо полагать, они заполонили весь дом. Мне чудилось, что они шныряют не только по стенам и потолку, но и выпячиваются вглубь комнаты, обретают объем…

Их мельтешение вызывало головокружение, шепот давил на психику, нервировал, угрожал… Я зажмурил глаза и заткнул уши ладонями, но по-прежнему чувствовал и слышал их…

Запахло паленым, и вдруг комната озарилась ярко-красным светом, что проник сквозь плотно закрытые веки. Я открыл глаза и заорал от ужаса — шторы горели, огонь уже перекинулся на обои. Сполохи огня плясали в воздухе, отбрасывая тени, которые двигались сами по себе.

Я вылетел из спальни, забыв о головной боли, и в прихожей попал в охапку отцу. Оказалось, шторы загорелись одновременно во всех комнатах. Мать успела схватить шкатулку с кое-какими драгоценностями и деньгами, а отец перекинул меня через плечо, и мы всей семьей выскочили во двор прямо в нижнем белье. Повезло нам, что ночь была теплой, и нам не пришлось мерзнуть.

Папа ссадил меня у клумбы и унесся в гараж. Оттуда он появился с огнетушителем и вошел в дом, несмотря на испуганные крики матери. Пока отец героически боролся с пожаром, мать вызвала пожарных по мобильному телефону. Сбежались соседи во главе с тетей Ольгой, запахивающей облезлый халат на мощной груди.

Когда на нашей улице послышалась сирена пожарной машины, у всех отлегло от сердца. Мать отвела меня в сторонку и, взяв за плечи, спросила:

– Как это случилось, Вадим? Ты играл со спичками? Скажи, я не буду ругаться.

После всего произошедшего у меня плохо варил котелок. И у меня вырвалось:

– Нет, это Тени… Сегодня их особенно много…

– Что ты такое говоришь, сынок? Какие тени?

Я прикусил язык. Сзади кашлянули. Я вздрогнул и обернулся — там стояла тетя Ольга. Несмотря на габариты, она подкралась к нам тихо, как ниндзя, чтобы подслушать.

– Странный он у вас, Лида, очень странный, — смакуя каждое слово, произнесла тетя Ольга. — И Пусик мой его боится, а мой Пусик в людях не ошибается, нет. Говорила ведь, бес в нем сидит. Выгнать надо, пока не поздно.

Во двор ворвались пожарные в полном боевом облачении, с длиннющим шлангом брандспойта. Отодвинули зевак, выгнали отца с его жалким огнетушителем и деловито взялись за дело.

– Не говорите глупостей, Оля, — сердито прошептала мать, когда соседка опять принялась нашептывать что-то ей на ухо. — Мало ли отчего могло загореться…

– Кто знает, а вдруг его настоящие родители были колдунами? — прошипела в ответ тетя Ольга.

– Замолчите! — рявкнула мама неожиданно командным тоном. От такого рявканья даже рота новобранцев заткнулась бы, не то что тетя Ольга. Мама сразу понизила голос: — Это вас не касается! Понятно?

– Подумаешь! — проворчала тетя Ольга. — Вам тут доброе дело, понимаешь, делают, а она… Как хотите, черт с вами. Сегодня дом сгорит, завтра сами сгорите…

И зашагала прочь. У матери дыхание перехватило от таких слов. Она прижала меня к себе покрепче и погладила по голове. Я не отстранялся, как делал это обычно. Понимал, что этот жест нужнее матери, чем мне.

Тетя Ольга ошиблась. Дом не сгорел, хотя много вещей пострадало. Требовался капитальный ремонт. Пока бригада рабочих ремонтировала дом, мы перебрались на квартирку — тесную и неудобную. В первый же вечер пребывания на этой квартире мама, тщательно скрывая волнение, поинтересовалась, много ли я услышал из того, что наговорила противная соседка тетя Ольга.

– Да успокойся, ма, — сказал я. — Между прочим, я давно уже знаю, что приемный.

Глаза у матери полезли на лоб, рот раскрылся, но ни звука с языка не сорвалось. Не дожидаясь, пока она найдет нужные слова, я пояснил:

– Тетя Ольга сказала мне еще в прошлом году.

– Вот стерва! — вырвалось у мамы. — Я с ней еще поговорю… Я ей устрою… А ты, Вадим, всё это время молчал? Почему?

– А чего обсуждать? — совсем как взрослый ответил я, гордясь собой. — Какая разница, приемный я или нет? Вы с папой меня любите, а я — вас.

В этот момент, к моему страшному смущению, мама расплакалась и принялась долго меня тискать и целовать. Она не знала, что на самом деле я очень расстроился и удивился, когда узнал, что неродной сын. Я нашел пару фильмов про усыновленных детей и пересмотрел их несколько раз. Красноречием я никогда не отличался, поэтому просто повторил цитату одного из героев фильма.

Глава 2[править]

Когда случился пожар, мне было десять лет. Через два года мои приемные и любящие родители погибли в автокатастрофе.

Они ехали от одноклассников, которые жили в поселке километрах в тридцати от города, когда на встречку вылетел джип с пьяным водителем за рулем. Отец дернул руль вправо, столкновения удалось избежать, зато машину занесло, и моих родителей вынесло за обочину. Машина несколько раз перевернулась и загорелась. Если они и были еще живы после всех кульбитов, то сгорели заживо.

В тот день я остался дома и смотрел фантастический сериал про трансформеров. С тех пор я никогда больше не смотрел сериалы. В тот день мое детство кончилось.

У моих родителей не было близких родственников, кроме древних троюродных дедушки и бабушки и кузины матери, которая вышла замуж за серба и жила в Праге. Меня отправили в интернат для сирот на окраине нашего города. Я плохо помнил это время: ходил, ел и спал на полном автопилоте, не различая людей и не воспринимая обращенные мне слова. В груди будто открылась зияющая дыра, из которой вылетела вся радость, что когда-то наполняла меня. Я старался не вспоминать все те моменты, когда убегал от материнских объятий, потому что теперь это представлялось мне предательством, потому что больше никогда меня не будут обнимать теплые руки…

В первые дни жизни в интернате на меня пытались наехать местные несовершеннолетние «авторитеты», но, поглядев мне в глаза, быстро отстали. Я снова был неприкасаемым, как в прежние времена. Нельзя сказать, что жизнь в интернате был плохая или хорошая. Она была беспросветная. У меня не было врагов, но не завелось и друзей. Я не жил, а существовал, как заводная игрушка, лишь внешне похожая на человека.

Если бы Теней привлекала душевная боль, их полчища смели бы, наверное, весь этот интернат с лица земли. Но и они не навещали меня.

Постепенно горе притупилось, лишь изредка напоминая о себе приступами жестокой депрессии. Но однажды, примерно спустя полгода, в июне, произошло кое-что, что напомнило мне о том злосчастном дне, когда погибли родители.

Я проходил мимо стойки, за которой находился охранник, целыми днями развлекавшийся разгадыванием сканвордов и просмотром передач по маленькому черно-белому телику. По телику транслировали новости. Диктор сообщал, что суд над Матвеем Остаповым завершился; его приговорили к трем годам условно. Я застыл, как громом пораженный.

– Хм, — проговорил охранник, веселый и глуповатый парень с вздернутым носом и веснушками. — Это же тот самый Остапов, что прошлой зимой вылетел на встречную полосу, и из-за него твои предки погибли! Три года условно ему дали, слыхал? Небось, сегодня же нажрется на радостях и еще кого-нибудь на тот свет отправит. Он же мажор, сынок депутата, таким всё можно. Сволочи!

Он еще что-то болтал, ничуть не переживая по тому поводу, что может кого-то ранить своей болтовней. Я не слушал. В ушах засвистело, перед глазами поплыло, я повернулся, точно робот-трансформер, и потопал обратно в комнату. До вечера так и просидел там, на ужин ничего не съел, кусок не лез в глотку. Никто не обеспокоился моим поведением: всем, в том числе воспитателям, было плевать на психическое состояние сирот. Не буйные — и ладно.

Этой же ночью я проснулся, будто кто-то меня разбудил. Мои соседи по комнате — один надо мной, двое других на второй двухъярусной кровати — вовсю сопели. Сквозь щель под дверью сочился свет люминесцентных ламп. За окном с высоты второго этажа виднелся освещенный фонарями квадратный двор. Света в комнате было маловато, но мне хватило, чтобы разглядеть Тени. Их было много, и они носились по потолку, как стая чудовищных летучих мышей.

Я стал одеваться. Сам не знал, для чего это делаю, и что буду делать потом. Казалось, мной кто-то управляет, дергает за ниточки, как тупую куклу, а я не особо и сопротивляюсь. Возможно, это Тени мной управляли в ту ночь?

Моя возня и шелест одежды разбудил Митьку, что спал на нижнем ярусе соседней кровати.

– Ты куда? — хриплым со сна голосом полюбопытствовал он.

Меня ничуть не встревожило то, что меня засекли. У меня вообще не было никаких эмоций. Я повернулся к нему и тихо сказал:

– Спи.

И Митька уснул — уронил голову на помятую подушку и захрапел, как взрослый мужик.

Я вышел из комнаты в ярко освещенный коридор, не встретив ни одного дежурного воспитателя. На первом этаже, сидя за стойкой на обшарпанном кресле с запрокинутой назад головой и открытым ртом, дрых веснушчатый охранник. Я отстраненно подумал, что спит весь интернат — весь, до последнего человека. Все, кто не спал, уснули после того, как я произнес в своей комнате слово «Спи!».

На столике перед охранником лежал раскрытый перочинный нож и целая батарея остро наточенных карандашей. Охраннику явно было нечем заняться. Я взял ножик и, сложив его, положил в карман джинсов. Потом повернул торчащий в замочной скважине ключ и вышел во двор.

Свежий ночной воздух повеял в лицо, шевельнул волосами и остудил горячие щеки. Я воспринимал все мелочи, слышал отдаленные автомобильные сигналы и человеческий говор в стороне жилого комплекса, видел мир отчетливо, будто стоял ясный солнечный день. Видел в полной темноте, как кошка. Но мыслей по-прежнему не было.

Надо мной носились Тени, шептали что-то и вроде бы звали за собой. И я пошел за ними.

Я шел в течение получаса по ночным улицам и тропинкам между многоквартирными домами. Навстречу мне почти никто не попадался. А те немногие припозднившиеся прохожие, что попались, не обратили на меня внимания. Из спального района я переместился в частный сектор, где жили зажиточные личности. Я прошел по пустынной узкой улочке, зажатой между высоченными заборами, за которыми высились дома, больше похожие на дворцы.

Тени вели меня всё дальше и дальше, пока не привели к одним из роскошных ворот, украшенных кованными лепестками и цветами. Все еще со звенящей пустотой в голове, я встал лицом к воротам и застыл.

Мои уши превратились в радары: я улавливал гавканье собаки на другом конце частного сектора, глухое рокотание приближающейся грозы и каждое слово, произнесенное за воротами.

Обитатели дома не спали. Судя по голосам, их было человек пять, все сравнительно молодые; сидели они во дворе и предавались возлияниям.

– Ну, давай за то, чтобы нам всегда фартило! — говорил нетрезвый мужской голос. — Вообще, поражаюсь тебе, Матвей, братуха! Нервы у тебя железные!

– Да у меня их вообще нет, — протянул другой голос, тоже нетрезвый, но более разбитной. — Да и с какого перепуга мне нервничать, а, Васян? Или ты на че-то намекаешь? Типа мне нервничать надо?

Раздался пьяный смех. Заговорило сразу несколько человек. Громче всех Васян, который стал уверять Матвея, что ни на что не намекает. Даже наоборот, очень уважает Матвея и всегда на его стороне. Матвей, который, видно, горел желанием наехать на кого-нибудь, был вынужден удовлетвориться объяснением. Зазвенели рюмки, кто-то крякнул от удовольствия.

– Щас к тёлкам поедем, — заявил Матвей. — Я отвечаю, мужики. Надо отметить как следует окончание этого сраного суда.

– Такси вызовем?

– Какое, на хер, такси? Сам за руль сяду!

– А что твой батя скажет…

– Что мой батя?! — взревел Матвей. — Что ты хочешь сказать, Макс? Он мне и так плешь проел из-за того случая! Я вам отвечаю: не моя вина была, что тот придурок в сторону вильнул… Да и гололед был. Так что я тут вообще ни при делах, ясно? Эти два жмурика сами виноваты… Туда им и дорога.

На минутку воцарилась тишина. Кто-то чавкал, кто-то сопел. Гром грохотал все громче, черное небо вспарывала молния, запахло дождем. Упали первые капли.

– Слышь, парни, пошли-ка в дом, а то вымокнем. И хавчик надо занести. Там и решим насчет тёлок.

Загремели отодвигаемые скамейки. Голоса удалялись, пока хлопнувшая дверь не отрезала их от моего слуха. Дождь постукивал по моей непокрытой голове, плечам, стекал по щекам и шее.

Я достал из кармана перочинный ножик и выдвинул лезвие. Ни о чем не думая, закатал рукав и вдавил нож в запястье. Набухла капля крови, скатилась по кисти и упала на мокрую землю. Боль ударила по нервам, но мне было этого недостаточно. Я принялся медленно, вращательными движениями вкручивать лезвие в плоть. Боль была невыносима и потрясающе приятна. Когда мучение достигает пика, оно превращается в свою противоположность — в запредельное удовольствие…

Я больше не видел молний и света фонарей. Небо затмили легионы Теней. Я больше не слышал тысячи разных звуков. Зловещий шепот наполнял вселенную злобным ядом. Я почти понимал их: они жаждали смерти.

Тогда тот, кто управлял мной все это время, заставил поднять голову. Мои губы и язык зашевелились. И раздался голос — мой голос, но говорил кто-то другой, кто-то, кого наполняла беспредельная злоба:

— Убейте всех!

Сотни тысяч черных Теней волна за волной ринулись в дом Остаповых. Их торжествующее шипение заглушало громовые раскаты. А мое сознание погасло, как спичка в ураганную ночь.

Глава 3[править]

На следующее утро я проснулся на своей интернатской кровати, одетый в свою интернатскую пижаму. Если бы не аккуратно перевязанная чистым платком рука и наполовину высохшая одежда, я бы решил, что ночное путешествие мне приснилось.

Значит, вчера я пошел по ночным улицам, невесть каким образом нашел дом Остаповых и натравил на них Тени? Я помнил все, кроме возвращения домой. Как-то я дошлепал до интерната, переоделся в пижаму, перевязал руку и улегся спать…

Впору было испугаться, но я не испугался — не от излишней храбрости, а от подсознательной уверенности в правильности своих поступков; ну, или поступков той сущности, что управляла мной прошлой ночью. Мне представлялось, что я сделал правое дело.

Проснувшись за полчаса до побудки, я спустился на первый этаж, к охраннику. Тот с опухшей после сна физиономией пил дымящийся кофе и таращился в миниатюрный телик. Там, как обычно, шли новости.

– …сильнейший пожар, — тараторила репортер. — Пожарных вызвали соседи. К тому времени дом практически превратился в руины, выживших не было. Обнаружено пять трупов, в данный момент ведется работа по их опознанию. Однако достоверно известно, что среди погибших числится Матвей Остапов, проходивший недавно по делу о гибели…

– О, доброе утро, Вадим! — сказал охранник, заметив меня. — Опять про твоего Остапова говорят! Поджарился, как курица гриль, слыхал?

На крохотном экране виднелись руины дома. Пожар был, судя по всему, сильный, даже стены не устояли, обрушились под воздействием сильнейшего жара. Около дымящихся черных обломков дома бродили пожарные, кое-кто из них несли носилки с телами, накрытыми черной пленкой; невдалеке толпились зеваки, и мне вспомнился пожар в родительском доме. Тогда Теням никто не приказывал устраивать пожар, они просто баловались. Считай, нам тогда повезло…

– …очевидно, возгорание произошло из-за несоблюдения мер противопожарной безопасности, — продолжала частить репортер. — На место трагедии выехал владелец дома и отец погибшего Матвея Остапова депутат от партии «Единое знамя» Федор Остапов.

– Тот, кто твоих родителей на тот свет отправил, на том свете, — с идиотской улыбкой сообщил мне охранник. — Поджарился, как шашлычок. Ты, поди, доволен?

Я впился взглядом в глаза охранника, и тот, не выдержав, как все остальные, отвернулся. Улыбаться, впрочем, не перестал.

Этот туповатый охранник не ехидничал, не злорадствовал, и в нем совершенно не было злобы. Просто он спрашивал то, что его заботило в эту минуту.

– Я и сам не знаю, что чувствую, — честно ответил я ему.

Повернулся и вышел на улицу.

Несмотря на раннее утро, было тепло, почти жарко. Душный и влажный после ночного дождя воздух словно застревал в легких. Я не соврал: сам не понимал, что чувствую в эту минуту. Уж точно не радость. Но и нельзя сказать, что я расстроился. Вместе с Матвеем погибло четверо его дружков. Не знаю, достойны ли они были смерти в огне, Матвей точно был достоин. Конечно, я не воскресил родителей, но вполне определенно спас многих других людей, которые могли погибнуть из-за пьяного водителя. Осознание этого вселяло чувство правоты, но совсем не радовало…

Перед глазами весь день проплывали видения обожженных тел и дымящихся руин. Правильно ли поступил тот, кто управлял мной этой ночью? И насколько важна по сути эта правильность? Вместе с Матвеем погибли невинные — хотя какие они невинные? Нет людей без греха, говаривала тетя Ольга, всегда ощущавшая зло во мне. Получается, убей любого — и ты сделаешь благое дело?

