Приблизительное время на прочтение: 17 мин

Остатки тепла

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

Знал же, что в поле заходить нельзя, и пошел. Срезал на свою голову дорожку.

Гиблое место: ни кочки, ни ямы, лишь белая скатерть равнины и вьюга.

Ветер назойлив и беспощаден, колет лицо снежной крупой, сечет скулы. Натянутый на нос ворот обмерз: так застывает с последним дыханием тепло.

Вокруг уже намело с хороший сугроб. Самое время окопаться, сложить костерок. Ток с чего?

Рук будто нет, лицо словно чужое. Сплюнуть бы, да нечем. Остается сидеть, покрываясь ледяной коркой, и подыхать.

Наверное, даже тела не найдут. Кто еще сюда сунется-то? Второго такого еще поискать. Вот уж старикан посмеется, когда узнает... Ругаться будет: первый добытчик, а туда же, померз как пацанва.

— Отдыхаешь?

Откуда-то из-за спины... Мелодичный грудной тембр — глубокий, даже сквозь вьюгу слышно. Всегда нравились такие голоса: томные, загадочные.

— Ты часом не оглох?

Оглянуться бы... узнать, какая она, хозяйка этого голоса, и есть ли там кто вообще. Жаль тело решило, что суета теперь ни к чему.

А вот и она. Высокая… Должно быть, хорошенькая: хоть и в меховых обмотках — фигурка, что надо. Подошла тихо, наст под сапожками даж не треснул.

— Так и будешь валяться?

Лица не видать, только глаза меж капюшоном и полосой шарфа. Смотрят пристально, с любопытством. Надо бы ответить, но зубы не разомкнуть.

— Жить хочешь?

Дура... А кто не хочет?! Дать бы тебе леща. Жаль, силенок осталось лишь глазом дернуть.

Заметила-таки. Достала из-за пазухи меховой термосок, взболтала... Ну да, самое время выпить. Шарф даже сдвинула, чтоб к трубке приложиться.

Широковатые скулы, нос горбинкой, в черных глазах безмятежное спокойствие. Бледная и сосредоточенная. Красивая.

Взгляд отвела. Стеснительная что ли? А так и не скажешь, вроде не дите… Понежнее с головой, дамочка, так и оторвать не долго.

Сердитая какая-то, и лицо злое. Пялится. Целовать собралась или лицо обглодать? Черт их поймет, это бабское племя.

Ну да, губы ж померзли. Поить будет. Хоть напоследок свезло, а то ведь и мужик найти мог. Давай, девка, пои, раз взялась.

Горячо… Бог ты мой, как горячо-то! Что ты там намешала?! Пусти, дай помереть спокойно. Чтоб тебя черти в аду с таким огоньком драли…

Снег — теплый, мягкий — так бы и зарылся целиком. Что ж так больно-то, а? Лучше бы сразу сдох. Снег, когда уже я отключусь? Снег?..

∗ ∗ ∗

Пробуждение было лениво безмятежным, и Влад не сразу сообразил, где находится.

Его волокли: веревка под мышками нещадно давила, о поясницу с хрустом ломался наст. Ноги то и дело цеплялись за ледяные обломки, норовя потерять сапоги.

Девушка тащила молча, рывками, без передышек. Ему захотелось сказать, чтобы она прекратила: уже не так холодно, можно бы остановиться и переждать. Но губы не слушались, и его продолжали тащить. Пришлось оставить бесплодные попытки подать голос и полностью смириться с ролью безвольного груза.

Его дергали и тянули. Наверху выл ветер, закручивая снег в затейливые вихри. Дико клонило в сон, такой теплый, обманчиво уютный. Он боролся, как мог, и все-таки опять провалился в удушливую темноту.

Очнулся, когда снежную подушку под спиной сменило что-то твердое. Пахло дымом, сладковатым и пряным. Ветер стих. Где-то снаружи бессильно подвывала вьюга.

Влад осторожно приоткрыл глаза.

Низкая полутемная нора была вырыта в крупном сугробе. Девушка копошилась в углу, закладывая вход кусками льда. У стены лежали короткие, подбитые шкурой лыжи, свернутый меховой спальник и полупустая походная сумка. Немного в стороне валялся мешок Влада. Внутри чадила небольшая горелка. Слабый огонек колыхался и подрагивал, отбрасывая причудливые тени на искрящиеся стены. После круговерти снаружи, убежище напоминало сказку, одну из тех, что почитывала перед сном мать.

