(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Мой старик
Мне было шесть лет. Я жил на ферме вместе с родителями и двумя старшими сёстрами. Говорят, детство деревенских детей в сто раз интереснее, чем у городских. Может, это и правда. Я не жил в городе и судить не могу. Мама говорит, что жил, и что ферму мы купили чуть раньше, чем мне исполнилось шесть. Я не помню до сих пор и тогда не помнил.
Родители целыми днями работали. У нас было много животных, но мне не разрешали к ним подходить. Мои родители будто делили животных на два типа: те, которых по неосторожности мог убить я, и те, которые могли убить меня.
Сёстры должны были следить за мной. Рита и Лиля были старше меня на шесть и семь лет соответственно. Они выглядели как близняшки, несмотря даже на разный цвет волос – Рита блондинка, как моя мать, а мы с Лилей в отца черноволосые. Они одевались одинаково. Когда родители покупали нам одежду, Лиля и Рита всегда требовали что-то одинаковое.
Сестры должны были следить за мной, но им гораздо интереснее было гулять вдвоём. Они гуляли по всей деревне. В деревне кроме нас не было детей. Строго говоря, людей было мало вообще. Я сидел у себя в комнате целыми днями. Мне говорили почитать что-нибудь. Я не умел читать. Я сидел в комнате. Мне было скучно.
Однажды я пошел вслед за сестрами. Они шли по пустынным улицам, не замечая меня. Рита странно передразнивала чей-то голос. Лиля сначала смеялась, потом начала злиться и просить прекратить. Рита не переставала. Ей нравилась злость Лили. Меня тоже раздражали эти странные кривляния. Я смотрел на землю, чтобы не слышать её голос. Дороги в нашей деревне плохие. На них нет асфальта, они усыпаны какими-то мелкими камнями. Если внимательно смотреть, среди этих камней можно найти довольно интересные – полупрозрачные или с прозрачными вкраплениями. Я люблю такие камни. Сестры обсуждали фильм, который смотрели прошлым вечером, и не сразу заметили меня. Я думал, они наконец вспомнят про меня, и мы будем гулять вместе, но они закричали, чтобы я шел домой и наконец оставил их в покое. Странно, я никогда раньше не гулял с ними.
Я не хотел идти домой – дома было скучно, меня там ждали только книжки, которые я не умел читать, и стены. Я пошел гулять один, в другую сторону. Деревню делила пополам пересохшая река. В возрасте шести лет я не знал, что раньше это была река, и называл это место лунной трещиной. Мне казалось, что именно из такого засохшего ила, из которого состояло дно трещины, и сделана луна. Я крошил кусочки песчаника в руках. Он был приятен на ощупь, как пух. Долго сидеть на краю трещины тоже оказалось скучно, хоть и не так скучно, как на краю кровати, с книжкой в руках. Я перелез через трещину. Другой её край был пологий, как горка, а тот, на котором я сидел, скорее похож на стену из грязи и мелких камней. Я никогда до этого не был на этой половине деревни. Она была похожа на лес. Пахло сыростью. Повсюду вился плющ. Изредка между зарослями плюща была видна кирпичная стена, окно или дощатый забор. Было гораздо холоднее, чем там, на другой половине. Людей не было совсем – оно и к лучшему. Зато разных звуков было хоть отбавляй – птицы гнездились здесь гораздо охотнее.
У меня совершенно вылетело из головы, что произошло дальше. Даже сейчас, вспоминая этот день, я хоть убей не помню, что могло меня напугать. Не Старик же. Со Стариком мы познакомились в тот же день, но позднее – когда я в панике и слезах побежал к лунной трещине и практически скатился, как колесо, по её пологому краю. Я не мог забраться на крутой край. Моего роста и сил не хватало на это.
Старик шел из тех зарослей плюща. Он касался одной рукой земли, другую же тянул ко мне, и напоминал хромую и тощую бродячую собаку. Пусть даже высотой под два метра в холке. Я не боюсь собак. Наверное, поэтому я и не испугался Старика. Он совсем не страшный, но от неожиданности я мог его испугаться. Я взял его за руку. Его кожа, грубая и неровная, напоминала на ощупь ткань, из которой шьют мешки. Он не мог вытащить меня из трещины – я это понимал. В его хрупком, почти немощном теле мышц хватало только на то, чтобы под весом его длинного тела и длиннющих рук его ноги не ломались. Он передвигался с трудом и опирался на меня при ходьбе, однако некоторое время спустя вывел меня к месту, где крутой берег трещины образовывал что-то вроде ступенек. В тот день я совершенно невежливо сбежал от Старика, лишь только получив возможность. Однако уже на следующий день любопытство и скука привели меня к трещине. Он сидел там же, у ступенек, будто ждал меня сутки. Может, так оно и было.
Одна из причин, почему я не боялся старика: мне было его жалко. Его жизнь была еще однообразнее и скучнее, чем моя. Поэтому он нуждался во мне так, как забытый своими детьми дед лет восьмидесяти нуждается во внуке, которого ему привозят на лето. Наверное, подсознательно понимая это, я и стал звать его стариком. А может потому, что от него пахло, как от старика. Затхлостью, увяданием.
Он смотрел на меня всё время, когда я был в его поле зрения, не отводя взгляд и не моргая. А ещё он не произнёс ни слова. Ему было нечем: на том месте, где у него должна была быть нижняя челюсть, виднелся только её гнилой обломок. Это нам совершенно не мешало дружить: он мог отвечать «да» или «нет» жестами головы, а я строил вопросы так, чтобы получить из этих ответов максимум информации.
Я стал приходить к трещине каждый день и проводить там часов по восемь, а потом, когда родители должны были закончить работу, мчался домой, чтобы успеть отмыть со своей одежды следы песчаника и не навлечь на себя гнев мамы и запрет на прогулки. Однажды Старик попытался чертить слова палкой на земле, но читать я не умел. Он жутко расстроился и в тот вечер я вывел из себя отца просьбами научить меня читать. Отец показал мне буквы. Вполне естественно, что я их не запомнил. Старик был бы терпеливее, если бы только сам мог издавать хоть какие-то звуки, он непременно научил бы меня. Хотя мало-помалу я начал узнавать некоторые из букв. Я медленно учился читать. Отец под давлением мамы предпринял еще несколько попыток научить меня. Я честно старался. Я выучил буквы, но читать все равно не мог. Это, к счастью, не мешало нашей дружбе со Стариком.
Всё закончилось в один день. Я проснулся с восходом солнца. Я привык: вот уже больше месяца я уходил сразу же после того, как из дома выходили родители. Сёстры проследили за мной. Я не помню, о чём мы разговаривали со Стариком тогда. Я не помню, кричали ли сёстры. Я будто проснулся у двери их комнаты, подслушивая их разговор, тихие всхлипы Риты и то, как утешала её Лиля. Я тут же бросился прочь из дома, к трещине. Нужно было найти Старика. Вдруг они его обидели? Я же совершенно ничего не помнил об этом. Сёстры не стали бы сдерживать крик.
Старик сидел там же, опустив голову. Я очень испугался: он выглядел, как мёртвый. Однако увидев меня, он на секунду повернул голову. - Рита и Лиля видели тебя? Они кричали? – на оба этих вопроса Старик ответил кивком головы. Я сел рядом с ним. Он выглядел жутко обиженным, хотя читать эмоции по половине черепа, местами обтянутой кожей, было сложно. Я положил руку ему на плечо и вдруг мне будто передалась его обида. Ощущение несправедливости разрывало меня изнутри. Да, Старик некрасив. Его можно принять за скелета или за оборотня издалека, а его постоянный, неотрывный взгляд даже меня первое время доводил до мурашек – пока я окончательно не убедился, что Старик никому не желает зла. Но почему людей нельзя судить по внешности, а таких, как он – можно? Он добрый!
Старик встал и повернулся ко мне спиной. Я крикнул «Подожди!», но он не обратил внимания. Одной рукой опираясь на землю, другой – облокачиваясь на стену, он довольно быстро ушел вдаль. При каждом его движении его кожа издавала неприятный шорох. Я совсем не хотел возвращаться домой, к своим противным сестрам. Я ненавидел их! Но, понимая, что Старик не очень хочет меня видеть сейчас, я ушел гулять – точнее, ходить быстрым шагом по улице, глядя в землю, выискивая красивые камни на дороге, чтобы хоть как-то отвлечься. Задумавшись, я оказался у двери в свою комнату. Видимо, ноги машинально принесли меня домой. Я сел на пол, прижавшись к двери спиной, и заметил, что, как всегда, вся моя одежда в грязи. Времени до прихода родителей оставалось ничтожно мало. Стирать времени не было, поэтому я зашел в свою комнату и переоделся. Я не мог думать о том, расскажут ли сестры родителям про Старика, поверят ли им родители, что будет с нами. Я вообще не мог думать. Из этого состояния меня вывел крик, доносящийся со второго этажа дома. Там была спальня сестёр. Я побежал туда. На бегу понял: крик не сестринский, крик мамы.
Мои родители стояли в дверном проёме в ужасе. Отец поспешил закрыть мне глаза ладонью, но я успел увидеть. Сестры лежали на полу с открытыми глазами. Их одинаковые некогда голубенькие платья в ромашку сейчас были темно-бордовые от засыхающей крови, а у Лили в груди торчал нож. Кровь растекалась лужей по полу, её было так много, что в воздухе стоял едва ощутимый запах железа. «Старик!» - в ужасе подумал я. Что он наделал! Он же добрый! Как, как он мог и почему не убил меня вместе с сёстрами?
Вырвавшись из рук отца, я помчался вон из дома. В трещине Старика не было. Я направился к заброшенной половине деревни. Я искал его, искал целенаправленно. Мне было плевать на то, что меня может постичь та же судьба, что и моих сестёр. Я полтора месяца дружил с монстром и убийцей – это единственное что меня волновало. Старика нигде не было. Чувствуя себя обманутым, разрываясь на куски от душевной боли и непонятного чувства вины перед сёстрами и родителями, я пошёл обратно домой. Путь из этой половины деревни в ту был только один – там, где берег образовывал лестницу и где мы обычно виделись с этим монстром, животным.
Слова, которые он чертил тогда палочкой и которые я не смог прочитать, так и не смыло дождём и не повредило ветром. Буквы чётко были видны. Во мне зародилось любопытство и на секунду вытеснило все остальные чувства. Я знал буквы теперь, и я приложил все усилия, чтобы прочитать. - У тебя провалы в памяти – гласила надпись – будь осторожен.
Появилось четкое осознание того, что Старик не виноват. Потому что на моей одежде, которую я не успел отстирать до прихода родителей, была не грязь. Грязи неоткуда было бы взяться – там, где я гулял, были только ил и песчаник. Это была кровь Риты и Лили.
Текущий рейтинг: 77/100 (На основе 57 мнений)