Я старался отогнать от себя эти мысли, потому что тот, другой я, может услышать и начать крестовый поход против всех и вся, вооружившись неимоверной силой Теней.

Этим вечером я ложился спать с некоторой опаской, страшась проснуться где-нибудь в центре города в окружении беснующихся Теней и стены огня. Опасался я зря: злобный чужак во мне не просыпался. Да и Тени не появлялись в течение всей следующей недели, словно насытившись страданиями умирающих в огне людей. А вот на восьмой день меня посетил ночной гость — только это была не Тень.

Я проснулся, как и в первый раз, так, будто кто-то меня разбудил.

В комнате вовсю похрапывали мои соседи. Я почувствовал присутствие постороннего где-то рядом, в темноте. Оторвав голову от подушки, всмотрелся во мрак, но ничего не разглядел, в отличие от прошлого раза. И в отличие от прошлого раза мне стало очень не по себе.

– Кто здесь? — дрогнувшим голосом спросил я.

– Вадим Вольский, — произнес тихий голос из пустоты надо мной. — Идем со мной.

Может, я сплю? Нет, ощущения слишком четкие, реальные, таких во сне не бывает. Тени со мной никогда не разговаривали, если не считать невнятного шепота, но этот новый гость говорил вполне внятно, и далеко не шепотом, хоть и негромко. А если это человек?

– Куда? — тупо переспросил я.

– В твой новый дом, — ответило невидимое существо.

– Какой новый дом?

Я говорил не так уж и тихо. В любое другое время кто-нибудь из ребят уж точно бы проснулся. Но похрапывание ничуть не изменило тональности. Кем бы ни был мой посетитель, он умел наводить сны… Как и моя темная половина.

– Настоящий дом, — пояснил невидимка. — Там, где ты будешь чувствовать себя на своем месте.

Я помолчал. Не знал, что и сказать.

Во мраке что-то задвигалось, и я скорее почуял, чем увидел Тени. Они снова появились и кружились по комнате.

– А если я не пойду? — рискнул спросить я.

Невидимка тихо рассмеялся.

– Ты думаешь об этих мелких духах, что устраивают бардак и пожары? Прочь!

К моему изумлению, Тени все, как один, исчезли, повинуясь негромкого приказу.

– Они нам не помешают, — пояснил невидимка. — Как не помешают и люди. Итак, ты идешь, Вадим?

Я встал и принялся одеваться. Где-то в глубине души была уверенность, что я давно жду его — этого невидимого посланника другого мира. Страх почти пропал, осталось лишь любопытство.

Ночной гость открыл дверь в залитый электрическим светом коридор, и я наконец-то увидел его.

Это был невысокий мужчина, смуглый и коренастый, с абсолютно лысой головой и неестественно гладким лицом, без единой морщины. Но что-то подсказывало, что он далеко не молод. Возраст на вид определить было невозможно: ему могло быть как сорок, так и семьдесят лет. Глаза, когда он глянул на меня с легкой усмешкой, напомнили мои собственные — такие же черные и пронзительные. В них было трудно смотреть; я, наконец, понял, почему у окружающих меня людей такие проблемы со зрительным контактом.

Незнакомец был одет легко, по-летнему, в просторную светлую рубашку навыпуск и такие же светлые просторные штаны.

Одарив меня мимолетным взглядом, он двинулся к лестнице, больше не оглядываясь, будто не сомневался, что я засеменю следом. И я последовал за ним.

Мы спустились в холл и прошли мимо охранника. В эту ночь, по какой-то иронии судьбы дежурил тот же веснушчатый и беспардонный тип, имя которого я так и не удосужился узнать. Он спал в привычной позе с открытым ртом и запрокинутой головой.

В полном молчании мы вышли из опостылевшего интерната. Ночной воздух наполнил легкие: был он свеж и вкусен. Мы пересекли двор и вышли за ворота. Я увидел припаркованную машину, серебристую, просторную и красивую.

Незнакомец открыл дверь со стороны водителя и мотнул головой: мол, садись. Он не воспользовался сигнализацией, как это делали наши воспитатели. Наверное, ему не нужна сигнализация, подумал я. Едва ли кто-нибудь сможет угнать эту машину.

Я сел. Кресло было мягким и просторным, лучше, чем в машине моих родителей.

Незнакомец обошел машину и уселся за руль. Он завел двигатель, и засветившаяся панель озарила его лицо снизу. Да, по этому лицу было невозможно определить возраст. И национальность тоже. Он мог быть кем угодно.

– Вы кто? — задал я вопрос, который должен был прозвучать гораздо раньше.

– Меня зовут Диомид, — пояснил странный человек мягким негромким голосом. — По крайней мере, таково мое имя сейчас. Я тоже вижу эти темные сущности.

– Тени? Вы их видите и можете прогнать?

– Ты называешь их Тенями? — Диомид изогнул бровь. — Как интересно. Я называю их низшими духами или просто гремлинами.

– Гремлинами?

– Именно. Некоторые предпочитают называть их полтергейстами. Обычно их никто не видит. Но иногда рождаются люди со способностью их видеть и даже повелевать. Как мы с тобой.

Диомид улыбнулся. Странно, но даже сейчас у него на лице не появилось ни одной морщинки. Словно у него было не лицо, а резиновая маска.

– Так что мы с тобой, Вадим, одной крови.

– Ну и кто же мы такие?

– Шаманы. Те, кто повелевает духами.

Глава 4[править]

Ехали мы долго. Диомид выехал за город и понесся по трассе с большой скоростью — деревья по сторонам так и уносились назад. Но скорость в машине особо не ощущалась.

На меня навалилось оцепенение — не муторное, как в тот день, когда я узнал, что мои родители погибли, а радостное, предвкушающее. Я ни о чем не спрашивал Диомида, будучи уверенным, что со временем узнаю всё. Просто мне было хорошо и спокойно впервые за долгое время.

Я наконец узнал, кто я такой, а это немалого стоит. Одно дело, когда тебя считают шизой, странным, одержимым бесами, и ты вынужден поневоле с этим соглашаться, и совсем другое — когда ты точно знаешь, что ты просто-напросто шаман.

До встречи с Диомидом я представлял шаманов иначе: в ярких нарядах, со множеством бренчащих украшений и непременно с бубном в руках. Вот уж никак не ожидал встретить настоящего шамана за рулем новой и красивой иномарки. Хотя, если Диомида нарядить в побрякушки и всучить бубен, получился бы вполне классический шаман.

Какое, оказывается, счастье быть рядом с таким же, как и ты! Быть «одним из», а не «одним среди»; не единственной белой вороной в стае черных; не уродом среди нормальных людей…

Я молча сидел рядом с Диомидом, который с безмятежным видом управлял машиной, наблюдая за всё новыми и новыми участками дороги, что выхватывали фары из ночного полумрака, и душа у меня пела.

Сам не понял, как уснул. Думал, что после пережитого не усну как минимум до утра, но монотонное гудение двигателя и усыпляющее покачивание машины сделали своё дело.

Проснулся я, когда наступило утро. Машина стояла, двигатель был выключен. Возле открытой дверцы стоял Диомид и смотрел на меня. Он слегка улыбался, следя за мной. Я захлопал глазами и огляделся.

Мы находились в каком-то дворе возле солидного особняка. Двор с трех сторон огораживал высокий кирпичный забор.

– Где это мы? — хрипло спросил я.

– Дома. Это мой дом. А теперь и твой. Вылезай из машины. Позавтракаем и поговорим.

Дом был четырехкомнатный, с евроремонтом, просторный и светлый. В гостиной на полу лежал мохнатый ковер, вдоль стен стояли шкафы с книгами и разными удивительными сувенирами: африканскими масками, чучелами разных животных, статуэтками и — о чудо! — несколькими шаманскими бубнами. Глядя на эти сокровища, сразу понимаешь, что в этом доме живет незаурядный человек.

Мы уселись за стол на кухне. Стол был необычный, узкий и высокий, вроде барной стойки; возле него стояли высокие крутящиеся табуреты на хромированных ножках. Диомид на редкость шустро приготовил завтрак: овсяные хлопья с фруктами, свежевыжатый сок грейпфрута и по два вареных яйца. Я с удовольствием принюхался к этой незамысловатой пище. В интернате еда пахла прогорклым маслом и просроченной томатной пастой. Последний раз домашнюю пищу я пробовал при родителях, то есть больше года назад…

– Не стесняйся, Вадим, — сказал Диомид. — Ты действительно дома. Считай, я тебя усыновил. Хватит с тебя мытарств а ля Оливер Твист. Буду тебя учить управлять своими демонами… То есть духами. Или Тенями, как ты их называешь. В общем-то, шаманы вправе давать любые названия духам, шаманское мастерство весьма индивидуально, если так посмотреть… Но учиться надо. Потому что ты никогда не избавишься от духов. А вот они от тебя — запросто. Так что надо обучаться ими управлять.

Диомид явно ожидал от меня кучи вопросов, но я молча ел, уставившись в стол. Никогда не был красноречив. Да и просто разговорчив тоже.

Диомид меня не торопил. Так же молча потягивал напиток, щурясь на солнечные лучи из окна.

Наконец у меня родился вопрос:

– Почему я?

– Почему ты родился шаманом? — догадался Диомид. — Никто не знает, почему одним выпадает судьба быть талантливыми художниками, другим — заклинателями змей. А третьим — шаманами. Мы все — лишь игральные кости в руках слепого рока. Но раз выпало быть шаманом, надо признать это и быть им, черт побери!.. В детстве ты ведь убегал из дома и сам не знал, куда и почему?

Я вскинул на него глаза.

– Да, — медленно сказал я. — Пять лет назад.

– Это называется шаманской болезнью. Духи искали тебя и нашли. Надо полагать, с тех пор ты и видишь их? Шаманская болезнь — своего рода инициация, пробуждение скрытых способностей. Скажу тебе, дорогой Вадим, тебе уже крупно повезло, что ты выжил. Большинство детей во время приступа шаманской болезни погибает, поскольку убегает из дома и не контролирует поступки. Умирают они от переохлаждения, от инфекций, злых людей и даже бродячих собак… Да… Но ты остался жив, и ты обрел способность видеть духов, чувствовать их и в какой-то мере направлять… Но шаманская болезнь — инициация первого уровня, спонтанная, если тебе что-то говорит это слово… Впереди инициация второго уровня, но этим уже займусь я.

– Инициация второго уровня? — переспросил я. Мне даже есть расхотелось после такой новости. — И что я должен буду сделать? Снова сбежать из дома и жить в лесу, а потом всё забыть?

Диомид рассмеялся. Глаза его при этом не отрывались от меня.

– Нет, обещаю тебе, что ничего подобного делать тебе не придется. Хотя обучение шаманским премудростям не всегда можно назвать приятным времяпровождением.

Он замолчал и принялся за свой завтрак.

– Как вы узнали про меня? — спросил я спустя пару минут.

– Случайно. Сначала увидел новости о пожаре у Остаповых. Потом вспомнил, что он был виновником катастрофы, где погибли два человека… Это событие широко освещалось в прессе — ты, верно, и сам знаешь лучше меня. Депутат Остапов — личность известная, и скандал вокруг сына сильно подмочил ему репутацию. Я также знал из газет и интернета, что у погибших остался сын, которого определили в интернат для сирот. Такую судьбу и врагу не пожелаешь… Пожар был странный — загорелось сразу во всех комнатах. Это меня заинтересовало. У Остаповых супернавороченная противопожарная система. Собственно, у них всё супернавороченное, кроме мозгов Матвея. И такая сигнализация не сработала? Я смотался на пожарище и почуял дыхание иного мира… Тогда меня осенило: сын погибших — повелитель духов! Шаман, который устроил праведный суд.

При этих словах моя голова сама собой втянулась в плечи.

– Я не специально, — брякнул я и дальше понес полную ахинею: — Я себя не контролировал. Шел, как робот под дистанционным управлением. Я и не знал, где живут эти Остаповы. Во мне будто сидел какой-то человечек и управлял.

Диомид покивал. Похоже, он и не собирался меня в чем-то обвинять. Его ничуть не волновала гибель пяти человек.

– Тобой управляли духи. Я тебе верю. Но должен заметить, что они поступили в полном соответствии с твоими самыми тайными желаниями, которые ты запрятал глубоко в подсознании.

– То есть я хотел их убить?

– А как ты сам думаешь?

– Да, — после крохотной паузы ответил я. От Диомида прятаться было бесполезно. Да и не имело смысла. Он понимал меня лучше кого бы то ни было. — Я хотел убить Матвея. Но я не хотел убивать тех других…

– Попали под раздачу, — скороговоркой произнес Диомид. — И черт с ними. Какой человек — такие и друзья. Не терзай себя.

Он усмехнулся и подмигнул. Я ответил на улыбку, но внутренности у меня будто подернулись инеем…

– И вы меня похитили после того, как поняли, что тут поработали духи? — сказал я. — Нас не будут искать?

– Не найдут. Не беспокойся. Найти нас не под силу обычному человеку. Разве что другому шаману. Или… — Диомид не договорил и задумчиво уставился в окно, за которым разгорался день: пели птицы, шумел ветерок и громыхали грузовики где-то вдали.

Я не придал значения его оговорке. Всё-таки мне было неполных тринадцать лет, и на мою незрелую голову свалилось слишком много всего удивительного и пугающего.

– А сколько таких… как мы? — умирая от любопытства спросил я.

– Очень мало. Повезло тебе, что ты обрел учителя.

– Вы не спрашивали меня, хочу ли я учиться, — неожиданно для самого себя заявил я. Что-то в Диомиде меня отталкивало, а что — непонятно. В то же время он был единственной надеждой в моей жизни.

Диомид ничуть, казалось бы, не удивился зигзагу нашего диалога. Не удивился и не оскорбился.

– Хочешь опять угробить кучу народа, когда Тени в следующий раз овладеют твоим рассудком?

Я вздрогнул. Решительно отодвинул тарелку. Вот теперь аппетит у меня пропал окончательно. Хотя, возможно, оттого, что я наелся.

– Я понимаю, что дружки твоего Остапова не были ангелами, — сказал Диомид, когда стало ясно, что я так и буду молчать, изучая кружку с соком. — Но и они не заслужили смерти в огне.

Он вперился в меня жутким немигающим взглядом черных глаз. Я покосился на Диомида — в его глазах не отражался свет. Они принадлежали ночи.

Меня замутило. Вспомнились черные дымящиеся руины… Живое воображение нарисовало картину, на которой пятеро парней жарятся с дикими воплями в языках пламени, а кожа кипит, словно воск…

Внезапно Диомид погасил свой инфернальный взор и фыркнул:

– Ну как? Пожалуй, самое время спросить: готов ли ты учиться управлять своими жуткими демонами?

Глава 5[править]

В ту пору я и понятия не имел, что за обучение мне предстоит. Опыт тринадцатилетнего мальчика создавал в воображении образы школьного класса, где я буду единственным учеником, сидящим за единственной партой со смирно сложенными руками, а Диомид будет учить с указкой возле интерактивной доски.

Я ошибался. Все уроки были практическими и весьма болезненными. Не было указки и школьной парты, зато были пыточные орудия в подвале.

– Ты использовал боль, чтобы вызвать духов, — сказал Диомид на первом занятии. Это было на второй день моей жизни в доме шамана. Мы стояли посреди гостиной. — Скорее всего, бессознательно, под контролем самих духов, которые частенько используют неопытных шаманов, чтобы вырваться в наш мир и наломать дров.

Диомид схватил мою левую руку и резким движением закатал мне рукав. На предплечье остался шрам от перочинного ножа интернатского охранника.

Я мимолетно подумал об этом веснушчатом парне с грубой, но честной манерой общения. Влетело ему, должно быть, за мое исчезновение. Да и не одному ему…

– Боль — не самый лучший способ призывать гремлинов, — продолжал Диомид. — Но самый простой. А плохой он потому, что боль трудно контролировать. Если ты не йог какой-нибудь, который может заворачивать левую ногу за правое ухо, а другой ногой стоять на раскаленных углях. Или не продвинутый шаман… Идем со мной.

Он повернулся и двинулся по мохнатому ковру мимо африканских масок, что таращились на нас, в сторону прихожей. Не оглядывался, как и тогда, в ночь нашей первой встречи. Был уверен, что я не отстану. Я и не отставал — поскорей хотелось начать обучение.

Диомид открыл дверь в подвал. За ней вниз шла узкая деревянная лестница. Мы спустились в подвал, Диомид щелкнул выключателем, и несколько сильных ламп осветили просторное помещение с низким потолком, укрепленным бетонными колоннами. Стены в подвале были обшиты досками, а посередине стояла причудливая деревянная конструкция — прямоугольная рама с ремнями на верхней поперечной перекладине. Перед конструкцией стоял небольшой столик, на котором находился прибор, отдаленно напоминающий паяльник. Только нагревательный элемент у него был не в виде стержня, как у обычных паяльников, а в виде широкой и короткой лопаточки.

Странный паяльник был подключен к удлинителю, чей шнур уходил к розетке в стене.

Кроме паяльника, на столике были разложены два флакона: один с прозрачной жидкостью, другой — с вязкой и зеленоватой. Рядом стояла баночка с ватой.

– Что это? — спросил я.

– Твоя школьная парта, — хмыкнул Диомид. Он положил ладонь мне на плечо. Ладонь была сухой и горячей. — Ну как? Ты готов, Вадим? Сегодня мы начнем учиться управлять болью. И обещаю, тебе будет больно. Если ты не сломаешься, — а ты не сломаешься, я уверен, — ты победишь боль и набросишь на духов уздечку.

Все эти разговоры о боли сильно напрягали. Колени у меня ослабли, под ложечкой возникло неприятное зыбкое чувство, как бывает, когда нога пропускает ступеньку в темноте.

Но я кивнул с храбрым видом.

Диомид снова ухмыльнулся — на мой взгляд, довольно зловеще. Мы подошли к «школьной парте». Диомид велел снять рубашку и ловкими движениями опытного инквизитора привязал мои руки ремнями к верхней перекладине пыточной конструкции.

К тому времени мне стало совсем плохо. Я откровенно дрожал, хотя в подвале было вовсе не холодно. Но не издавал ни звука. До последнего не верил, что Диомид причинит мне боль. Пугает, решил я. Попугает и отпустит. А я, преодолев испуг, научусь повелевать всеми Тенями в мире.

Я ошибся.

– Ну, — сказал Диомид. — Стены в этом подвале звуконепроницаемые, орать можешь сколько угодно. Но не рекомендую. От крика снижается боль, а ты должен прочувствовать ее полностью, всеми клеточками.

Он возился возле столика позади меня. Лязгнул переключатель, и запахло каленым железом. Я в панике оглянулся.

– Возьми вот это, — сказал Диомид.

Он сунул мне в пальцы левой руки что-то деревянное, маленькое, ребристое. То ли палочку, то ли ветку… Я не смотрел. Не мог оторвать глаз от дымящегося «паяльника».

– Это талисман, называется Зверь Крика, — пояснил Диомид. — Он вырезан из дуба моим учителем много лет назад. Ты не должен выпускать его из рук во что бы то ни стало. Понимаешь, Вадим?

Я кивнул, сцепив челюсти. Меня так и подмывало заорать, потребовать, чтобы Диомид немедленно меня выпустил. Но я ухитрился не только не издать ни звука, но и покоситься на талисман, торчавший у меня в руке, что была привязана к раме.

Талисман со зловещим названием Зверь Крика размером был с большой палец взрослого человека и представлял собой сидящего столбиком медведя с ощеренной пастью. Фигурка животного была вся исцарапана.

И тут Диомид воткнул раскаленный инструмент мне под правую лопатку. Боль была неожиданной, резкой и страшной. Мне почудилось, что Диомид пробил меня насквозь.

Рот у меня раскрылся, и из глубины легких вырвался пронзительный вопль — я и не подозревал, что обладаю такими вокальными данными.

Запахло горелым мясом. Моим мясом!

Я стиснул кулаки и задрыгал ногами. Боль не проходила. Крохотная фигурка Зверя Крика врезалась в ладонь, ногти впились в древесину… Выронить талисман мне не грозило ни при каких обстоятельствах.

В подвале потемнело — и не только из-за того, что почернело у меня в глазах. Десятки Теней просочилось сквозь стены и запорхали вокруг. Я едва их видел. Глаза слезились, я скулил, а боль не утихала, даже наоборот, разгоралась, словно пожар…

– Скажи им: прочь! — шепнул мне на ухо Диомид.

Я промычал что-то невразумительное. Слова не шли с языка. Я мог только кричать, рычать, выть, но никак не говорить, как человек.

– Скажи им: прочь! — проорал мне в ухо Диомид.

Спина горела огнем. Он заклеймил меня… как скотину!

– Прочь! — невнятно выкрикнул я.

– Да не мне говори, — усмехнулся Диомид. — А духам! Так, чтобы они тебя услышали. Чтобы не смели тебя игнорировать. Чтобы знали, кто здесь хозяин и повелитель. И чтобы никогда не забывали об этом!

– Прочь! — заорал я Теням.

Они продолжали мельтешить под потолком. Но, кажется, их полет слегка изменился, стоило мне крикнуть…

Я заставил себя представить, как горели те люди, друзья Остапова. Наверняка им было больнее, чем мне. Намного больнее… Диомид прижег мне маленький участок тела, а им прижгло всё тело. Да, это намного больнее…

А мои родители? Каково было им? Даже думать об этом не хотелось.

Так мне и надо, злорадно подумал я. Должен ведь я понять, каково это? Или нет?

– Громче! — проревел Диомид.

– ПРОЧЬ!!! — завопил я, так что слюни брызнули фонтаном. Слезы тоже брызнули, откровенно говоря. Подвешенный на раме, я задергался от рыданий.

Тени не исчезли. До полного контроля в тот памятный день мне было далеко. Диомид махнул рукой — духи растворились в воздухе, насыщенном запахами каленого железа и горелой плоти.

Моей спины коснулось что-то влажное. Это Диомид протер ватой, смоченной прозрачным раствором, мою рану. Затем смазал жидкостью из второго бутылька.

Мне сразу полегчало.

– Что ж, неплохо, — подытожил Диомид, развязывая мне руки.

Когда ремни отпустили мои кисти, меня повело в сторону, и я чуть не рухнул на пол. Ухватился за деревянную раму и удержался.

– Ну как впечатления от первого урока? — поинтересовался Диомид.

Прошло минут пять или десять, прежде чем я смог заговорить.

– И нет другого способа? — пробормотал я под нос, не поднимая глаз, сидя на полу у пыточного механизма.

Диомид улыбнулся немного печально.

– Я тоже спрашивал об этом своего учителя. Смотри!

С этими словами он снял рубашку и повернулся спиной. Я с содроганием и восхищением увидел замысловатый рисунок на смуглой спине из множества продолговатых светлых ожогов. Они мелкой и ровной штриховкой изображали что-то вроде огромных крыльев… Ожоги покрывали обе лопатки и почти всю спину до поясницы.

Так мне тоже предстоит обзавестись этими страшными крыльями?

– На пляже с такой спиной не позагораешь, — буркнул я. Боль быстро стихала: мазь творила чудеса. — Только людей пугать…

Диомид расхохотался.

– Это точно! Но мы с тобой шаманы, и у нас свой, особый путь. Когда придет время, ты будешь загорать там, где не загорал никто из обычных смертных.

Я не ответил. До этих времен еще дожить надо. Но и отступать я не собирался. Тени будут подчиняться мне так же, как Диомиду. Это решено.

Я разжал кулак, который до сих пор инстинктивно сжимал. На ладони лежал деревянный медвежонок. Мои ногти добавили еще пару царапин…

Но их было много и до меня. Диомиду досталось в свое время…

Учитель слегка кивнул и улыбнулся в ответ на мой вопросительный взгляд. Он набросил рубашку, повернулся и пошел к лестнице, бросив через плечо:

– На сегодня хватит. Идем обедать. И не забудь выключить свет.

Глава 6[править]

Эти дни были страшными. Я с ужасом ждал наступления очередного урока. Привыкнуть к боли было невозможно. Каждый раз, когда Диомид привязывал меня к раме, я начинал потеть и трястись, внутренне готовясь к боли, и каждый раз она терзала мое измученное тело и вырывала крики.

Через неделю экзекуций я научился лишь мычать, кусая губы, а не орать благим матом. Отводил душу позже, когда, сжимая в ладони чертова медвежонка, вопил Теням, чтобы они проваливали.

Несмотря на весь страх и ужас обучения, прогресс был явно налицо. Тени неохотно, но подчинялись. Через две недели они исчезали, стоило мне подумать слово «Прочь!»

– Гремлины — духи низшего порядка или первого уровня, — объяснял Диомид. — Помнится, я тебе уже говорил в день нашей встречи. — Полтергейсты, что так пугают людей. Самые слабые из всех гигантской иерархии духов. Вызвать или прогнать их способен слабенький шаман. Есть еще другой вид духов первого уровня — симбионты.

– Что-то знакомое, — сказал я слабым голосом. Спина болела, украшенная более чем двумя десятками ожогов. Диомид наложил мне сухую повязку. — Слышал на биологии. Это такие организмы, которые живут с другими, но не вредят, а приносят пользу.

– Правильно, молодец! Духи-симбионты тоже живут с другими.

– Другими духами?

– Не совсем. Они соединяются с психоматрицами сознания, ну, или душами умерших людей, если находятся поблизости, и если душа находится в состоянии… я бы сказал, состоянии тревоги.

– Как это?

– Ты книги про привидений не читал? Или фильмы не смотрел? Человек умирает насильственной смертью, жаждет справедливости, или умирает, не сделав какого-то важного, с его точки зрения, дела. Душа тревожна. И уязвима для Симбионтов. Они соединяются с ней и образуют так называемые агрессивные призраки. Которые могут убивать. И это дает энергию как душе, так и симбионту. Собственно, речь идет не совсем о душах. Психоматрицы — это нечто другое. Лишь кусочек человека, огрызок, зацикленный на одной идее. Поэтому агрессивные призраки часто уничтожают даже тех, кого умерший когда-то любил.

Меня пробрала дрожь.

– И много таких призраков?

– Не беспокойся, не много. Да и опасности для опытного шамана они не представляют. Некоторые слабые шаманы даже зарабатывают, изгоняя призраков или гремлинов за деньги. Только у людей мало доверия к нам, потому что много развелось жуликов. На одного настоящего шамана — десятки тысяч мошенников.

– А духи второго уровня? Что они собой представляют?

– О, — сказал Диомид. Хитро прищурился. — Это Реаниматоры. Они вселяются в мертвые тела и поднимают их из могил. Или вселяются в неживые предметы. Чтобы вызвать Реаниматоров, нужно быть сильным шаманом.

У меня волосы зашевелились на затылке. Я уже жалел, что спросил о духах второго уровня.

А Диомид как ни в чем не бывало продолжал:

– Есть еще духи третьего, четвертого и пятого уровня. Третий уровень — духи-Прорицатели и Джинны. Прорицатели, как понятно из названия, помогают заглянуть в будущее. Их вызывают медиумы и всякие пророки, часто неосознанно. Джинны отличаются умом и сообразительностью, и при должном умении можно заставить их выполнять желания. Но если у шамана не найдется сил и опыта утихомирить его, Джинн заберет человека с собой… Связываться с ними не стоит, честно тебе скажу. Четвертый уровень — это духи, которых могут вызвать и проконтролировать только великие шаманы. Это Элементали, духи катастроф и стихийных бед. За всю историю их вызывали всего несколько раз. Один раз погиб целый город от ярости огненного духа. Этот город назывался Помпеи.

Диомид помолчал, думая о чем-то своем. Видимо, вспоминал уроки со своим учителем, кем бы тот ни был.

– А другой раз водный дух уничтожил целую островную империю. Платон называл ее Атлантидой.

– Обалдеть! — вырвалось у меня. Я даже о боли забыл. — Значит, это всё шаманы виноваты?

– Ну, не то, чтобы виноваты, — пожал плечами Диомид. — Атлантиду, по-моему, стоило уничтожить. Судя по древним записям, атланты далеко продвинулись по части некромантии и субатомных технологий, и если бы кто-то из древних великих шаманов не вызвал Элементаля океана и не утопил весь остров, атланты сделали бы это сами. Только заодно прикончили бы и все другие развивающиеся страны — Древнюю Грецию, Египет, Империю Майя, Блуждающую страну Ариев, Шумер, Индию и еще пару других.

У меня разыгралось воображение. Каково это — вызывать Духа Океана? И стать причиной гибели целой цивилизации?!

– А пятый уровень? — опомнившись, спросил я. Здесь моё воображение отказывало. Представить духа сильнее Элементалей я не мог при всем старании.

Диомид улыбнулся.

– Это Великие духи. — Он помолчал, пожевав губами, затем добавил: — Говорят, один из них в начале всех начал создал Вселенную, просто вообразив ее в своем безграничном сознании.

Я раскрыл рот.

– То есть… Вы говорите о Боге?

– Так его называет большинство людей. Ведь кто такой Бог? Об этом прямо сказано в Библии. Бог — это дух.

– Но… Кто может вызывать и контролировать Бога?

– Насчет контроля не знаю, но вызвать Его и попросить помочь вполне можно, — сказал Диомид серьезно. — Если верить легенде, был когда-то один человек, который при помощи Великого духа раздвинул море, чтобы увести свой народ из рабства… Но мы увлеклись теорией. Практику еще никто не отменял. Поднимайся, мы должны тренироваться. И не забудь Зверя Крика.

– Забудешь его, — мрачно проворчал я.

С обреченным видом идущего на эшафот я спустился вслед за Диомидом в подвал. При виде деревянной рамы меня затошнило. Я пересилил себя и принялся расстегивать рубашку.

– Не нужно, — остановил меня Диомид.

Я удивленно вскинул на него глаза.

– Сегодня мы переходим на второй уровень нашего обучения, — сказал Диомид. — Боли больше не будет. Просто встань вот здесь и возьми Зверя Крика… Помнишь, что было, когда ты сжимал его в ладони? Помнишь боль, что ты ощущал? Закрой глаза и представь эту боль. Пусть она течет по твоим жилам… по руке в Зверя Крика. Пусть вся эта боль сконцентрируется в талисмане. Пусть она там останется навеки, послушная твоей воле.

Если бы у меня было менее богатое воображение, и то я бы без труда представил всё, что говорил мне Диомид. Я почти физически ощущал боль, что струилась по жилам — в моем воображении она представлялась мне багрово-красной жидкостью, слегка фосфоресцирующей в полумраке моих внутренних органов.

Я стоял с закрытыми глазами, сжимая деревянного медвежонка. Багряная жидкость скопилась в талисмане и свернулась клубком… Она была готова вырваться при первом моем требовании…

– А теперь скажи духам: придите! — шепнул Диомид.

Я пробормотал слово одними губами. Орать не стал. Духи услышат в любом случае. Дело не в громкости приказа, а в силе воли.

И они явились.

– Горжусь тобой, Вадим, — сказал Диомид, глядя на водоворот Теней на потолке. — Горжусь, как гордился бы…

– …Павлов своими собаками? — хмыкнул я. — Я читал в учебнике биологии. Звонок звенит — слюна льется. Только в моем случае вместо звонка талисман, а вместо слюны Тени.

Диомид одарил меня непривычно ласковым взглядом. Он хотел сказать совсем другое. А я не хотел этого слышать, хотя и был благодарен ему за то, что он делал — пусть и методами, которые заставили бы поседеть любого учителя. У меня уже был отец, больше мне не нужно. Слишком тяжело терять родителей, одного раза достаточно…

– Молодец, — он потрепал меня по макушке. — Ты прошел экзамен.

– А дальше что?

– Много чего. Следующий этап — ты должен вызывать Тени лишь подумав о талисмане. Достаточно его образа в уме. На сегодня достаточно. Предлагаю поехать в город и хорошенько развлечься!.. Как насчет аттракциона? А потом мы съедим бургер — очень жирный, очень вредный и очень вкусный!

Я чуть ли не бегом бросился вон из подвала. Настроение было радужное — впервые за долгое время.

Глава 7[править]

Дни и ночи бежали друг за другом бесконечной пестрой чередой. Как и говорил Диомид, вскоре мне было достаточно представить талисман, ощутить мысленно его шершавую поверхность в руке, чтобы приходило воспоминание о боли, и со всех темных углов начинали выползать Тени.

Через несколько месяцев Диомид забрал у меня Зверя Крика и запер в шкафу. Он больше был не нужен. Зато я получил взамен другой талисман — в виде костяного кружка, на котором очень искусно был вырезан человеческий глаз. Талисман держался на толстой нитке, чтобы повесить на шею. По словам Диомида, он должен был усиливать мою силу и заодно защищать от вредного влияния других шаманов. Если таковые попадутся.

К тому времени я много узнал о Диомиде. Он работал в частном медицинском центре мануалом-терапевтом и костоправом. О нем ходили легенды. Что неудивительно для шамана. Конечно, его пациенты вряд ли догадывались, что он умеет вызывать духов. Работал он лишь первую половину дня, но получал достаточно, чтобы жить в свое удовольствие.

Я же все это время нигде, разумеется, не работал и не учился, если не считать обучение шаманским премудростям. После того, как я наловчился вызывать и прогонять Тени одним щелчком пальцев, а то и просто мыслью, мы стали практиковать медитации. Фишка заключалась в том, чтобы сидеть неподвижно и расслаблено и концентрировать сознание на одном образе. Образом мог быть любой предмет, хоть унитаз, или даже процесс, как, например, дыхание и пульс.

Задача вроде бы простая, но, как оказалось, концентрироваться на одной вещи дольше нескольких минут было невообразимо трудно. Мозг то и дело хотел отвлечься на какую-нибудь ерунду.

Но вода камень точит, как говорится. Постепенно я научился держать в уме одну вещь так долго, как это от меня требовалось. Казалось, образ выжигал в мозгу дыру, которая уже не могла зажить. Однако стоило мне приказать себе отпустить образ, как он тут же растворялся в небытие.

Вся эта плавящая мозги ерунда была важна для того, чтобы повелевать Тенями. Они воспринимали образы моего ума на расстоянии, потому что шаман и духи связаны прочнее, чем эмбрион с организмом матери. После того, как я вызывал Тени образом Зверя Крика, я заставлял их делать конкретные дела другими образами.

Можно подумать, что с такими возможностями шаман не будет даже подтираться самостоятельно, каждый раз вызывая духа. К сожалению, Тени, подобно другим низшим духам, узко специализированы. К примеру, лучше всего они умеют устраивать бардак, поджигать, вносить неразбериху, кидать вещи и разводить грязь. А вот прибраться их не заставить никакими силами. То есть они этакие злобные детишки.

Убраться, построить дворец или осушить море может джинн, но, во-первых, вызвать его нам с Диомидом было не под силу, а во-вторых, связываться с джиннами — себе дороже.

Кроме медитаций, Диомид тренировал меня физически. Утро начиналось с пробежки вокруг дома, отжиманий, качания пресса и подтягиваний. Шаман, говорил Диомид занудным голосом, должен держать себя в тонусе. Потом мы спарринговали — на кулаках, деревянными палками и специальными полутораметровыми плетками из кожи с вплетенными в нее тончайшими металлическими волокнами. При должном умении такая плетка могла разрубить человека надвое, и при этом ты едва двигаешь кистью. Плетка наматывалась вокруг кисти и пряталась под рукавом, при необходимости вылетая от одного движения, как атакующая змея. Такое оружие плюс Тени позволяли нам спокойно гулять по ночам по самым разным местам в самых разных городах.

А мы любили бродить по ночам. У меня и раньше была любовь к ночи, но при жизни с Диомидом она окрепла. Мы часто гуляли по пустынным окраинным улицам чуть ли не до рассвета, если было не слишком холодно, и разговаривали обо всем на свете.

Мы часто переезжали. Это было необходимо, поскольку со временем люди начинали проявлять нездоровый интерес к странной семейке. Иногда просто ездили по всей стране. Побывали в степях Казахстана, посетили Байкал, вокруг которого просто изумительная атмосфера тишины и покоя…

В каждом новом городе, куда мы переезжали, Диомид находил частный дом; он не переваривал квартиры, презрительно обзывая их «скворечниками». Он находил также работу — и всё без особых затруднений.

Это были самые прекрасные со времен гибели родителей дни. А счастливые дни бегут быстро, не успеваешь оглянуться, как они собираются в месяцы, а из месяцев набегают года.

Я и сам не заметил, как мне исполнилось семнадцать лет. С Диомидом я жил уже пять лет.

Как-то летним утром я сидел в одних шортах в гостиной очередного хорошо обставленного дома в приличном районе очередного города нашей необъятной родины. Диомид еще спал — ложились мы с ним поздно и вставали тоже. Сегодня я проснулся раньше него, еще не было и одиннадцати.

Прямо передо мной на стене висел огромный телевизор, с которого вещала бархатным контральто симпатичная дикторша музыкального канала. У нее были большие глаза и груди, которые старательно выставлялись напоказ с помощью глубокого декольте.

Рядом с теликом висело зеркало. Понятия не имею, зачем его туда повесил хозяин дома, сдававшего нам его в аренду. Однако в нем отражалась моя собственная семнадцатилетняя персона. Глянув случайно на себя в зеркало, я обнаружил, что рожа у меня донельзя глупая, и по ней блуждает масляная улыбка.

Рассердившись на самого себя, я переключил музыкальный канал на новостной и подошел к зеркалу. За последние пять лет я здорово вымахал и теперь смотрел на Диомида свысока. Волосы стали темнее, чем в детстве, и довольно сильно отросли. Лицо осталось худым и бледным, как, собственно, и тело. Ежедневные тренировки помогли мне кое-как нарастить пару жалких килограмм мышечной массы, и даже пресс проступал, но, по-моему, для мужика семнадцати лет этого было недостаточно.

Я почесал щетину на подбородке — еще один повод для гордости. Повернулся спиной и поглядел на симметричный рисунок ожогов на спине. Издали его можно было принять за художественное тату или боди-арт.

Девчонки проявили бы немало внимания, если бы увидели эту «красоту». Я бы им наврал, что это тату древнего племени в Полинезии, где я прошел обряд инициации… Правда, я не умел врать, да и вообще красноречиво говорить. И вряд ли я осмелился бы показать ожоги кому-нибудь, кроме Диомида.

И с девчонками я не общался. Трудно завести знакомства или подружиться с кем-нибудь, когда постоянно переезжаешь.

А между тем тяга к противоположному полу давала о себе знать. Вот и сегодня уставился на эти аппетитные дыньки у ведущей…

Вздохнув, я зашлепал в свою комнату и взял со спинки стула футболку. Она была испачкана в чем-то желтом, а кое-где были красные капли вроде капель крови. Это еще что такое?

Я присмотрелся: что-то вроде засохшей глины — это желтые пятна, а красные? Где это я успел так вымазаться? Или я хожу во сне? Решил, что измазался ночью и ничего не заметил. Выругавшись сквозь зубы, взял из шкафа другую футболку, а грязную забросил в корзину для белья.

Для этого мне пришлось пересечь гостиную. По телику транслировали новости.

– …А на прошлой неделе был убит Лукьяненко Владимир Олегович, известный в криминальных кругах под прозвищем «Леший». Он являлся руководителем крупной криминальной группировки, занимающейся шантажом, вымогательством и торговлей людьми. На него только в позапрошлом, 2008 году, было совершено более десятка покушений со стороны конкурирующих группировок. Ни одна не имела успеха, кроме последней. Несмотря на круглосуточную охрану, Лукьяненко был убит в собственной ванной, смерть предположительно наступила от асфиксии, вызванной попаданием воды в дыхательные пути. Версия несчастного случая или самоубийства следствием исключена. По данным осведомленного лица, это дело рук наемного убийцы, который фигурирует под кодовым именем «Призрак оперы». Напоминаем, что аналогичные убийства, когда преступление совершено в закрытом помещении при наличии вооруженной охраны, имели место в прошлые года. «Призрак Оперы» подозревается в гибели как минимум еще пяти человек, из которых двое занимали видные посты в Государственной Думе, а трое представляли собой верхушку криминальной структуры страны. В каждом из этих случаев убийство происходило в тщательно охраняемых помещениях, из-за чего киллер получил среди журналистов второе прозвище «Русский Синоби». Дело таинственного киллера «Призрак оперы» передано на рассмотрение в федеральную службу безопасности…

За окнами зарокотал мощный двигатель, загромыхали ворота. Кто-то приехал к соседям. Я вырубил телик и выглянул в окно.

Насколько я мог разглядеть из-за высокого забора, к соседям приехал грузовик и сейчас медленно заезжал во двор.

В доме по соседству никто не жил. Значит, сделал я вывод, кто-то всё-таки приехал. От нечего делать и желания поглядеть на новых соседей, я вышел из дома во двор, открыл калитку и оказался на узкой улочке.

Грузовик к тому времени уже стоял во дворе с заглушенным двигателем. Двое крупных ребят в спецовках выгружали из грузовика мебель. Им помогал светловолосый и краснолицый мужчина лет сорока в белой рубашке с короткими рукавами. В сторонке, возле росших у забора лип, стояли две женщины.

Точнее, только одна была женщиной, примерной ровесницей блондина; она имела узкие плечи в веснушках и широкие бедра, втиснутые в светлые шорты, а платиновые волосы были собраны в пучок на темени. Вторая выглядела не старше меня и сразу привлекла мое внимание.

Она показалась мне ангелом, что спустился с небес в этот светлый и жаркий день, чтобы усладить мой взор. Я, конечно, и раньше общался с девчонками, некоторые из которых были очень даже красивыми. Но такой я не встречал никогда.

Она была среднего роста, со светло-русыми волосами. На ней красовалась белая маечка и белые же шортики… Да у ангела и не могло быть одежды иного цвета. Ее фигуру — женственно округлые бедра, тонкую гибкую талию, точеные ноги и небольшую, но совершенную грудь — можно было бы описывать бесконечно, но так и не передать тот неуловимый флёр красоты, свежести и грации, что буквально сбивает с ног молодых увальней вроде меня.

Когда она повернулась на мгновение ко мне и сняла солнечные очки, чтобы аккуратно, одним пальчиком, убрать соринку из края глаза, я с восхищением убедился, что лицо полностью соответствует всему остальному.

Я и сам не понял, как очутился возле распахнутых ворот соседского дома. Меня будто Тени одурманили, хотя сейчас это было бы невозможно. Просто мне хотелось рассмотреть ее поближе. Возможно, в этом моем дебильном состоянии были повинны обыкновенные гормоны, но — боже мой — как прекрасно и незабываемо их воздействие!

Из гормонального транса меня вывело злобное рычание и лай. Кавказская овчарка, похожая на незабвенного Пусика тети Ольги, взялась из ниоткуда. Новые соседи ей не понравились, судя по оскаленным зубам. И откуда она только взялась? Раньше я ее не встречал. Наверное, прибежала с соседней улицы.

– Катя, что там? — крикнул блондин, выбегая из-за грузовика. На его лбу блестели капли пота.

В этот момент овчарка сделала стремительный рывок и едва не цапнула мужчину, который с удивительным проворством скрылся за машиной.

Катя — как я понял, его жена — завизжала и принялась кидать в собаку камешками. Прекрасная незнакомка прижалась к забору, испуганно поднеся ладонь к губам. Ей повезло, потому что поблизости оказался рыцарь, готовый броситься на помощь. Я выскочил навстречу собаке и впился ей взглядом в глаза. Животные не умели выдерживать мой шаманский взгляд — это я уяснил еще в детстве.

Рычание и басовитое гавканье превратилось в поскуливание, и псина поспешила ретироваться.

Сообразив, что стал спасителем красотки и ее родных, совсем как в кино, я почувствовал, как щеки, потом вся голова и даже шея наливаются кровью. Если бы присутствующие хранили молчание хотя бы секунду, я бы развернулся и унесся прочь; однако мне повезло.

– Ох, слава богу! — вскрикнула женщина по имени Катя. — Я так испугалась, ужас! Ты хозяин этой зверюги? — обратилась она ко мне. — Почему бы тебе не надевать на нее намордник? Она нас чуть не загрызла!

– Я… это не моя собака, — пробормотал я, еще сильнее краснея, потому что девушка посмотрела на меня в упор. — Я ее впервые вижу.

Никогда прежде и никогда после я не вел себя настолько по-идиотски. Наверное, потому что больше никогда не влюблялся с первого взгляда. Возможно, бесстрастному наблюдателю мои переживания и дурацкое мычание представились бы глупыми, но тот, кто хоть раз влюблялся, способен меня понять.

– Почему тогда она убежала от тебя? — допытывалась дама, которая жаждала отыграться на ком-нибудь за свой испуг.

– Не знаю, — соврал я. — Говорят, собаки нападают на тех, кто их боится.

Последняя фраза была чистым экспромтом, но подействовала отлично. Лицо женщины посветлело, и почти наметилась улыбка.

– Вижу, ты не боишься собак? Ты наш сосед? Как тебя зовут?

Из-за грузовика выбрался мужчина. Он сразу протянул мне руку.

– Спасибо за вмешательство! Меня зовут Анатолий Валов, это моя жена Катя и дочь Лина. Катерина и Каролина, хе-хе…

Лина! Ее зовут Лина или Каролина!

– Вадим, — представился я, изучая сандалии. Они, как и футболка, были измазаны в желтой глине. Где же я вымазался?!.

– Ты здесь живешь с родителями, Вадим? — спросила Екатерина.

– С дядей, — коротко сообщил я.

– У тебя талант дрессировщика! — восхитилась Екатерина. — Ну что, Вадим, очень приятно с тобой познакомиться, будем соседями. Заходите в гости с дядей, нам будет приятно познакомиться и с ним.

Я наконец-то поднял глаза и поглядел на Екатерину. Она тут же отвела взгляд. Я поспешил отвернуться и напоролся на испытующий взгляд Лины. Глаза у нее были яблочно-зеленые, большие и миндалевидные. И она смотрела на меня в упор. Не отворачиваясь!

Я таращился на нее на мгновение дольше, чем нужно.

Она улыбнулась и помахала рукой:

– Пока!

Я пробормотал что-то маловразумительное и вернулся домой — с одной стороны довольный, что не нужно больше позориться косноязычием в присутствии Лины, а с другой недовольный, что волнующая встреча закончилась слишком быстро.

Понятное дело, все последующие дни мои мысли были заняты почти исключительно новой соседкой. В ней таилось что-то необычное, почти волшебное. Она смотрела мне в глаза! На такое был способен только Диомид. Неужели она тоже шаманка?

Я рассказал учителю о соседях, опустив эпизод с собакой и зрительным контактом. Думал, Диомид заинтересуется и выяснит, кто же наши соседи. Но он особого интереса не проявил. Лишь напомнил, чтобы я в присутствии посторонних старался вести себя как обычный, нормальный человек и не вздумал рисоваться, вызывая духов.

Я пожал плечами. Значит, соседи не были шаманами. Обыкновенные люди. Но уж Лина-то точно не была обыкновенной, я не сомневался в этом. Несколько раз я подглядывал за ней в щель в заборе между нашими участками: от нее будто исходил свет, выдававший тот факт, что она из другого мира — светлого и доброго. Она часто смеялась и улыбалась, с ней уж точно никогда не случалось ничего плохого. Ее родители не погибали в аварии, она не имела отношения к гибели людей и не испытывала боли — поэтому в ней не было той тьмы, что наполняла мою душу.

И именно из-за этой непохожести меня влекло к ней всё сильнее.

Глава 8[править]

Со дня знакомства с Линой миновало недели две или около того, и все это время мои мысли были заняты отнюдь не совершенствованием шаманских навыков. Хорошо, хоть Диомид особо меня не муштровал. Он часто уходил куда-то из дома, приходил поздно, когда я уже обычно видел десятые сны.

Я же, то ли от обилия живописных снов, то ли еще по какой-то причине, иногда просыпался уставший настолько, будто и не спал вовсе, а рубил дрова. Иногда на одежде находил следы краски, глины, грязи и прочего мусора. В конце концов пришел к выводу, что хожу во сне.

Надо было бы рассказать всё Диомиду, и в прежние времена я так бы и поступил, но в последние дни учитель стал каким-то замкнутым, сосредоточенным и напряженным. А я, нежась в забытье первой влюбленности, не придавал всем этим странностям значения.

Неизвестно, осмелился бы я когда-нибудь подойти к Лине или нет, но в начале третьей недели судьба внезапно преподнесла мне сюрприз. Однажды я уехал прогуляться по городу и возле центрального парка встретил Лину.

Она была одета в синий спортивный костюмчик, на плече висела спортивная сумка. Волосы собраны в конский хвост. Несмотря на временное отупение при виде Лины, я догадался, что идет она из спортзала.

– О, Вадим, привет! — обрадовалась она при виде меня.

– Привет, Лина, — ответил я, наслаждаясь звуком ее имени.

– Что-то тебя не видно, — заметила она, когда мы неспешно зашагали — о, чудо! — друг возле друга по тротуару.

«Это потому что меня не видно за забором, когда я смотрю на тебя через щелку», — подумал я, а вслух сказал:

– Я не большой любитель гулять…

– Но сегодня-то ты вышел! — рассмеялась Лина. — Чем ты вообще занимаешься? Учишься?

– Да, — без запинки ответил я. Эту легенду мы с Диомидом отрабатывали не раз. — В гуманитарном колледже. Хочу стать исследователем искусств.

– О, — вежливо отозвалась Лина. — Достойная цель. В мире так много возможностей для того, чтобы делать что-то хорошее…

Наверняка она повторяла чьи-то слова. Я это понимал, но, тем не менее, не удержался:

– То же самое можно сказать и о плохом.

Лина одарила меня удивленным взглядом. Я уже успел пожалеть, что ляпнул эту чушь. Как можно в присутствии ангела говорить о плохом?

Мы дошли до остановки. Людей здесь толпилось много, видно, автобус давно не приезжал.

Лина огляделась, поправила на плече сумку, потом снова повернулась ко мне:

– А пошли пешком? — вдруг предложила она. — Идти всего километра два, не больше. Заодно пообщаемся.

– Конечно! — обрадовался я.

Мне подумалось, что я, видно, умер как-то незаметно для самого себя и очутился в раю, где сбываются сокровенные мечтания. Гулять два километра теплым летним вечером с девушкой мечты! Это ж чудо! Хотя сердце стучало так, что у меня возникли сомнения, преодолею ли я живым эти три километра, не умерев от инфаркта на почве чрезмерной радости.

И мы прогулочным шагом двинулись по тротуару в сторону частного сектора.

– Так что ты там говорил о плохом? — с вежливым любопытством спросила Лина.

– Ну… это… — забормотал я, начиная багроветь. — Я хотел сказать, что плохого в мире тоже много… Как и хорошего, конечно…

– Инь-Ян, — кивнула Лина. — Вообще-то большинство людей считает, что светлая половинка символа Тайцзи и есть добро, а темная — зло. На самом деле добро — это гармония между двумя противоположностями. А дисгармония — зло.

– О, круто! — сказал я. Помолчав, добавил: — Я ничего не понял.

– Ты забавный, — сообщила мне Лина, улыбаясь. — И честный. Как ты оцениваешь себя? Ты плохой или хороший, по твоему мнению?

– Не знаю, — сказал я, подумав при этом, что хороший человек уж точно не будет сжигать заживо пятерых человек, пусть они и не образец добродетели.

Лина покосилась на меня, весело сощурившись. Я еще раз втихомолку подивился тому, как она выдерживает мой инфернальный взгляд.

– Человек таков, каковы его мысли, — сообщила она. И добавила: — Прочитала в книге. Люблю философию. Многие мои сверстницы покрутят пальцев у виска, если я скажу им об этом, но мне реально нравится. И учусь я на кафедре философии Санкт-Петербургского гуманитарного университета. Правда, заочно.

У меня возникло чувство, словно желудок провалился куда-то в область малого таза. Это ж надо, какое совпадение! Мое вранье о гуманитарном колледже и ее реальный университет…

– Вы еще не проходили «Критику чистого разума» Канта? — как бы между прочим осведомилась Лина.

– Э-э-э… нет. То есть да, но я мало что помню, — выкрутился я.

– Ты на каком курсе?

– Первый закончил, сейчас же летние каникулы. А ты?

– Второй. Кажется, я старше тебя на год! Ты девяносто второго года рождения, угадала?

– Угадала…

– А я — девяносто первого. Раньше мы с родителями жили в Краснодаре. Потом решили перебраться сюда, в Роднинск. А вы тоже, судя по всему, недавно здесь живете с дядей?

Польщенный ее вниманием, я кивнул.

– Прости, что спрашиваю, — медленно произнесла Лина, придерживая ремень сумки на плече и глядя куда-то в сторону, — где твои родители?

Я насторожился. И сам не заметил, как она выведала у меня больше, чем кто бы то ни был за всю мою жизнь. С Линой я терял бдительность. Про учебу я, разумеется, наврал с три короба, но прежде даже эту легенду мне не доводилось применять на практике.

Я одернул сам себя. Диомид тренировал меня противостоять неведомым врагам, ни одного из которых я в глаза не видел. А Лина — какой из нее враг? Красивая восемнадцатилетняя девушка никак не тянула на роль злобного супостата.

Впереди раздались крики и злобные ругательства, сопровождаемые трехэтажными матами. Шум избавил меня от необходимости отвечать на вопрос о родителях.

В узкой улочке, которая вела к частному сектору, возле темно-синего «Вольво» с открытыми дверцами, дрались трое парней. Точнее, двое избивали третьего, который привалился к забору, прикрывая голову руками. Судя по бешеному реву, исторгаемому из глоток драчунов, избивающие были нетрезвы. Избиваемый, вероятно, тоже.

Бедная жертва давно уже не сопротивлялась, по голове текла кровь, но двоих извергов это не останавливало. Их пьяный гнев был так велик, что они, наверное, еще в течение получаса пинали бы холодный труп.

Подобного рода зрелища всегда выводили меня из себя. Лина каким-то удивительным образом уловила мои чувства и взяла меня за кисть.

– Не вмешивайся, — тихо сказала она, словно я уже рвался в бой. — Просто пройдем мимо.

Мы перешли на другую сторону улицы, когда один из драчунов, в серой рубашке, с бородкой и длинными, зачесанными назад волосами, откуда-то достал нож.

– Убью падлу! — заорал он.

Я остановился, Лина тоже.

Самое интересное, что дикие вопли и ругань не вызвали никакого интереса со стороны жителей частных домов на этой улочке. По крайней мере, никто носа не высунул за ворота. Я подозревал, что интерес все-таки был, но с безопасного расстояния. Если кто-то из соседей и вызвал правоохранительные органы, то они явно не торопились.

– Вадим, не надо! — отчаянно прошептала Лина.

Но я чуть ли не грубо выдернул руку из ее нежных пальчиков и направился к длинноволосому бородачу. Кровь бросилась мне в голову, в глазах потемнело от злости. Я схватил Бородача за локоть, он развернулся и с неожиданной резвостью попытался ударить меня кулаком в лицо. Я успел слегка отклониться еще до удара, как меня учил Диомид, поэтому кулак попал не в лицо, а в шею и вскользь. Особых беспокойств мне этот кривой удар не принес. Я толкнул Бородача ладонью прямо у густую бороду, выбил нож другой рукой, затем прихватил его в районе пояса, будто собирался танцевать с ним вальс, а свободной рукой вцепился в горло, выведя его из равновесия.

Прием был не столько жесткий, сколько психологически страшный. Бородач, окатив меня густыми винными парами вперемешку с запахом табака и плохого пищеварения, выкатил глаза.

Поблизости скользнуло что-то черное — я увидел вылетающие из земли Тени. Они начинали привычный хоровод.

Соратник Бородача бросился на помощь другу, и мне пришлось развернуться так, чтобы между нами был Бородач, тщетно пытающийся оторвать мои пальцы от горла. Я вцепился намертво, он уже слабел, хрипел и синел.

Крикнула Лина, о которой я в горячке сражения совсем забыл. Оказалось, она вклинилась между мной и вторым драчуном, с длинным прыщавым лицом и огромным носом. Я про себя окрестил его Шнобелем. Шнобель оттолкнул Лину, причем неслабо: она упала на асфальт, сумка отлетела до забора.

Я на секунду прикрыл глаза, создав в уме образ закрытых повязкой глаз, — шаманское заклинание слепоты. Тени, прирученные в многочисленных тренировках, окружили голову Шнобеля, лишив его зрения. Он по-прежнему не видел Теней, но тьма, павшая на его глаза, для него была почти осязаемой.

Он завыл от страха.

– Я ничего не вижу! Рус, ты где? А-а-а!!!

Я выпустил Бородача, который рухнул спиной на землю, и от души влепил кулаком Шнобелю в челюсть. Он рухнул как подкошенный, сразу перестав орать.

Наступила приятная и непривычная после всех этих воплей тишина.

Бородач зашевелился, перевернулся на живот и, подобрав нож, начал вставать. Я пнул его сначала по руке, в которой был зажат нож, потом по ребрам. Я пинал его еще и еще, пока не почувствовал, как кто-то оттаскивает меня от уже неподвижного Бородача.

– Хватит, хватит, Вадим, очнись!

Я остановился, тяжело душа и переводя взгляд на Лину. Холодная, безумная ярость уже сходила на нет, оставляя после себя недоумение и стыд. Никогда прежде я так не злился. Никогда, кроме одного-единственного случая…

– Эй, что это такое? Сейчас милицию вызовем! — взвизгнул за стеной высокий женский голос, доказывая, что его обладательнице для звонка в милицию явно не хватило двадцати минут драки и жестокого избиения. Она еще никого не вызвала — только собиралась.

Меня этот крик окончательно привел в чувство. Я повернулся к Лине и, заикаясь, спросил:

– Т-т-ты как? Не ранена?

– Я в порядке, Вадим, всё хорошо, — успокаивающе проговорила Лина. Наверное, так разговаривают медсестры психдиспансеров с буйными помешанными. — Успокойся.

Мне хотелось раствориться в воздухе или провалиться сквозь землю, без разницы. Я опозорился перед ней — самым светлым существом в моей жизни… Проклятая тьма во мне вылезла в самый неподходящий миг. Интересно, Лина ощутила присутствие духов? Это могло бы ее напугать.

Парень, которого избивали около забора, сидел, сжавшись в комок, и хлюпал разбитым носом. Бородач и Шнобель пока не пришли в себя. У Шнобеля уже трепетали веки — вот-вот очухается.

– Уходим, — сказал я Лине. Она не спорила. Поспешно закинула сумку на плечо, и мы поспешили дальше по улице.

Пару кварталов мы преодолели почти бегом, после чего слегка замедлили шаг. Не было произнесено ни слова. Я с ужасом думал, что после этой моей выходки она не захочет иметь со мной ничего общего. Хотел подобрать слова, чтобы оправдать свой поступок, но слова не шли с языка.

Меня выручила Лина:

– Не переживай, Вадим, ты заступился за слабого…

– Я не знаю, что он сделал! — чуть ли не выкрикнул я. — Может, он заслужил…

– Заслужил, чтобы его избивали двое, а потом порезали ножом? — спокойно спросила Лина, и я моментально умолк. — Ты наверняка думаешь, что ты злой и плохой человек, но это не так. Плохие люди не смущаются оттого, что надавали по рогам задирам.

Я помолчал. День клонился к закату, небо темнело, солнечные лучи, просеивающиеся сквозь кроны деревьев, приобретали золотистый оттенок.

– Я думаю, что злоба должна иметь веские основания, — заговорил я. — Посмотри на тех двоих: их машина дорогая и новая, они хорошо одеты и ухожены. Они наверняка обеспечены и наверняка живут в небедных семьях. Их не бросали биологические родители. Их приемные родители не погибали из-за пьяного мажора. Они не жили в интернате, больше похожем на тюрьму…

Я пытался замолчать, но не мог: слова лились из меня, как лава из пробудившегося вулкана.

– Ох, — пробормотала Лина. На ее лице появилось сочувственное выражение. — Извини, я не знала… Прими мои соболезнования. Понимаю, ты зол на судьбу… Ты думаешь, что оттого, сколько было бед и радостей в жизни человека, таким он и будет — добрым или злым. Поэтому ты находишь оправдания своим недобрым поступкам и не можешь найти оправдания таким, как те парни… Но когда-нибудь ты поймешь, что доброта не зависит от родителей, богатства, счастья или неудач.

– Откуда ты знаешь? — фыркнул я, не удержавшись. — Ты старше меня всего лишь на год.

– Биологически — да, — сказала Лина. — Но психологически… Девочки взрослеют раньше мальчиков.

– А от чего зависит доброта или злоба? — вернулся я к сути разговора. Мы уже приближались к нашим домам.

– От сердца, — сразу ответила Лина. — Я имею ввиду не мускульный орган в грудной клетке. Я про умение сострадать. Сострадание — именно навык, а не прирожденный дар. Значит, ему можно и нужно учиться.

– Как только найду курсы сострадания, немедленно запишусь туда, — не без ехидства сказал я.

Лину мой ответ ничуть не покоробил. Она пожала плечами.

– Есть способ получше, Вадим. Наблюдай за светлыми и добрыми людьми. Размышляй над их поступками и словами. И не концентрируйся на плохом. Просто найди себе учителя сострадания в ком-нибудь из окружающих.

– А ты, Лина? — сказал я, останавливаясь возле ворот ее дома. — Ты добрый и светлый человек?

– Возможно, — ответила Лина, кокетливо улыбнувшись. Она направилась к дому; перед самой калиткой обернулась и добавила: — Можешь наблюдать за мной. Хотя, кажется, ты и так это делаешь?

Калитка за ней закрылась, а я остался стоять с пламенеющими ушами.

Глава 9[править]

Этой ночью я долго не мог уснуть, все ворочался в темноте с боку на бок и думал о прогулке с Линой. Не так я представлял наше первое общение наедине, совсем не так…

Очевидно, подсознательно я рассчитывал, что при общении Лина проявит себя обычной девчонкой, и я сумею частично скинуть с себя морок влюбленности. Но Лина оказалась на редкость умной девушкой, что в сочетании с ее внешними данными давали просто гремучую смесь.

Издали она представлялась мне ангелом, но и при более близком рассмотрении чудо не рассеялось. Она была необычной, не от мира сего, и я понимал, что погиб.

Она не осуждала меня на некрасивую сцену с пьяными придурками. Она говорила со мной так, словно сто лет меня знает. Она заметила, что я слежу за ней, но, видимо, ее это ничуть не смутило…

Потрясающая девушка — вот единственный вывод, который я сделал. Меня внезапно стал волновать вопрос, каким видит мое будущее Диомид. Он так и намерен без конца кочевать из города в город? Я не желал бы уезжать — это значило, что нам с Линой придется расстаться…

После часа верченья на подушках и размышлений я с грехом пополам уснул. Мне приснился кошмар. В нем какое-то жуткое существо, которое я не разглядел как следует, хватало Лину сзади когтистыми лапами и хохотало, пока я безуспешно пытался подбежать к нему, чтобы вызволить Лину.

«Не приближайся ко мне, — неожиданно сказала Лина. — Неужели ты думаешь, что я буду с тобой встречаться? С шаманом, чье сердце чернее могильного мрака?.. Ты хочешь спасти меня от чудовища? Ты и есть чудовище!»

Я пытался ей возразить, но изо рта вырывались лишь хрипы и сипение. Лина указывала на меня жестом обвинителя и улыбалась жестокой улыбкой в то время, как чудовище позади нее медленно разрывало ее горло своими длинными когтями… Не в силах шевельнуться и хоть что-нибудь сделать, я собрал все силы и заорал со всей мочи…

И проснулся.

В комнате было тихо и темно. Пахло чем-то неприятным, спросонья я не опознал запах, но чуть позже сообразил: запах серы. И еще чего-то незнакомого. От этого запаха кружилась голова и тянуло в сон.

Несмотря на сонливость и головокружение, я осознал, что не один в комнате. Ничего не видел и не слышал, но шаманское чутье подсказывало: что-то или кто-то подкрадывается ко мне… Оно уже совсем рядом…

Я напряг все силы и выбросил вперед руку. Пальцы натолкнулись на нечто вещественное там, где ничего вещественного не должно было быть. В груди похолодело; впрочем, испугался я не так сильно, как следовало бы. Из-за тяжелого запаха голова работала плохо, чувства притупились.

В темноте сверкнул разряд, на миг осветив горбатую тень надо мной, меня ударило током, я шлепнулся обратно на кровать. Сердце заколотилось, дыхание забулькало в легких.

Перекатившись через кровать, я очутился возле стены и хлопнул ладонью по выключателю. Свет залил комнату — пустую, если не считать меня и мебели. Я бросился к окну и распахнул его настежь. Насколько помнил, вечером я приоткрыл его; сейчас же оно было плотно закрыто. В комнату ворвался свежий прохладный воздух.

Теперь я уже не думал, что мне продолжает сниться сон. Кто-то пробрался в дом! Я выскочил из комнаты, миновал гостиную и ворвался в спальню Диомида. Где он? Как он?

Спальня была пуста, постель разобрана. Что произошло?

Я развернулся, чтобы выйти, и столкнулся с учителем на пороге.

– Что случилось? — опередив меня, спросил он спокойно.

– Что-то пробралось ко мне в комнату!.. Закрыло окно и пустило газ… Оно шло ко мне и ударило током! — Мои путаные объяснения по степени нелогичности заткнули бы за пояс рассказы шизофреника.

– Что пробралось? Ты боролся с ним?

– Не знаю! Какое-то существо… Темное, горбатое… По крайней мере, мне так показалось… Оно еще здесь!

Диомид побледнел. Мне еще не доводилось видеть его таким растерянным и испуганным.

– Надо его догнать, Диомид! — крикнул я. — Это наши враги, о которых ты говорил, верно?

Вдруг что-то обожгло мою грудь. Я сдернул с себя просторную футболку, в которой обычно спал. Мой талисман из кости, висящий на груди, раскалился и жег кожу. Я поспешно сорвал его и уронил на пол. Талисман немедленно рассыпался в сероватую пыль.

– Что за хрень? — вырвалось у меня.

Диомид молчал. Он уже не выглядел испуганным, скорее смущенным. Он поглядел на ручные часы.

– Вадим, — заговорил он. — Это нехороший знак… Я имею ввиду разрушение твоего талисмана. Значит, сила врага очень велика…

– Какого врага? — спросил я. Голос у меня, вопреки моим стараниям, поднялся и дал петуха. Я огляделся: судя по всему, мы были одни в квартире. В присутствии Диомида мне уже не было так страшно, как одному в своей комнате.

– Он такой же, как мы с тобой, — медленно заговорил Диомид. — Но гораздо сильнее. Это какой-то древний шаман либо его посланник из числа духов. Я не понимаю, чего ему нужно от нас, и мне не по себе. Его уже нет в нашем доме, я чувствую, так что можешь расслабиться… Как бы то ни было, мы должны его уничтожить. Пока он не уничтожил нас. И всех, кто нам дорог.

Я сразу представил Лину. Она тоже в опасности? Из-за того, что дорога мне?

– И мне нужна твоя помощь, — заключил Диомид. — До этого дня я не водил тебя на опасные дела. Да мы и избегали их по возможности. Но сегодня, я думаю, придется дать бой. Ты готов?

– Помочь вам избавится от нашего общего врага? Естественно! Что за вопрос? Что надо делать? Как мы его найдем?

Диомид хитро улыбнулся.

– Проще, чем может показаться. Я вызову духа-прорицателя.

Я остолбенел.

– Духа-прорицателя? Третьего уровня? Так вы — медиум?

Диомид погасил хитрую улыбочку и нацепил серьезное выражение лица.

– Не профессиональный, но воспользоваться услугами духа-прорицателя мне вполне по зубам. Вообще-то я давно его вызвал, а потом заточил в куколку…

– Какую куколку?

Диомид повернулся и двинулся в гостиную. Я последовал за ним.

– Мы еще не проходили этот урок, Вадим. Я собирался приступить к обучению несколько позже. Куколки — это материальные объекты, артефакты чаще всего, в которые умелый шаман… вроде меня… способен заточить духа. При этом поставить некое условие освобождения, например, исполнить три желания…

– Лампа Алладина? — недоверчиво спросил я. — Вы про нее?

– И про нее тоже. — Диомид открыл шкаф, в котором прятался маленький сейф. Я не интересовался, что в нем, полагая, что Диомид прячет там деньги. — В каждой легенде есть правда. Лжи, честно говоря, больше… Да, как я уже говорил, джинны — это разновидности духов. Прорицатели тоже. Вот!

Он протянул мне грубо сшитую куклу в виде девочки с пуговичными глазками и волосами из шерстяных нитей. Я поглядел, но в руки не взял. Диомид усмехнулся и, захлопнув сейф, положил куклу на журнальный столик. Отошел в сторону и жестом велел мне сделать то же самое.

– Выходи! — негромко, звучным голосом произнес Диомид.

Над куколкой, лежавшей с раскинутыми ручками и ножками, поднялось серебристое облачко.

– Скажи, кто был в нашем доме? Кто наш враг? — спросил Диомид.

Облачко стекло на пол, трансформировалось, и вот перед нами стоял полупрозрачный призрак маленькой девочки, на вид десятилетней. Она была одета в старинное платье со всевозможными рюшками и кружевами. Лицо скрывала широкополая шляпа.

У меня по коже пробежал морозец, когда она заговорила — не открывая рта, в то время как голос звучал у нас в голове:

В вашем доме был ваш враг. Он — черный шаман с большими возможностями в обоих мирах и мертвым глазом.

– Чего ему надо? — вырвалось у меня.

– Нет! — завопил Диомид, но было поздно: тень девочки-прорицательницы, освобожденной из куколки, ответила:

Он хочет использовать тебя, Вадим Вольский!

С этими словами она растаяла в воздухе без следа.

Я потрясенно хватал ртом воздух. Диомид взялся обеими руками за лысую голову. Когда отнял их, лицо его выражало злость и крайнюю степень досады.

– Ну кто тебя тянул за язык? — прошипел он. — У нее лимит: три вопроса и три ответа! И я хорош — не догадался сразу тебя предупредить! Ты потратил последний вопрос, надо было спросить, как нам его победить, черт побери!

– Простите, Диомид, но она сказала, что черный шаман хочет меня использовать… На кой я ему сдался? Он же сильный шаман, а я всего лишь ученик… Или через меня он хочет добраться до вас?

Диомид вздохнул. Он уже справился с эмоциями и теперь только мрачно хмурился.

– Сильные и старые шаманы в состоянии найти такому балбесу, как ты, тысячу применений… Ладно, ты тоже меня прости, я растерялся и не проинструктировал тебя. Она сказала, что наш враг — черный шаман с большими возможностями в обоих мирах и мертвым глазом… Кажется, я догадываюсь, о ком речь. Эта сволочь, видно, давно за нами следила… Он не рискнул с нами сразиться в одиночку и сбежал… Но мы пойдем за ним…

Диомид говорил всё тише, и мне приходилось напрягать слух.

– Вы о чем вообще? — крикнул я, не выдержав.

Учитель словно проснулся. Поднял на меня черные глаза и рассеянно улыбнулся:

– Одевайся. Мы идем на войну.

Глава 10[править]

События сменяли друг друга с такой скоростью, что я не успел ни о чем подумать, как мы уже сидели в машине и мчались в центр города. В голове крутились только две мысли: что Диомид мне о многом не рассказывал, и смогу ли я встречаться с Линой после всех этих шаманских разборок. О том, что я могу вовсе погибнуть в стычке с черным шаманом, я по глупости не подумал.

– Я не зря тренировал тебя все эти годы, — быстро начал говорить Диомид, крутя рулем. — У нас много врагов. Честно говоря, шаманы не слишком друг с другом ладят. Конкуренция, понимаешь ли… Есть еще кое-кто, но о них потом… Некоторые достаточно поднаторевшие шаманы умеют красть чужую силу повелевать духами. Наш сегодняшний незваный гость, вероятно, вознамерился провернуть именно это. В Роднинске, кроме нас с тобой, есть только один шаман, по имени Родион Агеев, он бизнесмен, а заодно руководитель криминального синдиката. Промышляет многими грязными делишками — от торговлей оружием и наркотиками, до заказных убийств. Слышал, наверное, по телевизору о серии убийств всяких шишек?

– «Призрак оперы»? — сказал я.

– Вот именно! Это Агеев. Шаманские навыки дают ему возможности в самых разных сферах. Сомневаюсь, конечно, что он сам лично валит этих терпил… Во всяком случае, он избавляется от конкурентов в криминальных и политических кругах, хотя иногда это одно и то же. Теперь взялся за шаманов. Сегодня была разведка.

Замолкнув ненадолго, Диомид нагло проехал на красный свет, заодно подрезав белый «Мерс», разразившийся гневными сигналами.

– Я слежу за ним пару дней. Надеялся, что он не станет до нас добираться. Но я ошибся.

Он замолчал снова — на сей раз надолго. Я не прерывал молчания. Разрывало желание завалить его вопросами, но я решил дождаться, когда Диомид сам до этого созреет.

Через пятнадцать минут мы вывернули на Театральный проспект в центре Роднинска. Диомид припарковался перед высоченной гостиницей «Абсолют», залитой электрическими огнями.

Автомобильное движение в этот поздний ночной час было таким же интенсивным, как и днем. Ночью город выглядел наряднее, ярче и загадочнее, чем в светлое время суток; я всегда любил ночь. Однако именно эта ночь к праздной созерцательности не располагала.

Едва я выбрался из машины, как приметил Тени, плотным облаком витавшие над нами. Я сразу почувствовал их чуждость: это были не мои Тени.

– Что это?.. — начал я, и Диомид пояснил:

– Они мои. Прикрывают нас от взора Агеева. Мы подобрались к нему невидимыми.

– И что мы будем делать?

– Он в этой гостинице, на третьем этаже, в номере люкс, — во весь голос сообщил Диомид, ничуть не смущаясь пожилой парочки, под ручку прошедшей мимо нас к своей машине. — Удар надо нанести прямо сейчас, пока он не очухался. Он думает, мы не знаем, кто нас навестил. Если будем тянуть время, он соберется с силами. Может подослать своего Призрака Оперы или обычного киллера. Мы конкуренты, а с конкурентами у него разговор короткий. Меня он убьет, а тебя возьмет в плен… Не сомневаюсь, что ты вскоре пожалеешь, что не умер вместе со мной.

Несмотря на довольно теплую ночь, мне стало холодно. Диомид говорил спокойно, с легкой горечью в голосе. Смотрел при этом на окна третьего этажа гостиницы. В них горел свет. Агеев явно спать не ложился.

– Что мы будем делать, спрашиваешь ты, — продолжал Диомид. — Ты уже догадался. Мы должны обезопасить себя. Один я не справлюсь, я не слишком сильный шаман, третий уровень — мой предел. Но вдвоем мы справимся… Вызови Тени, пусть устроят бардак, как они это умеют. Пусть устроят пожар…

Меня больше не колотил озноб. Меня затошнило при слове «пожар».

– Но… но… — забормотал я. — А по-другому нельзя? Откуда вы уверены, что это Агеев?

Диомид оторвался от лицезрения гостиничных окон. Обошел машину и встал напротив меня, положив руки мне на плечи. В свете фонаря его лицо не отличалось от восковой маски. Тем не менее, маска эта понимающе улыбалась.

– Я всё-таки опытный шаман, Вадим. Мне очень много лет. И прожил я их благодаря осторожности. И если раньше я жил для себя, то сейчас хочу жить еще сильней, но уже ради тебя… Ты мне стал как сын… Я не хочу тебя терять.

Я молча глядел на него, не находя нужных слов для ответа. Не ожидал я от него таких откровений.

– Помоги мне избавиться от Агеева! — горячо зашептал Диомид. — Ты должен помочь — ради нас! Иначе мы погибли!

– Хорошо, я сделаю… я помогу, — выдавил я еще двигающимися губами.

Диомид обрадовано улыбнулся.

– Молодец! Итак, мы зайдем в гостиницу. Духи закроют глаза и уши всех, кто нам попадется. Поднимемся на третий этаж. Там будут телохранители Агеева, возможно, зомбированные симбионты…

– Зомби? — испугался я.

– Нет, просто люди, в которых шаман вселил Симбионта. Чтобы подчинялся, как робот, и готов был не всё… Выпускай на них Теней, не медли. Пусть устроят хорошую заварушку… Понятно?

– Да, — сказал я. — А…

Но Диомид уже меня не слушал. Похлопал меня по плечу и повернулся к гостинице. По своему обыкновению, шел не оглядываясь, уверенный, что я последую за ним.

Мы вошли через вращающиеся стеклянные двери в просторный и светлый вестибюль гостиницы. За стойкой улыбались две девушки в черно-белых костюмах, больше похожих на школьные наряды советских времен. Только красных галстуков и бантов не хватало. Зато на груди висели бейджи.

Диомид слегка повел рукой, и я увидел его духов. Они смахивали на мои Тени, но были более прозрачными и серыми. Духи опустились на улыбающиеся физиономии «школьниц», причем улыбки ни на йоту не изменились. Мы прошли к лифтам, а девушки продолжали пялиться с глупыми улыбками в одну точку.

В углу на стульчике у кадки с каким-то экзотическим деревом сидел охранник. Он тоже не обратил на нас внимания.

Мы поднялись в лифте на третий этаж. В зеркальной стене лифта отражалась моя бледная и испуганная персона — выглядел я настолько жалко, что меня разобрало истерическое хихиканье. Диомид удивленно приподнял брови, и я рассердился: чего, собственно, здесь боятся человеку, потерявшему родителей и испытавшему запредельную боль?

Сразу отпустило. Я глубоко вздохнул и, когда створки дверей лифта разъехались в стороны, стал совершенно спокоен.

Мы вышли в длинный коридор, устланный заглушавшим шаги красным ковром. В одной из ниш на кожаном диванчике сидел молодой человек в костюме, с бейджиком. Всё в его внешнем виде — бычья шея, коротко остриженные волосы, квадратная рожа и мощные плечи — выдавало в нем телохранителя.

Диомид направил на него духов. Телохранитель дернулся, закрыл глаза, будто прислушиваясь. Духи затмевали его зрение, и он по идее должен был сидеть смирно, как девушки на ресепшене и охранник; но охранник внезапно открыл глаза — белые, как очищенные от скорлупы вареные яйца. В центре каждой белой склеры чернело по две черные точки.

Я вижу вас! — проскрежетал телохранитель. Даже обладатели бычьих шей не способны разговаривать таким жутким, скрежещущим голосом.

Он вскочил и, неловко размахивая руками, двинулся на нас. Он походил на гигантскую марионетку.

– Вадим, помоги! — почти испуганно крикнул Диомид.

– Придите! — скомандовал я Теням, испуганный не менее учителя.

Зомбированный телохранитель почти добрался до нас, когда мои Тени подхватили его черным смерчем и швырнули вдоль всего коридора. Вдали зазвенели разбиваемые стекла — телохранитель вылетел с третьего этажа.

Я потрясенно обернулся к Диомиду. На лице его блуждала безумная улыбка.

– Молодец! — шепнул он. — Вперед!

Мы подбежали к одной из дверей.

– Он здесь, я чувствую! Открой дверь, Вадим!

На раздумья не оставалось времени. Я создал в сознании образ двери, которую разносят вдребезги. Тени мгновенно приняли мой посыл. На секунду дверь почернела, облепленная Тенями… Затем с оглушительным грохотом превратилась в кучу обломков, которые плотной массой влетели внутрь номера.

Дальше началось настоящее безумие. Я не видел всех подробностей, когда Тени поджаривали Остапова и его друзей. Сейчас же у меня представилась возможность воочию пронаблюдать манеру действий моих потусторонних слуг.

Просторная гостиная люксового номера превратилась в эпицентр паранормальной вакханалии. По воздуху летали подушки, журналы, настольные лампы и сорванные картины. Тени выдернули из пола скульптуру голой нимфы и таранили ею окна. Фонтанчик в центре помещения был разломан, и в потолок под давлением хлестала вода.

В номере находились трое мужчин: двое телохранителей и сам Агеев. Один телохранитель даже успел выстрелить наугад прежде, чем Тени с хрустом не приложили его о стену и он не вырубился. Второго Тени окунули в небольшой бассейн, в котором бил фонтан; ноги и руки его судорожно дергались, но извлечь голову из воды он не мог. Тени были сильнее.

Они набирали силу, словно огонь, превращающийся во всепожирающую стихию. У меня мелькнула страшная мысль, что не сумею их остановить… Уже открыл рот, чтобы крикнуть «Прочь!», однако Диомид рявкнул мне в ухо:

– Так держать!

Невесть откуда он выхватил длинный нож.

Пока Тени с восторгом разносили вдребезги гостиничный люкс, Агеев сидел в кресле в махровом халате со стаканом в руке. В нем совершенно ничего не было шаманского: обычный грузный отекший мужик хорошо за пятьдесят, с наметившейся лысиной. Один глаз у него косил. Я догадался, что глаз стеклянный.

– Мертвый глаз! — выдохнул я.

– Именно! — процедил Диомид. Он медленно подходил к замершему Агееву с ножом наготове. Я ждал, что черный шаман предпримет попытку к бегству или атакует, но Агеев не двигался. Его точно парализовало от ужаса.

– Ну, привет, давний враг! — пробормотал Диомид.

Он неожиданно остановился и опустил нож.

– Убей его, Вадим! — велел он мне. — Прикажи гремлинам! Пусть вышвырнут его с третьего этажа!

Я сглотнул. Во рту пересохло.

– А… я… Подожди, Диомид, а ты уверен, что…

– Бог ты мой, Вадим! — возопил учитель. — Неужели ты до сих пор не доверяешь мне? После всего? Или мы его, или он нас, понимаешь? Жизнь не такая благородная штука, как ты думаешь! Это джунгли!

Против воли у меня в голове проявился образ Агеева, разорванного пополам… Не представляю, откуда у меня завелась идея такого жестокого убийства…

С усилием я удержал этот образ в сознании, пока Тени не прочли его. Я не знал, как поступить.

На одной чаше весов был Диомид, мой лучший и единственный друг, которому я обязан всем. На другой — неведомый мне Агеев, который чем-то напоминал мне покойного Остапова. Казалось бы, выбор прост. Однако я отчего-то медлил.

Не представляю, как бы я решил, если бы на сцене не появились новые действующие лица. В комнату ворвались двое. Мы с Диомидом быстро обернулись. Мне хватило мозгов сообразить, что это не телохранители Агеева. На пришельцах были надеты странные серебристые костюмы, лица скрывали сплошные зеркальные маски — без прорезей для глаз, носа или рта.

На одном рефлексе я напустил на них духов. К моему изумлению и ужасу, Тени отлетали от зеркальных людей, не причиняя им никакого вреда. Тени образовали черное облако, облепившее неведомых гостей и в следующее мгновение разлетевшееся на мириады лоскутов.

Один из зеркальных людей кинулся ко мне, на ходу вынимая из кобуры на поясе странной формы оружие — вроде как пистолет с очень толстым дулом. Второй прыгнул к Диомиду и с шумом повалил на пол.

Однако за долю секунды до этого Диомид успел вонзить нож в горло Агееву. Я слышал его предсмертные хрипы. Грузное тело какое-то время ворочалось в кресле, прежде чем навсегда замереть.

Я отскочил от Зеркального воина и спрятался за разбитым столиком. Когда Зеркальный пытался оббежать его справа, я бросался влево. И наоборот. Казалось, мы играем в салки. Почему-то Зеркальный не спешил применять оружие.

– Помоги мне, сынок! — донесся до меня крик Диомида.

Этот крик волшебным образом на краткий миг остановил наших противников. Я увидел арену действий как бы со стороны. Разгромленную гостиную, усеянный осколками пол и дорогой ковер, лужи от фонтана, продолжавшего бить в потолок… Неподвижное тело телохранителя, чья голова была в бассейне, осевшего в кресле мертвого Агеева, по-прежнему таращившегося стеклянным глазом куда-то вбок… Под креслом росла лужа крови. Из разбитого окна, в которое вылетел второй телохранитель, тянуло теплым летним ветерком.

«Помоги мне, сынок». При этих словах в извилинах у меня что-то переключилось. Когда-то мои приемные родители погибли, и я ничего не мог поделать. Больше этого не повторится.

– Приди! — крикнул я, воздев руки.

Я не понимал, кого призываю. Точно был уверен, что не Тени. Они были бессильны против Зеркальных воинов. Я призывал кое-кого посильнее.

Ждать долго не пришлось. В воздухе посреди помещения материализовалось белесая сущность, совершенно не похожая ни на Тени, ни на духов Диомида.

Больше всего она походила на полупрозрачную рыбу двухметровой длины с человеческим лицом. Дух не дал возможности долго любоваться собой — метнулся в сторону и растворился в Зеркальном воине, который преследовал меня.

Воин замер, потом задрожал. Я следил за ним во все глаза. Что происходит? Воин развернулся, дуло его непонятного оружия приподнялось. Сверкнул ослепительный синеватый луч, и воин, что припечатал Диомида к полу, отлетел к барной стойке. В животе у него чернела дыра, из которой вился дымок.

Одержимый рыбообразным духом воин медленно поднял оружие и приставил дуло к виску. В его зеркальной маске отражалось мое собственное лицо — потрясенное, с вытаращенными глазами и отвалившейся челюстью.

Я прямо-таки кожей ощущал, насколько большая и страшная борьба происходит внутри воина. Дух приказывал ему нажать на спусковой крючок и вышибить себе мозги. Своя воля из последних сил сопротивлялась. Секунду следовали за секундами, а выстрела все не было.

Наконец, опустив чудовищным усилием руку с оружием, Зеркальный воин свободной рукой сорвал крохотную панель на груди. Под ней краснел короткий шнур. Воин дернул за него.

Его тело охватил огонь. За миг до этого меня посетило озарение: я догадался, что так и будет. И повинен в этом не мой новый дух.

Воин упал, объятый пламенем. Огонь перекинулся на ковер, но мокрый ворс не торопился гореть. Самое сюрреалистичное в этом зрелище было то, что воин за все время не издал ни звука.

– Вадим, сюда!

Я вздрогнул и оторвался от жуткого зрелища.

Диомид подбежал к подстреленному воину и попытался снять маску. Не удалось. Маска будто приварили к голове. Тогда Диомид сдернул перчатку с левой руки воина.

Рука оказалась вполне обычной, человеческой. На запястье синела татуировка — надпись «LAUTUS».

За разбитым окном завыла сирена, послышались вопли и возбужденные голоса.

– Пошли, Вадим! — Диомид схватил меня за руку. — Пора сваливать.

Глава 11[править]

Домой мы вернулись почти под утро. Небо начало сереть, на востоке над городскими высотками разгоралась заря.

Нам с Диомидом было не до любования рассветом. Хотя наш карательный поход завершился вполне удачно, если можно так назвать тот беспредел, что мы устроили, я всё ещё пребывал в некоем подобии шока.

Всё случилось слишком быстро. Я не успевал переварить информацию. Краешком сознания понимал, что совершил убийства — еще убийства. Диомид тоже убил человека, причем прямо на моих глазах. На нас напали неведомые враги, на которых не действуют мои Тени.

Диомид по прибытии домой сразу начал собирать вещи и велел мне готовиться к немедленному переезду. Я не спорил, хотя в душе разливалась боль: Лина оставалась, а я уезжал…

– Кто эти двое в зеркальных масках? — спросил я, когда собрал чемодан. Личных вещей у меня было мало, переезжать было не впервой, и на сборы мне понадобилось менее двадцати минут. Диомид в это время сгреб самое важное в три объемных чемодана и стоял с телефоном в руке посреди гостиной. Он только что вызвал такси.

Диомид нетерпеливо дернул головой: мол, не время. Он был нервозен и заметно испуган.

– Я уже собрал шмотки, — тихо сказал я. — А такси приедет минут через пятнадцать… Так что вы сможете рассказать, кто такие наши новые враги! Они — не из людей Агеева, верно? На них не действуют духи — значит, они тоже шаманы?

– В каком-то смысле, — проворчал Диомид, стараясь не смотреть на меня. — Они опасны, это факт. Да, они не работают на Агеева, но они старались его защитить от нас!

– Но не смогли, правильно? Вы убили его ножом.

Диомид наконец посмотрел мне в глаза. Лицо озарила мягкая улыбка. Он подошел ко мне и взял за плечи, как возле гостиницы.

– Прости меня, Вадим… Я слишком долго старался огородить тебя от всего этого… В мире шаманов далеко не всё мирно и тихо. В нем бушуют войны. Прости, что не подготовил тебя в полной мере к этому…

– Подготовили достаточно, — отозвался я, вспомнив про причудливую вязь ожогов на спине.

– Спасибо за понимание, — с чувством сказал Диомид. — Ты не обманул моих ожиданий…

Мне стало неловко при виде слез в глазах Диомида. Раньше он не проявлял такой сентиментальности. Видимо, смертельная опасность изменила его привычки. Мне вспомнилось, как он назвал меня сыном, когда Зеркальный воин прижал его к полу.

– Что это была за белесая тварь, которую я вызвал? — спросил я, чтобы сменить тему. — Он вошел в зеркального воина и заставил выстрелить в напарника. А потом застрелиться. Но он выдержал, чтобы включить какой-то прибор самосожжения… Я ничего не понимаю…

Диомид медленно отпустил мои плечи, но продолжал пристально глядеть на меня. Взгляд изменился — из растроганного стал внимательным и настороженным.

– Эти люди — Чистильщики. В переводе с латыни Lautus — значит «чистильщик». Они фанатики из ордена Духовного Ренессанса. У них одна цель — наполнить кровью шаманов алтарь нового бога, который отличается от всех остальных логикой и рациональностью, но который так же жесток и мстителен, как и остальные. Имя этого бога — наука… Они фанатично преданны науке и вознамерились поймать всех людей со сверхъестественными возможностями, или Странных, как они нас называют. Они хотят положить нас на предметное стекло и исследовать под микроскопом. Их не останавливает этика и мораль, они подчинены голой логике. Они вскроют и беременную женщину, если того потребует наука. Но и собственные жизни они не слишком берегут — если терпят поражение от шамана и появляется риск попасть в плен, сжигают себя заживо. Чтобы не оставлять врагу знание своих технологий.

Я слушал с открытым ртом. Осознав это, сцепил челюсти.

Диомид улыбнулся.

– Что касается той призрачной рыбы, что ты успешно вызвал и заставил подчиниться — то это Реаниматор, дух второго уровня. Ты растешь, Вадим.

На улице посигналили. Одновременно зазвенел телефон Диомида. Это приехало вызванное такси, и диспетчер сообщала нам этот факт.

Мы погрузили багаж, Диомид сел в салон, не оглянувшись на дом. А я оглянулся. Не мог, как Диомид, идти по жизни не оглядываясь. Дом словно бы с укором смотрел нам вслед глазницами окон. Ворота дома Лины были заперты, во дворе тишина. Она так и не узнает, куда мы делись. У нас не будет времени попрощаться.

Через полтора дня мы уже заселились в новую квартиру — не в частный дом. Квартира, тем не менее, была просторная и роскошная: пять комнат, огромная ванна с джакузи, вся мебель в наличии. Раньше здесь жил какой-то чиновник. Потом его перевели в Москву, он свалил, оставив в квартире почти всю мебель и аппаратуру вроде телевизора, музыкального центра и уголка с компьютером. Видимо, сильно торопился в Москву — трудиться во благо народа.

Несколько недель мы с Диомидом сидели ниже травы, тише воды. Из дома старались по пустякам не отлучаться. Всё время боялись, что нас настигнут другие Зеркальные воины. Но — вроде пронесло.

По телику, который я из-за вынужденного домоседства смотрел больше, чем требуется молодому человеку вроде меня, показывали о «кровавых разборках» в гостинице «Абсолют». По версии телевизионщиков, там имело место нападение киллеров на главаря криминальной группировки. Киллеров наняли якобы «конкуренты» главаря. Этому происшествию был посвящен даже один из выпусков скандального ток-шоу, на котором все орут, брызжут слюной и чуть ли не с кулаками отстаивают свое никому не нужное мнение. В итоге побеждает самый горластый, и это, как правило, ведущий. На этом ток-шоу высказывались гипотезы о заказчиках массового убийства, назывались конкретные имена и приглашались таинственные гости в масках, которые якобы находились в ближайшем окружении Агеева и его убийц.

О Зеркальных Чистильщиках почти ничего не говорилось. В номере после нашего ухода начался пожар; вероятно, тела сгорели, а результаты работы судмедэксперта широкой публике, охочей до сплетен, не раскрывались.

Примерно через месяц я выл от скуки, да и Диомид не выглядел счастливым. Он наконец-то решил, что опасность нам не грозит, и позволил себе высунуть нос из берлоги. В тот же вечер нашел частный дом, в нашем вкусе. Квартира в многоквартирном доме, какая бы ни была роскошной, нам не пришлась по вкусу. Мы привыкли к особнякам.

Стоя во дворе нового дома и любуясь на высоченную мансарду, я подумал, что у Диомида явно нет проблем с деньгами. Когда и где он успел столько заработать? Массажисты и костоправы столько не зарабатывают, пусть у них золотые руки с бриллиантовыми ногтями. Диомид обмолвился как-то, что живет долго; кто знает, где он еще работал? На прямые вопросы он лишь хитро усмехался или отшучивался. Я не настаивал — меня денежные вопросы мало занимали. Вполне допускал, что шаманы умеют превращать свинец в золото…

Новый дом также был наполовину обставлен. Прежде чем продать его, бывший хозяин сделал капитальный ремонт. Он не сделал только одно: не убрал кучу металлолома во дворе. Зачем кому-то понадобилось копить ржавые остовы машин, велосипедов и солдатских кроватей, я не представлял.

– Надо это безобразие убрать, — заявил Диомид. Я с ним не спорил.

Но Диомид увлекся обустройством жилища, и куча металла была на какое-то время забыта.

А я вовсе не заморачивался хлопотами по дому. На меня навалилась депрессия. То ли наступившая дождливая осень так на меня подействовала, то ли вся эта жизнь кочевников без цели, то ли вынужденное расставание с Линой — не знаю. Скорее всего, всё сразу.

По вечерам я уходил из дома и бродил по городу, накинув капюшон пониже на голову — чтобы защититься от дождя и любопытных взглядов. Ни с кем не знакомился — какой смысл, если однажды я без предупреждения исчезну из жизни этого человека? Просто бродил по серым улицам, по желтым листьям в аллеях, вдыхал воздух, наполненный влагой и вонью автомобильных выхлопов, и смотрел на влюбленные парочки, семьи с колясками, стариков, гуляющих под ручку…

Всё это была чужая жизнь. Не моя. Шаману вроде меня не место среди обычных счастливых людей. И как Диомид еще не сошел с ума?

Однажды в особенно муторный вечер я проходил, ссутулившись, мимо супермаркета «Лилия-24». Моросил дождик, и уже явственно попахивало снегом. У меня вдруг возникла дурацкая и одновременно опасная идея пустить в супермаркет Тени… Не позволять им никого травмировать и, тем более, убивать, но покуролесить от души. Вот бы поднялся переполох! Хоть какое-то развлечение!

Я встал перед витриной, за которой маняще горели огни и в вызывающих позах стояли манекены. В стекле отражалась моя худощавая фигура, темно-синяя куртка, капюшон на голове, руки в карманах…

Я и не заметил, как кто-то подошел ко мне сзади. Из задумчивости меня вывел до боли знакомый голос:

– Вадим, это ты?

Я обернулся, не веря ушам. Да, это была она — Лина! Мысли о том, чтобы напустить Тени на супермаркет, улетучились без следа. Чудеса всё-таки бывают!

Сегодня супермаркету повезло.

Каролина стояла передо мной — настоящая, живая и очень удивленная. На ней была белая куртка и белая же шапочка. В одной руке она держала сумочку, в другой — радужный зонтик. Она будто пришла в этот серый унылый мир из какого-то другого, веселого и жаркого. В ее присутствии даже лужи стали выглядеть как-то веселее.

– Что ты здесь делаешь? — вырвалось у меня, что было, конечно, моветоном в сотой степени.

Но Лина ничуть не оскорбилась.

– А ты? Вы с дядей так внезапно уехали! Что-то случилось?

– Д-да, — промямлил я. — У дяди проблемы в бизнесе… Надо было срочно уехать…

Я не знал, что сказать. Вот не предполагал, что может случиться такая встреча! Потрясающее совпадение!

– Ты даже не попрощался со мной, — с легким укором сказала Лина.

У меня подскочил пульс. Ее укор прозвучал так… интимно, что ли. Значит, ей не всё равно, рядом я или нет, прощаюсь или молча сваливаю за горизонт.

Несмотря на прохладу, лицо у меня под капюшоном запылало.

Лина улыбнулась одними глазами и продолжила как ни в чем не бывало:

– А мы вот с родителями тоже переехали. Папе предложили хорошее место. Надо же, какое совпадение? Прямо судьба.

Я горячо согласился. Поистине, это судьба.

Лина слегка повернулась и неспешно двинулась по тротуару, а я пошел рядом, и вот мы прогуливаемся рука об руку, словно обычная парочка.

– Ну, рассказывай! — сказала Лина. — Как у тебя дела?

– Ну, нормально… — пробормотал я. О чем ей рассказывать? О сидении на квартире и вздрагивании при любом шорохе в течение месяца? Или об эпохальной битве в гостинице?

На краткий миг в голове сверкнула страшная мысль, что я недостоин быть рядом с таким светлым существом, как Лина. Мысль сверкнула и погасла.

– Ты такой немногословный, — отметила Лина. — Скрытный или скромный? Не пойму. Но ты явно загадочный. А мне нравятся загадочные парни.

Последнюю фразу он проговорила так спокойно и естественно, будто сообщала, как ей нравятся сиамские кошки. Не успел я смутиться, как Лина перевела тему:

– Ну, что, Вадим, нашел себе учителя сострадания?

Я неожиданно остановился. Сам не понял, зачем. Мы стояли на относительно пустынном пятачке перед входом в парк. Лина тоже остановилась и со странным вызовом поглядела на меня.

– Нет, не нашел, — сказал я твердо. — И не найду… Потому что кроме тебя больше никто не годится на роль учителя сострадания.

Лина улыбнулась и, кажется, покраснела. Теперь она смотрела не в глаза, а ниже, на мои губы. При этом ее собственные губы слегка приоткрылись. Я прекрасно понял, что всё это значило, но на меня напал паралич.

Помогла подготовка Диомида: я представил себе яркий образ, который до сих пор ни разу не представлял, поскольку не хотел, чтобы меня лобзали Тени. Паралич пропал, я наклонился и поцеловал Лину в губы, которые оказались в этот холодный день удивительно теплыми и мягкими. Она ответила — довольно неловко на мой неискушенный взгляд, не так, как показывают по телику. И это меня обрадовало.

Я оторвался от нее в страхе, что выдам свое полное неумение в этом важном деле. Я даже ее не приобнял, как полагается. Лина не сразу открыла глаза, ее рука, державшая зонт, чуть отклонилась назад, рукав отодвинулся, открыв едва заметную татушку на запястье. Одно слово, перечеркнувшее весь этот прекрасный день: «Lautus»…

Я отшатнулся, как от ядовитой змеи. Не может быть… только не она!

– Что это? — помертвевшими губами, еще сохранявшими тепло поцелуя, спросил я.

– Что? — Лина непонимающе поглядела на свое запястье. — Просто тату…

– Врешь! — вырвалось у меня. — Это символ фанатиков Духовного Ренессанса, они отлавливают людей с необычными способностями и экспериментируют над ними! Убивают! И ты одна из них?

Лина помолчала. Это была самая тяжелая пауза в моей пока еще короткой жизни.

– Тебе Диомид сказал об этом? Что мы убиваем Странных? Это неправда. Мы изучаем их. Мы никого не убиваем без нужды. Я не враг тебе, Вадим.

На меня накатила дурнота. Она не отпиралась, и это оказалось еще хуже лжи.

– Не враг мне? Да что ты обо мне знаешь?

– Знаю, что ты очень сильный шаман, пусть обучаешься у довольно слабого и злобного.

– Почему ты называешь моего… почти что отца… злобным?! — прошипел я. Мимо прошла какая-то бабка, на нас внимания не обратившая. — Ты его совсем не знаешь!

– Я знаю, что он черный шаман и использует твои силы во вред людям.

Я не поверил ушам. Как такие слова могли сорваться с этих губ? Что происходит? Я чувствовал, что тысяча паяльников не причинили бы боли сильнее, чем та, что причинила Лина одной фразой.

– Давно вы за нами следите? — требовательно спросил я.

Лина потупилась. Ее лицо напряглось. Спустя мгновение она, точно придя к какому-то решению, сказала:

– Вадим, прости меня, пожалуйста! Я тебя обманывала, я признаю! Но и ты не спешил раскрывать свою сущность. В общем-то, понять нас обоих несложно… Пойми, мы не враги, и я очень-очень не хочу разрушать то, что между нами вроде бы зародилось… Ты мне правда нравишься, ты хороший человек. Но Диомид…

– Ты называешь Диомида злобным шаманом, а сами-то! Те Зеркальные воины сожгли сами себя, чтобы не оставлять улик… Как думаешь, это нормально вообще? Вы фанатики, сумасшедшие. И напали первыми.

– Это вынужденная защита, — сказала Лина, в голосе явственно прозвучали слезы. Я сразу поостыл. — Мы должны защищаться, не должны попасть в плен черным шаманам… Среди Странных есть страшные люди…

– Так мы для вас Странные, — пробормотал я. Спорить больше не имело смысла. Я собирался уходить, надеясь, что рядом нет засады, и на меня не выскочат люди в зеркальных масках. Я приготовился вызывать Реаниматора. Пусть попробуют с ним справиться… — Ты не ответила на вопрос: давно вы за нами следите? Хочется знать. Скажи, и я уйду.

Лина смотрела на меня, в глазах ее стояли слезы. Или она была величайшей актрисой всех времен, или ей действительно было плохо. Хотелось верить, что я ей не безразличен, но и садистское желание сказать ей какие-нибудь жестокие слова, чтоб поревела на здоровье, не пропадало.

– Со дня нашего знакомства… — прошептала она так тихо, что я понял слова по движению губ.

Я судорожно перевел дух. Она — актриса. А я — самый великий дебил из всех живущих в это проклятом мире.

Я развернулся и побежал прочь.

Глава 12[править]

Я застал Диомид дома хлопочущим на кухне в переднике с шумовкой в руке. Пахло чем-то аппетитным.

Мне было не до ужина. Сбивчиво, торопливо, заплетающимся от волнения языком я рассказал о встрече с Линой. Диомид слушал меня молча, ни разу не перебив и забыв о жарящихся в глубокой гонконгской сковородке грибах, которые начали исторгать запах горелого. Кровь отхлынула от лица учителя, а глаза засверкали, как у лихорадящего больного.

– Что мы будем делать? — спросил я в завершении рассказа. — Бежать? Снова переезжать?

Диомид шумно выдохнул и расслабился. Снял фартук и печально усмехнулся.