Хозяйка сказки перебралась ближе, и затылок Влада уютно расположился на затянутых в мягкую шкуру коленях. В руках спасительницы появилась плоская баночка. Сухо щелкнула крышка, наверху сильно пахнуло травами.

Теплые пальцы осторожно растерли онемевшее лицо, и кожу пронзили сотни раскаленных игл. Влад заскрипел зубами, но боль быстро сменилась легким холодком, оставляя ощущение, что его облизал огромный ледяной пес.

— Спа-сибо.

Девушка подложила ему под голову мешок и переползла к горелке.

— Не думай, что это бесплатно. Мазали тебя далеко не свиным жиром, так что одним словечком не отделаешься.

Низкий голос завораживал, отзываясь приятным гулом от стен. Влад слабо кивнул: само собой, кто же таскает умирающих незнакомцев просто так.

— Я заплачу. У меня есть немного... в сапоге.

— Деньги что ли? — усмехнулась девушка. — Мне такое не интересно. В большинстве мест это бесполезные пятачки металла.

Грудь сдавило, и легкие зашлись сухим рваным кашлем. Когда дыхание восстановилось, Влад затих, разглядывая снег на потолке.

— А что интересно?

Спасительница фыркнула и, поджав колени к груди, придвинулась к огню.

— Меньше говори, а то кожа потрескается. Утром, разберемся.

Мысли путались, с трудом продираясь сквозь вязкую дрему, и он сдался.

Тьма придавила душной бесформенной массой, по-хозяйски села на грудь. Скользкие пальцы вцепились в пересохшее горло, обрывая захлебывающийся вопль. Влад захрипел и медленно вынырнул из тяжкого сна. Снаружи бесновалась вьюга.

Девушка опять замоталась, оставив только глаза, спрятала ладони в рукава полушубка. Укутанная фигурка слегка покачивалась, в такт доносящемуся из-под капюшона пению. Слов не разобрать, но пела красиво. Язычок пламени моргал и трепыхался. Тень девушки колыхалась. Приглушенный шарфом голос манил и завораживал, плавно вплетаясь в завывания вьюги. Местами было даже не разобрать, кто кому подпевает.

— Ты же муля?.. — выдавил Влад. — Верно?

Капюшон повернулся, и пение оборвалось.

— Ты так шутишь или совсем голову отморозил?

— Не прикидывайся. Ни одно питье не подняло б меня из того сугроба... Я там почти помер.

Девушка промолчала. Другой бы сдал назад, но Владу было уже все равно.

— Так что не стесняйся, принцесска. Бери с меня как обычно — я не против.

— Да? Похоже, сильно жалеешь, что не сдох?

В лицо дохнуло стужей. Невидимая рука коснулась груди, заставив скрючиться на полу.

Плохо быть догадливым. И больно. Девушка невозмутимо наблюдала, как его ломает и корчит. В пристальном взгляде не было ни злобы, ни жалости — лишь спокойствие и пустота.

Когда в голове зашумело, муля отвела взгляд. Ледяная хватка ослабла, и боль ушла, растворяясь в нахлынувшем жаре.

— С тебя не взять теплом, ты слишком слаб.

Она размотала шарф и сбросила просторный капюшон назад. Прямые волосы разметались по меховому воротнику иссиня-черной волной, и Влад невольно засмотрелся. Снежная принцесса глянула исподлобья, вызывающе сверкнув глазами:

— Ты знаешь, кто я, и не боишься?

— А надо?

— Конечно... Я пока не решила, что с тобой делать.

В норе похолодало. Девушка уставилась куда-то вдаль, за пределы убежища.

— Впрочем, ты сильно померз, и без моей помощи вряд ли дотянешь до утра.

Влад усмехнулся: несколько часов на таком ветру даром не проходят, но бывало и хуже. Словно угадав его мысли, Муля обернулась:

— А если и дотянешь… Ты видел мое лицо. Сам понимаешь, что это значит.

Он понимал и, тяжело вздохнув, уставился в потолок.

— Зачем тогда тащила-то? Пожалела что ли?

— Да хоть бы и так, — пожала плечами девушка. — Кто ж знал, что ты такой смекалистый окажешься.

За стеной подвывал ветер. Снежная крупа секла обледеневший наст, жадно облизывая верхушку сугроба. Влад пялился в потолок и слабо шевелил пальцами, поглядывая краем глаза на мулю. Та пристально наблюдала за огоньком, покусывала губы — тонкие, ярко выделяющиеся на бледном лице — и молчала.

В руке стрельнуло, словно кто спицей ткнул — медленно, от ладони к локтю — и Влад с трудом унял дрожь. Конечности понемногу отогревались.

