(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Отбой
Содержание
Часть 1[править]
Усталый ребенок должен быть рад тому, что пора ложиться спать, но для меня это время было кошмаром. Некоторые дети жалуются, что их отправляют спать, не дав посмотреть телевизор или поиграть в компьютерные игры, но когда я был ребенком, ночного время суток действительно стоило бояться. В глубине души я боюсь его и сейчас.
Как образованный человек, я не могу поверить в то, что случившееся со мной было реальностью. В то же время я готов поклясться, что то, что я испытал в детстве, вызвало у меня подлинный ужас. Ужас, с которым, ничто иное из того, что было в моей жизни, не может сравниться. Я расскажу вам все, что смогу. Хотите - верьте, хотите - нет, но я буду рад, что смогу сбросить этот груз со своей души.
Я точно не помню, когда все это началось, но в моем сознании это связано с тем временем, когда меня переселили в отдельную комнату. Тогда мне было восемь лет, раньше мы жили в одной комнате со старшим братом, и, надо сказать, неплохо ладили между собой. Мой брат был на пять лет старше меня, и, как и следовало ожидать от мальчика его возраста, он захотел жить в своей собственной комнате. В результате мне дали комнату в задней части дома.
Эта комната была небольшой, узкой и как-то странно вытянутой. Впрочем, там было место для кровати и пары комодов. Даже в том возрасте я не жаловался на тесноту, понимая, что наш дом был небольшим, и мне ни к чему было обижаться. Моя семья была любящей и заботливой, так что мое детство вполне можно было назвать счастливым. По крайней мере, таким оно было в дневное время.
Единственное окно той комнаты вело в задний двор. В этом не было ничего необычного, но даже днем едва проникавший в ту комнату, свет казался слабым и тусклым.
Когда брату дали новую кровать, мне дали двухэтажную кровать, на которой мы спали вместе. И хотя спать одному было немного грустно, я обрадовался тому, что у меня появилась возможность поспать на втором этаже, что мне казалось гораздо более интересным.
Я помню, что уже в первую ночь у меня появилось странное чувство неловкости, медленно заползавшее ко мне в душу. Я лежал на верхней койке и смотрел на мои игрушки и машинки, разбросанные по сине-зеленому ковру. Пока в моем воображении разворачивались битвы между игрушками на полу, я почему-то стал посматривать на нижнюю полку, как будто там что-то шевельнулось. Что-то, не желавшее быть увиденным.
Кровать была пуста. На ней лежало безупречно заправленное темно-синее одеяло, частично накрывавшее две вполне безопасные белые подушки. В то время я ни о чем не задумывался. Я был еще ребенком, и звук телевизора в родительской спальни, проскальзывавший сквозь щель под дверью, омывал меня чувством безопасности и благополучия.
Я уснул.
Когда просыпаешься из глубокого сна от кого-нибудь движения или шороха, может уйти несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. Пелена сна продолжает висеть перед глазами, даже когда ты уже не спишь.
Что-то двигалось, в этом не было никаких сомнений.
Поначалу я не понимал, что это было. Была кромешная темнота, но в комнату проникало достаточно света, чтобы различить её удушливые очертания. В моей голове почти одновременно появились две мысли. Первая состояла в том, что родители были у себя в постели, поскольку в доме было темно и тихо. Вторую мысль призвал к жизни шум. Тот самый шум, который разбудил меня.
Когда мой разум, наконец, разорвал последнюю паутину сна, шум принял более знакомую форму. Иногда простейший из звуков может здорово подействовать на нервы, будь то холодный ветер, свистящий сквозь деревья, или соседские шаги, раздающиеся где-то поблизости. В данном случае, это было шуршание простыни в темноте.
Так и было: постель шуршала в темноте, словно кто-то пытался устроиться поудобнее на нижней койке. Я лежал, не имея понятия, был ли этот шум плодом моего воображения, или наш кот решил найти себе удобное место для ночлега. Только потом я заметил, что дверь в комнату была закрыта, как и тогда, когда я лег спать.
Может быть, мама заходила ко мне, и кот сумел проникнуть в комнату.
Да, все так и было. Я повернулся к стене и закрыл глаза в надежде на то, что мне удастся снова уснуть. Стоило мне шевельнуться, как шуршащий звук внизу прекратился. Я подумал, что мое движение побеспокоило кота, но вскоре мне стало ясно, что ночной гость на нижней полке был гораздо менее обыденным и более зловещим, чем пытающийся заснуть питомец.
Побеспокоенный и, возможно, разозленный моим присутствием, тот, кто спал на нижней койке, начал яростно ворочаться как истеричный ребенок. Я слышал, как шуршал бельем с возрастающей свирепостью. Меня охватило, не то слабое чувство неловкости, которое я испытывал прежде, а настоящий страх, он был сильным и пугающим. Сердце забилось, а глаза запаниковали, начав обыскивать почти непроницаемую темноту.
Я закричал.
Как многие маленькие дети, я инстинктивно позвал на помощь свою мать. В другом конце дома уже послышалось шевеление, и я уже было вздохнул с облегчением, решив, что родители придут и спасут меня. Но тут кровать стала резко трястись, как будто началось землетрясение. Белье на нижнее койке бешено затрепыхало, как будто кто-то с яростью им тряс. Я не хотел прыгать вниз, так как боялся, что тварь на нижней полке сможет схватить меня. Я остался наверху, завернувшись в одеяло, словно оно могло меня защитить. Ожидание казалось вечным.
Наконец, дверь открылась. Свет заполнил комнату, и нижняя полка, на которой ночевал мой непрошеный гость, немедленно затихла.
Я заплакал, и мать принялась утешать меня. По лицу текли слезы страха, который сменило облегчение. Несмотря на пережитый мною испуг, я не сказал ей, что меня так напугало. Я не могу это объяснить, но в тот момент мне казалось, что если я заговорю о том, кто лежал на кровати, он тотчас вернется, вызванный к жизни одним лишь упоминанием о себе. Было ли это так, я не знаю, но в детстве я ощущал незримую угрозу, совсем рядом. Она ждала, слушала.
Мать легла на пустую кровать, пообещав остаться там до утра. Со временем моя тревога уменьшилась, но я был по-прежнему беспокоен и просыпался всякий раз, когда слышал шорох простыни.
На следующий день мне хотелось куда-нибудь пойти, куда угодно, лишь бы не сидеть в этой удушливой маленькой комнате. Была суббота, и я играл с друзьями на улице. Хотя наш дом был небольшим, у нас был маленький садик. Мы часто играли там, прятались в кустах, лазили на деревья, представляли себе, что мы были путешественниками в какой-то далекой стране.
Я время от времени поворачивался к маленькому окошку, такому обычному и безобидному. Однако для меня оно было выходом из странного холодного кармана страха. На улице зеленое окружение нашего сада наполнялось улыбчивыми лицами моих друзей, но, увы, не могло погасить ползущее беспокойное чувство, от которого каждый мой волос вставал дыбом. В моей комнате кто-то был, кто-то смотрел, как я играл, ждал той ночи, когда я останусь один.
Вам это может показаться странным, но когда мои родители отвели меня обратно в ту же комнату, я ничего не сказал. Я не протестовал. Я даже не пытался придумать причину, по которой я не мог там спать. Я просто вошел в комнату, забрался на верхнюю полку и стал ждать. Взрослым я бы рассказал о своем опыте, но тогда мне казалось глупым говорить о том, что я не мог доказать. Впрочем, я бы солгал, если бы сказал, что это было главной причиной моего молчания. Я все еще чувствовал, что эта тварь пришла бы в ярость, если бы о ней только заговорили.
Занятно, что некоторые слова остаются скрытыми в глубинах разума, несмотря на свою очевидность. В следующую ночь я лежал один, напуганный, осознающий, что в окружающем меня мире что-то прогнило. Тогда-то мне и пришло в голову одно слово. Когда послышались первые случайные ворочания постели подо мной, мое сердцебиение участилось, и я понял, что на нижней койке снова кто-то был. Это слово, всего одно слово, подавленное моим сознанием, вырвалось на волю, крича и врезаясь в мой разум.
“Призрак”.
Как только я осознал это, незваный гость сразу перестал шевелиться. Постель лежала спокойно и безмятежно, но шорохи сменило нечто более отвратительное. От лежавшей подо мной твари исходило медленное, ритмичное, скрипучее дыхание. Я представлял себе, как колыхалась его грудь от этих мерзких хриплых вздохов. Я вздрогнул и понадеялся, что оно уйдет, не причинив никакого вреда.
Как и прошлой ночью, дом лежал под густым покрывалом тьмы. Тишина царила над всем, кроме зловещего дыхания моего еще невиданного соседа по кровати. Я был охвачен ужасом. Я хотел, чтобы оно ушло, оставило меня в покое.
Чего оно хотело?
Потом случилось нечто, леденящее кровь: оно пошевелилось. Оно двигалось совсем не так, как прежде. Оно вскочило с нижней койки, его движение казалось бесцельным, почти животным. Впрочем, у этого движения была цель. Этой твари, казалось, нравилось терроризировать маленького мальчика. Сдавленное дыхание чудовища становилось все громче и громче, в то время, как лишь матрас и несколько жалких деревянных перекладин отделяли меня от него.
Мои глаза наполнились слезами. По моим венам бродил страх, который нельзя передать словами. Я не верил, что этот страх мог стать еще сильнее, но я был неправ. Я пытался представить себе внешность этой твари, которая сидела внизу и рассматривала матрас, надеясь уловить малейший намек на то, что я не спал. Воображение превратилось в беспокоящую реальность. Чудовище прикоснулось к деревянным перекладинам под матрасом. Оно трогало их бережно, проводя тем, что я считал пальцами, по деревянным перекладинам.
Потом оно с огромной силой ткнуло матрас. Казалось, кто-то вонзил свои когти мне в бок. Я испустил дикий крик, в ответ чудовище принялось яростно раскачивать кровать. Кровать так сильно скреблась об стену, что с нее мне на одеяло посыпались куски штукатурки.
Комнату снова залил свет, и вошла моя мать, как всегда любящая и заботливая. Она обняла меня и сказала пару успокаивающих слов, которые утихомирили мою истерику. Она, конечно, спросила, что произошло, но я не мог, не осмеливался ответить. Снова и снова я произносил одно и то же слово.
“Кошмар”.
Все это повторялось неделями, если не месяцами. Из ночи в ночь я просыпался от шороха простыни. Каждый раз я кричал, чтобы не дать этой твари время пощупать меня. С каждым криком кровать начинала трястись, и опять все прекращалось с приходом моей матери. Она проводила остаток ночи на нижней койке, даже не догадываясь о том, какая зловещая сила мучила её ребенка.
За это время я несколько раз притворялся больным и находил причину ложиться спать в родительской постели, но чаще всего мне приходилось оставаться в одиночестве в той комнате. Наедине с той тварью.
Со временем начинаешь привыкать ко всему, даже к такому ужасу. Я начал осознавать, что по какой-то причине чудовище не могло напасть на меня, когда мать была рядом. Уверен, что то же самое можно сказать и об отце, но как бы он не любил меня, разбудить его было просто невозможно.
Через несколько месяцев я совершенно привык к ночному гостю. Только не подумайте, что я с ним подружился, я ненавидел эту тварь. Я все еще боялся её, поскольку не знал ничего о её сущности и намерениях, но был уверен в её извращенной ненависти, а, может, и влечении ко мне.
Однажды зимой мои худшие страхи воплотились в жизнь. Дни стали короче, а длинные ночи предоставили чудовищу больше возможностей. Это было тяжелое время для нашей семьи. Моя бабушка, необычайно добрая и мягкая женщина, сильно переживала смерть моего дедушки. Мама пыталась сделать все возможное, чтобы сохранить её рассудок, но болезнь, лишавшая её памяти, была сильнее. Вскоре бабушка уже не узнавала никого из нас, и стало ясно, что придется отправить её в дом престарелых.
Перед отъездом бабушка пережила несколько особенно тяжелых ночей, и мама решила остаться у нее. Как бы я не любил бабушку, и как бы не переживал из-за её болезни, до сего дня меня терзают угрызения совести за то, что я думал не о ней, а о том, что ночной гость мог узнать об отсутствии матери. Её защита казалась мне единственным, что не позволяло чудовищу терроризировать меня с полной силой.
Придя из школы, я тут же столкнул постель и матрас с нижней койки, убрал деревянные перекладины и поставил перед кроватью старый стол, комод и пару стульев из кладовки. Отцу я объяснил, что делал себе кабинет, и ему это понравилось. Будь я проклят, если бы дал этой твари место для ночлега еще хоть на одну ночь.
С наступлением темноты я лег спать, зная, что мамы дома не было. Я не знал, что делать. Единственным импульсом было залезть к ней в шкатулку и взять маленькое семейное распятье, которое я там раньше видел. Моя семья была не очень религиозной, но тогда я еще верил в Бога и надеялся, что он меня защитит. Несмотря на страх и тревогу, я вскоре заснул, крепко сжимая в руке распятье. Я надеялся, что проснусь утром, и все обойдется без происшествий. К несчастью, та ночь была самой страшной.
Я просыпался медленно. В комнате было все еще темно. Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть окно и дверь, стены, игрушки на полках и… Даже сейчас я вздрагиваю от этой мысли, но в комнате не было слышно ни звука. Никакого шороха. Никакого движения. Комната казалось безжизненной. Безжизненной, но не пустой.
Ночной гость, незваная тварь, пропитанная ненавистью, что пугала меня по ночам, была не на нижней койке, она была в моей постели! Я открыл рот, чтобы закричать, но у меня ничего не вышло. Чистый ужас вытряс все звуки из моего голоса. Я лежал неподвижно. Раз я не мог кричать, нельзя было подавать виду, что я не спал.
Я еще не видел его, но я его чувствовал. Оно лежало под моим одеялом. Я видел его очертания, я чувствовал его присутствие, но я не смел посмотреть на него. Его вес давил на меня, это чувство я никогда не забуду. Это не будет преувеличением, если я скажу, что так прошли часы. Я лежал в темноте неподвижно, я был всего лишь напуганный маленький мальчик.
Если бы это было лето, то света не пришлось бы так долго ждать, но зимняя ночь была долгой и беспощадной. Я знал, что до рассвета оставались еще часы. По своей натуре я был терпеливым ребенком, но в тот момент я больше не мог ждать. Я больше не мог терпеть это чудовище, которое лежало так близко ко мне.
Страх полностью истощил меня, оставив лишь след от какого-либо хладнокровия. Из этой постели надо было выбираться! Тут я и вспомнил про распятье. Я сунул руку под подушку, но там ничего не было. Я осторожно двигал рукой, стараясь не делать лишних звуков, но так и не смог его найти. Или оно случайно свалилось с кровати, или, страшно подумать, его забрали у меня из руки.
Оставшись без распятья, я потерял всякую надежду. Даже в те годы я знал, что такое смерть, и страшно боялся её. Я знал, что я умру прямо в своей постели, если ничего не с сделаю. Надо было выбраться из комнаты, но как? Спрыгнуть с кровати в надежде на то, что успею добежать до двери? Что если оно быстрее меня? Или, может, мне следовало осторожно спуститься вниз, не потревожив своего зловещего соседа?
Заметив, что оно не двигалось, когда я искал распятье, я пришел к очень странной мысли.
Что если оно спало?
С тех пор, как я проснулся, оно не очень-то и громко дышало. Возможно, оно отдыхало, думая, что ему, наконец, удалось поймать меня. Что я был у него в руках. Возможно, оно просто игралось со мной, и теперь, после бессчетных ночей, оно прижало меня к матрасу, и даже моя мать не могла меня спасти. Может, оно, как хищный зверь, сохранило свою добычу, чтобы прикончить её в самый последний момент.
Я старался дышать, как можно тише, и, собирая по крупицам все свое мужество, я вытянул правую руку и принялся медленно стягивать с себя одеяло. От того, что я под ним обнаружил, у меня чуть не остановилось сердце. Я не видел его, но когда моя рука сдвинула одеяло, она на что-то наткнулось. Что-то гладкое и холодное. Что-то, напоминавшее костлявую руку.
В ужасе я задержал дыхание, уверенный в том, что оно знало, что я проснулся.
Ничего.
Оно не двигалось, оно, словно, умерло. Через несколько секунд я осторожно запустил руку еще дальше под одеяло и нащупал тощую, убого сформировавшуюся руку. Движимый любопытством, я двинул рукой еще дальше и обнаружил непропорционально огромный бицепс. Рука была вытянута, лежа у меня на груди, её кисть лежала у меня на плече, как будто оно схватило меня, когда я спал. Я понял, что если я хочу вырваться из лап этого существа, то мне придется сдвинуть эту омертвевшую конечность.
Не знаю, почему, но ощущение рваных лохмотьев на плече ночного захватчика заставило меня остановиться. Страх снова раздулся в моих груди и желудке, когда я отдернул руку, нащупав густые просмоленные волосы.
Я не смог заставить себя потрогать его лицо. И по сей день я не знаю, как оно выглядело.
Боже мой! Оно шевельнулось!
Оно шевельнулось. Это движение было почти незаметно, но захват на моем плече и поперек туловища тут же усилился. Я не пролил ни слезинки, но как же мне хотелось плакать! Его рука словно обвилась вокруг меня, прижав меня к прохладной стене, возле которой стояла кровать. Это было самое странное из всего, что случалось со мной в той комнате. Я понял, что эта отвратительная тварь лежала на мне не полностью. Она высовывалась из стены, как паук из своего логова.
Внезапно его захват превратился в сжатие. Оно дергало и теребило мою одежду, как будто боялось, что скоро упустит свое преимущество. Я боролся с ним, но его истощенная рука была слишком сильной. Его голова высунулась из-под одеяла, дергаясь и извиваясь. Я понял, что оно пыталась затащить меня сквозь стену. Я боролся за свою драгоценную жизнь, мой голос вернулся ко мне, и я закричал, но никто не пришел.
Тут я понял, почему оно так яростно пыталось утащить меня именно тогда. Через окно, казавшееся таким мрачным снаружи, в комнату пробивалась надежда – первые лучи солнца. Я продолжал бороться, зная, что если я смогу выстоять, то оно скоро исчезнет. Пока я боролся, этот паразит извивался, постепенно поднимаясь с моей груди, его голова высовывалась из-под одеяла, хрипя, скрипя и кашляя. Я не помню, как оно выглядело, помню только его дыхание, зловонное и холодное как лед.
Как только солнце взошло над горизонтом, волна света омыла это мрачное место, мою удушливую комнату.
Я потерял сознание, когда костлявые пальцы обвились вокруг моего горла, пытаясь выдавить из меня жизнь.
Я проснулся, когда в комнату вошел отец и предложил мне позавтракать. Я пережил самое страшное из всего, что случалось со мной в жизни. Я отодвинул кровать от стены, оставив возле нее только мебель, которая, как я считал, должна была помешать чудовищу забрать меня.
Несколько недель обошлись без происшествий. Только однажды, в холодную жгучую ночь, я проснулся от шума трясущейся мебели, стоявшей на месте кровати. В то же мгновение шум прекратился, и я был уверен в том, что слышал постепенно удалявшийся хрип, исходивший из стены.
Я никогда и никому не рассказывал эту историю. Даже сейчас я просыпаюсь в холодном поту от шороха простыни или хрипа, вызванного простудой. Я, конечно, никогда не сплю на кровати, стоящей возле стены. Считайте это суеверием, если хотите, но я не верю в такие логичные объяснения, как сонный паралич, галлюцинация, или слишком яркое воображение. На следующий год меня переселили в комнату побольше, а в ту маленькую удушливую спальню переселились родители. Они сказали, что им не нужна большая комната, достаточно и маленькой – для кровати и еще кое-каких вещей.
Там они прожили десять дней. На одиннадцатый день мы переехали.
Часть 2[править]
После того, как я рассказал о том, что я пережил в восемь лет, многие попросили меня рассказать о том, что случилось дальше. Я не сразу на это решился из-за тревожного чувства, которое появилось у меня с тех пор, как я нарушил свое молчание. Последние несколько ночей мне было нелегко уснуть. Впрочем, мой скептицизм сохранил свою гибкость, и сейчас я расскажу вам о том, что случилось со мной в другой комнате.
Эта история покажется вам короче предыдущей, ведь она произошла всего за несколько дней, но мне этого хватило.
Как вы помните, через год после того, как непрошеный ночной гость покинул меня, я переселился в другую комнату. Она была намного больше прежней, и внутри нее веяло теплотой и гостеприимством. Некоторые места были похуже. В старой комнате был спертый воздух, здесь же его не было.
К счастью, мне дали нормальную кровать, а старую разобрали и выкинули. Новая комната мне понравилась, там было много места для моих игрушек. Я был рад, что здесь было просторнее играть с друзьями, но главным моим чувством было облегчение от того, что я выбрался из той мрачной и зловещей части дома.
В первую ночь, я спал так крепко, как мне давно уже не приходилось. Конечно, я все еще отодвигал кровать от стены на несколько метров, объяснив матери, что мы с друзьями любим устраивать убежище в этом промежутке, когда играем в прятки.
На следующий день я проснулся, чувствуя свежесть и расслабленность. Когда я лежал и смотрел по телевизору свои любимые мультики, мне бросилось в глаза что-то странное. У подножия моей кровати стояло темно-коричневое кресло, настолько большое, что оно нависало надо мной. Оно было старое и изношенное, когда-то его нам отдал мой двоюродный брат, но оно и тогда было не в лучшем виде. В самом кресле не было ничего необычного, но я мог поклясться, что когда я ложился спать, оно стояло спинкой к кровати. Теперь же, в холодном свете дня кресло было явно повернуто сиденьем ко мне. Я решил, что пока я спал, его развернул кто-то из родителей. Возможно, они искали что-то, что осталось в моей спальне после того, как мы поменялись комнатами.
Вторая ночь не была такой спокойной. Было около одиннадцати вечера, и я слышал звуки телевизора из родительской комнаты. В комнате было темно, только через окно светил слабый огонек уличного освещения. Мне было хорошо. Хорошо, пока я не услышал тихий, но узнаваемый звук.
Сперва я подумал, что это был звук моего собственного дыхания, но задержав его на секунду, я обнаружил, что звуки чьих-то вздохов и выдохов не прекратились. Они продолжались ритмично и непрерывно.
Я лежал в темноте, но поскольку я уже успел оправиться от ужаса, пережитого в старой комнате, я еще не испугался. Звук дыхания был таким далеким и непохожим на хрип твари в стене, что я сумел сохранить спокойствие. Даже в том возрасте я понимал, что это могло быть не более, чем игрой моего воображения.
Однако я все же встал из постели, прошел через комнату и включил свет. Звук прекратился. Я посмотрел на старое кресло, стоявшее неподалеку от моей кровати и повернул его в другую сторону. У меня не было на то причин, но в том, что оно так стояло, было что-то пугающее.
В третью ночь я уже не был таким бесстрашным. Я снова проснулся в темноте. Лежа на спине, я смотрел в потолок, который, казалось, впитывал в себя тусклый оранжевый свет уличных фонарей. Дерево, стоявшее у моего окна, раскачивалось от слабого ветерка, разбрасывая множество причудливых теней у меня по комнате.
Я ничего не слышал, кроме далекого гудения машин на улице. Я почти снова заснул, но тут раздался этот звук. Треск возле подножия кровати, такой,как будто кто-то пошевелился и опустил свой вес на пол.
Я поднял голову, вглядываясь в темноту, но не увидел ничего странного. Все было таким же, как при свете дня, ничего необычного. Я окинул взглядом всю комнату: на полу валялись какие-то комиксы, у стены стояли еще нераспакованные коробки, кресло было все так же отвернуто от моей кровати. Ничего страшного не было.
Теперь я совершенно проснулся и подумал, не включить ли мне телевизор. Конечно, мне бы пришлось сделать звук потише, чтобы мой брат, спавший в соседней комнате, не услышал и не заставил меня выключить.
Стоило мне приподняться, я снова его услышал. Низкий скрип, который сопровождало тишайшее из движений. Я снова осмотрел комнату. Тускло-оранжевые тени, отбрасываемые листьями за моим окном, приобрели более зловещие очертания.
Я все еще не видел причин бояться. Я смотрел на кресло у противоположного конца моей кровати и не замечал ничего странного. Разуму, порой, нужно некоторое время, чтобы понять то, что он только что увидел. Время, необходимое, чтобы осознать весь ужас происходящего.
Да, я смотрел на то старое кресло в темноте, но я также смотрел на того, кто в нем сидел!
В тусклом свете я увидел лишь очертания его головы, все остальное скрывала спинка кресла. Я сидел неподвижно, смотрел, молился, надеялся, что мои глаза были обмануты темнотой. Прозвучал медленный скрип от того, что оно шевельнулось, сидя на своем ветхом троне, и от этого звука у меня заледенела кровь. Это был вовсе не обман зрения.
Потом оно сдвинулось вправо. Я понял, что оно повернулось, чтобы посмотреть на меня. Его было нелегко различить, ведь даже в темной комнате, оно казалось темнее всего остального. Я увидел, как что-то, напоминавшее длинные пальцы, проскользнуло над вершиной кресла, затем появилась другая рука. В комнате было все так же тихо, но от ворочания этой твари в кресле мое сердце ушло в пятки.
Сперва я мог различить только контур его лба, но потом оно приподнялось, обнажив два острых огонька, сиявших из его глубоких глазниц.
Оно смотрело на меня.
Я закричал, и в мгновение ока в комнату вошли мои мать и брат. Они включили свет и спросили, приснился ли мне плохой сон. Я сидел безмолвно, я едва узнал их, напряженно глядя на теперь уже пустое кресло.
В той комнате я провел всего несколько дней, прежде чем мы внезапно переехали. В течение оставшихся ночей я ничего не видел, и только в последнюю ночь я проснулся от теплого воздуха чьего-то дыхания в моем ухе. Я выскочил из кровати и включил свет. Медленное ритмичное дыхание кого-то невидимого продолжалось, и оно было громче прежнего. Остаток ночи я провел на диване в гостиной.
Два года спустя, я крепко спал в своей кровати, в нашем новом доме. Больше не было никаких происшествий, и я уже решил, что все мучившие меня странности были позади.
Впрочем, мне оставили один прощальный подарок. У моих мучителей (я убежден, что тварь в кресле и тварь из старой комнаты не были одним и тем же существом) еще остался один сюрприз. Подобно животным, стерегущим свою территорию, они полностью не выпускали меня из своего захвата.
В тот последний ужасающий момент я ощутил присутствие одной из этих тварей. Напомню, что я крепко спал, два года спустя после тех ужасов. Мне приснился кошмар, и я был счастлив проснуться в тишине и покое своей постели. В комнате было темнее, чем обычно. Я вздохнул с облегчением, как делают все, кто просыпается от страшного сна.
Но в комнате было так темно.
Я ничего не видел, как будто что-то полностью заглушило свет. Я усмехнулся, решив, что я, наверное, случайно натянул себе на голову одеяло. Одеяло было прохладным, но воздух был немного потеплее, он был почти удушающим. Я собирался вылезти из под одеяла, чтобы глотнуть свежего воздуха, но тут я услышал его. Услышал его в последний раз.
Ритмичное дыхание твари, сидевшей у меня в ногах.
Страх охватил меня, за ним последовали ярость и отчаяние. Почему меня не оставят в покое? Потом я сделал нечто особенное. Я решил заговорить с ним. Может быть, это чудовище и не хотело навредить мне, может быть, оно не знало, какой ужас оно у меня вызывало. Разве маленький мальчик не заслуживает немного жалости?
Когда дыхание усилилось и приблизилось, я заплакал. Я чувствовал его присутствие с другой стороны одеяла. Его дыхание нависло надо мной как порыв душного зловонного ветра
Сквозь слезы я произнес всего два слова, которые должны были положить всему этому конец:
- Пожалуйста, хватит.
Дыхание изменилось, оно стало живее и быстрее. Я слышал, как рядом со мной что-то шуршало, приближалось ближе. Потом оно отошло, сперва обратно к подножию кровати, потом медленно через всю комнату. Затем оно вышло в коридор и исчезло.
Отчасти я плакал, отчасти радовался. Я все еще лежал в темноте. накрывшись с головой одеялом. Вы можете назвать это своего рода победой, но это не так. Если эти твари действительно существовали, я без тени сомнения могу сказать, что их намерения были самыми извращенными и пронизанными злобой. Обычно я так не говорю, но они были самым близким к тому, что я бы назвал чистым злом.
Откуда мне знать? Сейчас скажу. Через несколько секунд после того, как та тварь покинула дом, что-то тяжелое обрушилось на меня, с силой натягивая одеяло на мое лицо. Я чувствовал, как огромная рука с длинными тонкими пальцами пыталась обернуть одеяло вокруг моей головы. Её пальцы врезались в меня, как ножи. Мне удалось выскользнуть в промежуток между кроватью и стеной, и я с криком выбежал из своей комнаты, немедленно разбудив всю семью.
Даже не сомневайтесь, эта тварь хотела удушить меня, удушить до смерти.
Часть 3: Страхи становятся явью[править]
Несколько дней назад я опубликовал две кошмарные истории из моего детства, наверное, вам лучше прочитать их, чтобы понять, что со мной случилось. Я долгие годы хранил молчание, охваченный ужасом, что если я проговорюсь, то эти твари найдут меня и снова разрушат мою жизнь.
Во имя здравого разума я заглянул в лицо этим страхам и попытался разогнать эти мучительные воспоминания, разделив их с другими. Я пытался разоблачить их, доказать всем, что они были не более, чем иллюзиями напуганного ребенка. Всю свою жизнь я придерживался скептицизма и рациональности, но этим утром у меня появилось настоящее физическое доказательство. Я не знаю, что именно оно доказывает, но я не могу его игнорировать. Кажется странным то, что те последние несколько дней, прошедших с тех пор, как я нарушил свое молчание, были настолько заполнены опасением и несчастьем, что я уже не могу найти логического объяснения.
После того, как я разделил с вами воспоминания о своей детской травме, меня начало преследовать давящее чувство неудобства. Поначалу я приписывал этот страх тому, что рассказывая свою историю, я был вынужден мысленно пережить заново те ужасные события, но теперь я понимаю, что все не так просто. С каждым днем приближение беды поглощает каждую мою мысль.
Я сплю спокойно, но сон не приносит мне покоя. Утром я просыпаюсь и чувствую, будто не спал уже сто лет. В первые несколько ночей со мной не случилось ничего пугающего, никаких визитов от нежеланных гостей, никакого хриплого дыхания, доносящегося из стен моей спальни. Но, тем не менее, я не могу избавиться от до боли знакомого чувства, что я не один.
Поймите правильно, я не видел, не слышал и не чувствовал ничего сверхъестественного в своей комнате, но каждый день и каждую ночь я ощущаю нечто неуловимое, крадущееся на границе моего восприятия. Чувство, словно что-то приближается, подобно тому, как волна воздуха в подземном тоннеле предупреждает о приходе огромного чудовища, пугающего, но ожидаемого.
С каждым днем это чувство росло, подобно раковой опухоли пробираясь все глубже в мой разум. Я пытался отвлечься, сосредоточиться на разных проектах, заполнить свой мозг какими-то мыслями, несвязанными с кошмарами прошлого, но все было тщетным.
Моя тревога достигла момента, когда я не мог думать больше ни о чем. Надо было что-то делать! Я несколько лет изучал психологию в университете, и я знал, что тревога – это результат потери контроля, и единственный способ её победить, это побороть себя, что я и собирался сделать. Можете назвать это глупостью, но я решил отправиться назад в тот дом, где произошли те ужасные события. Я собирался заглянуть в лицо этим воспоминаниям и доказать, что они были полной чушью.
Поездка заняла несколько часов, но они были полны оптимизма. Я был уверен в себе и даже счастлив. Я держал все под контролем, и ничто в этом мире не могло опровергнуть мысль о том, что место, которого я боялся всю жизнь, было всего лишь обычным безобидным домиком в пригороде.
Радостно преодолевая деревенские дороги, а затем и автомагистраль, я наконец добрался до города. Улицы постепенно становились знакомыми. Воспоминания об играх с соседскими ребятами обрушились на меня потоком. Вот парк с моей любимой горкой, вот поле, на котором мы играли в футбол, вот школьный двор, где мы с друзьями играли в парке.
Я шел сквозь эти воспоминания как блудный сын, вернувшийся домой. Я даже не заметил, как оказался на улице, где я раньше жил. Дорога была длинной, но в конце концов она привела меня к резкому слепому повороту. Это был старый район, построенный еще до эры автомобилей, оттого-то местные улицы и были такими узкими, что возникало нечто вроде клаустрофобии. Казалось, будто дома с обеих сторон дороги косо поглядывали на прохожих.
Я замедлил машину и принялся разглядывать каждый дом, мимо которого я проезжал. Все они выглядели одинаково, как будто носили униформу. Вдруг мое сердце забилось быстрее, а по коже пополз мороз: это был тот дом! Был уже вечер, и улица была тихой, почти одинокой. Я осматривал это место и поражался тому, как такой обыкновенный дом мог нагонять на меня столько страху.
Сперва я хотел просто посмотреть на дом издалека, чтобы убедиться, что это обычная материальная постройка, в которой нет ничего зловещего. Но припарковавшись, я сделал глубокий вдох, и не успев понять, что вышел из машины, я уже шел к тем старым металлическим воротам, почерневшим от возраста, чья зеленая краска облупилась, не обнажив ничего, кроме ржавчины. Я коснулся ворот рукой и, преодолев едва ощутимую дрожь, распахнул их.
Идя по дороге, я был поражен тем, как заброшен был сад. Я подумал о том, какой хороший газон мог бы быть в этом месте, заросшем густой мозаикой сорняков, но подойдя к дому, я понял причину этого. В доме никто не жил. Снова мурашками по спине поползла тревога, но я раздавил её своей рациональной мантрой:
Самое простое объяснение всегда оказывается верным.
Я предположил, что из-за нынешнего экономического климата, дом был выставлен на продажу, а его владелец, как видно, не знал о том, как важен в таком деле внешний вид. Впрочем, оглянувшись по сторонам, я не заметил таблички с надписью «Продается». Значит, дом был забыт, заброшен и оставлен гнить.
Окна в передней части дома были настолько замызганы, что заглянуть внутрь было невозможно, но обойдя здание, я смог яснее увидеть то, что творилось внутри. Я ожидал, что дом будет совершенно пустым, но он был полностью занят, занят приметами современной жизни. Я видел телевизор в углу гостиной, кофейный столик, обложенный журналами, различную мебель, а еще две кофейные чашки, стоявшие на подоконнике, все еще полные, но покрытые плесенью. Я бы подумал, что дом был все еще обитаем, если бы не толстый слой пыли, сопровождаемый зарослями паутины.
Впечатление было такое, будто последние обитатели дома куда-то в спешке ушли и не вернулись.
Пробираясь сквозь океан травы и кустарников, я подошел к маленькому безобидному окну в задней части дома. Один вид его ужаснул меня, но это было лишь воспоминание, а вовсе не чувство того, что кто-то смотрит на меня изнутри, которое я ощущал в детстве. Я заглянул внутрь, комната выглядела пугающе знакомой. Может быть, это оттого, что комната была маленькой и узкой, но, глядя сквозь грязное стекло, я не мог избавиться от впечатления, что она ничуть не изменилась с тех пор, как я в ней спал. Кровать, комод и куча игрушек, валявшихся на полу.
Меня тотчас же охватила ярость, но я быстро стряхнул её. Комната явно принадлежала ребенку, и мысль о том, что это тварь могла ему повредить, заполнила меня глубоким возмущением и желанием защитить несчастного от этого создания.
Когда я смотрел на стену, у которой стояла кровать, у меня волосы встали дыбом. На секунду, всего лишь на секунду, мне показалось, что одеяло на кровати шевельнулось. Более того, мне послышалось, что из окна раздалось хриплое дыхание. Закрыв глаза, я повторил еще одну мантру:
Наука не должна полагаться на воображение.
Когда я открыл глаза, я не увидел ничего, кроме пустой спальни. Никаких злых духов, никаких внеземных тварей, просто комната, ни больше, ни меньше. Я вздохнул с облегчением, впервые за несколько дней мне было ясно, что все в порядке. Вы можете сказать, что я выдавал желаемое за действительное, но я твердо знал, что мне нечего бояться, кроме своего чересчур активного воображения.
Начинало темнеть, а я хотел вернуться домой до наступления ночи. Я был полон уверенности в том, что все мои тревоги остались позади, но оставалось еще одно дело. Из этого дома мы переезжали в спешке. В детстве было жалко оставлять все, что я знал, но осталась одна вещь, которая меня всегда интересовала.
В саду стояло сикаморовое дерево, которое казалось старше самого дома. Я удивился тому, что оно совсем не изменилось. Я вырос и сменил место жительства, а старое мудрое дерево все еще стояло во всем своем дружелюбии.
Думаю, у каждого ребенка было свое укромное место, где можно было спрятать все, что угодно. Это что-то вроде первого опыта самостоятельности – прятать что-то от родителей. Мой тайник находился на дереве. Наверное, я выглядел как дурак, когда с счастливой улыбкой на лице полез на дерево. Расположение ветвей несколько изменилось, но я был рад воспоминаниям о своих играх в этом укромном месте.
На полпути я остановился передохнуть. В стволе дерева было дупло. Не знаю, как оно образовалось, но именно там я прятал свои вещи. Если мне в руки попадало то, что, как я считал, мои родители сочтут недопустимым, оно тут же отправлялось в дупло. По правде сказать, большая часть этих вещей не представляла особого интереса, в основном игрушки или всякие штуки вроде петард или рогаток. У меня не было причин прятать игрушки, но в детстве иметь секреты казалось захватывающим.
В дупле было полно гниющих листьев, несомненно накопившихся там за бесчисленные осени. Несмотря на это, я залез внутрь, чтобы посмотреть, что там осталось. Я поверить не мог! Я нашел игрушку, которая лежала спрятанной все эти годы с самого нашего переезда! Я сумел нащупать пластмассу, я узнал её острые углы, но темнота и листья скрывали её от меня.
Я был так рад, потому что когда мы переезжали, я оставил одну из своих любимых игрушек – пластмассового британского солдатика времен Первой мировой войны. Я вырос на семейных рассказах о приключениях моего дедушки во время обеих войн, и хотя он скончался еще до моего рождения, я часто разыгрывал преувеличенные версии этих рассказов с этим солдатиком в роли главного героя: моего отважного дедушки. В то время дупло казалось мне идеальным убежищам для солдата.
Однако мою радость тут же сменил ужас. Меня чуть не стошнило, когда я вытащил солдата из дупла и понял, что это была вовсе не моя игрушка, это было что-то другое. То, что было спрятано среди грязи, а теперь оказалось у меня в руке, было скелетом маленького животного. Среди сжатых в моем кулаке костей были и остатки гнилой плоти и шерсти. Я чуть не потерял равновесие, когда запах разложения достиг моих ноздрей.
Я спускался вниз расстроенный. В дупле больше ничего не было, моя игрушка пропала. Наверное, её забрал какой-нибудь ребенок. Останки несчастного животного я закопал в сырой земле в саду.
Я немедленно покинул это место.
Несмотря на то, что я нашел в дупле, я чувствовал в себе силы. Я сумел осмелиться навестить это место, увидеть, насколько обыденным оно было. В то время мне нужно было всего лишь разумное объяснение.
Я попрощался со старым районом и своим дурным воспоминанием, а затем направился домой. К тому времени, как я выехал на автомагистраль, что-то начало просачиваться из глубин моего подсознания. Сперва я не обратил на это внимания, виня во всем свое воображение, но когда солнце спустилось за горизонт, во мне родилась какая-то вспышка. Мысль, которая родилась буквально ни с того, ни с сего. В ней не было никакого смысла, но ей нужно было следовать во что бы то ни стало.
Я должен был ехать домой!
Я увеличил скорость и, обгоняя машины на автомагистрали, непрерывно оглядывался, как будто меня кто-то преследовал.
Мне срочно надо домой!
Я снова увеличил скорость, словно пытался уйти от погони: 70, 80, 100 километров в час! Я рвался вперед, сигналил, кричал, пот лился с меня ручьем. Что же случилось?
Пожалуйста, помоги мне добраться до дому!
Бледный как смерть, я наконец выехал с магистрали на деревенскую дорогу, которая вела прямо к моему городу. Дорога была узкой и извилистой, а сельская местность вокруг меня была мрачной и зловещей. Дорогу передо мной обволакивала тьма. Я включил фары и вздохнул с облегчением, увидев свет, пусть и искусственный. Тревога, охватившая меня на магистрали, убавилась, но я по-прежнему смотрел в зеркало заднего вида, просто чтобы убедиться, что меня никто не преследует.
Какая глупая мысль! Чтобы кто-то гнался за моей машиной! И из-за этого я подвергал свою и чужую жизни опасности на дороге... Сумасшедший!
Сумасшедший я или нет, мне не терпелось добраться до дома. И хотя мне удалось собрать в кулак свои нервы, одиночество ночной дороги усиливало мое желание поскорее оказаться в своем городе, в своем доме, в своей постели.
Пробираясь сквозь паутину извилистых дорог, я вздохнул с облегчением, когда увидел первый уличный фонарь, знак цивилизации и границ моего города. Я остановился у своего дома и на мгновенье посидел в тишине. Эту бессмыслицу надо было прекратить! Твари, лезущие из стен, чудовища, пытающиеся меня задушить, незнакомцы, заглядывающие в окна – со всем этим безумием надо было покончить.
Завтра я начну все заново, не буду больше писать о своем детском опыте, не буду возвращаться в эти полные страха ночи. Вернусь к своей нормальной жизни, буду работать, проводить время со своей девушкой, буду верить в науку и в здравый разум.
А потом тварь, сидевшая на заднем сиденье, наклонилась, схватила меня за плечи и выдохнула струю зловонного воздуха мне прямо в затылок.
Я бросился к дверце, пытаясь нащупать замок. Страх овладел мной, он тряс меня, страх, который я так хорошо помнил, страх родом из тех лет, когда я лежал в ночи в той отвратительной комнате. Внутри машины стало холоднее, но это было ничто по сравнению с ледяными пальцами, вцепившимися мне в плечи.
Я думал, что я погибну, что на этот раз эта тварь осуществит свой замысел.
Дверная ручка щелкнула у меня в руке, и я вывалился из водительского сидения на асфальт. На долю секунды я уловил мельком нечто, сидевшее на заднем сидении. Оно напоминало старика с уродливой, извращенной улыбкой от уха до уха. К счастью, рядом никого не было, а то меня бы сочли сумасшедшим, ведь в машине никого не было. Я вынул ключи и закрыл дверцу машины.
Я еле доковылял до дому. Не буду лгать, в ту ночь я напился. Вы, может быть, помните, что я сказал, что у меня есть свидетельство, свидетельство чего-то неестественного. Вам наверно интересно, что это было. Ну, я мог бы сказать, что это были отметки у меня на плечах, от которых меня кинуло в дрожь, или, что этим утром мое окно было распахнуто, и на нем осталось нечто, напоминающее следы когтей. Но нет, больше всего меня напугало то, что я увидел, когда проснулся.
Иногда самое страшное послание оказывается самым простым. Когда я проснулся сегодня утром, у меня на груди лежал игрушечный солдатик, солдатик, которого я прятал в дупле, и которого мне вернули, перерезанным пополам.
Часть 4: Что-то страшное грядет[править]
Прошлая ночь была самой ужасной в моей жизни, и я едва могу заставить себя восстановить её в своей памяти. Недавно я рассказал вам о том, что случилось во время моего визита в дом детства. Того самого визита, который вернул к жизни мои детские страхи. Впрочем, что бы ни вытворяла мерзкая тварь прежде, я никак не мог быть готовым к тому, что случилось прошлой ночью.
Проснувшись с расчлененным игрушечным солдатиком на груди, я обнаружил, что окно в спальню было слегка приоткрыто. Рассмотрев его поближе, я понял, что окно было открыто снаружи. Щеколда была согнута таким образом, что было ясно, что кто-то воспользовался огромной грубой силой.
Посмотрев на окно с улицы, я увидел следы от инструмента, с помощью которого нежеланный гость открыл окно. Это был не лом или что-то в этом роде, следы были такими, словно их оставило лезвие старой неровной бритвы.
В доме ничего не украли, и я попытался объяснить отметины на окне как результат работы человеческих рук, а вовсе не острых как нож когтей. Однако я никак не мог объяснить солдатика, которого мне вернули таким жестоким образом. От одной мысли об этом у меня сжималось сердце.
Я знал, что это было посланием, циничной шуткой, объявлявшей о возвращении моего старого врага. Больше никакого скрытого смысла в этом, как мне тогда казалось, не было.
Все утро я осматривал каждую комнату, чтобы в очередной раз убедиться, что ничего не пропало. Я мог надеяться только на то, что тот, кто сидел на заднем сидении моей машины, просто решил в последний раз напугать меня, перед тем как сгинуть навсегда.
Может быть, здесь, вдали от моей детской спальни, он не будет так силен.
Здоровому человеку легко убедить себя, что пережитое им потрясение – всего лишь пустяк, но в тот момент я не мог себе этого позволить. Сломанная игрушка было не просто шуткой, это было предвестие. Предвестие о том, что произойдет то, чего я меньше всего хотел.
Мои мысли снова устремились к тем ужасным ночам, которые я пережил в детстве. Ко мне вернулись страх приближения ночи и нетерпеливое ожидание дня. Подобно старому безжалостному врагу, мой страх рос, пробуждая все более и более мрачные мысли о последствиях того, что я привел эту тварь к себе домой.
Поймите правильно, я боялся не только за свою безопасность. В детстве я был убежден в том, что ночной гость был полностью поглощен стремлением заполучить меня, и я совсем не думал, что мои родные были в опасности. Теперь же, как я подумал, это изменилось. Я боялся не только за себя, потому что я живу не один.
Мы с моей девушкой живем вместе уже два года. Я причинил ей уже достаточно несчастий, так что я не назову её имени и буду просто называть её Мэри. Мы с Мэри жили счастливо и любили друг друга. Этим утром я должен был сделать её предложение, но гнусная тварь лишила меня этого прекрасного момента.
Я знал, что вечером Мэри будет дома. Из-за своей работы она часто уезжает из дома на целые дни, организовывая различные конференции и выставки. Я не жалуюсь, ведь мы оба знаем, что я по натуре одиночка, и несколько дней одиночества идут мне даже на пользу: помогают прочистить мозги.
Несмотря на это, я всегда скучаю по ней, а после недавних событий, когда я позволил ужасным ночам своего детства стать явью, я скучаю по ней еще больше.
Она приехала около шести вечера, и я встретил её улыбкой, теплыми объятьями и страстным поцелуем. Я, как мог, старался скрыть свое тревожное состояние, но Мэри знала меня слишком хорошо. Встретив меня, она немедленно спросила:
- Что-нибудь не так?
Осторожно нащупывая слова, я объяснил ей, что я написал историю о своем детстве, и что кое-какие мрачные воспоминания выбили меня из колеи. Мэри поставила свои сумки на пол, села рядом со мной на диван и деликатно попросила меня рассказать ей обо всем.
Но я не мог!
Я не мог упомянуть эту тварь, чудовище, которое выследило меня до самого дома; невидимого злоумышленника, которого я привел сюда по воле собственного идиотского любопытства! В то время я думал, что она сочтет меня сумасшедшим, но сейчас я сожалею, что не сказал ей правду.
Если в мире есть что-то хуже лжи, то это полуправда. Не потому что она обманчива, а потому что она искажает правду, подстраивает её под нужды говорящего.
Я рассказал ей полуправду.
Я рассказал ей о своей истории, о твари в узкой комнате и о наблюдателе у моей кровати, но на этом закончилась правда, и началась ложь. Я сказал ей, что все это конечно же было плодом моего детского воображения и ни словом ни обмолвился о своем возвращении на место тех ужасных событий. Зная, что она заметит поврежденное окно и следы от когтей, я придумал историю о том, что, проснувшись, я заметил у окна грабителя, который тут же пустился в бегство.
Я казался героем. Я солгал ей, и она проявила ко мне сочувствие и доброту.
Тогда я стыдился правду, сейчас я не могу простить себе лжи. Если бы я сказал правду, возможно, мы смогли бы вместе встретить эту угрозу, но вышло так, что эта тварь смогла воспользоваться моей нечестностью.
События прошлой ночи лишили меня самого дорогого, что у меня было.
Еще никогда ночь не приходила такой непрошеной. Я лежал в темноте и ждал. Мэри лежала рядом со мной, и каждый её вздох напоминал мне, что я не один. Я никак не мог заснуть. По своему прошлому опыту я знал, что поначалу мой незваный гость старался делать свое появление незаметным и лишь потом демонстрировать всю свою силу, подобно пиявке, питаясь моим страхом.
Мои нервы были на грани, но моему телу был нужен сон, и, в конце концов, оно победило. Когда на часах было четыре утра, сон одолел меня. Страшные воспоминания уходили на задний план, и ночное забвение окончательно окутало меня.
Однако каким бы глубоким ни был сон, он редко охватывает вас полностью. Даже когда я видел сны, меня что-то тревожило. Что-то отдаленное, но враждебное. Я медленно открыл глаза и дал им привыкнуть к темноте. Мэри крепко спала, и её ровное дыхание успокоило меня. Вдох, потом выдох – этот ритм был почти гипнотическим. Я снова начал погружаться в сон.
Но нет. В комнате было что-то еще.
Оно было отдаленным и расплывчатым, как будто его что-то от меня скрывало. Я напряг свой слух, но оно было слишком тихим. Я оставался в постели еще несколько минут, но с каждой секундой, этот едва уловимый звук действовал мне на нервы, как иголка, скребущая об стекло.
Сон пропал, и я решил найти источник звука. Я сидел в постели и внимательно прислушался. Этот звук был непохож на все, что я когда-либо слышал. Тихий, низкий, но когда я смог внимательно к нему прислушаться, его природа стала очевидной. Он был тщательно замаскирован, но я смог разобрать в нем что-то вроде бормотания.
Я слышал нечто подобное в детстве, когда навещал свою бабушку в доме престарелых. Это место произвело на меня глубокое впечатление, особенно вид его обитателей, которые бродили, произнося какие-то странные фразы – осколки воспоминаний прошлого, воскрешенные их умами.
Именно это мне и напомнил тот звук – поток непонятных и бессмысленных слов, производимый человеком с пошатнувшимся психическим здоровьем.
Я повернулся к Мэри и увидел, как поднимается и опускается её грудь с каждым вздохом. Уверенный в том, что её ничто не потревожило, я встал с постели. Встав на ноги, я тут же заметил, что бормотание стало громче. В ту ночь, я как обычно оставил в коридоре свет, который проползал под дверью и позволял мне хоть немного разглядеть, что творилось в комнате.
Я оглянулся, чтобы убедиться, что все в порядке, но в комнате не было ничего странного. Я тут же мысленно вернулся в свою вторую детскую комнату, где были слышны звуки, но сама угроза оставалась невидимой.
Я сделал шаг вперед, и звук снова стал громче. И хотя я по-прежнему не мог разобрать слов, я смог отчетливее распознать произносивший их голос. Он был старым и хриплым, слова незнакомца повторялись нервно и энергично, по их заглушал какая-то неизвестная мне преграда.
Я был напуган, но то, что в комнате была Мэри, придавало мне сил. Сделав глубокий вдох, я снова медленно и тихо шагнул, чувствуя, как холодный пол коснулся моих ног.
И снова голос усилился. Не знаю, показалось ли мне, но я мог поклясться, что он становился энергичнее по мере того, как я приближался к его источнику. Я сделал еще шаг, и он потряс меня до костей; среди неразборчивого, приглушенного бормотания, я услышал одно слово. Слово, от которого у меня застыла кровь.
Оно произнесло мое имя.
Боже мой, оно знало мое имя! Для меня это означало только одно: нечистое тварь знала обо мне гораздо больше, чем я мог о ней предположить. Возможно, я никогда от нее не избавлюсь. Возможно, она убьет меня в любой момент.
Вдруг что-то бросилось мне в глаза. Я понял, откуда исходил этот бормочущий голос. Теперь я знал, почему он был таким заглушенным и неразборчивым. Я видел его всего лишь в нескольких футах от меня.
Оно стояло.
Стояло за закрытыми занавесками.
За окном была полная луна, но её свет едва ли мог проникнуть сквозь толстую материю, однако я видел силуэт твари, стоявшей между окном и занавеской. Тревога и ужас выросли во мне, но помимо них было кое-что еще – какое-то необычное для меня стремление.
Я должен был увидеть, как оно выглядит.
Я сделал еще один нерешительный шаг в сторону занавесок. Они качнулись, словно от ветра, но я не был уверен, вызвала ли это движение моя рука или тварь, спрятавшаяся за занавеской. Я подошел достаточно близко, чтобы слышать его отвратительное дыхание, раздававшееся из старого сухого горла.
Это было оно.
Я собирался встретиться лицо к лицу с этим чудовищем, с этим мучителем детей, этим трусом. Медленно подняв правую руку, я нечаянно коснулся ткани занавески, и тут же отдернул её. Я отшатнулся назад, потому что в тот момент я увидел его.
Боже, как же мне описать эту тварь? Даже сейчас я закрываю глаза, и мне нестерпимо хочется стереть её из памяти. Она стояла и дрожала, продолжая бормотать, повторять какие-то бессмысленные фразы, звучавшие как смесь разных языков. Его кожа свисала с неестественного каркаса из костей, некоторые из которых буквально торчали сквозь её бледную оболочку. При всей своей истощенной внешности это существо вовсе не казалось слабым: в нем чувствовалась огромная сила, которую оно было готово обрушить на своих жертв.
Я испытал отвращение, глядя на то, как это испускавшее тухлый запах создание шептало в темноте сквозь свои гнилые, поломанные зубы. В какой-то момент мне даже стало жаль эту тварь, которая выглядела жертвой долгого голода.
Вскоре я пришел в чувство, поняв, что этого монстра нужно было не жалеть, а бояться. Не от холода он дрожал, и не от страха. Это была дрожь предвкушения, какая бывает у наркомана, когда он готовится принять очередную дозу.
Я сожалел о том, что увидел эту тварь, но я собирался разоблачить её, доказать самому себе, что передо мной стоял всего лишь хладнокровный вандал, худший тип негодяя, извращенец, упивающийся чужим страданием.
И тут что-то привлекло мое внимание. Оно зашевелило своими уродливыми губами и прошептало два самых ужасных слова, которые я только слышал:
«Оглянись назад».
Секунду я стоял на месте, но любовь – сильный мотиватор. Если бы я был один, страх одолел бы меня, вытряхнув малейшую мысль о сопротивлении из моей головы. Но в той же комнате спала Мэри, и я должен был защитить её от гнусного создания.
Я медленно развернулся, и тут же услышал его хрип. В воздухе повисло его дыхание, напоминавшее трупный смрад. Потом раздался другой голос, принадлежавший отнюдь не монстру в темноте, а Мэри. Она испустила крик, пронзивший меня насквозь. Крик, который будет преследовать до конца моих дней.
К своему ужасу, я обнаружил, что оно было вовсе не позади меня, оно было на кровати! Оно хрипело и скрипело, извиваясь всем телом, укрытым лишь рваной тряпкой, служившей твари чем-то вроде набедренной повязкой – жалкая попытка казаться человеком.
Было ли оно человеком? Может, оно было им раньше? Или это было нечто настолько злобное и отвратительное, что сравнивать его с людьми было бы просто кощунственно.
Я бросился к этому существу, я цеплялся за него, наносил ему удары. Оно надавило на голову Мэри, прижимая её лицо к подушке, а другой рукой принялось рвать её ночную рубашку. Его длинные когти оставляли ужасающие порезы на её обнаженном теле.
Крики Мэри были сдавлены подушкой, и я боялся, что она задохнется.
Я кричал, орал, умолял эту тварь оставить её в покое. Пусть она возьмет меня, пусть делает, что хочет. Но мои мольбы только раззадоривали эту тварь. Она мучила её, мою прекрасную Мэри.
Вдруг она перестало наносить ей порезы, но все еще продолжало давить на затылок Мэри, удушая её подушкой. Я обхватил обеими руками его мерзкую шею, пытаясь задушить чудовище, но мои усилия были тщетными. За тощей фигурой скрывалась необычайная сила. Я не верил своим глазам, глядя, как оно медленно запускало свои отвратительные пальцы в волосы Мэри.
Я слышал треск костей, лопанье хрящей, разрыв сухожилий.
Слава Богу, все это исходило не от Мэри! Я сидел у него на спине, моя рука обвилась вокруг его шеи, а мой подбородок терся о его плечо. Когда его позвоночник врезался мне в живот, оно совершенно нечеловеческим образом повернуло ко мне свою голову. Его шея треснула под тяжестью моего тела, как будто она уже тысячу лет была скована посмертным окоченением.
Теперь оно смотрело на меня.
Я усилил свой захват. Клянусь, я закричал. Если бы я мог, я бы вырвал ему горло, но все было бесполезно, и оно продолжало душить Мэри и смотреть мне в лицо.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь полностью оправиться от того, что просочилась сквозь то, что как я понимаю, это существо называло улыбкой. Это был хриплый звук, напоминавший хрюканье, что-то очень близкое к зловещему нечеловеческому смеху.
Когда его лицо коснулось моего, его глаза смотрели на меня. В них не было даже моего отражения – просто две черные бездны, лишенные света, счастья и любви. Оно смотрело на меня, словно пытаясь передать мне одно единственное чувство.
Злобу.
Одним резким движением оно вырвало целый клок волос из головы Мэри, оставив на его месте открытую рану. Потом оно исчезла. Мэри не кричала, она только всхлипывала. Я включил стоявшую на тумбочке лампу, но никакие слова не могли её утешить.
Она неудержимо рыдала.
Постель была залито кровью, сочившейся из множества порезов у нее на спине и из того места, откуда тварь вырвала волосы. Я обнял её, сказал, что все будет в порядке. Потом она посмотрела на меня.
Глядя в её залитые слезами глаза, я сразу понял, что она подумала. Она решила, что это я напал на нее, что это я сделал все эти ужасные вещи. Из всего, что мне довелось пережить, ничто не причинило мне такой боли, как презрение и отвращение на лице Мэри.
Она ушла.
Придя в себя, она собрала свои вещи и ушла. Я пытался все объяснить, рассказать все, как было, но она не слушала. Да и кто бы поверил такой нелепой истории? Она сказала, что не будет вызывать полицию, но обязательно это сделает, если я только приближусь к ней. Она считала виновником меня, а не ту тварь. Уходя, она взглянула на меня в последний раз и заплакала.
Я знаю, что потерял её навсегда. Женщина, которую я люблю больше всего на свете, считает меня жестоким психопатом. Если бы только она знала, кто на самом деле сделал!
В 5 часов Мэри покинула меня, сейчас 9. Я сижу за кухонным столом и записываю все, что со мной случилось, чтобы люди знали, чтобы Мэри знала, что за всем, что произошло и произойдет в дальнейшем стоит та тварь из проклятой комнаты моего детства. Та, что причинила мне столько несчастий.
Мне надо разобраться со своими чувствами. Я мог бы просто сидеть и оплакивать свои отношения с Мэри, я мог бы сидеть, дрожать от страха и ничего не делать. Но от этого не будет никакого толку.
На улице раздается смех соседских детей. Я помню радости, которые приходили ко мне на разных этапах жизни. Игры с друзьями, лазание на дерево, поцелуй любимой женщины, даже сон в своей кровати в родном дому. Воспоминания, только воспоминания… Боюсь, в моей жизни больше не будет ни радости, ни веселья. Эта тварь сломала меня. Но я буду решительным. Чтобы она мне ни приготовила, чего бы она от меня не хотела, я не позволю ей вторгнуться в жизнь другого ребенка, как она это сделала со мной много лет назад.
А теперь я должен вас оставить. Мне надо многое сделать, пока не стемнело. У меня есть план, и я молюсь о том, чтобы он сработал. Я бы хотел сказать, что мы еще увидимся, но боюсь, это маловероятно. Надеюсь, вы все понимаете.
Потому что сегодня ночью я убью эту тварь.
Часть 5: Крепкого сна![править]
Я пишу все это дрожащими руками. Полиция отпустила меня два часа назад, и я не могу удержаться от того, чтобы как можно более точно описать события прошлых суток. Мне немного хочется обо всем забыть, но я знаю, что делать это нельзя. Ради своего же блага я должен предать эти события огласке. Если я еще когда-нибудь позволю себе поддаться рациональному видению мира, эти слова напомнят мне о том, как страшно таинственное царство неведомого.
Когда Мэри ушла, я понял, что потерял её навсегда, но я не впал в отчаяние и уныние. Вместо этого мной овладела одна мысль, одна цель, одна идея, которую я непременно должен был осуществить. Я должен был уничтожить эту тварь, не дать ей ни малейшего шанса повредить моим родным или осквернить невинность другого ребенка.
Я понимал, что меня ждала встреча со смертью, но терять мне было уже нечего. Говорят, что месть лучше подавать в холодном виде, но я ждал всю свою жизнь, чтобы избавиться от этого чудовища, и мысль о том, что я покончу с ним раз и навсегда, вызвала у меня улыбку.
Сегодня ночью оно умрет, даже если мне придется утащить его за собой в ад.
За следующие несколько часов я собрал вещи и написал письмо Мэри и своим родным, в котором я объяснил, что случилось, чтобы они не винили себя в моей участи. Я позвонил родителям, а потом и брату, чтобы в последний раз услышать их голоса, однако я и словом не обмолвился, что, может быть, больше никогда не заговорю с ними. Впрочем, моя мать, по велению интуиции, все же спросила, все ли у меня в порядке. В ответ, я сказал, что люблю её и попрощался.
Около семи часов я шел к своей машине. Солнце уже зашло, и на улицах царила похоронная тишина. Я сел за руль, оставив дверь с другой стороны открытой, и принялся ждать своего самого нежеланного пассажира.
К девяти часам не случилось ничего необычного. Вокруг было все также пустынно, и проникавший сквозь открытую дверь холодный ночной воздух начинал кусаться. Я сидел и размышлял о природе этого паразита. Среди океана мыслей возвышался один неумолимый вопрос.
Можно ли убить того, кто уже мертв?
Я не знал, вылезла или эта тварь из могилы или явилась из какого-то иного мира, но пока я обдумывал свой план, существо дало о себе знать. Сперва оно было незаметным, но в атмосфере машины вдруг что-то изменилось. При других обстоятельствах я бы решил, что это просто ветер, но я был слишком знаком с этим чувством, которое я впервые узнал в детстве, когда эта тварь забиралась на мою двухэтажную кровать. Я узнал визитную карточку мерзкой твари – густой воздух, как будто где-то рядом завалялся гниющий труп.
Оно было в моей машине, оно было невидимо, но оно было там. Услышав знакомое сдавленное дыхание на заднем сидении, я протянул руку и закрыл пассажирскую дверь. Я повернул ключ зажигания, и я могу поклясться, что когда я выехал на улицу, сзади послышалось тихое, но злобное хихиканье, как будто кто-то насмехался надо мной.
Неужели оно знало о моем плане?
Наша цель была недалека, но дорога вела через холмы, которые возвышались надо мной, сгущая зловещую атмосферу ночи. Время от времени я слышал что-то у себя за спиной, но я отказывался смотреть на эту тварь в темноте. Терпение, скоро, совсем скоро я смогу её побороть.
Тут я осознал иронию своего положения. Я боялся спугнуть ту самую тварь, которая пугала и мучила меня в детстве. Надо было сохранять спокойствие, и я спокойно ехал по окутанной темнотой сельской местности, надеясь, что мой пассажир ничего не заподозрит.
Я прибыл на место.
Колеса машины с трудом заскользили по траве и кустам, когда я съехал с узкой деревенской дороги. Мне открылся пейзаж, состоявший из поваленных и гниющих деревьев. Я решил, что это мрачное место как никакое другое подходило для того, чтобы убить мрачнейшую из тварей.
Внезапно наш путь оборвался, мы приехали к обрыву, за которым лежали черные воды местного озера. Край пропасти был относительно плоским, когда-то здесь, по-видимому, была дорога. Местные детишки рассказывали истории о призраках тех, кто погиб, свалившись в это озеро. Все это, конечно, ерунда, но то же самое можно было бы сказать и о моем опыте.
Я выключил мотор и припарковался в нескольких метрах от обрыва. Я выключил свет и приготовился к тому, что будет дальше. Казалось, я просидел в машине всю жизнь. Не было ни звука, если не считать всплески воды внизу.
Я ждал.
Без всякого сомнения, мой враг был умен. Он игрался со мной, наслаждаясь моими страданиями так, как может только холодный и расчетливый разум. Поэтому я знал, что он заподозрит о моих намерениях и даже сбежит, увидев, что я припарковал машину так близко к обрыву. Надо было ждать, пока он нападет, дать ему насладиться моими болью и страхом, может быть, тогда он не заметит, как я медленно спущу машину в черную ледяную воду.
Я собирался утопить эту мразь.
Я хорошо обдумал возможные последствия и пришел к выводу, что будет один момент, всего лишь одно мгновение, когда я смогу выскочить из машины, прежде чем она полетит вниз. Мы с Мэри часто приходили в это место, когда искали уединения, и надо сказать, в летние дни оно не выглядело таким мрачным. Я хорошо знал это место. Машине предстоял полет в 30 футов, и я не хотел бы оказаться внутри во время падения, тем более, в компании этого чудовища.
Я ждал.
Потом я это услышал. Хриплое дыхание на заднем сидении. Как ни странно, в этот раз оно давалось существу еще труднее, чем прежде. Каждый вздох требовал от него усилий. Воздух заполнил отвратительный запах разложение.
Дыхание становилось все ближе.
У меня забилось сердце. Я поднял глаза и увидел, как ветровое стекло начало запотевать. Когда видишь свое дыхание, это естественно. Вот только неестественно, когда ты видишь рядом со своим лицом дыхание кого-то невидимого. Я медленно повернулся и захотел закричать. Я хотел выскочить из машины и броситься в темноту, но я должен был оставаться на месте. Я не могу позволить ему сбежать.
Оно сидело на пассажирском сидении.
Я смотрел на него, а оно на меня. Сгорбившись в темноте, оно медленно двинулось на меня. Одна его костлявая нога хрустнула и заскочила мне на колени.
Боже, оно сидело на мне!
Оно подтянулось ко мне поближе, и в свете луны я увидел его лицо. С изуродованного черепа свисала кожа. Стеклянные глаза смотрели на меня, пока на его лице росла неестественно широкая улыбка, обнажившая гниющую плоть и сломанные зубы.
Оно открыло рот, и я увидел его мокрый, смрадный язык, торчавший сквозь его недостающую челюсть. От его зловонного дыхания меня начало тошнить, как будто мое тело пыталось выплеснуть из себя яд этого существа. Пока меня тошнило, оно хихикало и при этом казалось всего лишь хилым старикашкой. Тварь была по-прежнему сильной, но казалось, что она утратила часть своей мощи.
Должно быть, на него повлияло то, что оно покинуло ту комнату?
Его длинные пальцы нащупали мое лицо, а потом оно погрузило один из своих когтей прямо в мое плечо. Я закричал, чувствуя, как его палец сгибался внутри меня. Мерзкая тварь старалась причинить мне как можно больше боли. В этот же момент его другая рука направилась к моему телу.
Оно прикоснулось ко мне.
Пора. Свободной рукой я включил зажигание, и хотя мое плечо было все еще прижато к сиденью, я сумел преодолеть боль и как можно скорее завести машину.
Существо ревело и махало рукой, пытаясь перебраться на заднее сиденье, но я крепко держал его и думал о Мэри. Ярость придавала мне сил. Мы мчались к обрыву, и я, не отрываясь, смотрел на дверцу машины. Как только мы приблизились к краю, я крикнул монстру прямо в лицо и стряхнул его с себя.
Оно карабкалось на заднее сиденье, пытаясь спасти свою жизнь. Я же пытался спасти свою, открывая дверь машины.
Слишком поздно, машина полетела с обрыва, и я даже не заметил, как мы погрузились в черную ледяную воду. Я бы погиб, но подушка безопасности приняла удар на себя, хотя я все-таки поцарапал голову об дверцу машины.
Оглушенный, я посмотрел по сторонам. Звук, исходивший от существа, был слабым, но знакомым. Писк какого-то демонического ребенка вскоре сменился ревом древнего разума, который понял, что его ожидала верная смерть.
Ледяная вода хлынула сквозь открытую дверь с такой силой, что я лишился дыхания. Я ловил ртом воздух, то же самое делала и моя жертва. Тварь извивалась в поисках выхода. Глядя на открытую дверь, оно сквозь воду пробиралось ко мне.
Я сжал кулак и ударил чудовище прямо в лицо. Куски гнилой плоти отвалились от удара, а из получившейся раны потекла черная жидкость.
Оно снова попыталось вырваться наружу, и я понял, что чтобы удержать монстра в тонущей машине, мне придется умереть вместе с ним. Мое тело закоченело от холодной воды, которая уже касалось подбородка. Сердце упорно сопротивлялось холоду. Собравшись с силами, я сделал последний вдох.
Я задержал дыхание, но лишь затем, чтобы приготовиться к ледяной смерти. Я снова подумал о Мэри и о своих родных. На меня нахлынули грусть и отчаяние, но я продолжал бороться с этой тварью, которая пыталась выбраться из машины, хватаясь за меня своими руками.
При падении нога монстра застряла между полом машины и приборной панелью, и хотя он мог шевелиться, выбраться наружу он не мог.
Я немедленно повернулся к двери. Я не видел дальше фута в черной воде, но мне этого хватало. Как только я добрался до двери, этот урод ухватился за меня и принялся тащить меня назад. Он оставил надежду на спасение и теперь только и хотел, что утащить меня за собой.
Мы боролись в этой ледяной могиле, наверно, вечность, пока машина все глубже и глубже опускалась в темноту. Мое тело принялось умолять меня о том, чтобы я выдохнул свой последний воздух, а потом набрался ледяной воды.
К счастью, мне хватило ума, чтобы избежать этой ужасной участи. Сориентировавшись в темноте, я надавил ногой на панель приборов с достаточной силой, чтобы вырваться из лап чудовища. Я мало что помню, кроме полного ненависти крика, который испустил мой мучитель, поняв, что я оставил его умирать на дне ледяного озера.
Я оказался на берегу, замерзший и мокрый, но живой. Рана в плече замедляла мой путь, но я сумел остановить кровотечение, прижав к плечу другую руку. У меня ушло два часа на то, чтобы добраться домой, и я сам удивляюсь, как я не свалился от усталости и переохлаждения. Когда я увидел знакомые черты своей улицы, меня заполнило чувство выполненной цели. Чувство гордости и триумфа.
Я победил эту тварь раз и навсегда!
И только придя домой, я увидел цепочку мокрых следов, которые вели от входной двери к моей кровати.
Я не хотел верить своим глазам. Отчаяние было таким сильным и таким резким, что его не передать словами. Оно лежало в моей постели и ждало. Белая простыня скрывала из виду все его тощее тело.
Человеческий разум – чудесная штука. Когда тебе кажется, что уже не оправиться от усталости, а эмоции настолько притупились, что кажется, будто уже ничего нельзя поделать, кажется чудом, что у тебя еще может появиться какая-то мысль.
Сейчас надо отдохнуть.
Я тихо прокрался сквозь темноту и взял свой кошелек, который я оставил на кофейном столике в гостиной. Оставив дверь незапертой, я вышел, чтобы придумать новый план и уже через час вернулся. Я вошел в комнату для гостей и лег на диван. Я был уверен, что игра подошла к концу. Оно больше не будет со мной играться, оно просто убьет меня. Я не знал, как оно вырвалось из подводной могилы, но будь я проклят, если я позволю ему сбежать и в этот раз. Я мог только надеяться, что оно почует меня из соседней комнаты.
Я закрыл глаза и притворился спящим. Шло время, и как я не боролся, усталость погрузила меня в глубокий сон.
Я проснулся, почувствовав его руки у себя на шее. Оно кашляло, брызгая слюни, вонючая жидкость из его ран капало мне на лицо. Я как мог, боролся, пытаясь вырваться из его когтей, но чудовище было слишком сильным, а мои руки слишком изнеможенными, чтобы оказать достойное сопротивление.
Сейчас это может показаться странным, но когда у меня стало темнеть в глазах, и я начал терять сознание, я поступил так, как поступают в такие моменты многие животные. Я притворился мертвым.
Я неподвижно лежал, задержав дыхание. Оно резко тряхнуло меня за шею, а потом отпустило. Секунду я ждал, это был мой последний шанс уничтожить эту тварь. Его дыхание немного расслабилось, и оно удивленно смотрело на меня.
Я ждал подходящего момента, чтобы стряхнуть его на пол.
Оно наклонилось ко мне, и его ухмылка сморщилась. Набравшись слюны, оно показало свое презрение и к живым, и к мертвым, - плюнуло мне в лицо. То, что оно не выплюнуло, стекало на меня сквозь дыру в его челюсти.
Я хотел закричать, сделать все, чтобы убрать с лицо эту отвратительную жидкость, но я не смел шевелиться, время еще не пришло. Наклонившись ближе, оно принялось царапать и ковырять рану у меня в плече; боль прокатилась по всему телу. Но, собравшись с силами, я оставался неподвижным.
Потом оно медленно засунуло два своих длинных пальцев мне в рот. Вкус был невыносимым, отвратительным, тошнотворным. Гнусная тварь сумела пошатнуть мою решимость. Торжествующе изогнув спину, оно внезапно просунуло свои пальцы мне в глотку.
Меня стошнило, естественная реакция.
Сквозь его гнилые зубы прорвался извращенный смех, и чудовище засунуло пальцы еще глубже мне в рот. Я чувствовал, как его холодные острые когти касались изнутри моего горла, и я без слов умолял его прекратить.
В самые мрачные минуты мы порой находим в себе настоящую силу. Я перекатился на бок, используя вес существа против него самого и, наконец, вырвался на свободу. Я упал на пол. Его руки ухватились за мои ноги, я с криком пнул его и снова освободился. Оно смотрело на меня, но только секунду. Затем оно вскочило на диван, его гнилые кости затрещали под его собственным весом. Оно было готово к решающему удару.
Я с самого детства был его жертвой. Оно терроризировало меня, лишило меня невинности, напало на Мэри и разрушило мою жизнь.
Я этого больше не потерплю.
Самый опасный враг – это тот, кому удалось убедить тебя в собственном превосходстве, тот, кто преодолел свой страх перед тобой, оставив место лишь гневу. Чудовище попало в мою ловушку, созданную логикой, разумом и научным видением мира.
Огонь очищает все.
Пока оно рычало и вопило, готовясь к атаке, я мигом поднял с пола покрывало, которым было накрыто ведро, полное бензина, которое я купил за время своих приготовлений. Я взял ведро и размахнулся им, заливая и диван, и монстра бензином.
Оно ухмылялось надо мной, издевалось над моим существованием. Мои боль и мучения были ему только в радость.
Я вынул из кармана зажигалку, зажег её и метнул ею в мерзкую тварь. Она корчилась и орала от боли, куски её плоти падали на пол и обращались в пепел у меня на глазах. Я чуть было не пожалел отвратительное создание.
Пусть горит.
Огонь вышел из под контроля. К счастью, сосед услышал крики и увидел дым. Он-то и вызвал пожарных. Я уже и не помню, как мне удалось уцелеть.
Из-за ожогов на руках и легкого отравления дымом я провел несколько часов в больнице. Я и сейчас не очень хорошо себя чувствую, но это пройдет. Может быть, останется пара шрамов. Ничего, переживу.
Через некоторое время меня арестовала полиция, считавшая, что я – убийца. Они заподозрили, что я кого-то убил в том пожаре, особенно их насторожила рана у меня в плече. Мне запретили уезжать из города, на случай если им придется задать мне кое-какие вопросы. Впрочем, я сомневаюсь, что они поверят в то, что я им отвечу. Никаких останков не нашли, если не считать очертаний странной фигуры, оставшейся на диване и на стене. Они выглядят так, будто кто-то пытался убежать сквозь стену, но я не думаю, что ему это удалось.
С моих плеч свалился груз, который, как я теперь понимаю, давил на меня с самого детства. Думаю, это тварь как-то воздействовала на меня и на расстоянии, и теперь, когда она мертва, я снова чувствую себя здоровым человеком.
Конечно, мне уже не вернуть Мэри, к тому же я, скорее всего, потеряю и дом. Когда выяснится, что я сам его поджег, о страховке можно будет забыть.
У меня болят руки и плечо, но на душе у меня все чисто. Я пишу это в гостиничном номере, маленьком, но вполне удобном. Сегодня я собираюсь лечь спать и видеть сны, как это был в детстве, пока в моей жизни не появилось это отродье.
Я верю, что меня спас здравый разум. Логическое мышление помогло мне уничтожить этого злодея, но я не могу избавиться, что в этой жизни есть намного больше, чем нам дано увидеть. Я видел мрачный мир потусторонних сил, и у меня нет желания встречаться с ним снова. Выспавшись за ночь, я начну новую жизнь, уверенный в том, что ночной гость исчез навсегда. Я это чувствую, я это знаю!
Уйдет время на то, чтобы прогнать прочь паранойю, которая преследовала меня все мою жизнь. Я должен научиться чувствовать себя в безопасности. Я отказываюсь оглядываться через плечо, но я всегда буду настороже, как и сегодня утром, когда моя кровать на секунду пошатнулась, но я тут же понял, что это было просто мое воображение.
Я рад, что написал о своем опыте. Эти строки дали мне узнать многое о самом себе, и если кто-нибудь, Боже упаси, окажется в такой же ситуации, он будет знать, что делать.
Ну, все, отбой, надо отдохнуть, ведь я раньше никогда не знал такой усталости.
Спокойной ночи и крепкого сна...
К О Н Е Ц
Автор: Michael Whitehouse
Источник: Крипипаста по русски
См. также[править]
- Фиалочка — похожая статья.
Другие истории автора:
Текущий рейтинг: 73/100 (На основе 156 мнений)
