(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
День, когда цветёт папоротник
Всё началось, когда они свернули с трассы.
Покорёженный синий знак «Скобянино, 3 км» на повороте оставался единственным указателем с тех пор, как автомобиль затрясло по просёлочной дороге, а теперь ещё и это — просёлок разветвлялся в две стороны, однако на экране новенького навигатора ничего подобного не наблюдалось. Судя по карте, им надлежало двигаться прямо и прямо до тех пор, пока они не упрутся в деревушку, примостившуюся на излучине реки. И никаких поворотов.
— Молодец, — язвительно проговорила Алёна, — теперь мы заблудились. Отлично, просто отлично.
Стас промолчал. В дороге Алёна вела себя отвратительно, как и всю предыдущую неделю, с тех самых пор, как он сообщил, что решил вместо обещанной поездки в Таиланд обменять свою старую развалюху на внедорожник. Стоимость путёвки как раз покрывала разницу в цене. Отдохнуть можно и в деревне, а вот шанса найти подобный джип за такую выгодную цену могло больше не представиться.
— Ничего не понимаю, — сказал он.
Алёна рассмеялась слишком громко и фальшиво.
— Почему я не удивлена?
Раньше он добирался в Скобянино на электричке — старая «восьмёрка» была неспособна справиться с местными дорогами, но мощный двигатель «тойоты» вкупе с широкими протекторами должен был победить любые ухабы, а навигатор, связанный со спутником, — проложить любой маршрут. Но внезапно надёжная японская техника подвела.
— Поедем направо, — решил Стас.
Речка пересекала железнодорожные пути, которые они проехали полчаса назад, а значит, и деревушка должна была находиться в той же стороне.
— Давай, Сусанин, веди нас, — траурным голосом сказала Алёна. — Заедем туда, откуда даже это ржавое ведро нас не вытащит.
— Может, сама тогда решишь? — Он повысил голос.
— Конечно, какой у нас Стас добрый! Всегда даёт мне решать, когда нужно нести ответственность!
— Заткнись, — угрожающе проговорил он, переключая скорость.
— Не ори на меня! — взвилась она.
Стас впился пальцами в руль, борясь с желанием влепить ей пощёчину. Чёрт бы побрал её, эту жару, чудящий навигатор и всю эту гребаную поездку… Он свернул направо, и джип бодро запрыгал на ухабах, вздымая в воздух потревоженную цветочную пыльцу.
Мальчишкой Стас часто проводил в Скобянино всё лето. Чистый воздух, речка, лес прельщали его не меньше, чем прочих детей его поколения, ещё не испорченного компьютером. Теперь он впервые вёз в деревню свою девушку — о чём пожалел уже через полчаса после выезда.
Алёна смотрела в окно, скрестив руки на груди, и Стас, мельком глянув на неё, заметил, что её губы мелко дрожат. О, боже, только не это…
Едва начав плакать, она становилась совершенно неадекватной.
Он включил магнитолу, разбавляя напряжённую тишину.
— Выключи, — мгновенно среагировала Алёна.
— Чтобы слушать твоё похоронное молчание?
— У меня голова болит! — крикнула она зло. — Тебе плевать, ты только о себе и способен думать! Зачем я с тобой поехала…
Она заплакала. Стас выдернул панельку магнитолы и зашвырнул её в бардачок. Из-за поворота появилась ещё одна развилка.
Он смотрел на экран навигатора. Их автомобиль по-прежнему соединяла с пунктом назначения единственная жирная зелёная линия.
— Какого хрена…
— Поезжай, чего спрашиваешь, — всхлипывая, проговорила Алёна. — Ты же самый умный. Какая разница, что мы проехали уже пять километров, хотя на указателе стояла отметка «три».
— Направо, — решил Стас, отчасти оттого, что не хотел признавать её правоту. Ему только сейчас вспомнилось это «Скобянино, 3 км», хотя, судя по одометру, они проехали уже не меньше пяти. В любом случае, кроме Скобянино, деревень в округе больше не было, а значит, любая дорога должна была вывести туда.
В конце концов ей там понравится, решил Стас. Она ещё спасибо скажет. Чистый воздух никому никогда не вредил, как и домашняя еда, а загореть на речке можно не хуже, чем на заграничных пляжах, — никто потом и не отличит.
Что-то показалось впереди. Над дорогой возвышалась словно бы тёмная буква «П». Подъехав ближе, они увидели сложенные из старых брёвен ворота, увенчанные огромным засохшим цветком, напоминающим соцветие подсолнуха.
— Мило, — сказала Алёна, когда они проезжали в ворота. Меж деревьев показались первые дома — низкие, словно вдавленные в землю. Никаких заборов, покосившиеся ставни висели как попало и кое-где вообще отвалились, гнилые сараи опасно кренились, опираясь друг на друга. Плотная, почти осязаемая тишина стояла в воздухе, нарушаемая лишь шумом мотора. Место выглядело заброшенным.
Стас остановил машину и заглушил двигатель.
— Приехали? — Алёна брезгливо глянула на ближайший дом — почерневшую гнилую хибару с заколоченными ставнями.
— Нет. Это не Скобянино, — Стас снова глянул на навигатор.
— Слава богу, — язвительно сказала она, вытирая глаза. — Я уж думала, нам придётся в этой дыре…
Стас всё смотрел на экранчик. Теперь там было изображено кольцо — дорога нигде не начиналась и нигде не заканчивалась.
— Надо найти местных и узнать дорогу, — услышал он собственный голос.
— Пойди, спроси, — Алёна повела рукой в сторону домов. — Стас, тут никого нет! Сам послушай!
Она была права. Через опущенные боковые окна джипа не долетало никаких звуков — ни лая собак, ни коровьего мычания, ни отдалённых человеческих голосов. Ни струйки дыма не поднималось над деревней.
Отстегнув ремень безопасности, Стас открыл дверь:
— Я пройдусь по улице и посмотрю. Мне осточертело сидеть.
— Сам виноват! — крикнула она ему вслед. — Осёл упрямый.
Какого чёрта он вообще с ней связался? Симпатичная мордашка, стройные ножки — но боже ж ты мой… это нытьё просто бесило его.
Колея порядком заросла, местами превращаясь из дороги в тропинку. Под ногами чавкала грязь, мгновенно перепачкавшая его белые кроссовки. Остро пахло гниющим деревом и свежей травой.
Первые два дома оказались намертво заколочены. Стас удивлённо рассматривал тонкие деревянные заклёпки, держащие доски вместо гвоздей, и неуклюжие навесные шарниры из чёрного дерева.
Что-то скрипнуло слева — едва слышно, но он замер, затаив дыхание, даже не осознавая до конца, чего так испугался.
На крыльце соседнего дома сидел дед, пристально глядя на Стаса глубоко посаженными тёмными глазами. В своей серой одежде он почти сливался со стеной — неудивительно, что Стас не сразу его увидел.
— Добрый день!
Стас двинулся к нему, обходя заросли крапивы. Старик сидел неподвижно — копна седых волос разметалась по узким плечам, рот прятался в густой бороде, глаза смотрели въедливо и настороженно.
— Вы не подскажете, как проехать до Скобянино?
Дед с полминуты рассматривал Стаса и, когда тот уже решил, что старик глух, медленно покачал головой. Сзади хлопнула дверь «тойоты» — Алёна направилась к ним, оставив автомобиль.
— Мы заблудились! Кто-нибудь здесь сможет подсказать нам дорогу? — громко спросил Стас. — Где все люди?
— На празднике усе, — проскрипел дед. Голос у него был надтреснутый, как сухая палка, словно старик много лет не открывал рот.
Подошла Алёна, неодобрительно глядя на аборигена.
— На каком празднике? — не понял Стас.
Старик медленно поднялся, закряхтел, выпрямив спину, и отвернулся от них. Стас и Алёна переглянулись.
— Подождите, где праздник-то? — спросил Стас.
Дед отворил просевшую дверь и махнул рукой:
— Ходи.
— Что?
— Ходи, — повернувшись, старик скрылся в дверях.
— Я за ним не пойду, — решительно сказала Алёна. — Может, нам просто вернуться и…
Но Стас уже шагнул следом. В тёмных сенях пахло сыростью и засушенными травами. Несколько веников висели под потолком, опутанные паутиной, а вдоль стены тянулась скамейка, наполовину вросшая в земляной пол. Не разуваясь, дед прошёл в следующую дверь, и Стас последовал за ним.
Внутри царил полумрак; в дальнем углу серела грубо сложенная печь, а прямо напротив входа застыл деревянный истукан, вырезанный из большого полена. Огромные плошки-глаза неотрывно таращились на остановившегося в дверях Стаса.
Старик прошаркал мимо перекошенного стола, по которому ползали мухи, остановился у дальней стены и снова махнул рукой. Стас шагнул вперёд, но вдруг что-то с силой сжало его запястье; вскрикнув, он отшатнулся в сторону, врезавшись в деревянного истукана.
В нише возле стола обнаружилась старуха — такая древняя, что казалась похожей на живую мумию. Костлявая рука, вся в пигментных пятнах, медленно возвращалась на колени, совершенно чёрные глаза сверлили Стаса из-под редких седых бровей.
— Ты чего, бабка?!
Он перевёл дух. Ушибленное плечо саднило, истукан медленно покачивался из стороны в сторону со стуком, похожим на сухие смешки. Что-то в этой комнате казалось Стасу неправильным, не таким, как в привычных ему деревенских домах…
— Ходи!
Старик ждал его возле широкого куска бересты, приколоченного к стене всё теми же деревянными гвоздями. Когда Стас подошёл, хозяин дома, привлекая его внимание, провёл грязным длинным ногтем по рисунку на бересте.
Чья-то искусная рука обрамила картину замысловатой вязью, состоящей из цветов и побегов растений. В рамке неизвестный мастер изобразил лес, над которым в зените зависло солнце, заливая всё вокруг своими лучами. Среди деревьев плясали люди — все в пышных костюмах и венках из цветов; некоторые из них, тонкие, словно невесомые, парили над землёй, возвышаясь над остальными. А ещё — у солнца было лицо. Суровые, злые глаза рассматривали суетящихся внизу существ, рот щерился в нехорошей ухмылке.
— Купайло, ходи, — сказал старик. — Усе. И ты ходи. — Он поскрёб ногтем картину.
— Что всё? — воскликнул Стас. Дед притащил его сюда показать это? Чёрт бы побрал этих стариков…
— Ходи, — повторил абориген.
Снаружи донёсся обеспокоенный Алёнин голос, окликнувший Стаса по имени. Развернувшись, парень широкими шагами двинулся к дверям, бормоча ругательства. Истукан проводил его тяжёлым взглядом.
— Ну вы что там, уснули? — капризно спросила Алёна.
Стас обошёл её, направляясь к машине.
— Нужно найти кого-нибудь соображающего. Здесь живут люди.
— Конечно нужно, раз уж ты сам ничего сообразить не можешь, — мгновенно нашлась она. Стас проигнорировал её слова.
— Поедем дальше. Старик сказал, все на празднике, — не думаю, что это далеко.
— Господи, да он просто выжил из ума! — воскликнула Алёна. — Ну какой праздник двадцать первого июня? День летнего солнцестояния, что ли? Это же смешно…
Стас вздрогнул, вспомнив солнечный лик на берестяной картине. Может быть, всему виной его воображение, но за ухмылкой угадывались зубы — острые и длинные, как ножи. Неожиданно он понял, что показалось ему странным в деревенском доме.
— В каждом деревенском доме, где мне доводилось бывать прежде, один из углов комнаты был отдан под киот с образами. Здесь же не было ничего похожего.
— Что? — не поняла Алёна.
— Должно быть, это какие-нибудь родноверы, или как их там называют, — сказал Стас. — У них в доме не было икон. Фиг знает какие там у них праздники…
Она смерила его долгим взглядом:
— Знаешь, иногда ты меня просто бесишь.
Он молча сел в машину и завёл двигатель. Алёна вскарабкалась на соседнее сиденье — голые ноги по колено перемазаны в травяном соку, в подошвы кроссовок набилась грязь.
— Мне здесь не нравится, — заявила она. — Поехали назад…
— Куда? Навигатор не работает, — он положил руку на ручник. — Лучше узнать дорогу здесь.
— Вернёмся на трассу и поедем в город. Всё равно отдых уже испорчен.
Он возвёл глаза к небу, призывая на помощь всё своё терпение.
— Так. Мы уже проехали семьдесят километров, и я не собираюсь поворачивать из-за бабских капризов. Я хочу отдохнуть на свежем воздухе, и тебе это тоже будет полезно.
— Чёрт бы тебя побрал с твоим свежим воздухом! — крикнула она. — Ты разве не видишь? Здесь… странно.
Он нажал на газ, и джип медленно пополз вперёд, сминая тонкие стебельки.
— Мы повернём назад, как только узнаем дорогу. Я всё сказал.
Алёна отвернулась. Наверняка снова плачет, понял Стас, почувствовав некоторое удовлетворение. Она сама виновата, вон сколько ему нервов вымотала…
Они проехали несколько домов — старых, словно готовых развалиться от малейшего толчка. Заборов жители деревни по-прежнему не признавали — если в этой части деревни действительно кто-то жил, кроме стариков на въезде. Постепенно домов становилось больше, они вырастали то тут, то там, среди них попадались и довольно крепкие, и ушедшие в землю едва ли не по самую крышу.
Двигатель натужно загудел — дорога пошла в гору. Колёса судорожно вращались, ища сцепление с дорогой, и джип карабкался вверх, как краб.
— Ты видел недостаточно? — тихо спросила Алёна. — Тебе мало? Здесь только этот полоумный старик, больше никого.
— Там ещё бабка, но одни они бы тут не выжили, — сказал Стас. — Наверняка в деревне есть кто-нибудь ещё. Сейчас мы заберёмся на эту горку, и всё станет ясно.
— Ты даже не знаешь дорогу. Мы застрянем где-нибудь или перевернёмся — то-то веселье будет!
Он смолчал, вдавив педаль газа. Гребень холма маячил теперь совсем близко.
— Послушай меня хоть раз! — крикнула Алёна, хватая его за руку. — Мне страшно!
— Отцепись!
Джип вынырнул из подъёма; на секунду солнце ослепило Стаса. А потом их подкинуло вверх, и с протяжным скрипом, отдавшимся у Стаса в позвоночнике, «тойота» села на брюхо, нырнув правыми колёсами в глубокую канаву.
— Накаркала, дрянь! — крикнул Стас, отталкивая застывшую девушку. Переключившись на заднюю передачу, он вдавил педаль газа в пол. Двигатель взревел, и колёса, вгрызаясь в податливую почву, выпустили фонтан земли и камней.
— А я говорила! Говорила! — истерично крикнула Алёна, хватая его за руку. — Кретин! Ненавижу тебя!
— Заткни пасть!
Он распахнул дверь и обошёл джип спереди. Машина застряла плотно: край канавы обвалился, усадив «тойоту» прямо на днище.
— Твою мать!
Стас раздосадованно саданул по капоту. Алёна сидела на переднем сиденье, размазывая слёзы по лицу. Это всё она виновата, подумал он. Подзуживала его, дрянь, всю дорогу. Когда выберемся отсюда, брошу её, решил Стас.
Однако нужно было вытаскивать джип.
Он вернулся к Алёне:
— Пошли, нужно найти трактор.
— Я никуда не пойду, — прохныкала она.
— Ну и отлично! Тогда сиди здесь, я сам всё сделаю, — хлопнув дверью, Стас резко развернулся и пошёл прочь.
Алёна сидела в машине, подтянув ноги к груди и дрожа от негодования. Мало того что вместо нормального отдыха ей пришлось ехать в лесную глушь, так ещё и её паренёк, как всегда, показал свой дрянной характер. Вернёмся в город — уйду от него, решила она.
И как можно быть таким эгоистом? Она-то рассчитывала понежиться под горячим южным солнышком, но для него важней оказалась какая-то машина…
Становилось душно. Лобовое стекло фокусировало солнечные лучи не хуже выпуклой линзы, и передняя панель очень скоро превратилась в раскалённую батарею. Алёна потянулась включить кондиционер и обнаружила, что Стас забрал с собой ключи. Какого, а? Этот урод только о себе и может думать…
Промаявшись некоторое время, она не выдержала и выбралась наружу. Злое солнце немедленно обрушилось на девушку с небес. Поморщившись, Алёна продралась через колючий шиповник к ближайшим деревьям — туда, где густые кроны давали хоть какую-то тень. Обнаружив выпирающий древесный корень, она уселась на него и вытянула ноги, прислонившись к тёплой коре. Оставленная машина блестела на солнце, пуская солнечных зайчиков по высокой траве.
— Алеееееена!
С тупым удивлением она поняла, что задремала. Блик, отражённый автомобильным стеклом, успел переместиться к самым её ногам, когда она неожиданно проснулась. Кто-то звал её по имени.
Алёна вскочила, пытаясь определись, откуда доносится крик.
— Я здесь! Стас?
Тишина. Может быть, ей всё только приснилось?
— Алееееееена!
Теперь она увидела: далеко в лесу, между стволов деревьев промелькнула белая футболка. Сделав пару шагов непослушными затёкшими ногами, она крикнула:
— Стас, я здесь! Иди сюда!
Парень обернулся. Лица Алёна не разглядела, но поняла, что он увидел её, потому что махнул ей рукой. Она тоже замахала ему, позабыв, что обиделась. Всё-таки оставаться здесь одной было как-то неуютно… и немного страшно. Как здорово, что он возвращается, вместе они что-нибудь придумают…
Парень отвернулся и пошёл в лес.
Что за чёрт?
— Стаааас! — крикнула она изо всех сил, не веря своим глазам. Он обернулся снова, махнул ей рукой и как ни в чём не бывало продолжил путь.
— Стой!
Не выдержав, она побежала за ним. Какого чёрта он творит, что о себе возомнил, вообще? Злость быстро возвращалась, словно никуда и не уходила.
— Стас, подожди!
Она запнулась о корень и чуть не упала. Высокая трава цеплялась за щиколотки, оставляя порезы и царапины, правую ногу больно ужалила крапива. Лес шёл под уклон, и девушке приходилось осторожничать, чтобы кубарем не покатиться вниз. Она понемногу нагоняла Стаса. Тот ступал медленно и осторожно; неожиданно Алёна поняла, что он хромает.
— Стас!
Она вышла на тропинку, спускающуюся в небольшой овражек. Он стоял на другой стороне, прислонившись к дереву. Его джинсы потемнели и заворсились, волосы были всклокочены, на футболку налипли листья и колючки… и где только он лазил?
— Ну подожди, засранец, — пробормотала она, тяжело поднимаясь по травянистому склону. — И что это за игры? Почему я должна за тобой бегать, я что…
Парень обернулся, заставив её подавиться заготовленной фразой. Это был не Стас. Разумеется, это был не он — как она вообще могла спутать? Парень, стоящий перед ней, посмотрел на неё глубоко посаженными белесыми глазками и молча продолжил свой путь. Это вывело её из оцепенения.
— Куда ты идёшь? Подожди, — она быстро догнала его и схватила за рукав. — Ты местный? Мне нужна помощь.
Он снова глянул в её сторону, нахмурив жидкие брови. Алёна почувствовала, что теряет терпение.
— Ты понимаешь, что я говорю?
Молчание. Боже, ну и урод.
— Ты глухой? А… да чтоб тебя…
Неожиданно она услышала песню. Низкие, гортанные звуки, перекликающиеся с частыми деревянными перестуками, вязко тянулись среди стволов. Алёна с удивлением поняла, что не понимает ни слова. Отпустив рукав незнакомца, она сделала пару шагов к зарослям ивы, раздвигая податливые ветви.
На лесной поляне горел костёр, вокруг которого плясали люди — молодые парни и девушки, все в ярко-красных и белых одеждах. С краю возле деревьев толпились старики, наблюдающие за танцами, их редкие седые волосы были аккуратно причёсаны, на головах пестрели венки из цветов. Чуть поодаль Алёна увидела мужчин, игравших на деревянных ложках. Стоящие вокруг них пели низким горловым голосом, и блики костра отражались в их чёрных глазах. А в центре поляны, в образованном огнём круге стояло чучело: в два человеческих роста, толстые ноги-брёвна, руки — узловатые коряги, глаза из древесных кап смотрят в разные стороны из-под травяной шапки волос, а внизу (Алёна моргнула несколько раз, чтобы убедиться, что глаза ей не врут) болтаются деревянные мужские причиндалы внушительных размеров.
Она огляделась, ища к кому обратиться. Неожиданно ложки разом смолкли, плясуны остановились, как по команде. Алёна вздрогнула. В наступившей тишине обращённые к ней лица почему-то показались масками. Потом наваждение пропало.
Она открыла рот, но не успела ничего сказать: три девушки вышли к ней, неся кусок красной ткани и венок из ромашек, и, прежде чем ей удалось хоть что-то понять, на её голове оказался круг из переплетённых цветов.
— Привет… вы мне не поможете?.. — начала Алёна, но тут красная накидка опустилась на её плечи, а подоспевшие молодцы с рябыми рожами втянули девушку в толпу. — Стойте, — говорила она, пока держащий её за руку парень с торчащими в разные стороны патлами прокладывал путь сквозь толпу аборигенов, — подождите! Мне нужна помощь, мы сломались…
Грянули ложки — гулко, громко, словно барабаны. Парни разобрали девушек и пустились в пляс; кто-то подхватил её за талию и закружил. Едва успевая переставлять ноги, Алёна встретилась глазами с симпатичным черноволосым парнем, чьи руки ухватили её за ягодицы. Прежде чем она успела возмутиться, партнёр сменился — блондин с уродливой бородавкой на носу закружил её в другую сторону, и голоса продолжили свою странную песню. Внезапно на пути возник костёр, и они, не задумываясь, перепрыгнули через пламя.
О, эти милые деревенские забавы…
Вот так-то, Стасик, внезапно подумала она. Я нашла их первая и, пожалуй, повеселюсь на празднике, а ты можешь бродить в грязи и дальше, если хочешь.
Перехватив руки поудобнее, она широко улыбнулась своему кавалеру, и он осклабился в ответ, обнажив шеренгу кривых пожелтевших зубов.
Стас яростно топтал траву, пока злосчастный подъём не скрылся за деревьями. Мысли крутились вокруг покорёженного днища почти новой машины. Вряд ли джип получил серьёзные повреждения, однако оси могли погнуться, и бог знает что там ещё отвалилось, когда колёса сковырнулись вниз… и какого чёрта они не свернули в другую сторону?
— Эй! Есть тут кто?
Тёмные дома молчали. Его голос, срикошетив от деревьев, утонул где-то в лесу. Стас остановился, прислушиваясь. Если старик не врал, откуда-то должны были доноситься звуки праздника.
Ничего — лишь ветер гулял в кронах. Солнце, застывшее прямо над головой, нещадно палило. Он двинулся дальше, жалея, что не захватил кепку.
Если в деревне никого не окажется, придётся пять километров топать до трассы. Телефон здесь никогда не ловил, но, может быть, удастся остановить попутку, доехать-таки до Скобянино и вернуться сюда на тракторе. Похоже, на сей раз Алёна оказалась права. Мысли об этом с нарастающим упорством лезли в голову.
«Вернёмся на трассу и поедем в город. Всё равно отдых уже испорчен».
«Мы повернём назад, как только узнаем дорогу. Я всё сказал».
Нет, ну как можно быть таким идиотом? Первая злость прошла, и теперь, оказавшись здесь, среди пустых лачуг, где некому прийти на помощь, Стас чувствовал растерянность. Растерянность и страх.
Он огляделся.
…Они стояли полукругом в центре вытоптанной площадки, словно расступившиеся в стороны хибары освободили для них место. Грубо вырезанные лица смотрели с высоких столбов хмуро и неприветливо.
Ну и дела.
Стас остановился в центре круга, рассматривая деревянных истуканов. Прямо перед ним возвышался грозный бородатый старик с молнией в руках; справа от него стоял мужик с луком — у его ног из дерева вырезали голову собаки; лик следующего, несомненно, изображал солнце. Ещё там были красивый юноша, увитый деревянными побегами растений, полноватая нагая девушка с тяжёлыми грудями и сгорбленный, почерневший человечек, изо рта которого, вне всякого сомнения, торчали клыки, а голову увенчивали маленькие рожки. Истуканы глазели на Стаса с холодным равнодушием.
Вот так история. Всё это время в каких-нибудь пяти километрах от Скобянино в глухом лесу ютилась эта маленькая языческая деревня, которой и на картах-то нет. Интересно, эти люди живут здесь с древних времён, или они — просто бежавшие в своё время крестьяне, основавшие в лесах поселение и сменившие религию?
А ведь язычники действительно отмечают день летнего солнцестояния, называемый теперь днём Ивана Купалы. «Купайло! Ходи!» — вспомнились ему слова деда так отчётливо, словно старик шепнул их ему на ухо.
Он сглотнул, чувствуя на языке неприятный медный привкус. Чёрт их разберёт, этих деревенских, — никогда не знаешь, чего от них ожидать. Тем более от жителей захолустного языческого поселения. Нужно вернуться и забрать Алёну, нечего ей там одной сидеть.
А ещё ему захотелось достать из багажника бейсбольную биту.
Осознание неправильности происходящего появилось не сразу. В какой-то момент Алёна поняла, что людей вокруг как будто становится всё больше и больше. Горловые звуки песни растекались, почти осязаемо плавая в воздухе, а дым от костра обволакивал поляну, и от его приторного сладкого запаха ей вдруг стало дурно. Ноги заплелись, и она едва не упала, но новый партнёр неожиданно грубо вернул ей равновесие и увлёк за собой. Она пыталась что-то сказать и тут увидела их.
Серое, ничего не выражающее лицо мелькнуло и исчезло в дыму, затерявшись среди красных рубах и белых платьев. За ним показалось второе: сморщенное, чёрное, глаза подёрнуты серой дымкой, тело — плотная тень, не касающаяся земли. Оба видения исчезли, прежде чем она поняла, показалось ей или нет. Алёна кинула взгляд в другую сторону и с пугающей чёткостью увидела серые фигуры, бредущие среди деревьев. Густая мгла крутилась у их ног, лица, словно сотканные из плотного тумана, бесстрастно плыли в воздухе. Одна за другой тени втягивались на площадку, смешиваясь с танцующими, но аборигены будто не видели их.
Она не закричала. Происходящее казалось нереальным, но каким-то странно уместным, правильным… да, правильным. Страшные лица кружились всё быстрее, постепенно заменяя танцующие пары, и скоро на поляне не осталось никого, кроме их безумного хоровода, центром которого была она… и круг огня, заключавший в себя нелепое чучело. Алёна не помнила, как там оказалась; кажется, что-то сильное подняло её и перенесло через костёр, опустив у ног идола. С тупым удивлением она увидела сваленные на цветочное ложе овощи и несколько куриных тушек.
Стучали ложки — всё сильнее, отбивая бешеную дробь. В голове странно плыло; поляна раскачивалась, словно чаша колокола. Сквозь завихрения огня ей виделись лица — страшные серые тени окружили костёр… а за ними стояли люди, словно ожидая чего-то.
Эта мысль пронзила её, отрезвляя одурманенную голову взрывом ужаса. В тот же миг что-то раздвинуло деревья, стоящие на краю поляны, и все звуки смолкли. И вот тут-то, поняла она, леденея, и должно начаться ужасное…
Теперь собравшиеся смотрели куда-то вверх — но она завопила лишь тогда, когда узловатая рука-коряга со скрипом протянулась к ней сзади и крепко схватила поперёк груди.
Стас застыл, не в силах поверить своим глазам. Машины не было.
Он вернулся так быстро, как только смог, на ходу придумывая слова примирения, и понял, что едва не прошёл место аварии, только тогда, когда дорога уже перевалила за вершину холма и заструилась вниз.
Машины не было.
Он стоял на самой вершине, с колотящимся сердцем оглядываясь по сторонам. Происходящее начинало казаться ему дурным сном, чем-то иррациональным, немыслимым. Вот же они, следы от протекторов на влажной земле, вот примятая днищем трава. Но где же сам джип… и где Алёна?
Мирная тишина этого Богом забытого места теперь казалась ему пугающей, почти зловещей. Он был уверен, что в такую погоду любой звук должен разноситься далеко вокруг, — но не слышал ни гула работающего двигателя, ни голосов людей. Можно было бы предположить, что Алёне удалось завести машину и сдвинуть-таки её с места, после чего она назло ему уехала назад, однако Стас прекрасно знал, что девушка не умеет водить. Но что же тогда, чёрт возьми, произошло?
Он негромко позвал её, пугаясь звуков собственного голоса. Потом опустился на колени, внимательно осматривая влажную почву. В грязи отпечатались следы рифлёной подошвы Алёниных кроссовок, но она могла оставить их, когда выходила в первый раз. На всякий случай он пошёл по следу, пачкая джинсы в травяном соке.
След сворачивал в лес.
Оглянувшись, Стас нырнул в заросли шиповника. Сначала отпечатки подошв были отлично видны на сырой земле, но скоро грязь уступила место сосновым иголкам и прошлогодним перепрелым листьям, и он сразу же потерял следы. Куда это она направилась так целеустремлённо, хотелось бы знать?
Он завертелся, пытаясь снова обнаружить след, и позвал Алёну, но на его голос не отозвалось даже эхо. А потом яркое пятно, настырно маячившее где-то на пределе видимости, привлекло его внимание. Стас посмотрел туда и увидел странно знакомый предмет, валяющийся в зарослях. Он подошёл поближе, присматриваясь.
Его кепка. Та самая, которую он оставил на панели автомобиля и о которой потом сожалел. Кепка валялась у могучего дерева, и его толстый сук, переломленный почти у основания, свисал вниз, как перебитая рука. Стас огляделся. На нескольких соседних деревьях также были сломаны ветки, и листья осыпали лесную поросль.
Ему не хотелось об этом думать, но он всё равно думал, пока шёл вперёд по образовавшемуся коридору. Что-то сломало все эти ветки. Что-то достаточно большое, чтобы…
Поднять автомобиль.
Стас перелез через молодую осину, вывороченную с корнем, — и замер, поражённый. В этом месте лес обрывался, словно половину холма стесали исполинским ножом, и лишь несколько чахлых деревьев тщились карабкаться по отвесной земляной стене. У подножия обрыва валялся их автомобиль, покорёженный и смятый, как консервная банка. Неведомая сила вдавила крышу внутрь и согнула корпус, от чего нос джипа задрался и смотрел в небо, оскалившись разбитой радиаторной решёткой. На примятую траву вытекало масло, влажно блестевшее на солнце.
Вокруг уничтоженной «тойоты» покоились другие автомобили. Многие из них совсем заржавели и поросли травой, словно лежали тут уже многие годы, а некоторые выглядели почти новыми — но именно их вид ужаснул Стаса сильнее всего.
Ну и дела, Алёна. А ведь эта история, видимо, повторяется из раза в раз. Поворот не туда, отказавший навигатор или неверная карта, покинутая деревушка… вот кто бы только сказал, что стало с хозяевами этих разбитых машин?
Он отступал, пока не запнулся о дерево и не свалился, вскрикнув от испуга. А потом откуда-то сзади донёсся отчаянный вопль, заставивший Стаса похолодеть. Он узнал этот голос.
А потом он побежал.
Ветви мелькали то слева, то справа, норовя выбить глаз или оцарапать лицо, а трава цеплялась за ноги, пытаясь повалить на землю, но Стас всё равно бежал. Крики звучали слабее и глуше, а темнота, сгущавшаяся под древесными кронами, с каждым шагом становилась всё осязаемей, словно засыхающий сироп. Сама земля здесь, казалось, сочилась ядовитыми испарениями, и толстый слой папоротниковых листьев покрывал её тёмно-зелёным ковром. Папоротники были всюду, расходясь в стороны, когда он делал шаг, и смыкаясь за его спиной.
Крики давно стихли, когда невидимая рука поймала Стаса за ногу, и он упал на землю среди солдат папоротникового воинства. Голова нещадно кружилась, и казалось, что земля раскачивается под ним, как корабельная палуба. Он поднял голову, пытаясь сфокусировать зрение…
Перед ним, наполовину вросший в землю, лежал человеческий череп. Стас отшатнулся, сминая папоротниковые побеги, а потом увидел их.
Размытые серые тени заключили поляну в круг; дряхлые, сморщенные лица были обращены к нему, и тяжёлый чёрный туман клубился у их ног. А ещё Стас услышал шаги — тяжёлая поступь, сопровождаемая треском ломаемых веток, приближалась из леса.
— Нет, — прошептал он; по щекам скатились две слезы, прочертив тонкие дорожки. Пальцы сжались в кулаки. — Нет…
Ближайшая сосна наклонилась в сторону, и на папоротниковую полянку ступило нечто. Огромные тупые глаза-наросты уставились на Стаса, в густой травяной бороде кривился грубо вырезанный рот, а по здоровенной свисающей елде стекала тёмно-красная жидкость.
Купайло.
В узловатой лапе чудовища болталось обнажённое женское тело. Длинные светлые волосы Алёны покраснели от крови, из распахнутого рта вывалился распухший язык, окровавленные ноги вывернулись под неестественными углами…
Взмахнув рукой, монстр отшвырнул мёртвую девушку, и она упала рядом со Стасом, распластав руки по земле. Оглушённый, он смотрел в её остекленевшие глаза, в ушах оглушительно бухал молот, и всё вокруг плыло, а потом откуда-то сверху донёсся посторонний звук — длинный, протяжный скрип сгибающегося дерева, и земля полетела куда-то вниз…
Люди, облачённые в праздничные наряды, собирались на священной поляне. Праздник был окончен, и навьи вернулись в своё сумрачное царствие, умиротворённые ещё на один год. Папоротник, примятый танцами летнего бога, успел подняться, и теперь молодые стебельки перешёптывались между собой, возбуждённые полученными подношениями.
На жертвенном кургане образовались два новых холмика, и папоротниковые побеги над ними оживлённо шевелились. Прямо на глазах из земли пробивался новый стебелёк, рос, тянулся к солнечному богу, набухая тяжёлым бутоном. Не прошло и десяти минут, когда бутон распустился прекрасным цветком, — и это было добрым предзнаменованием.
Жители деревни расходились по домам, уставшие, но довольные. Боги приняли их дары. Урожаи в этом году будут тучными, леса — полными дичи, а людей минуют болезни.
Дмитрий Лазарев — «День, когда цветет папоротник», 2015 г.
Текущий рейтинг: 77/100 (На основе 57 мнений)