— Я могла бы тебя опустить, — наконец, проворчала муля. — Только при одном условии. Тебе оно не понравится, но по-другому никак.

Она отползла в угол и вернулась с походной сумкой. Выудила металлическую кружку и, зачерпнув из стены снег, поставила на огонь. Рядом на полу появилась баночка с криво нарисованной пчелой и пучок трав.

— Примешь мою кровь. Самую малость, чтоб мозги не отшибло. Сильно тебя это не привяжет, но язык придержит... Да и крутить от боли перестанет. Сразу, может, и не побежишь, но обморожение сойдет. Не зря ж я тебя на горбу тащила.

Горелка моргала и потрескивала, снег непривычно быстро оседал в кружке, наполняя посудину водой. По коже побежали ледяные мурашки, и Влад поднял глаза. Муля смотрела на него, словно змея.

— Соглашайся. Выбора особого у тебя нет.

Влад попробовал сжать кулак и вымученно улыбнулся:

— Предлагаешь, стать твоим суженым до конца дней?

— Размечтался. — Лицо девушки порозовело, и она рассмеялась, мелодично, с легким придыханием. — Я уже давно привыкла быть одна. Был бы ты помоложе, может, еще и подумала, а так...

— Хорошо. Рад слышать, что для твоей ручной зверушки я староват.

Он приподнял голову. Принцесса помешивала воду обточенной палочкой. От кружки уже вовсю шел пар. — А если я откажусь?

Девушка поморщилась и кинула в кипяток щепотку трав. В норе резко запахло чабрецом с мятой.

— Кожа твоя почернеет, пойдет волдырями. Начнет отслаиваться, вместе с мясом. Если повезет, потеряешь только ноги... Это при условии, что я тебя не убью.

— Заманчиво, — прохрипел Влад. — Даже не знаю, что выбрать.

— Могу и насильно напоить, — холодно предложила принцесса, — но лучше бы ты согласился сам.

Влад притих, поглядывая на колдующую над отваром мулю.

— Это так важно?

— Для меня — да. Каждый имеет право на выбор.

Она вытащила из-за голенища нож, наскребла немного меда из банки, перемешала с питьем и осторожно подползла ближе. В левой руке кружка, в другой короткий клинок.

— У вас есть одна сказка, о злой Снежной королеве. Я, может, и не она, но мой тебе совет: не раздумывай слишком долго.

Муля уколола палец и смахнула тёмно-красную каплю в отвар. Вода забурлила, вскипела пузырями. В норе потеплело. Обхватив кружку ладонями, принцесса снегов села рядом.

— Ну что, Кай? Пора решать. Спрошу еще раз: ты хочешь жить?

Кривясь от боли, Влад вжался в пол. Муля склонилась над ним. Черные глаза оказались так близко, что можно было разглядеть мерцающую в зрачках стужу.

— Боишься? Чего? Ты же умираешь. Поверь, я в таких вещах разбираюсь.

Хрупкие руки оказались на удивление сильны. Муля обняла его за плечи и, приподняв, поднесла кружку. — Выпей, и полегчает. Только один глоток. Не больше.

От мули пахло дымом, снегом и мятой. Неестественно черные глаза на белом лице превратились в два бездонных провала. Холодная равнодушная пустота манила, затягивала, и Влад сжал пальцы до хруста, не в силах отвести взгляд.

Вкрадчивое сладковатое тепло разошлось по телу покалывающей волной, ударило в голову легкой метелью. Муля улыбнулась краешком губ и неожиданно покраснела, словно простая девчонка.

— В этот раз целоваться не будем.

Влад горько усмехнулся и коснулся ее ладоней, нежных и на удивление теплых. Каких нет и никогда не будет у его знакомых простых девчонок.

∗ ∗ ∗

— Прости…

Слова прозвучали до ужаса глупо, и Влад отпустил ее пальцы. Опрокинутая кружка покатилась по льду. Принцесса покачнулась и удивленно уставилась на торчащую из груди рукоять. Закашлялась. Меж губ хлынула кровь, с шипением выжигая снег до мерзлой земли.

Влад с трудом откатился в сторону, подальше от вскипающей лужи. Занемевшие мышцы отозвались режущей болью, скручиваясь в узлы.

С коротким всхлипом муля выдернула нож, отшвырнула. Клинок проплавил ледяную корку и утонул в стене, поплевываясь паром.

Принцесса неуверенно встала, проламывая расползающийся наст. Ветер с яростным воем ворвался внутрь. Горелка слабо чихнула, завалилась на бок.

Спасаясь от жара, Влад ткнулся лицом в пол, и его привалило частью потолка. Сугроб-убежище разваливался. Зажав рану рукой, муля нырнула в беснующийся снаружи снеговорот, и на смену нестерпимому жару пришел холод.

Влад выругался сквозь зубы и скрючился, пытаясь добраться до ножа в сапоге. Тот скользил, словно рыба, насмерть увязнув в портянке. Когда лезвие неохотно покинуло ножны, Влад выполз наружу.

Вьюгу сменил буран. Там, где прошла принцесса, в снегу остались дыры с ладонь — шипящие, исходящие паром. Влад впился клинком в ломкий наст и со стоном подтянулся вперед.

Как он и ожидал, муля не ушла далеко. С каждым рывком отметины становились больше, а потом, он увидел ее. Муля лежала, уставившись в небо. Принцессы почему-то всегда падали именно так.

Руки и ноги разбросаны иероглифом, ломаным, бестолковым. Грудь уже не двигалась. Снег вокруг таял и отступал, не успевая оставить луж.

Скрипя зубами, Влад выбрался на прогретую площадку. От земли валил пар. Воющий вихрь рвал его наверху в клочья, но здесь, в центре бурана, царило спокойствие.

Потому что здесь лежит она.

Он осторожно подполз и сел рядом.

Муля была красива даже сейчас: без своего томного голоса и улыбки. Иссиня-черные волосы разбросало по земле в очаровательном беспорядке. Алая дорожка от уголка рта причудливой лентой опоясала шею. На бледном лице выражение безмерного удивления и обиды.

Красоту принцессы не портила даже рана в груди, пылающая нежно желтым огнем. На пару пальцев ниже, чем надо. Хотя, удивительно, что вообще попал.

Влад аккуратно убрал с ее лица волосы. Бездонные глаза остекленело смотрели в небо, туда, где выл оставшийся без хозяйки буран.

Прикрыв снежной принцессе веки, Влад поудобней перехватил нож.

Предстояло еще поработать, чтобы тепло не ушло.

∗ ∗ ∗

Старик сидел, где обычно, у входа в тоннели, под выступающим из скалы козырьком. Хохлился, словно ворон, кутаясь в грязную рванину. Из-под обшитого потрепанным мехом колпака вырывались редкие клубы пара. Влад тронул его за плечо, и старикан заметался, путаясь в рукавах, чудом не упав с лавки.

— Вконец сдурел, дед? — пробурчал Влад, отряхивая сотканную из лоскутов накидку от снега. — Чего опять вылез? Сидел бы себе в каптерке, чаи гонял. Замерзнешь, ей богу, хоронить не буду — прям так брошу.

Встречающий расплылся в беззубой улыбке:

— Та и не хорони, Владик. Волкам тож кушать надобно. Покажь лучше, что принес.

Влад вытащил из мешка плотно замотанный в шкуры горшок, бросил старику на колени. Тот ловко подхватил, присвистнул. Скрюченные пальцы вцепились в увесистый сосуд, словно два паука.

— Эхе-хе! Я ведь, как знал, что ты не с пустыми руками будешь. Потеплело. Самую малость, но кости-то не обманешь… Везучий ты у нас: на зайца пошел, приволок мулю.

— Слабая она, — буркнул Влад. — Надолго не хватит. Все время у огня сидела, куталась. Молодая, видать, или калечная.

— Да хоть бы и дохлая. Плохая муля, все одно лучше дров греет. Ну а до лета на угле протянем.

Шмыгнув потекшим носом, старик прижал горшок покрепче к груди.

— Если совет подыму, по теплу на юг пойдем. Здесь так и так смерть. Земля стынет, ночь год от года длиннее. Вон уже и ледышки эти мерзнут.

Раскаленная глина слабо потрескивала, излучая пульсирующие волны тепла. Старик сунул пальцы под шкуру, блаженно прищурился.

— А что ни говори, вовремя ты вернулся. Топка почти встала… Грибники уже к ипату ходили. Опять орали, что я им тепло перекрыл. Ни о чем кроме своих гнилушек не думают. Понажрутся спорыньи, а потом ходют, воду мутят. Одно слово плесняки...

Влад обернулся. После бури горизонт был чист и белоснежен. Среди серых облаков мелькнуло холодное солнце и тут же скрылось в плотной ватной завесе.

— Старый… Ты хоть раз слышал, чтоб мулька кого спасла? Просто так, из сострадания.

Дед хмыкнул и, запахнув изодранную накидку, уставился перед собой в снег.

Влад не торопил. Выдохшийся за ночь ветер приятно холодил кожу, напоминая осторожные прикосновения женской руки. Оттаявший ворот неуловимо пах дымом, мятой и чабрецом.

— Про мулек разное говорят, — прошамкал наконец старик. — С виду ж баба как баба — почитай, наполовину человек. Вот мужики и путают, мягкое с теплым равняют. На деле ж, скорей у сосули сочувствия дождешься, чем от мули... Не ровня мы им. Я вот, когда сало топлю, за несчастного порося не особо думаю: все больше о шкварках, да каше с жирком на ужин. Тут уж не до сострадания... Ну а для мульки человек даже не кабанчик, а дрова, на которых его смолят.

Испещренное морщинами лицо посерело. Дед надрывно откашлялся, сплюнул в сугроб.

— Но ты ж не просто так спросил? Давай уж, вываливай, что тебя гложет.

Заплечный мешок упал рядом с лавкой, и Влад сел, погружаясь в источаемое мулей тепло. От резкого перепада в голове зашумело.

— Влип я там, старый, — усмехнулся он, растирая обожженную кровью ладонь. — Почти на тот свет отъехал... Мимо бы эта ледышка прошла, как пить дать сдох... Но не прошла же. К себе отволокла, отогрела. Даже отпустить думала... А что я? Как обычно: ножом, исподтишка, как крыса...

— Здоровый ты, Влад, а в душе щеня, — проскрипел дед, подымая глаза. — Тебе что, горла рвать не за кого? У нас здесь старики, бабы, ребятня, а ты в честность захотел поиграть?! Нет у тебя такого права. Ни у кого нет, и никогда не было.

Белесые отмороженные зрачки смотрели холодно, не мигая, и Влад отвернулся. Старый истопник скривил похожие на треснувшие оладьи губы и сунул ему в руки горшок.

— На, поплачь за свою «спасительницу» — авось полегчает. Сильно ток не увлекайся, нам еще отмечать. Заключенное в глину тепло перекатилось по дну, мягко толкнуло в ладонь жаром. В груди щемануло, выкручивая нутро наизнанку. От незнакомого ощущения Влад поморщился.

— И без того тошно, не перегибай…

— А что? — пожал плечами старик. — Мне оно завсегда помогало, пока не перегорел. Слезу пустишь, и вроде как легче... Думаешь, чего она тебя волокла? Мульки таких любят, жалостливых, горячих. Так что никуда б ты не ушел. Если б не нож, бегал бы сейчас на поводке, сапожки в зубах таскал.

Влад фыркнул и хмуро уставился на потрескивающий сосуд. Внутри слабо шевельнулось, дрогнуло, вызвав очередную волну тоски. Тонкое покалывание в ушах сменил нарастающий звон. Ничего не замечающий дед поежился и лишь плотнее завернулся в рванье.

— Не ты первый эти жалостные песни заводишь, — проворчал он, подымаясь с лавки. — Почитай каждый на их смазливое личико хоть раз да велся. Только не всем свезло. Муля не человек, а злобная снежная баба, и нечо эту тварюку жалеть.

Скрипучий голос истопника плыл и затухал, уходя все дальше. В снегу под ногами расцвело красное пятнышко: одно, второе, третье... Влад смахнул из-под носа кровь и вымученно ухмыльнулся.

— Старый, а ты ведь опять прав. Это всего лишь муля — ни больше, ни меньше. Глупая снежная девка, начитавшаяся дурных сказок…

Пульсирующий в голове шум быстро перерастал в призывное завывание вьюги. Покачиваясь, Влад встал и с отрешенной улыбкой обернулся — туда, где пряталось за облаками скупое на тепло солнце.

— Да и жалеть ее глупо, потому как я этой ледышке проиграл.

∗ ∗ ∗

Он шел, проламывая тропу через застывшие сугробы. До горизонта тянулась искрящаяся под луной равнина. Притихший ветер гнал вдаль легкую поземку, лениво трепал волосы.

Руки бережно прижимали к груди теплый горшок. Внутри переливалось огнем сердце — последний подарок его глупой принцессы с тихим, глубоким голосом.

Влад знал, что найдет ее там. Посреди поля, через которое никто не ходит. Возле вырытого в сугробе ледяного дворца.

Верил, что она ждет, и надеялся, что простит.

Простит, потому что на губах все еще стоит горьковатый привкус мяты и чабреца с медом.


Источник


Текущий рейтинг: 77/100 (На основе 156 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать