Приблизительное время на прочтение: 28 мин

Деда

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pero.png
Эта история была написана участником Мракопедии Zerkalo. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Деда своего я всегда очень любил. А вот его квартиру на дух не переносил. Так бывает. Пока мы с дедом играли, смотрели телевизор или гоняли чаи за разговором, было хорошо и уютно, но стоило ему только пойти спать или загнать меня в мою комнату, как атмосфера вокруг менялась, словно квартира без хозяина показывала свое истинное лицо. Мне было в ней постоянно страшно, по-сто-янно. Огромная четырехкомнатная квартира с длинным коридором, которая могла бы стать классической Питерской коммуналкой, вызывала завистливые вздохи всех гостей и неимоверный ужас единственного внука. Я гостил всегда в ближайшей от входной двери комнате, поэтому меня ждало еще одно испытания по ночам - пройти в одиночку через весь коридор до туалета. Можно было бы включить свет - благо выключатель был как раз рядом, но я и в дошкольном возрасте знал, что боятся темноты только маменькины сынки и трусы, а я был не такой, я бежал в кромешной тьме с бешено бьющимся сердцем и выдыхал только оказавшись в уютной тесноте уборной. Да, дедова квартира - была единственным местом во всем мире, где мне было некомфортно от больших пространств. Даже в кладовке казалось спокойнее, чем в больших залах старого фонда. Сложно передать этот страх. Я не видел ничего конкретного, никто не появлялся возле моей кровати, никто не распахивал двери, не шагал по комнатам - ничего такого. При этом у меня было абсолютно четкое ощущение чужого присутствия. Наверное именно это многие писатели называют "чувствовать что на тебя смотрят". Родители удивлялись как смирно я себя веду у деда - отправляюсь спать сразу же, не капризничаю и не прошу еще посидеть. А я просто старался уснуть до того, как дед закончит смотреть телевизор или читать. До того, как дом опять станет враждебным и чужим. 

Но однажды моя смелость начала иссякать окончательно и я все-таки подошел к деду:
- Деда, - сказал я, ковыряя носком пол и не поднимая глаз, чтобы не выдать себя, - у меня есть друг. Он совсем не трус, он уже взрослый и смелый…
- Но ему бывает страшно по ночам? - Опередил меня дед, избавив от необходимости фантазировать дальше. Я лишь кивнул. - Передай своему другу, что есть одна… ну, скажем, считалочка. Если шептать ее по ночам, то страхи отступают сами собой. Да и не только страхи! - Дед подмигнул и стало тут же как-то спокойно и даже немного смешно.

Бойся волк, дрожи медведь,
На охоту вышел Дед. 
Раз два три четыре пять
Он идет зверье стрелять. 

Будет вам, зверью, наука.
Будет шапочка для внука.
Шесть семь восемь девять десять.
Дед на шею клык повесит.

Хорошо помню, что как-то мама услышала от меня эту считалочку и долго ругалась с дедом по телефону, утверждая, что нельзя детям «такие страсти» рассказывать. Отец же только посмеялся и сказал «не барышня же растет!». Но все-таки при родителях я старался больше считалочку не упоминать, чтобы никого не расстраивать.

Мы переехали из Питера достаточно давно - мне едва исполнилось шесть, когда отца перевели в часть под Новосибирском и мы достаточно быстро сменили место жительства. В Бердске у нас была уютная квартирка, где я совершенно спокойно перемещался даже в полной темноте и не боялся находиться один. Дед же, овдовевший еще до моего рождения не страдал от одиночества - ему хватало редких, но приятных гостей из бывших коллег и учеников, наших телефонных разговоров, телевизора, книг. Раз в год в приезжали к нему с родителями, чаще вдвоем с мамой. Кто-то скажет, что возить ребенка на лето в Питер - не самая лучшая идея, но я всегда с нетерпением ждал этого времени, так как у деда было всегда много интересных историй и книг, а главное - шахматы, за которыми мы проводили много часов. Когда мы приезжали, в квартире всегда было много народу - родители, их друзья, заходящие в гости, дедовские ученики, знакомые и их дети. Не удивительно, что в такой суете не оставалось места для страха - часто кто-нибудь засиживался до полуночи, а то и позже, так что засыпал я всегда под приглушенный гомон голосов, раздающихся с кухни или других комнат. И для меня это было лучше всякой колыбельной. Со временем я стал думать, что все это были детские страхи, никак не связанные с конкретным местом. 

Все изменилось, когда я вернулся в квартиру через много лет и по очень невеселому поводу - деда положили в больницу. Ехать всем гуртом не было никакого смысла, так что, переговорив с родителями и оставив жену с дочерью дома, я полетел первым же рейсом в город детства. Дед лежал еще в реанимации и к нему не пускали, так что первую же ночь я провел один. И вот тут-то я совершил для себя неожиданное и неприятное открытие - мне все еще страшно. Совсем как много-много лет назад, еще до переезда. Чувствуя себя полнейшим идиотом и сгорая от стыда, я, здоровый мужик, тем не менее включил во всех комнатах свет и засыпал в гостиной на диване под телевизор. Не сказать, чтобы это полностью спасло, но липкий панический ужас сменился просто подозрительностью и дискомфортом. Заснуть я смог только ближе к рассвету. Кошмары, которые меня мучили в то утро, я счел по пробуждении вполне логичными. Мне снилось что я бегу в полной темноте по коридору, который все не заканчивается и не заканчивается. Я уже давно должен бы наткнуться на дверь туалета, но хватаю руками только пустоту. Во сне я чувствую бешеный стук собственного сердца, а еще - преследователя. Я знаю, что за мной гонятся. Я не слышу чужих шагов или дыхания, но ощущение присутствия явное, плотное и паническое. И совсем скоро случится что-то плохое, такое плохое, что я не могу себе даже представить. 

Проснулся я, что называется, в холодном поту. Не скажу, что дневной свет, льющийся в окна, убрал всю ночную жуть, но все-таки страх перестал быть таким навязчивым и теперь его можно было списать на триггер из детства.

Бойся волк, дрожи медведь,
На охоту вышел Дед. 
Раз два три четыре пять
Он идет зверье стрелять.

Старая считалочка всплыла в памяти сама собой и я улыбнулся. Здоровый лоб, а устроил тут! У меня даже дочь на буку в шкафу еще ни разу не жаловалась, а я...

Следующие несколько дней мне было не до квартиры. Рак. Четвертая стадия. Метастазы. Для восьмидесятилетнего старика это приговор. Перевозить его из Питера было бы плохим планом, да и дед, прекрасно понимающий, что теперь он начинает доживать последние дни, был категорически против - помирать, так на Родине. Нанимать сиделку? Перевозить родителей? Переезжать самому? В голове роились тысячи бестолковых мыслей, а ответ нашелся быстро после первого же звонка домой. Я женился на той женщине, определенно на той! Лена, не мудрствуя лукаво, предложила переехать в Петербург. Дед не раз сам предлагал этот вариант, квартира у него большая - и нам просторно и за ним присмотр будет. Квартиру в Бердске не будем торопиться продавать, сдадим - все копеечка. Мне все равно - я успешный фрилансер, а хороший бухгалтер себе работу всегда найдет. Созвонился с родителями и остановились на том, что сейчас я еще пару недель побуду с дедом, потом у отца отпуск и он меня сменит как раз на время урегулирования вопросов дома.

Первые пару дней после новостей от хирурга я приходил в квартиру и отключался до утра без всяких страхов и сновидений. Разговоры с дедом в больнице, беготня с документами, диалоги с врачами - все это выматывало так, что ни на что остальное не оставалось сил. В следующий раз меня настигло примерно на четвертый день, когда я вернулся раньше обычного и в более бодром состоянии (но не расположении духа). Как бы я ни старался убедить себя в том, что мой страх - всего лишь привычка из детства и вызван знакомой обстановкой, некий потусторонний ужас вновь начинал сочиться со всех углов.

Бойся волк, дрожи медведь,
На охоту вышел Дед.

Но даже старая считалочка в отсутствии деда не производила должного эффекта.

Я проворочался в постели несколько часов, пока, наконец, не сдался и не зажег свет. Тишина в квартире была почти звенящая. Будь прокляты стеклопакеты, которые установили в свое время еще мои родители - через старые деревянные окна были бы слышны уютные звуки ночной улицы, а так - словно в склепе. Но ни открытые окна, ни телевизор уже не спасали. Страх был здесь, со мной. Квартира вновь стала чужой, неприятной, пугающей. Словно сами стены были против чужого присутствия. Я мучился до утра. Ни о каком сне не могло быть и речи - стоило мне закрыть глаза, как сразу начинало казаться, что кто-то на меня смотрит. Я будто становился беззащитным перед некоей силой, которая давила на меня со всех сторон. Переместившись на кухню и включив маленький, "кухонный" телевизор, я поставил на плиту турку с кофе и закурил. Все эти простые действия и привычные звуки помогали хотя бы немного успокоиться и не впадать в панику. Надо мыслить логически и не поддаваться чудовищам своего разума. Видимо детские впечатления настолько были настолько сильны, что квартира работает триггером и включает их на полую катушку. Страхи за деда, переживания и, что уж греха таить, уже предварительное прощание с ним - все это просто стало благодатной почвой. 

Примерно так я размышлял и успокаивал себя, когда в дверном проеме появился мой дед. По-старчески шаркая ногами и опираясь о дверной косяк дед глядел на меня со странным выражением на лице. Боли, усталости и... жалости?

- Деда? 

Я успел нырнуть с головой в ледяной, обволакивающий и какой-то первобытный ужас прежде, чем проснулся. 

Кофе сбежал, сигарета докурила себя сама в пепельнице, а я сидел в совершенно пустой кухне, где меня вырубило с недосыпа и переживаний. Когда организму нужен сон, психика бывает бессильна. 

Нет, дед не помер в больнице и не приходил ко мне проститься. Еще через пару дней я забрал его домой. 

Все было совершенно как в детстве - пока деда бодрствовал, мне было хорошо и уютно, но как только я отводил его в спальню, страх накатывал со всех сторон и я спешил к свою комнату, где засыпал со светом и фильмом на ноутбуке вместо телевизора. Через пару дней я понял, что все это никуда не годится и я рискую потерять работу - после бессонных ночей верстал я из рук вон плохо, меня клонило в сон и я закачивал в себя литры кофе. Но все равно не смог опять утомиться настолько, чтобы спокойно вырубиться вечером - каждую ночь меня мучили мои страхи, а короткие сны, полные кошмаров, не давали отдыха. 

В результате я нашел решение - просто сменил график сна. Купив беспроводной дверной замок, я выдал деду кнопку, чтобы в случае чего иметь возможность подскочить по первому же зову. С интимными вопросами деда справлялся пока сам, а еду я готовил ему на день в ночное время. Утро и вечер у нас были на разговоры и шахматы, а днем деда развлекали телевизор, книги, да приходящие навестить друзья-старики. Я же в светлое время суток погружался в спокойный и сладкий сон, чаще всего - даже без сновидений, а на ночь перемещался на кухню, варил себе кофе и спокойно работал за ноутбуком до утра. Не буду врать, что это полностью избавляло меня от страхов и все-таки верстка очень сильно отвлекала и холодок по спине у меня пробегал только когда я отвлекался от нее на нужды организма.

Дед держался молодцом. Он справлялся пока одним лишь прописанным трамадолом, да и тот просил колоть ему чуть реже предписанного, чтобы сохранять ясность ума как можно дольше. "Знаю я, зачем ты меня колешь!" - Посмеивался дед. - "Чтобы старик тебя в шахматы перестал обыгрывать!". Иногда у нас были ночные сеансы - когда деду не спалось, он брал доску и приходил ко мне на кухню, пугая каждый раз своим появлением, очень похожим на недавний мой кошмар. Впрочем, за любимой игрой и в присутствии деда страхи рассеивались быстро. 

Последняя наша партия так и осталась незавершенной.  Умер дед не от рака, а от сердечного приступа. Умер быстро, легко, всего за день до приезда своего сына, моего отца. Никто из нас не мог предположить, что все случится так скоро...

Приехали все. Лена, родители - срочно сорваться ради похорон гораздо проще, чем к еще живому человеку, но надолго. Мне не нравилась мысль о том, что Кате, нашей дочери, которой только исполнилось пять лет, придется быть на поминках и похоронах, но оставить ее было сейчас не с кем. Если вы уже хоронили своих родителей, то вы представляете что это - ритуальное агенство, выбор гроба, дурацких венков. Я очень спокойный человек, правда. Но когда слащавый агент с хорошо отрепетированным сочувствием на лице спрашивал какого цвета пластиковые цветы мы хотим видеть на венке, мне очень захотелось его ударить. Взять за волосы и приложить симпатичной мордашкой о прилавок несколько раз - бить, бить, бить, пока внутри не перестанет клокотать. Словно он во всем виноват, он один. Словно это вообще хоть что-нибудь изменит. 

Я не знаю как передать вам это чувство потери. Вместе с нашими дедушками и бабушками мы словно лишаемся окончательно своего детства. Перешагиваем какую-то грань, приходим к точке невозвращения. На самом деле это только начало всех остальных потерь, но начало самое страшное потому что почти для любого ребёнка баба и деда - это мудрые вечные существа, которые никогда никогда никогда не должны умирать. И эти дети внутри нас живут до самой смерти наших любимых богов, неважно сколько вам на тот момент лет - 20, 30, 40...

По настоянию мамы мы закрыли все зеркала полотенцами и простынями и теперь оставаться в квартире одному стало невыносимо - вид занавешенных зеркал вызывал какое-то беспокойство, близкое к мистическому. Словно мы все пытаемся уберечься от большого и самого настоящего зла наивными человеческими ритуалами. Проходишь мимо зеркала и холодок по спине - вот сейчас полотенце возьмет да и упадет само по себе на пол. Днем еще ничего - вспоминаешь, что ты взрослый разумный мужик и глава семейства, а ночью… ночью, наверное, где-то глубоко внутри в тебе просыпается маленький мальчик, который по-прежнему боится этой квартиры. 

Людей на поминки собралось неожиданно много. При этом нельзя сказать, чтобы кто-то пришел просто откушать на халяву. Совсем наоборот, многие приносили продукты, сладости, алкоголь, все хотели как-то вложиться. Мы накрыли в зале большой стол и даже одолжили у соседей пару стульев. Посиделки были долгими, теплыми. Все вспоминали деда, пересказывали его многочисленные истории, слезы сменялись смехом, а смех слезами. Я, признаться, весьма захмелел, подраскис и захотел побыть в одиночестве. Прихватит пачку сигарет я отправился на кухню, чтобы немного отдохнуть от толпы. Горе, оно такое. Когда ты даешь ему волю, оно способно перекрыть любые страхи.

На столе до сих пор стояла шахматная доска с расставленными на ней фигурами и от ее вида предательски защипало в глазах. Я запрокинул голову и в памяти всплыла фраза из «Денискиных рассказов» Драгунского «чтобы слезы закатились обратно». Эта недоигранная последняя партия была словно символ всего того, что я не успел сделать. Не успел расспросить у деда про его молодость. Не успел больше узнать о своей бабушке и послушать историю их знакомства. Я знал что он очень любил свою жену и очень тосковал после её смерти. Все как-то было не до того, как не не стало. Все казалось, что впереди еще много-много времени. 

Морщинистая старая рука пошла ферзем. 

Бойся волк, дрожи медведь,
На охоту вышел Дед.

Он улыбался мне немного виноватой улыбкой. Рука его по-прежнему была на шахматной фигуре, а взгляд - направлен прямо мне в лицо. Мой умерший дед улыбался и смотрел на меня, пока на моих траурно-черных брюках расползалось мокрое пятно. Я не знаю как люди могут кричать от страха, может быть это просто какой-то не такой страх. Но тот ужас, который навалился на меня всей своей тяжестью в тот момент, не просто сковал тело - он залепил мне рот, отнял язык. Кажется я даже не моргал. 

Я понял, что передо мной больше никого нет только тогда, когда вновь услышал звуки застолья. Они ворвались как врывается в комнату шум улицы при открытии окон - резко, громко. И только тогда я понял, что какое-то время была звенящая тишина. Некоторое время я так и просидел без движения, ощущая как по щекам сами по себе текут слезы, а потом мир вокруг благодаря его звукам и запахам, стал совсем привычным и я вдруг подумал как это все выглядит - перепил, разревелся, обоссался. Ни дать ни взять алкаш со двора. Наверное вот это омерзение и вывело меня более-менее из ступора и заставило на негнущихся ногах отправиться в ванную, чтобы привести себя в порядок. 

В зал я не зашел. Пусть лучше думают, что я перепил, пусть так. Нисколько не сомневаясь, я закинул в рот таблетку феназепама, прописанного деду врачом (дед категорически отказался его принимать, сказав что его больше нервирует само успокоительное, чем рак) кулем упал в кровать прямо в одежде. Когда твоя реальность дает сбой, а привычный мир рушится на глазах, все, что тебе остается - это спать, спать, спать.

Бойся волк, дрожи медведь,
На охоту вышел Дед. 
Раз два три четыре пять
Он идет зверье стрелять. 

Будет вам, зверью, наука.
Будет шапочка для внука.
Шесть семь восемь девять десять.
Дед на шею клык повесит.

Во сне я был маленьким мальчиком и прятался в кладовке от чего-то неведомого. Я держал дверь изнутри из последних сил, но тот, кто снаружи он был сильнее и вот-вот мог ворваться внутрь. Я знал, что считалочка меня спасет, прогонит его, но никак не мог произнести ее нормально - постоянно запинался, сбивался, начинал сначала. Проснулся я в тот момент, когда после очередного рывка дверь распахнулась настежь. 

Утро началось с ощущения жгучего стыда. Я был раздет и укрыт одеялом. Судя по звукам, доносящимся с кухни, все уже давно встали и теперь занимались домашними делами или завтракали. А кто-то умудрился нажраться как свинья и теперь боялся смотреть родным в лицо. Все, что было перед сном воспринималось теперь словно через плотное мутное стекло. Безумной мысли о том, что все это могло быть взаправду даже не возникало - я лишь сомневался приснился ли мне дед или я словил что-то типа «белочки». Последнее было очень маловероятно - не настолько много я выпил да и алкоголиком никогда не был. Впрочем, кто знает на что способно наше подсознание, когда стресс, горе, недосып и алкоголь смешиваются в одном флаконе?

Торопиться с переездом теперь было бессмысленно и на семейном совете мы решили, что не будем спешить со сдачей квартиры. Родные вернутся домой, а я пока смогу спокойно заняться подготовкой дедовского жилья. Выбросить лишний хлам, оценить масштабы бедствия да начать ремонт. Переживал ли я по поводу того, что останусь в этой квартире один? Больше нет. Я не сторонник утверждения «ты со всем способен справиться сам», так что думайте обо мне что хотите, но едва проводив родных, я записался на ближайший же день к психиатру, намереваясь всерьез поработать над своими страхами. До дня Х оставалось целых 5 дней, а у меня оставалось 4 таблетки феназепама.

Домом я не занимался пока от слова совсем. Нужно было наладить дела по работе, доделать текущие заказы, принять правки, восстановить подорванное доверие самого «жирного» клиента. Несколько дней прошли по одному и тому же алгоритму - я вставал утром, завтракал бутербродами, варит себе кофе и садился за работу. Вечером ужинал в ближайшем кафе, смотрел что-нибудь ненапряжное с ноутбука, принимал феназепам и засыпал крепким сном без сновидений.

Я принципиально решил для себя, что начну заниматься квартирой только после посещения психиатра. Пусть добрый мудрый дядечка в очках, похожий на айболита расскажет мне про пост-травматический синдром или нервный срыв, поделится специальными техниками для успокоения нервов ну или отсыпет хороших таблеточек. В общем, пусть это совершенно не было к лицу взрослому разумному мужчине, но даже разгребать хлам до этого мне очень не хотелось. Словно я буду убираться в клетке большого и опасного зверя, с которым ещё не умею обращаться.

К хорошему быстро привыкаешь, поэтому на пятый вечер я привычно посмотрел фильм и полез в тумбочку на таблетками. Упаковка была пустой.

Вообще-то я заранее знал это, так что никаких неприятных сюрпризов. Но все равно холодок предательски пробежал по спине. У меня был выбор - принять более мягкое успокоительное или же сходить за чем-нибудь крепким и наклюкаться в дрова. Я не стал рассчитывать на отечественную фармакологию и выбрал алкоголь. До определенного момента это и правда помогало. Я включил «от заката до рассвета» и хмелея все больше смотрел как двое молодцов мочат вампиров, заражаясь некоей пьяной удалью. Где там ваши призраки и барабашки? Идите все сюда, я им наваляю!

Настроение было вполне себе на высоте, к концу фильма меня (к великой моей радости) начало активно клонить в сон и не дожидаясь развязки, которая давно была известна, я отправился опорожнить мочевой пузырь. И вскоре очень быстро протрезвел. За моей спиной в квартире чётко раздавались шаркающие старческие шаги. Шаги моего деда. Сначала они раздавались далеко, где-то у входной двери, потом явно начали двигаться в мою сторону. Что-то шло ко мне и с каждым шагом меня все больше сковывал паралич ужаса. Какое там придумать что мне делать - я даже не мог заставить себя застегнуть штаны. При этом каждой клеточкой тела я понимал, что не сплю. Это не сон, не галлюцинации, не бред. Все происходит здесь и сейчас. По-настоящему.

Шаги приблизились вплотную к двери и я услышал хорошо знакомый голос:

- Ты о Ленке-то не переживай. Ты о себе да Катюшке подумай.

Тут я заплакал. Зарыдал, даже скорее заревел белугой, забиваясь в угол комнаты, пытаясь стать маленьким и незаметным и протиснуться между стеной и бачком унитаза. Сквозь пелену слез я видел, как в комнату мягко вползает темнота. Сначала она была словно свет, только наоборот. Как будто кто-то снизу посветил фонариком под дверь и осветил небольшой участок пола. Потом стало напоминать какое-то живое, но слепое существо пытающее что-то нашарить в темноте.

Бойся волк дрожи Медведь бойся волк дрожи Медведь бойся волк дрожи Медведь

Меня словно зациклило, я никак не мог продолжить считалочку, постоянно начиная с начала. Все было как во сне, когда я пытался спастись своей детской считалочкой-оберегом, но слова застревали в горле и я понимал, что уже не спастись. Сердце стучало где-то в горле, мне казалось, что я забыл как дышать и никак не мог вдохнуть воздуха. На последнем выдохе я так и твердил одну строчку, пока не закружилась голова. Тогда я судорожно вдохнул, закашлялся и понял, что все кончилось. Что темные круги перед глазами это уже не ТО, что хотело проникнуть ко мне. И нет никаких шагов, никакого тяжелого дыхания за дверью. Я сидел возле унитаза в собственных испражнениях и плакал от пережитого ужаса, от бессилия, от того, что мой нормальный адекватный взрослый мир рассыпался как карточный домик.

Не знаю через сколько я вышел из туалета. Была еще ночь, но темнота квартиры внезапно перестала быть пугающей. Все силы ушли на показательное выступление? Не знаю. Я двигался механически, на автопилоте, меня успокаивали собственные действия, их нормальность. Закинуть в стирку одежду, принять душ, переодеться в чистое. Выпить стопку. Закусить вчерашней котлетой. Покурить. Открыл ноутбук и попробовал работать, но строчки кода расплывались перед глазами, а мысли не хотели собираться в кучу. Тогда я просто включил телевизор и несколько часов бездумно смотрел какой-то очередной дурацкий сериал про ментов и бандитов. Под утро меня начало клонить в сон и с рассветом я вырубился едва голова коснулась подушки.

Проснулся я к вечеру. На мобильнике было несколько неотвеченных от администратора клиники и от заказчика. В почте от последнего валялось гневное письмо насчёт того что он не смог дозвониться до меня чтобы обсудить правки.

В доме стало будто темнее даже при включённом свете. Словно все лампочки разом стали более тусклыми. Если ещё вчера был отчетливо виден каждый угол, то сегодня более-менее освещался только центр комнаты.

Я чувствовал что темнота здесь. Та самая, осязаемая, живая. Так, что слепо шарила вчера по полу туалета. Я чувствовал что она сгущается вокруг и что со смертью деда что-то сломалось, изменилось, словно ушёл гарант безопасности и адекватности этого мира. Надо было собраться и сесть работать. А завтра позвонить в клинику и записаться на новый приём. Только вместо врача почему-то хотелось обращаться к батюшкам, бабкам, колдунам, кому угодно, лишь бы они боролись не с демонами моей психики, а с куда более реальным и страшным.

Бойся волк, дрожи медведь,
На охоту вышел Дед. 
Раз два три четыре пять
Он идет зверье стрелять. 

Будет вам, зверью, наука.
Будет шапочка для внука.
Шесть семь восемь девять десять.
Дед на шею клык повесит.

Светлее в комнате не стало, но детская считалочка помогла немного собраться. Я пошёл варить кофе, прихватив из буфета старый дедов фотоальбом. Хотелось посмотреть на родные лица.

Часть этого фотоальбома была черно-белой, а часть цветной. В самом конце шли уже совсем современные фотографии, которые мы распечатывали для деда с флешки и присылали обычной почтой - вот я на выпускном, а вот в институте дурачусь с одногруппниками. Вот наша с Леной свадьба, простая, но душевная. А вот Ленка уже у роддома, с закутанной Катюхой. Это у молодых фотографии теряются только в путь, старики бережно хранят воспоминания.

Бабушка, с которой я так и не успел познакомиться, была только на черно-белых фото. Чем-то она походилана мою Ленку - то же открытое лицо, вечная улыбка до ушей, горящие глаза, словно изнутри светит маленькое солнышко. На всех фотографиях дед обнимал её или держал за руку, на последних в этом было даже что-то болезненное, так крепко обнимают перед прощанием. Хотя может быть это я себе все придумал, понимая что вскоре дедовской жены не стало. Умерла она до обидного глупо. Вышла вечером вынести мусор, поскользнулась на лестнице и сломала шею. Дед даже не успел хватиться её, когда к нему постучались перепуганные соседи, вышедшие покурить. Все это он рассказывал не сам - рассказывала мама. Дед не любил говорить об этом и неохотно вспоминал в разговоре бабушку, хотя явно тосковал по ней - до самой смерти в изголовье его кровати стояла ее фотография.

Что вы знаете о гибкости психики? Когда я услышал шаги, приближающиеся к кухне, я не стал прятаться под стол, ссаться и плакать. Это же был мой дед, деда, человек, который рассказывал мне обо всем самом интересном на свете и учил играть в шахматы, который мог спасти от любых ночных кошмаров. Ну и что, что он стал одним из них?

Но вот деда зашёл на кухню и вся моя смелость улетучилась в миг. Хотя он не был поход ни на призрака ни на зомби - обычный старик, приближающийся шаркающей походкой.

- Дед... - выдохнул я, но больше не смог сказать ни слова.

Он подошёл вплотную, медленно наклонился ко мне и обнял. Но вместо старческого запаха мне в нос ударил запах пыли и затхлости, как в кладовке. Такой сильный, что даже зачесалось в носу.

- Как в сказках, - голос раздавался у самого уха, - отдать то что ты любишь. Ради жизни. Иначе - все. - Дед продолжал говорить, сжимая меня все сильнее. - будет больно, будет жалко, но иначе никак, настоящие сказки они такие, - руки по силе казались уже совсем не старческими, у меня заныли ребра, - то что ты любишь, - я бы заорал, но у меня словно пропал голос. Мне казалось что мои ребра сейчас сломаются, раздирая внутренние органы, что дел пришёл, чтобы забрать меня с собой. Но я не мог двинуться с места, лишь задыхался, глядя в дверной проём, где сгущалась темнота.

Дед отпустил меня так резко, что я полетел со стула. Его уже нигде не было, но темнота сочилась не только из коридора, но и из каждого угла кухни, медленно, как плотная жидкость или темный туман. Что-то щелкнуло у меня в голове и я вдруг отчаянно понял, что не сдамся. Я схватил со стола зажигалку и поджег первое что попалось под руку - фотоальбом. Тонкая полупрозрачная бумага между страницами, призванная защищать фотографии стала причиной их гибели, мгновенно вспыхнув. Я мял листы, поджигал их снова и снова, делая из альбома некое подобие странного факела. Я размахивал им вокруг себя и темнота действительно расступалась. Когда пальцы стало обжигать, я почти бросил альбом в коридор и стал поджигать одну за одной салфетки, лишь бы был огонь, настоящий, а не бесполезный электрический свет. Темнота располагалась, таяла, сдавалась, а внутри меня поднималась волна злого восторга. Врешь, не возьмёшь! Ума не приложу как я не устроил пожар. Но бумага догорела, не причинив вреда другим предметам, но окончательно разогнав тьму. В квартире стало светло как раньше. Я чувствовал себя настоящим победителем и взбодрился настолько, что долго не мог успокоиться, обходя все комнаты, чтобы убедиться что тьмы больше нет.

Этой ночью все спорилось. Ответил заказчику, сделал все правки по другим проектам, навёл порядок в квартире и даже прикинул на листке бумаги новую планировку после ремонта. Уснул я так же на рассвете, но проснулся не вечером, а к обеду, неожиданно бодрый и полный сил. Остудили меня только остатки фотоальбома на кухне. Сейчас, днём, все выглядело сумасшествием а я сам, вчерашний герой, напоминал себе психа в припадке. Сжёг ко всем чертям память, которую все годы собирал и хранил мой дед.

Я бережно собрал все более-менее сохранившиеся фотографии в одну стопку, после чего сразу позвонил в клинику. Если я болен, то меня надо лечить. Если не болен, то хуже от этого не будет. По счастливой случайности один пациент отменил приём и меня записали прямо на вечер.

День пролетел в работе, уборке и желании делать что угодно, лишь бы не думать. Я уже собирался выходить из дома, когда мне позвонила Лена. У меня сжалось сердце - она явно едва сдерживала слезы, голос иногда дрожал и срывался. Моя жена просила меня приехать хотя бы на время. Она очень устала, на работе проблемы, а тут ещё Катя совсем перестала спать из-за новых страхов.

- Ты был прав, - с досадой говорила Лена, - не надо было её везти в Питер. Теперь ей чудятся всякие ужасы, кошмары она принимает за реальность, спит только со мной, а если я пытаюсь выключить свет, у неё начинается истерика. Которую ночь спим при верхнем свете и светильнике - Катюшке все кажется что слишком темно. Я уже думаю о психологе!

Я дал жене выговориться, качественно отыграл взрослого рассудительного мужчину, говоря что лучше сначала сводить к психологу, а потом уже решать приезжать мне или нет, ведь я не доктор и мало чем помогу. Пообещал что все будет хорошо, повесил трубку. И долго-долго курил, глядя на верхнюю фотографию в стопке, со слегка обгоревшими краями. С неё мне улыбалась бабушка, которую крепко обнимал дед. Вид у деда был несколько болезненный и встревоженный, мне кажется я даже различал лихорадочный блеск в его глазах.

Плакал ли так же мой отец, будучи маленьким мальчиком? Видел ли дед как подбирается к нему тьма? Знал ли он что она может отнять у него сына, отнять не просто жизнь, но - её продолжение?

Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Вот дед выходит за женой на темную площадку. Тени сгущаются вокруг него, тьма становится осязаемой и течет изо всех углов своей темной массой, готовясь облепить его, поглотить, забрать. Жена стоит с мусорным пакетом на верхних ступенях. Дед подходит и обнимает её сзади. Крепко, крепче. А потом рывком отправляет вниз. Женщина могла бы кричать, но тьма залепляет ей рот, тьма принимает ее в себя, забирает, тьма, а не лестница, ломает ей шею, оставляя на ступенях лишь пустую оболочку. И отступает. Отступает совсем.

Будет вам, зверью, наука.
Будет шапочка для внука.
Шесть семь восемь девять десять.
Дед на шею клык повесит.

Носил ли дед под рубашкой на шее клык? Чей он был? Мне начинает казаться, что он был человеческим.

Я трясу головой, отгоняя наваждение. Хватит, хватит, хватит. Все это зашло слишком далеко! Я собирался к психиатру, да, опять не получится сегодня, но я действительно слишком устал и слишком на взводе. Я позвоню, я извинюсь и перенесу прием.

Как темно в комнате. Как же здесь осязаемо темно.

Можно на вторник после обеда. Да, хорошо на вторник. Сдам заказ, может быть и оплату перевести успеют. 

Кажется, что темнота в углах шевелится. Дышит. Медленно, размеренно, зверем в ожидании. Уже не укрыться от нее, не разогнать ни пустыми считалочками, ни огнём. Даже если я выкрою себе немного времени до следующей ночи, в это самое время тьма будет ползти к моей дочери со всех сторон. И ни она ни Лена не смогут ничего сделать, они даже не будут знать как бороться.

Бойся волк, дрожи медведь

Мне кажется, что я уже стою в чем-то вязком и липком.

На охоту вышел дед

Я чувствую ее прикосновения.

Раз два три четыре пять

Психиатр. Завтра же. Не ждать больше. Не бежать от проблем!

Он идет зверей стрелять.

Ничего психиатр не знает. Ни один врач не знает. Знал дед.

Будет вам, зверью, наука.

И я знаю, только смелости не хватает признаться.

Будет шапочка для внука.

Как в сказках - отдать одно ради спасения другого. Ради жизни. Не своей - Катюши.

Шесть семь восемь девять десять.

Скоро тьма зальется в уши, поглощая все звуки. Скоро тьма заполонит рот, проникая в меня, растворяя меня, поглощая изнутри. Катя закричит в кроватке, захлебываясь живым туманом.

Врешь, не возьмешь!

Дрожащими руками я достаю из кармана мобильный телефон. Набираю по памяти номер. Гудок, второй, третий. Мой собеседник не успевает до конца договорить слово «алло», как я говорю на одном выдохе «Лена? Ты права, мне надо сейчас быть рядом. Я вылетаю завтра».

И тьма отступает.


Текущий рейтинг: 67/100 (На основе 76 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать