(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Преследуемый (У. Макинтош)
Она, как и прочие зомби, бесцельно брела по тротуару, и ее дерганая, скачущая походка резко выделялась на фоне плавных шагов живых. Девочка лет шести-семи походила на уроженку Индии, ее потрепанную одежду покрывал слой грязи и пыли. Прохожие, не замечая ее, тем не менее обходили стороной.
Поначалу я не обратил на нее особого внимания — решил, что тот, кого она преследует, уехал на машине и она потихоньку догоняет его со свойственным мертвым упорством. Стоял теплый летний полдень, дело было в центре, и я сидел на открытой площадке кофейни под названием «Дерганый Джо». До начала учебного года оставалось еще несколько недель, и я никуда не торопился.
Я вернулся к рукописи, которую читал, и думать забыл о трупе, пока краем глаза не заметил, что она стоит у моего столика. Я глянул на нее, оглянулся через плечо и снова перевел взгляд на девочку. И тут я понял. Большие, безжизненные карие глаза смотрели на меня. Будто она заявляла на меня права. Но такого не могло быть! Я ждал, что она вот-вот уйдет, но девочка не двигалась с места. Я поднял чашку кофе и, не донеся до рта, трясущейся рукой поставил обратно.
За соседним столиком, положив ноги на свободный стул, удобно расположилась женщина в зеленом льняном платье. Она кинула на меня пренебрежительный взгляд поверх книги в мягкой обложке. Когда наши глаза встретились, она снова уткнулась в книгу.
Я вскочил на ноги. Стул заскрежетал по асфальту, а едва отпитый кофе расплескался по столу. Я укрылся в относительной безопасности припаркованной машины и в зеркало заднего вида наблюдал, как труп ковыляет в моем направлении. Возможно, произошла ошибка и девочка пройдет мимо. В отличие от пожирающих бензин монстров, на которых разъезжало большинство преследуемых трупами, мой «зеленый вольво» работал на водородных топливных элементах — более экономичной марки я просто не мог себе позволить. Как же я подцепил труп? Я опустил стекло и выжидал.
Девочка подошла поближе, я слышал, как она шаркает ногами по тротуару. Она остановилась футах в трех от машины и повернулась ко мне. Круглое детское лицо, крохотный подбородок под безвольно раскрытым ртом… Она была такой маленькой.
Я завел мотор и выехал с парковки, едва не задев другую машину. В боковом зеркальце я увидел, как мой труп терпеливо ковыляет по тротуару, следуя неведомому компасу, при помощи которого мертвые выслеживают тех, на кого заявляют права.
Каждые несколько минут я отодвигал занавеску, чтобы посмотреть, идет ли она. И наконец увидел, как она шагает с опущенной головой по краю тротуара. Девочка свернула на дорожку к моему дому, задела ногой трещину на асфальте, споткнулась и с трудом восстановила и так непрочное равновесие. На негнущихся ногах преодолела три ступеньки крыльца и остановилась перед дверью. Я опустил занавеску и запер дверь на задвижку.
И позвонил Дженне.
— У меня труп, — заявил я без предисловий, когда она сняла трубку.
— Боже мой, Питер! — На другом конце провода возникла долгая пауза. — Ты уверен?
— Она стоит на моем крыльце! — закричал я. — Я вполне уверен, что она моя.
— Ничего не понимаю. За что тебе труп?
— Не знаю. Не могу поверить. Я просто не могу поверить!
Дженна утешила меня тем, что перечислила все пункты, по которым я выгодно отличался от прочих обладателей трупов. Потом она сменила тему, но у меня не было настроения обсуждать университетские дела и обычную ежедневную чепуху, так что мы договорились пообедать вместе, и я закончил разговор.
В надежде отвлечься я включил телевизор. Нашел биржевые сводки. Индекс Доу Джонса вырос почти на три процента, котировки ценных бумаг поднялись на два. Я переключился на новости. На фоне ряда недавно возведенных ветряков президент давала интервью по поводу отказа от подписания третьего Киотского протокола.
«Мы делаем все возможное в целях предупреждения глобального потепления, — заявила она в камеру. — Но мы не позволим другим странам оказывать на нас давление. Американский стиль жизни останется неизменным».
Бла-бла-бла. Даже при том, что операторы старательно выбирали ракурсы, камеры показывали несколько сотен ее трупов, отгороженных от президента шеренгой телохранителей в синих костюмах. Тощенький черный мальчуган лет четырех-пяти, с раздутым, как футбольный мяч, животом, пробрался в щелку между телохранителями и заковылял к президенту. Один из агентов тут же подхватил его и вернул в толпу трупов. Но бережно — действующая администрация не хотела давать «Международной амнистии» лишних поводов для протеста.
Я попытался утешиться видом президентских трупов. Их у нее было восемьдесят или девяносто тысяч; они стояли плотной, двадцатифутовой ширины стеной у ворот Белого дома, и каждый день их количество увеличивалось.
Потом я немного полистал каналы. Странно, но большинство передач показывали мир без трупов. На ток-шоу, в полицейских и комедийных сериалах трупы появлялись крайне редко — персонажи ходили по улицам, работали, встречались с друзьями, и никого из них не сопровождал труп. Я с трудом мог представить себе те времена, когда мы жили без них.
Я снова отодвинул занавеску и посмотрел на неподвижно стоящую на моем крыльце девочку. Я просто не мог сдержаться. Может, мне удастся обнаружить на ней какую-то подсказку, которая поможет понять, кто она такая и отчего умерла. Доказательство, что небесная канцелярия совершила ошибку, когда послала ее мне.
Я открыл дверь, и девочка зашла в дом. От ее босых ног на деревянном полу оставались грязные следы.
— Посмотри вокруг, у меня не так уж много вещей. — Я провел ее по дому. — Солнечные батареи, люминесцентные лампы. Я покупаю только подержанную мебель.
Она даже не взглянула на мебель, а продолжала смотреть на меня.
— Я стараюсь покупать местные продукты. Я голосовал за «Единый мир».
По-прежнему ничего. Я осмотрел комнату в поисках новых доказательств.
— Что я сделал? — спросил я ее пустые глаза. — Скажи мне, что я сделал!
Она была симпатичным ребенком. Я представил ее смеющейся, бегущей, играющей в «классики» на тротуаре, как любила в свое время играть моя сестра. Я представил, как она пьет бурую воду из грязной жестяной кружки, лежит в кровати, умирая от тифа или дизентерии. А может, кровать была слишком дорогим удовольствием для ее семьи — может, она умерла на соломенной подстилке в углу грязной хижины. От несправедливости во мне поднималась волна знакомого гнева.
Девочка стояла передо мной совершенно бесшумно. Она не двигалась, не дышала. Она будет со мной до конца моих дней. Как мне жить дальше?
Я присел на краешек глубокого кресла в гостиной. Девочка встала передо мной на расстоянии вытянутой руки и уставилась на меня. Наконец-то я смог хорошенько ее рассмотреть. Тощие ноги с костлявыми коленками. Коричневые ступни. Длинные темные волосы с застрявшими веточками и листьями. На красных перепачканных шортах красовался спереди единственный карман. Я протянул руку и невольно поморщился от прикосновения к холодному, твердому телу, но порылся двумя пальцами в кармане. Там лежала пуговица, блестящая новая пуговица серого металлического цвета с бирюзовыми прожилками. Я повертел ее в руке, потер прохладную гладкую поверхность — если маленькая девочка никогда не держала в руках Барби, она вполне могла носить ее с собой как игрушку.
Я взял девочку за запястье, повернул ее грязную ладошку кверху, вложил ей в руку пуговицу, сомкнул ее пальцы и осторожно отпустил. Пуговица со стуком упала на деревянный пол.
— Она здесь? — спросила Дженна.
В ответ я кивнул. Мой труп стоял за дверями ресторана и смотрел на меня через стекло. Надо было выбрать ресторан подальше от дома, чтобы успеть поесть прежде, чем она нагонит меня.
— Не смотри на нее, — прошептала Дженна.
Пожилая пара на выходе распахнула дверь, и мой труп, на который никто не обращал внимания, зашел внутрь. Люди смотрели на нее невидящими глазами — так реагируют даже не на бродячую собаку, а на бревно или порыв ветра.
Она встала передо мной и снова уставилась на меня, и я знал, что красивая пуговица надежно спрятана в ее кармашке. Дженна продолжала есть, будто ничего не случилось, хотя я видел, что она украдкой поглядывает на мой труп. Я подцепил на вилку немного спаржи в лимонном соусе, прожевал и проглотил, с трудом протолкнув через комок в горле.
В ресторане находились и другие трупы, около десятка. Двое стояли возле бара, их лица в приглушенном свете ламп с цветными стеклянными абажурами терялись в тенях, но их грязные обноски резко выделялись среди отутюженных брюк, белых рубашек и полированного дерева. Приятную, хорошо одетую тридцатилетнюю пару сопровождало трое трупов; они стояли у их столика как личные официанты: сгорбленный старик-азиат, двенадцатилетняя негритянка и пятилетняя девочка, которая выглядела как родная сестра моей. Подумать только, чтобы набрать столько трупов, эти двое должны жить как бездумные свиньи!
Дверь снова открылась, и в ресторан вползла девочка-младенец; она едва успела убрать ногу прежде, чем дверь захлопнулась. Голая девочка напомнила мне черепаху — она ползла так же неуклюже и дергано. Покряхтывая, она с трудом доползла до пары с тремя трупами, хлопнулась на попу и уставилась на женщину. Та продолжала есть стоящую перед ней паэлью (ресторан прекрасно готовил это блюдо), а когда мужчина что-то ей сказал, засмеялась, прикрывая рот рукой.
Краем глаза я заметил (или мне показалось), что мой труп бросил взгляд на мою тарелку. Я быстро обернулся и уставился на нее. Тусклые глаза девочки не отрывались от моего лица.
— Что случилось? — спросила Дженна. — Не смотри на нее! — прошипела она, будто я прилюдно поковырял в носу. — Что? Что стряслось?
— Готов поклясться, что она только что посмотрела в мою тарелку.
— Давай закажем десерт пополам? — предложила она.
Я начал сомневаться, а не привиделся ли мне тот быстрый, укромный взгляд. Вполне может быть.
— Закажи себе, — ответил я. — Я наелся.
Я отложил вилку. К лососю я даже не притронулся.
Вернувшись домой, я сел за кухонный стол и выписал Всемирному фонду по борьбе с голодом чек на три тысячи долларов. Обычно я отсылал им около пятидесяти. Три тысячи дались мне нелегко, но я мог себе это позволить. Подняв голову, я вздрогнул, когда увидел в кухонном окне лицо. Ее лицо. До сих пор она стояла у входной двери, где не было окна. Видимо, она что-то понимала. Девочка смотрела на меня, не моргая. Она вообще не моргала, я заметил и раньше, но только сейчас полностью это осознал.
Я засунул чек в конверт и внезапно понял, что держу его так, чтобы труп мог его видеть. Меня терзали сомнения — неужели передо мной стоит маленькая девочка и она понимает, где находится и что с ней происходит, или же от нее осталась лишь пустая оболочка?
Я порвал чек и выписал другой, на десять тысяч. Такую сумму мне будет нелегко сэкономить, но я встал и пошел к почтовому ящику. Стояла прекрасная ночь: на небе светила полная луна, оглушительно трещали цикады. На другой стороне улицы, через два дома от меня, труп высокого худого негра присел на корточки, заглядывая одним глазом в щелку опущенных жалюзи. Мой труп обошел дом, пробираясь по пояс в траве и местных сорняках (еще одно доказательство моего ответственного отношения к экологии, еще одна причина, что труп послали мне по ошибке), и нагнал меня по пути обратно. Она следовала за мной до входной двери. Я захлопнул ее перед носом девочки.
На следующее утро я поднялся рано после практически бессонной ночи. Я поднял занавеску и увидел ее круглое личико. Ее роста хватило только на то, чтобы над подоконником торчали глаза и нос.
— Черт!
Я стукнулся лбом о раму и проглотил сдавленный стон. Я действительно надеялся, что сумею откупиться от нее.
— Отвяжись же от меня наконец! — крикнул я через закрытое окно и задернул штору.
Моясь в душе, я представлял, как мой труп терпеливо ждет на улице. И почему мне не попался мужчина, беззубый старик? Учебный год неумолимо приближался. Через пять дней мне предстоит читать первую лекцию. Я не мог себе представить, как буду преподавать с неотрывно смотрящим на меня трупом.
Ни один из студентов не привел с собой труп, так что на утренней лекции мой оказался единственным. Студенты вежливо обходили ее взглядами, хотя она стояла в каких-то трех футах от меня, задрав голову и не отрываясь от моего лица, пока я знакомил класс с расписанием.
Рука с конспектом тряслась от стресса и усталости. Предыдущим вечером я довел себя почти до истерики, выпил четыре или пять бокалов, чтобы приглушить переживания, и долго не мог решить, что же мне надеть. Поначалу я собирался одеться как можно проще, в джинсы и футболку, чтобы показать, что я обычный человек, живу просто и не заслуживаю трупа. Но вдруг студенты разгадают мой план и решат, что я склонен к показухе? В конце концов я остановился на черных джинсах и белой рубашке — той самой, что была на мне, когда впервые появился мой труп. Скромно, но со вкусом, как я и предпочитал одеваться.
Когда я начал лекцию, положение ухудшилось. Обычно во время лекции я расхаживаю по подиуму, и сейчас девочка ходила за мной по пятам, делая на каждый мой шаг два своих ковыляющих. От шарканья ее ног по линолеуму у меня заломило зубы. Я терпеть не могу, когда босые ноги шаркают по грязному полу, так же как некоторые люди терпеть не могут, когда проводят гвоздем по стеклу, или не могут притронуться к вате. Я перестал ходить.
Я никак не мог собраться с мыслями, спотыкался на словах, а когда я встретился взглядом с одной из студенток, она тут же отвела глаза, сделав вид, что записывает, хотя я не сказал ничего важного. Я с трудом выдавливал связные предложения, не говоря уже о важных.
Сам того не заметив, я перевел взгляд на труп, будто читал лекцию ей одной. Она смотрела на меня. С трудом я оторвался от ее лица и уставился на голую белую стену; тут я осознал, что снова хожу и девочка ходит за мной — шарк, шарк, шарк, — дергаясь, как… как кто? Как мертвый ребенок.
Я отпустил класс пораньше и как в тумане направился к кабинету, усталый, мучимый похмельем и не понимая, как я переживу дневную лекцию. Девочка изо всех сил старалась не отставать: я слышал за спиной ее шарканье.
Меня охватила злость, и я развернулся, ткнул в нее пальцем и открыл рот. Ее взгляд на миг опустился к моей груди и тут же снова прилип к лицу. Но на сей раз я не сомневался в увиденном. Она опустила глаза, и они были почти — не полностью, но почти — осмысленными.
— Я видел! — заявил я, снова ткнув пальцем.
Стоя в коридоре у кабинета, я ругался с трупом. Джек высунул лысую голову из своей двери, посмотрел на нас и опять скрылся.
В смущении я нырнул в свой кабинет, но оставил дверь приоткрытой для нее.
— Скажи мне, что я сделал! — уставившись на нее сверху вниз, заорал я, наклонившись и приблизив свое лицо к ее. — Я хороший человек! И не заслуживаю тебя!
Я хотел, чтобы она сфокусировалась, посмотрела на меня, услышала мои слова. Но мне удалось увидеть только маленький розоватый язычок, а за ним темноту.
Я схватил со стола ониксовую статуэтку Будды и запустил в стену поверх ее головы. Статуэтка врезалась в стеллаж, разбила застекленную фотографию стадиона «Янки», с полок посыпались книги.
— Господи! Ты в порядке? — крикнул Джек.
Я поднял компьютерный монитор и грохнул его об пол у ее ног. Монитор треснул, сверкнули искры. Тут меня обхватили чьи-то руки: я даже не заметил, как Джек оказался в кабинете, но теперь он держал меня за плечи.
— Успокойся, успокойся! — кричал он.
Я пытался вырваться. Даже не знаю, что бы я сделал, если бы мне это удалось. Очень надеюсь, что моим намерением не было ударить ее по голове клавиатурой. Изо всех сил я рванулся из рук Джека. Затрещала разрываемая рубашка.
— Тихо, тихо, — приговаривал мне на ухо Джек. — Все в порядке, все хорошо, тихо.
Я заплакал. Джек держал меня, пока я не обмяк, потом ослабил хватку, еще немного посидел со мной в обнимку и отпустил.
Мы с Джеком не слишком хорошо знали друг друга; этот факт только придавал ситуации сюрреализма, когда я стоял в своем разгромленном кабинете и рыдал. Сквозь слезы я заметил пуговицу на полу у ног моего трупа. В странном оцепенении я нагнулся и поднял ее. Ее пуговица — серая, с бирюзовыми прожилками. Никаких сомнений. Но как она выпала из кармана?
— Мне кажется, что рубашке уже ничем не поможешь, — извиняющимся тоном произнес сзади Джек.
Я посмотрел на рубашку. Шов на одном рукаве разошелся, и рубашка висела на мне наполовину расстегнутая, нескольких пуговиц не хватало.
Наверное, мы редко рассматриваем наши пуговицы, хотя застегиваем и расстегиваем их по тысяче раз. На моей рубашке красовались серые, металлического цвета пуговицы с бирюзовыми прожилками. Довольно необычные. Они выглядели менее яркими и новыми, чем пуговица моего трупа, поскольку рубашку уже несколько раз стирали.
Я бережно взял руку девочки и повернул ее, провел пальцами по маленькой ладошке, подушечкам пальцев. Мозоли. Совсем не похоже на руки ребенка, который часто играет в «классики».
— Все живы? — В дверях стояла Мэгги из дальнего кабинета.
За ней двое наших коллег вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что произошло. На нашей кафедре редко происходило что-то интересное; иногда сюда заглядывал разгневанный студент, но раньше здесь никогда не падали со стен картины и не взрывались мониторы.
— Все нормально, — ответил Джек.
Я понял, насколько он хороший человек. Все еще стоя на коленях, я рассматривал пуговицу красными от слез глазами.
Толпа разошлась; за ними тащились два трупа.
Джек наклонился, обнял меня за плечи.
— Ты пришел в себя?
Я кивнул.
— Вряд ли я смогу понять, как ты сейчас себя чувствуешь, но думаю, что ужасно.
Я кивнул.
— Если захочешь поговорить, заходи.
Я кивнул в третий раз. Он похлопал меня по спине и ушел.
Приближалось время моей дневной лекции. В нижнем ящике стола я держал свитер для тех случаев, когда кондиционер включали на полную мощность. Я натянул свитер поверх порванной рубашки, и, когда просовывал голову в ворот, мне показалось, что мой труп глянул на пуговицу на полу.
Я Нагнулся, поднял пуговицу и положил ей в кармашек, вместе с другой, более новой и блестящей. По пути я завернул за угол к туалету и придержал дверь перед моим трупом, когда та начала закрываться. Под ее отражающимся в зеркале внимательным взглядом я умылся и причесался.
Из полотенцедержателя я выдернул несколько бумажных полотенец, намочил их под краном и вытер грязь с пухлых щек и лба моего трупа. Попытался расчесать ее волосы, что оказалось безнадежной затеей, поэтому я засунул расческу обратно в карман и вручную вытащил наиболее заметные щепки. Потом глянул на часы. Скоро начнется лекция.
Я вернулся в кабинет за материалами лекции, потом направился через светлый центральный вестибюль к широкой лестнице и начал подниматься, придерживаясь за тонкие серебристые перила. На полпути я остановился и оглянулся. Мой труп сражался со второй ступенькой. Я спустился к ней, взял ее на руки и понес вверх по лестнице.
Автор: Уилл Макинтош
Текущий рейтинг: 76/100 (На основе 28 мнений)