– Нет, бежать поздно, Вадим. Не успеем. Если они следили за нами, значит, уже поблизости… Единственный выход — сражаться. Мы должны дать бой.

Диомид говорил с таким видом, словно сам себя убеждал в собственной правоте. Он подскочил ко мне. Бледность пропала; наоборот, он даже раскраснелся.

– Вызови всех своих Теней! Вызови всех духов, каких сможешь! Покажи им, на что способен! Сражайся в полную силу, не жалей никого! — Он понизил голос: — Убей их всех, если придется. Ради нас.

Я помолчал. Пауза длилась и длилась. Диомид буравил меня настойчивым взглядом.

– Среди фанатиков Духовного Ренессанса друзей у меня нет, — наконец сказал я.

Во дворе послышался шум, залязгали стальные ворота. Мы с Диомидом переглянулись и вышли из дома.

Уже почти наступила ночь — холодная и промозглая. С неба сыпал мелкий и противный дождь. Фонарь над входом размазался в смутное пятно.

Ворота стояли распахнутые, Зеркальные воины ухитрились открыть запор. Они входили во двор — трое в странных костюмах, зеркальных масках, с оружием в руках. За их спинами виднелись еще люди и черный фургон, на котором все они, судя по всему, приехали.

– Диомид и Вадим! — прозвучал голос, усиленный и измененный электроникой. — Сопротивление бесполезно и опасно для вас же. Не пытайтесь вызвать духов, мы не причиним вам зла. Но вы поедете с нами.

– В лабораторию? — саркастически спросил Диомид. — К другим белым мышкам? Нет уж, дудки. Мы — птицы вольные.

Он почти незаметно для меня закрыл Зеркальным воинам зрение и метнулся в сторону от крыльца. У меня в сознании вспыхнул яркий, сверкающий образ, озаривший для меня эту промозглую ночь. Тотчас дрессированные Тени подняли в воздух кучу щебенки у забора и обрушили на пришельцев.

Зеркальные воины устояли на ногах, хоть удар их пошатнул. Один из них поднял оружие и выстрелил бы прямо в меня, если бы второй не ударил прикладом по стволу стреляющего. Огненный луч попал в мансарду и мгновенно прожег в сайдинге дыру с оплавленными краями. Наверное, в мансарде начался пожар, но мне было не до того.

– Нет! — прозвучал звонкий голос. И я прямо-таки увидел позади зеркальной маски лицо Лины. — Живыми!

– Лаутус приказал уничтожить их, если будут сопротивляться! — прокричал в ответ ее спутник. — Мы их предупредили!

Лина, которую невозможно было узнать в костюме Зеркальных воинов, осталась на месте, а двое остальных рассредоточились по двору, окружая нас с Диомидом. В ворота проскользнули еще двое.

– Вадим! — услышал я голос Диомида, что пригнулся за крыльцом. Он больше ничего не добавил, что мольба в голосе и так говорила о многом.

Я на секунду прикрыл глаза, вызывая в голове новый образ. В пространстве передо мной, заполненном мириадами сверкающих в свете фонаря капель дождя, проявилась серебристая сущность. На сей раз Реаниматор походил не на рыбу с человеческим лицом, а на гигантскую многоножку, что извивалась прямо в воздухе в метре над землей.

Неуловимо быстрым движением она скользнула к куче металлолома в углу двора.

И куча пришла в движение.

Ржавые остовы, детали, спутанная проволока и арматура задвигались с отвратительным хрустом и скрипом, от которого болели зубы; куча поднялась и принялась перестраиваться. Зеркальные воины, Диомид и я — всё мы застыли, наблюдая за чудовищными метаморфозами. Наконец, жуткий трансформер обрел окончательный вид — ржавое подобие человека ростом метров четыре, на трех кривых ногах, с двумя длинными многосуставными руками, свисающими аж до мокрой земли.

Не думал, что духи умеют конструировать. Но, видимо, Реаниматоры обладали навыками инженеров и художников-авангардистов.

Зеркальные воины начали стрельбу — лучи оплавляли трансформера, но особого вреда не причиняли. Он грузно развернулся, отчаянно скрипя и лязгая, длинная рука метнулась в сторону одного из Зеркальных воинов, того самого, что стрелял в меня. Воин отлетел, как перышко, и впечатался в забор, который прогнулся в сторону улицы.

Остальные фанатики отбежали, почти беспрерывно стреляя, так что трансформер окутался огненным ореолом. Он бил во все стороны длинными гибкими щупальцами. С жалобным звоном из ближайшего окна вылетели стекла, забор из гофрированной жести смялся, как бумага, и вылетел комом на другую сторону улицы. Одна рука задела столб электропередачи. Весь в искрах электрических разрядов, столб повалился на соседский забор, где-то истерично закричали.

Я соскочил с крыльца и, наклонившись, подбежал к Диомиду. Зеркальные воины, увлекшись боем с ржавым монстром, не обращали на нас внимания.

– Диомид, бежим!

– Пусть Реаниматор вселится в людей! — закричал Диомид, не сдвигаясь с места. — Пусть они стреляют друг в друга! Надо избавиться от них!

Я представил, как Реаниматор вселяется в Лину. Она даже не поймет, отчего умерла…

– Нет, — неожиданно для себя отрезал я. — Просто надо бежать, убивать их не обязательно.

Диомид вытаращился на меня, будто впервые увидел.

На улице заскрипели тормоза — это подъехал еще один черный фургон. Теперь, когда у нас снесло забор, было прекрасно видно, как из него выбегает один за другим, как бойцы спецназа, еще с полдюжины Зеркальных воинов.

– Вадим, умоляю тебя, — начал Диомид. — Бежать поздно…

– Вадим Вольский! — загрохотал усиленный мегафоном голос. — Останови свое чудовище! Остальным — не стрелять! Там моя дочь, идиоты! Именем Лаутуса, прекратить огонь! Она еще не прошла посвящение, поэтому не обязана рисковать жизнью! Каролина, назад, быстро!

Я фыркнул с горьким видом.

– Семейный подряд… Я мог бы догадаться. Интересно, где Екатерина…

Диомид вскочил, махнул рукой. Что-то свистнуло. Потом еще раз. Диомид воспользовался тем, что Зеркальные воины отвлеклись на отца Лины, который, очевидно, занимал высокое положение в иерархии Духовного Ренессанса, и одним ударом плети, что прятал в рукаве, выбил у Лины оружие, а другом сбил с ног. Он подскочил к лежащей Лине, в свободной руке сверкнул длинный нож — я уже его видел в теле Агеева.

– Всем стоять! — рявкнул Диомид, поднимая Лину и прикрываясь ею, как щитом.

Зеркальные воины замерли, даже ржавый монстр остановился. На улице не было ни одного прохожего, соседи и носа не высовывали — и поступали благоразумно, надо сказать.

Анатолий Валов, отец Лины, неотличимый в маске от других воинов, протянул руку к Диомиду.

– Не тронь ее! Мы не причиним вам вреда.

– Ага! Так и поверил! — почти радостно сказал Диомид, удерживая лезвие у горла притихшей Лины. — Вы уже половину улицы разнесли, чтобы добраться до нас. И после этого я должен поверить, что вы не причините нам вреда? Я сказал: стоять!

На одно странное мгновение я будто увидел всю эту сюрреалистичную картину сверху. Такое уже случилось в гостинице «Абсолют». Раскуроченный двор, поваленный искрящий столб, толпа неподвижных людей в зеркальных масках, замерший монстр из ржавого металлолома в углу. И бесконечный дождь, сыпавший из тьмы над нами.

– Вадим, — обратился ко мне Диомид, — сделай одолжение, прикажи голему уничтожить всех этих лгунов. Иначе нам обоим конец.

– Сначала отпусти Лину, — дрогнувшим голосом сказал я.

Это был переломный момент. Я проявил недоверие Диомиду. Он это сразу понял. Достал из кармана что-то блеснувшее в свете фонаря.

– Хорошо, сынок. Я отпущу ее. Но сначала надень это.

– Что?

– Копия твоего талисмана. Того, что рассыпался после визита черного шамана. Он снимает морок… Ты под властью черной магии, опять, хоть и не понимаешь этого… Поэтому идешь против меня, твоего единственного друга и приемного родителя! Надень талисман, прошу тебя, и ты поймешь истинное положение дел!

Морок? Я под властью морока, иллюзий?

Я протянул руку за талисманом.

– Нет! — завопила Лина. Маска откинулась, открывая лицо. — Не бери эту дрянь, Вадим! С помощью этого талисмана он тебя контролирует! Управляет тобой, а ты ничего и не подозреваешь! Ты делаешь за него грязную работу: вызываешь мощных духов, уничтожаешь неугодных людей… Ты ведь замечал, что устаешь после ночи, хотя вроде бы спал? И ты должен был видеть хоть какие-то признаки того, что ходишь во сне: грязь на одежде, царапины, ушибы…

Я остолбенел.

– Не может быть…

– Ложь! — завопил Диомид. — Какой смысл мне им управлять, если я сам шаман?

– Каролина! — вмешался Анатолий, стоявший в стороне с остальными Зеркальными воинами. В Диомида он не мог попасть из оружия, не попав в дочь. — Ну зачем ты приехала сюда без моего ведома? Диомид, я согласен на сделку…

– Помолчи, папа! — внезапно отрезала Лина. Снова обратилась к Диомиду: — Ты шаман, но не такой сильный, как Вадим. Ты не способен вызвать даже духов второго уровня, такого, как Реаниматор…

– Он вызвал Прорицателя, — возразил я.

– Вот как? Ты видел, как он вызвал Прорицателя? Он не пользовался никакими специальными артефактами? И откуда тебе известно, что это был именно Прорицатель, а не слабенький дух, запрограммированный давать определенные ответы?

Я промолчал. Диомид пользовался куколкой. Но что это значило? Я слишком мало знал о шаманах. Диомид тогда разозлился, что я потратил третий вопрос, на который дух ответил «Он хочет использовать тебя, Вадим Вольский!» Кто «он»? Я полагал в тот день, что черный шаман. А вдруг дух имел ввиду Диомида?

– Каролина, прекрати! — крикнул Анатолий.

– Нет, я скажу! — чуть ли не истерично выкрикнула Лина. — Вадим имеет право знать! Диомиду был нужен послушный ученик со способностями вызывать мощных духов. Но ты, Вадим, слишком правильный, и Диомид стал вводить тебя в транс без твоего ведома. С помощью талисмана. Твоими руками он творил черные дела много лет…

– Это я правильный? — Меня разбирал смех. — Ты меня плохо знаешь! И о каких черных делах ты говоришь?

Во время нашего диалога Диомид не отрывал от меня взгляда. Нож держал у горла Лины, но воспользоваться им, кажется, не собирался. На его мокром лице было написано страдание.

– Твой учитель Диомид, твой приемный отец… — сказала Лина. — Он — наемный убийца, известный как Призрак Оперы.

Я попытался что-то возразить и не смог. Язык не повиновался.

Всё, или почти всё в словах Лины сходилось. Призрак Оперы проникал в охраняемые места незамеченным, убивал и скрывался — на это способен только Странный… Или двое Странных. Я уставал по утрам, хотя спал всю ночь. На моей одежде и обуви появлялись странные пятна, которые пропали после разрушения талисмана.

– Та ночь, когда распался мой талисман, — медленно сказал я, обращаясь к Диомиду, — какая-то сущность проникла в мою спальню. Ты сказал, что это черный шаман. Что черный шаман — это Агеев. Так это был ты на самом деле? А Агеев вообще не при делах? Кто он такой — заказанная жертва? Получается, я всё равно помог тебе убить его — даже без талисмана…

Диомид заговорил:

– Ты стал сильным, очень сильным, мой дорогой сынок. Да, я признаюсь тебе: я вводил тебя в транс, чтобы воспользоваться твоей силой. Не хотел, чтобы ты страдал… Я был вынужден, пойми! Мой заказчик — могущественный человек, я не мог пойти против него! Зато у нас были деньги и свобода! Мы жили в свое удовольствие, мы объездили всю страну! Это тебе не интернат для сироток.

Он улыбнулся мне, и я интуитивно почувствовал, что на его лице не только дождевая вода.

– Вадим, я уже говорил, что ты мне как сын. А я твой отец. Я заменил тебе погибших родителей, когда ты никому не был нужен. Помнишь? Я дал тебе смысл жизни. Не эти фанатики, не другие люди, а я. Я, Вадим! Поэтому ты должен понять и простить меня. Я уже хотел тебе раскрыться, но у меня не повернулся язык. Со временем я обязательно сказал бы, что был вынужден тобой манипулировать…

– Так тебе были нужны деньги? — тихо спросил я. — Ради них надо было убивать людей? А ограбить банк ты не догадался? С нашими возможностями и это возможно.

– Мой заказчик выбора мне не оставил! — страдальчески выкрикнул Диомид. — Он называл жертву, я убирал ее с помощью твоей силы, а он давал не только деньги, но и средство от старения… Без него я бы давно состарился и умер, и некому было бы заботиться о тебе!

– Значит, Агеев был заказанным терпилой, — вслух размышлял я. Меня трясло. — Талисман отчего-то развалился, я вышел из транса, но ты выкрутился и повернул дело так, что я в конце концов всё равно помог от него избавиться… Значит, я убил всех этих людей…

– Не ты, а Диомид! — вмешалась Лина. — Он управлял тобой без твоего ведома. Ты был орудием.

– Так отчего рассыпался талисман? — не слушая ее, спросил я.

– Я не знаю, — ответил Диомид. — Очевидно, твоя сила победила силу талисмана… Вадим, в любом случае я больше не собирался вводить тебя в транс без твоего ведома. Я бы тебе раскрылся, и мы зажили бы как в былые времена, без этих Чистильщиков. Сейчас тебе нужно сделать выбор — я или они. Спроси себя, кто ты: лабораторная крыса или свободный человек, шаман? Сделай свой выбор, ибо час настал.

Я стоял на перекрестье всех взглядов, мокрый, хоть выжми, и глубоко несчастный, как после известия о смерти родителей, хоть этого никто не видел. Железный голем ждал указаний, далекий от всего человеческого. Зеркальные воины готовы были в любой момент выстрелить в меня, но мне было плевать. Ночь кружила над нами черной птицей.

– Черный шаман, — пробормотал я. И рассмеялся. — Я всегда думал, что он — наш враг! На самом деле я сам — черный шаман! Чернее некуда!.. Я сделал выбор, Диомид. Я ухожу. От всех вас. Провались оно все! А если кто-то из вас последует за мной, я постараюсь вызвать другого духа. Элементаля. И он сотрет всех вас, лицемерных сволочей, с лица земли! Понятно?!!

Последние слова я проревел не хуже иерихонской трубы. Зеркальные воины нервно переглядывались.

– Нет! — крикнул Диомид. — Не оставляй меня! Они меня убьют!

Я отвернулся.

– Мне жаль.

– НЕТ! — снова прокричал Диомид. — Стой! Если ты бросишь меня, я ее убью! Она ведь тебе дорога?

Я развернулся. Диомид крепче прижал к себе спиной Лину и приподнял нож, нацеленный в горло. Я вспомнил старый сон, в котором чудище точно так же держало Лину сзади и грозило вырвать ей горло когтями.

– Диомид, брось, — сказал я устало. — Она мне не дорога. Она также лгала мне, как и ты. Я не хочу крови. Отпусти ее, и разойдемся, как в море корабли.

– Сделай выбор! — прошипел Диомид. — Или мы их, или они нас! Ну же! Заставь голема убить их всех!

Я поглядел на Зеркальных воинов. Их страх ощущался прямо физически. Все они знали, что такое элементали. Я не был уверен, что сумею вызвать духов стихий, но Чистильщики мне поверили.

– Похоже, все ждут моего решения, — насмешливо сказал я. Во мне больше не было боли, я полностью перегорел. Вот так умирают романтики, и из их пепла рождаются циники. — Что скажешь, учитель сострадания?

– Поступай так, как подсказывает сердце, — тихо отозвалась Лина. Она не шевелилась в объятиях Диомида. — Я не про мускульный орган, как ты понял.

Я подумал. Сердце — то, что не мускульный орган, — уже подсказывало выход. Но мне не хотелось его слушать. Я должен остановить убийства. Но чтобы прекратить убийства, нужно совершить еще одно…

– Прости, — сказал я Диомиду.

Даже в полумраке стало видно, как смертельно он побледнел.

– Нет, нет, нет!

Оглушительный лязг голема заглушил все остальные звуки. Выметнувшаяся с немыслимой скоростью рука монстра пробила Диомида насквозь. Лина отлетела в сторону, и к ней тут же подскочил отец. Несколько секунд Диомид с детским удивлением смотрел на ржавое щупальце, торчащее из груди. Потом голем с той же скоростью выдернул щупальце, и Диомид рухнул на землю, заливая мокрый асфальт двора кровью.

Я поднял лицо к черному слезящемуся небу. По моему лицу теперь тоже текли не только дождевые капли.

Медленно, с сутулившимися плечами, я пошел прочь, не оглядываясь. Позади неистовствовали Тени, железный голем с грохотом крушил всё вокруг, а дом горел, как моя жизнь. Никто меня не преследовал.

Я не знал, что буду делать дальше. Просто оставлял за спиной остывающее тело учителя, свою первую любовь и дом, который почти стал моим родным, и растворялся в ночи — ведь именно в ней место черному шаману.


Автор: Runny

Источник: ffatal


Текущий рейтинг: 63/100 (На основе 74 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать