Приблизительное время на прочтение: 46 мин

Дверь (Андрей Кокоулин)

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

— Хозяин!

По жестяному листу ворот влупили ладонью.

Молдаване, что ли, опять работу ищут? Придурки. Михаил, зевая, спустился с крыльца, обогнул поставленный капотом к кустам крыжовника внедорожник и шагнул к вделанной рядом с воротами узкой калитке.

Щелкнул засов.

— Чего надо? — Михаил выглянул наружу, в огороженный высокими дачными заборами «карман» подъездной грунтовки.

У ворот, прислонив к ним темно-зеленую, в четырёх красных фигурных ромбиках дверь, перетаптывался незнакомый тип в шлепанцах, мятых темных штанах и куртке, одетой прямо на грязную майку. Лет за сорок, лицо испитое. Типичный ханурик.

Завидев Михаила, он расплылся в широкой улыбке.

— Мужик! Купи дверь!

— Без крепежа и коробки? — хмыкнул Михаил.

— Крепеж есть!

Новоявленный коммерсант повернул дверь, показывая потенциальному покупателю навинченные на боковину пластины с петлями.

— Ворованная?

— Обижаешь! — мотнул коротко стриженной головой ханурик. — Нас наняли, мы и это… — он махнул рукой за спину. — Ломаем здесь дачу одну. Владелец её, говорят, сгинул лет пять назад, родственники его участок продали, все нужное вывезли. Это ещё осенью, да. А остальное, оно кому нужно? Никому. Ну мы и это… Так что вот — дверь!

Михаил скривился.

— Была бы с коробкой…

— И че? — шмыгнул носом ханурик. — Далась тебе… Не было коробки. В подвале стояла у стены. Спроси, знаешь, почему… А так поставишь себе на веранду или в теплицу, прикрутишь саморезами — залюбуешься.

— Ну, да, — с сомнением произнес Михаил.

— Пятьсот рублей!

— Не много.

— Так бэ-у! Мужик, я серьёзно — не краденая. Хошь, на разбор отведу?

Михаил посмотрел ханурику в честные глаза.

— Ладно, верю.

Из заднего кармана джинсов он выудил тысячную купюру.

— О! — обрадовался ханурик.

— Ты не окай, — из другого кармана Михаил выцепил пятисотрублевку. — На!

— Ага! — ханурик спрятал деньги и взвалил дверь на спину. — Куда нести?

— Сюда.

Михаил прошел в калитку и придержал её для входящего следом.

— Тяжелая?

— Дверь-то? — отозвался ханурик. — Да не, че тут, планки, шпон с финтифлюшками. Межкомнатная.

Медленно, чтобы не оббить углы, он шагнул во двор.

— Сюда, — Михаил по дорожке из фигурных плиток направился к гаражу, прилепившемуся к коттеджу сбоку.

Ханурик, остановившись для короткого отдыха, покрутил головой.

— Красиво у вас.

— Ты неси давай.

Михаил выбил дужку замка и потянул на себя створку. Из темноты слабо дохнуло бензином.

— Просторно.

Ханурик, присев, пронес дверь в гараж.

— К стенке поставь, — скомандовал Михаил.

— У щитка?

— У бочек.

— А-а.

Ханурик привалил дверь к стене рядом с бензиновым генератором.

— Все? — спросил Михаил.

— Да вроде.

— Тогда выходи.

Михаил закрыл за хануриком гараж.

— Если там ещё что попадется, — заговорил тот, — я могу…

— Я тебе не скупка.

Михаил проводил мужичка до ворот, открыл калитку, махнул, прощаясь, рукой.

— Все, бывай.

Засов со звоном вошел в паз.

Поднявшись на веранду, Михаил вдруг подумал, что, в общем-то, дверь ему нахрен не нужна. Какого черта взял? Рефлекс что ли на дешевизну сработал? Или всякие ханурики теперь почище цыганок будут — на раз разводят на пятьсот рублей?

Он постоял, с любовью оглядывая участок. Клумбы, аккуратные грядки, молодые елочки у забора, несколько берез. Беседка, по феншую расположенная среди зарослей японской айвы. Летняя кухня.

Снег в большинстве своем уже сошел и держался лишь под кухонным навесом и в дренажной канаве. Пока голо, конечно, но травка уже пробивается на газонах редким бледно-зеленым ершиком.

— И все же… — пробормотал Михаил и, передернув плечами, спустился к гаражу.

Снова отомкнул створку, обогнув верстак, дотянулся до выключателя. Шесть ламп вспыхнули под потолком. Световое пятно легло на дверь, словно лаком облив один из верхних ромбиков и заставив его рубиново засиять.

Скептически морщась, Михаил приблизился к своей покупке.

Зелёный и красный — кто так делает? Эклектика, блин. Он поколупал ногтем наплыв краски, присел к незамеченной раньше царапине.

Вблизи создавалось впечатление, что дверь — вещь далеко не новая и снизу даже вроде бы горевшая. Выемки для внутреннего замка не было. А дверная ручка представляла собой железный шар на коротком стержне.

Её можно было только в туалет поставить, который во дворе.

Михаил несколько раз стукнул в дверное полотно костяшками пальцев. М-да, пожалуй, и пятисотки много.

— Вот нахрен брал? — спросил он себя вслух.

Потоптавшись, он закрыл гараж изнутри, выключил свет и, поднявшись по низкому, в две ступени крыльцу, перешел прямо в дом.

Где-то в глубине коттеджа, кажется, в гостиной пиликал и позвякивал телефон.

Лера что ли? Михаил вытер руки о висящее на гвозде полотенце в кладовке и перешел в дальнюю половину коттеджа.

Гостевая спальня, детская комната, лестница на второй этаж, санузел с ванной, кабинет, слева — широкое окно кухни, залитое весенним солнечным светом.

Гостиная.

Диван. Камин. Два кресла. Угловой книжный шкаф. Матовая ТВ-панель на стене. Телефон нашелся на низком стеклянном столике у дивана. Правда, к тому времени, как Михаил взял его в руку, он уже умолк.

И кто там? Михаил нажал кнопку, осветив экран. «Валерия» — обозначилось там. Три пропущенных вызова. Как знал. Он покачал телефон на ладони, раздумывая, стоит набрать Лерку сейчас или проще дождаться от неё очередного звонка.

Да ну, подумал, че бесить?

— Лер, привет, — сказал Михаил, расслышав в прижатой к уху трубке обиженный женский голос, — извини, только сейчас увидел, что ты звонила.

Ему пришлось завести глаза к потолку, когда на том конце на него высыпали ворох упреков.

— Я не мог, — сказал он, заводясь. — Я снаружи был, на веранде.

— О, да, знакомая отговорка! — сказала Лера. — Трубку не взять. Жопу не поднять. С соседями там квасишь?

— Лера, блин! — сказал он, скрипнув зубами. — Какая отговорка? Какие соседи? Дачи пустые стоят. Один тут как перст. Дверь вот сейчас купил.

— Какую дверь? Зачем?

— Если б знал! Предложили — купил.

— Миша, ты там двинулся? — помолчав, спросила Лера.

— Мы сейчас поссоримся, — пообещал Михаил.

— Я тебя не понимаю!

— Хочешь посмотреть на дверь — бери такси.

Лера фыркнула и отключилась.

О, женщины! Михаил чуть не жахнул телефон об пол. Умеют довести.

Валерия работала в солидном агентстве по недвижимости. Они, собственно, и познакомились-то на этой ниве. Года два назад Михаил решил подобрать участок для дачи, зашел в агентство, а там его встретила светленькая девушка в строгом деловом костюме. Здрасьте-здравствуйте, хотел бы посмотреть варианты, какие у вас есть… Пожалуйста, вот, вот и вот. Спасибо, мне импонирует ваш профессиональный подход. Четко, кратко… А вы — интересный мужчина. Да? А вы девушка того типа, что мне всегда нравился…

И пошло-поехало.

Михаил купил у агентства участок, построил на нём коттедж, и уже полтора года они с Лерой встречались, переспав на первом же свидании.

Странные у них были отношения.

Михаилу сначала Леркины заскоки даже нравились. Она то жить не могла без него ни минуты, липла банным листом, то сторонилась, изображая недотрогу, отталкивала взглядом и разве что не шипела вслед, то вдруг не отвечала на звонки, а если отвечала, то посылала матом в пешее эротическое.

Была в этом перчинка.

После таких ссор, через неделю или две она приезжала к нему на городскую квартиру или в коттедж, смирная, тихая, с лукавой улыбкой в уголках губ, и они набрасывались друг на друга, как оголодавшие жертвы кораблекрушения, и секс был сногсшибательным, по-настоящему животным, но уносящим Михаила черт-те куда, в облака, ввысь.

В рай.

Но из рая Лера быстро спускала его на грешную землю, вновь становясь холодной и агрессивно-чужой. С некоторых пор Михаил даже задавался вопросом, нормально ли такое поведение. Нет ли патологии? Особенно, когда Лера вдруг кинулась на него с кухонным ножом.

Он пережил несколько очень неприятных мгновений, но женщина, кольнув его острием в шею, перевела все в невинную шутку, в игру с подтекстом. А подтекст опять же привел в кровать.

Только глаза Леры, светившиеся в тот момент какой-то дикой, безумной яростью, Михаил запомнил надолго. Он так и не смог определить, насколько они близки друг другу, и ситуация с качелями «люблю-ненавижу» его напрягала, хотя рвать с Лерой он не хотел. Черт, тяжелое детство, отец-алкоголик, уроды одноклассники — мало ли что могло наложить отпечаток на психику?

Вообще, перевалив за тридцать пять, Михаил задумался о семье, и ему казалось, что Лера вполне годится в жены и матери. Правда, она с ним об этом никогда не заговаривала. Даже намеками. Словно ей это было не интересно.

Телефон снова пиликнул.

— Да, Лера, — сказал Михаил.

— Я, серьёзно, приеду и проверю твою дверь, — сказала Лера в трубку.

— Да пожалуйста.

— Да? Тогда жди.

— Это угроза?

— Завтра. Все.

Как завтра? Михаил посмотрел на погасший экран телефона. Вот коза, блин. Почему завтра, а не сегодня? Вроде суббота же.

Михаил плюнул на понимание Леркиной логики. Вот, честное слово, бросить и не мучиться! Извини, дорогая, мы больше не можем быть вместе…

Он включил телевизор и прошлепал на кухню.

Лазанью — в печь, помидорки с перчиком пойдут на салат, а Лера идет на хрен. Из шкафчика Михаил достал початую бутылку «Камю» и налил себе полстопочки. Профилактически. Для разогрева поварских способностей.

Чуть слышно жужжала микроволновка, из комнаты прорывался голос диктора, комментирующего сквозь интершум хоккейный матч «Динамо» (Москва) — «Динамо» (Рига). Удар! Удар! Удаление! Штанга! Это — штанга!

Михаил вооружился ножом и на разделочной доске сначала мелко порезал помидоры, затем — полосками — желтые перцы. Свалил в стеклянную миску, сбрызнул оливковым маслом. Посмотрел, подумал и добавил мягкого греческого сыра.

Ему вдруг почудилось, что в глубине дома, то ли в кладовке, то ли в детской что-то мягко и тяжело упало с небольшой высоты.

Не вовремя щелкнул таймер, микроволновка сообщила о готовности лазаньи. Михаил напряг слух, но из гостиной, сбивая, прилетел вопль диктора, радующегося забитой шайбе в ворота рижан. Уже на седьмой минуте!..

Да блин!

Михаил повертел головой, пытаясь сообразить, что же ему послышалось. Он выглянул из кухни в коридор, стрелой протянувшийся от прихожей до приоткрытой двери в гараж. Солнце прямоугольным пятном лежало на полу. Никого.

Москвичи в гостиной, словно нарочно, продолжали азартно атаковать. Вишневский, Терещенко… М-мать! Скрипнув зубами, Михаил с ножом в руке добрался до пульта, выключил телевизор и застыл.

Стало тихо.

В кухне чуть слышно шумел холодильник. Побрякивали по карнизу за окном редкие капли. Посторонний звук не повторялся. Михаил выдохнул и шагнул из гостиной к кухне. Внезапно зазвонивший телефон заставил его вздрогнуть всем телом. На позвоночник от шеи к копчику словно посыпали ледяной крошки.

Нервы, сука!

— Алло! Лера? — Михаил прижал трубку к щеке.

— Миш, это я, — раздался в динамике голос Тимура. — Я тут из сейфа налички взял, звоню тебе для информации, чтобы ты в понедельник не хватился.

— Сколько?

Тимур замялся.

— Пятьсот. Точнее, пятьсот девяносто, — сказал он после паузы.

— Тимур! — Михаил еле удержался от хлесткой характеристики компаньона. — Ты ещё с прошлого раза не вернул двести семьдесят!

— Миш, ну что ты? У меня проблемы, ты же знаешь.

— Ну, да, жить на три семьи…

— Не начинай, да?

— Ты хоть с Куболевым расплатиться оставил?

— Да потерпит твой Куболев! — самоуверенно заявил Тимур. — День-два, доберем ему сумму. Что он, не поймет?

Михаил проткнул ножом воздух.

— Я не пойму.

— Миш, ты послушай. Таньке кухня новая. По каталогу. Потом Верка машину шваркнула. Кому чинить? Она, извини, не на тысячу шваркнула и не на десять, дура. Потом Димка с Ольгой. Им билеты, путевки в Крым, это тоже…

— Постой.

Михаил прижал телефон к бедру. Ему показалось, что в конце коридора снова что-то мягко шлепнулось.

— Миша… — квакнула трубка.

— Я перезвоню, — сказал Михаил и нажал кнопку отбоя.

Он постоял, прокручивая нож в ладони.

Мыши? Крысы? Какой-нибудь зверь побольше? Ежик или енот? Да нет, откуда? Окна закрыты, дверь на задний двор он и не отпирал. Может, когда гараж для ханурика с дверью открывал, кто-нибудь просочился? Блин, но не медведь же!

Нет, не стоит тупо стоять на месте!

Михаил шагнул в коридор, стараясь четче, со звуком ставить ногу.

— Эй, кто здесь?

Ответа не было. Михаил миновал кухню (мелькнула на столе миска с салатом) и остановился вровень с кабинетом. Прислушался. Толкнул дверь.

Скрипнули петли. В полутемном, зашторенном помещении блеснула лаком столешница. Лицо Михаила, напряженное, с поджатыми губами, отразилось в близком стекле книжного шкафа.

Никого.

Лестница наверх. Санузел. За занавеской в ванной — глянцевая пустота в кафельных дельфинах и парусниках.

Может, кто-то по коттеджам шарится? А услышали его голос и сиганули из дома. Защелку какую-нибудь сломали…

— Если что, я уже вызвал полицию!

Михаил добрался до детской комнаты и гостевой спальни. Ладонь вспотела. Нож так и норовил из неё выскользнуть.

Самый настоящий экстрим, блин! И это утром! Ночью, наверное, сразу бы наделал в штаны. Нет, в трусы. Какие штаны ночью?

Свободной рукой Михаил провернул ручку-шишечку детской. Это ведь «скорую» вызывать задолбишься, если что.

Перво-наперво он шлепнул кулаком с ножом по низкому тумблеру выключателя.

Вспыхнул свет, освещая пустые, поклеенные обоями в штурвалах и якорях стены. Не детская, нет — будущая детская. Комната на вырост.

Матрас. Несколько подушек. Бельевой тюк. Окно закрыто. Ни следов, ни битого стекла, ничего подозрительного. Никого.

Михаил шагнул дальше.

Может, Тимур кого подослал? Дружба дружбой, а фирма одна на двоих. Михаила даже убивать не надо, просто удалить на какое-то время от контроля за наличными. Ногу сломать. Сотрясение мозга устроить.

Зачем, правда, тогда звонить и говорить про пятьсот девяносто тысяч?

В гостевой спальне света из окна пролег поперек двуспальной кровати. Кресло. Компьютерный стол. Пусто.

Так, что остается? Кладовка и гараж.

Михаил застыл в метре от порога в кладовку. Кажется, ничего больше не шумело и не шлепалось. А не снаружи ли вообще был звук? Может быть, он просто странно преломился в помещении? Хотя вряд ли, конечно. Леру бы он услышал, как подъехала.

Михаил, качнувшись вперед, пробежал глазами по полкам с консервами-крупами, по бумажным мешкам угля, по банкам краски и упаковкам плитки, сложенным на полу, по прислоненным в углу обрезкам досок.

Блин! — сообразил он. Наверное, дверь поехала! Ханурик занес да поставил криво. Вот она по бетону-то…

Вот дурак-то! Он с облегчением выдохнул. Одичал в одиночестве. Ни соседей, ни Леры. Немудрено. Михаил поиграл ножом и шагнул к приоткрытой двери в гараж.

В узкой щели вдруг мелькнула быстрая, низкая, какая-то корявая тень.

Бывает, страх обездвиживает тебя напрочь. Вгоняет ледяной лом в тело, прибивает к полу. Внутри все кричит от ужаса, торопит: «Беги! Ползи! Убирайся отсюда!», а ты не можешь пошевелиться, хотя желал бы этого больше всего на свете.

Несколько долгих секунд Михаилу казалось, что его загипсовали с головы до пяток. Не человек — памятник. Один большой спазм. В перехваченном горле звенел неслышный крик и бился о свод черепа.

А-а-а! Сука! Сука, что это? Собака? Волк? Карлик?

Мысли метались беспорядочно. Какой, нахрен, карлик? Цирковой, ага. От цирка отстал. Но вроде шерсть, когти… Волк? Откуда? Откуда здесь, сука, волк? Не лает, не скулит…

Может, это просто игра света и тени?

На этой мысли Михаил смог сделать шаг назад. И ещё один. Пятка ткнулась в порог. В гараже было тихо. Свет узкой полосой скользил вниз, во тьму, с бетонной ступеньки.

Михаил обнаружил, что его трясет, плечи, колени ходят ходуном.

Вот сука-то, а? Но что-то же пробежало! Куда оно только пробежало? Получается, от ворот к генератору. Но он же сам запер…

Ещё шаг.

Михаил на мгновение оглянулся назад, на полную света гостиную, и снова прилип глазами к приоткрытой двери в гараж. Что-то говорило ему, что её лучше не выпускать из вида. То, что бегает там, вполне может заметить…

Паника ударила в голову.

Закрыть! Дверь необходимо закрыть, иначе он не будет в безопасности!

Нож в дрожащей руке оцарапал острием стену.

Михаил сглотнул. Ступил! Надо было сразу! Значит, предстоит приблизиться и просто потянуть дверь на себя. Далее он защелкнет замок и забаррикадируется изнутри. Навалит полок, мешков, всякой хрени. А существо, не найдя в гараже ничего интересного, скорее всего, уберется само.

Куда только уберется?

Михаил заставил себя шагнуть вперед и до боли в пальцах стиснул нож. Существо. Ну, да, хрен поверишь, что человек. Именно существо.

Это точно было нечто низкое, по-хищному прижавшееся к земле, но какое-то странно угловатое, словно с выпирающим из-под шкуры крестцом.

Полы чуть поскрипывали.

Михаил все ждал нового прыжка там, в полосе света, но существо, похоже, не торопилось. Спряталось? Или ждет его у лестницы?

— У меня — нож! — с надрывом крикнул он зачем-то и испугался, что обозначил себя и насторожил тварь.

Рубашка на спине взмокла.

Приблизившись к двери, Михаил прислушался. Тихо. Ему подумалось, что если он включит свет, то существо это сможет на какое-то время ослепить. Лампы сильные. Выключатель рядом, на противоположной стороне стены, только ладонь протянуть. Лишь бы не отгрыз кто эту ладонь. Страшно, сука.

Михаил подшагнул вплотную.

Вот сейчас закрыть, и все. Закрыть. Он переложил нож из правой в левую. Просто закрыть. И вызвать ветеринарную службу.

Это если в гараже кто-то есть. А если нет?

Смешно будет выглядеть. Ко мне в гараж забралась чупакабра. Честно-честно. Только что здесь была. Я не пил, граждане ветеринары!

Михаил выдохнул.

Ну не показалось же! Кто-то проскочил. А звуки? Что-то бесилось там, в гараже, судя по звукам. Прыгало и падало на мягкие лапы.

Может, действительно, чья-то собака пробралась, пока они дверь заносили? Нет, даже позже, когда он в одиночестве эту дурацкую дверь осматривал. Электричество пока включал, может и пробралась.

Впрочем, собака бы лаяла. Или это немая собака?

Михаил выдохнул и просунул в щель руку. Он рассчитывал сразу попасть пальцами по выключателю, но те почему-то шлепнули по стене.

Паника обожгла внутренности, но оказалось, руку просто надо задрать чуть выше.

В гараже тут же вспыхнули шесть стопятидесятиваттных ламп в конусовидных абажурах. Михаил пнул дверь и выставил нож перед собой.

Две ступеньки. Бетонный пол, в середине потемневший от разлитого ещё осенью масла. Бочки. Генератор. Моток провода на стене. Полка с инструментами, верстак и башенка из летних шин. Канистра. Несколько досок. Дверь. Зелёная с красными ромбами.

Никого.

Спрятаться было негде. Разве что за дурацкой дверью. Михаил застыл на верхней ступеньке. Неужели такая умная собака?

Свет от ламп резал глаза.

Михаил спустился и, прижимаясь спиной к шершавой стене и верстаку, пошел в обход, к самим воротам. Хотелось, если это все-таки была собака (а вдруг — бешеная?), иметь некий запас по времени на реакцию. Там до него — пятьдесят сантиметров, здесь — три метра, а то и все четыре.

Он присел, добравшись до точки, с которой был виден участок пространства за дверью.

Пусто. Пусто, сука. Галлюцинации что ли начались? Михаил сбил засов с ворот, впуская утренний свет.

Никого.

А что мелькало?

Михаил пересек гараж по диагонали и резко развернулся на ступеньках. Ни звука, ни движения. Он спустился снова, проверил пустоту за шестью бочками из-под бензина, шатнул фанеру за генератором. Ну как так?

Он ещё раз проверил за дверью, даже проткнул пустоту рукой.

Все, Михаил Александрович, вам лечиться надо. Если вы что-то видели, то оно явно существует только в вашем воображении. Собака. Волк. Рысь. Тянитолкай. Что угодно.

Русалки ещё не заплывали?

Михаил потоптался в центре гаража, плюнул, растер слюну тапком. Переутомился нахрен. Кто-то, видите ли, скачет…

Проходя мимо, скривился на красный ромб, поднялся на ступеньку.

За спиной скрипнуло, словно кто-то осторожно приоткрыл створку. Михаил успел лишь, повернув голову, увидеть стремительное движение какого-то низкого, серого существа, а затем его, обхватив в груди и в поясе когтистыми лапами, опрокинули лицом, животом в кладовку.

— Ты — мо-о-ой! — услышал Михаил, прежде чем хлопнуться лбом об пол.


Очнулся он на диване в гостиной.

Телевизор шипел помехами, на столике застыла лужа. Плечи горели. Лоб справа пульсировал болью. Михаил со стоном выпростал из-под живота руку и осторожно дотронулся до места над бровью.

Шишка.

Кажется, что-то… кто-то на него в гараже…

Михаил вскочил, пережив секунду тошнотворного головокружения. Какая-то тварь напала на него в гараже! Сзади, сука! Стоило отвернуться…

Он ощупал себя. Одежда цела. Конечности вроде тоже. Тело. А где тварь? Михаил заозирался, попутно ища глазами нож.

Или присосалась, как в «Чужом», и околела? А в нём теперь эмбрион?

Он тревожно прислушался к организму. В животе уркнуло. Все, сука, если там эмбрион… То что? Обследоваться? Лечь под томограф?

А найдут?

Нет, лучше подождать. Михаил не без дрожи выглянул в коридор. Не было ни следов борьбы, ни царапин на стенах. Чистота и красота. Даже половичок в кладовке лежал ровно, без складок, по феншую, сука.

Дверь же в гараж…

Дверь в гараж была неожиданно закрыта. Кто закрыл? Он закрыл, когда был без сознания? Или тварь, напавшая на него, вежливо притворила её, чтобы не смущать свою жертву. Мол, извините, так получилось.

Михаил вернулся в гостиную, потоптался у окна, за которым справа, на подъём, весело прорастала травка. Изгиб дорожки. Забор. За кромкой забора всплывала крыша соседней дачи с прикрепленной у самого конька спутниковой тарелкой. Поблескивал на солнце водосточный желоб. Как будто ничего не произошло.

Идиллия, мать её.

В кухне Михаил смел со стола тарелку с недоделанным салатом и торопливо сожрал его весь, пытаясь утихомирить нервную, ознобную, внутреннюю дрожь. Вкуса не почувствовал — что-то отстраненно лопалось на языке, что-то хрустело на зубах и скользило в горло. Но холод в животе сменился неуверенным, зыбким теплом.

Порывшись в ящиках, он нашел тяжелый мясницкий нож и колотошку для отбивания стейков. Нож показался ненадежным.

Конечно, можно было сделать вид, что ничего не случилось, и вообще забыть про гараж. Можно было даже рвануть в город. «Тойота» во дворе, бензина хватит. Там прихватить двух парней из охраны…

Михаил хохотнул.

Звук заглох в коридоре. Нет, тут, похоже, разбираться придется самому. Это или сумасшествие, или одно из двух. И никто в этом деле не поможет.

Сколько, кстати, времени он был в отключке?

Михаил нашел взглядом висящие на стене часы. Два пятнадцать. Когда ханурик постучал в ворота было, кажется, девять. Звонок Леры, лазанья, которую он так и не достал из микроволновки, Тимур, потом эти прыжки…

Как минимум три с половиной часа без сознания. Нехило.

Вооружившись колотушкой, Михаил включил телевизор и под азартные выкрики Губерниева, комментирующего забег биатлонисток, шагнул в коридор.

Десять метров до двери. Те же грабли, только в профиль.

Сука, это очень даже реально представлялось дежавю. Менялись лишь незначительные детали, вроде биатлона, который транслировался вместо хоккея, а все остальное продолжало течь по прежнему, уже отыгранному сценарию.

Ничего, ничего, сказал он себе, мотнув головой. Тварь не убила его сразу. Это её большая ошибка. Значит, слишком самоуверенна. Я, видите ли, её. Он не ослышался? Она, типа, поимела человека? Значит, сейчас пришла его очередь. Она узнает…

Михаил посмотрел на колотушку.

Наверное, слабовата. Ему лучше подошла бы бензопила. Легкая, финская, надежная. Но вся незадача в том, что она как раз хранится в месте обитания твари, под верстаком. И, кажется, ни хрена не заправленная. Как ни крути, а придется орудовать подручным кухонным инструментом. Уж желания-то у него — хоть отбавляй!

По черепу! По лапам! По морде! Распаляя себя, Михаил добрался до кладовки. Нож, лежащий между банками с краской чёрной пластиковой рукояткой наружу, отозвался в нём судорожным вдохом.

Вот сука-то!

Вся решимость куда-то пропала. Лучше бы не смотрел. Нож — реален. Тварь — реальна. Был ещё шанс, что привиделось…

Обломись!

Михаил поймал в пальцы дверную ручку и подумал: сейчас я открою, там никого, затем я повернусь… Нет, дальше не так. Он, как умный, выйдет теперь через гаражные ворота. На солнце. В день. Тогда дежавю прекратится, а тварь… Развеется? Рассеется?

Откуда она вообще? Что она такое?

Он приоткрыл дверь, плохо соображая, зачем это делает. Поступки героев в фильмах ужасов тоже часто выглядят идиотскими, пока ты не оказываешься на их месте. Тогда страх полностью отрубает у тебя способность трезво и расчетливо мыслить. А тем более вспоминать, какими идиотами были герои фильмов.

Электрические лампы заливали бетонную коробку гаража холодным белым светом. Тихо. Пусто. Створка гаражных ворот распахнута на метр.

Михаил шагнул на нижнюю ступеньку.

Черт, подумалось ему, надо было натянуть хотя бы свитер. Все какая-то защита, если в рукопашную. Или пальто. Потом… Мысль сверкнула в его голове, и он торопливо вытянул и расположил поверх рубашки нательный крестик на золотой цепочке. Вот, тоже защита. Ещё не известно, что за тварь такая, говорящая. Демон. Джинн. Черт.

Страшно.

Михаил спустил ногу со ступеньки на пол и дернулся на скрип воротной створки от ветра. Держа колотушку на замахе, он шаркающим, напряженным шагом пересек гараж.

— Вых-ходи!

Никто не вышел.

Мурашки бежали по плечам. Горло и губы пересохли. Михаил несколько раз резко обернулся, стараясь поймать движение за спиной. Но тварь эти уловки проигнорировала.

— Ты где, сука?

Он дотянулся до второй створки и распахнул её на всю ширину.

— Давай отсюда нахрен!

На росшей у забора в компании с елочками рябине вдруг оглушительно затрещала сорока.

— И ты — нахрен!

Михаил чуть не кинул в птицу колотушкой, испытав на мгновение от стрекота полет души в пятки. Затем ударил, думая испугать, в железо ворот. Бум! Бум-м!

Сорока, помедлив, снялась с ветки и лениво перелетела через забор.

— Сука.

Михаил сделал три шага от гаража и уселся прямо на присыпанную гравием землю. Холодновато, но он вытерпит. В конце концов, тварь себя обнаружит, где бы ни пряталась, хоть…

«Зараза! — сообразил Михаил. — Она прячется выше светильников, на балках под крышей! Выломала один из волнистых жестяных листов, прогрызла утеплитель, юркнула между досок. Умная!»

Привстав, он попытался рассмотреть, где это могло произойти. Нет, отсюда видно не было, наверное, влезла с торцевой стороны, там как раз неочищенный участок, кусок леса, что-то эту тварь, видимо, выгнало, и она не замеченной… Какой-нибудь древний, разумный подвид.

Это, конечно, если придерживаться материалистической точки зрения.

Михаил несколько раз стукнул колотушкой по земле и поднялся. Крестик скользнул в кулак. Так, на всякий случай.

Никогда не дружил с Богом, а как припекло, оказалось, компанейский парень!

— Отче наш, — зашептал Михаил, медленно подступая к гаражу, — иже еси на небесах… — Дальше он не помнил и импровизировал: — Защити меня, Господи, раба своего, если ты есть на земле и на небе!

Заворачивая, наклоняя голову, он присел на границе ворот. Одна балка шла вдоль и четыре, нет, пять поперек. Самое большее сантиметров семьдесят свободного пространства имелось между балками и крышей там, где гаражная стенка стыковалась с коттеджной. Далее, следуя пологому скату, пустоты оставалось все меньше и меньше.

Лампы светили вниз, и над балками было темновато.

— Сука.

Михаил шагнул внутрь и сразу отступил в угол. Брякнули сложенные там лопаты и тяпки. Тяпка, кстати, может, и надежнее будет.

Затяпать тварь до смерти!

Он посмотрел вверх и обмер. Из темноты под крышей на него уставились два красных помигивающих глаза.

— Давай! — прохрипел Михаил, выставив колотушку перед собой. Вспомнилось — так священники в фильмах про нечисть защищались распятием от вампиров и оборотней. И у тех, и у других вроде как имелась непереносимость.

Тварь медлила.

— Ну же!

Михаил отчаянно шагнул вперед.

Один глаз у твари неожиданно закрылся. Михаил нахмурился. Это лукавство? Или приглашение к следующему шагу? Заманивает? Ну, хорошо.

Он поставил ногу ещё на десять сантиметров ближе. Тварь вдруг закрыла и второй глаз, а потом, помедлив, открыла первый.

Только секунд через пять Михаил сообразил, что это, сука, не глаза, это, сука, отражение светодиода пожарной сигнализации в обрезках поликарбоната. Коробочка как раз над балками привинчена. Там, наверху, ещё и комплект крепежа от теплицы должен быть, и два рулона термопленки, и трубы пластиковые.

Ха-ха. А ведь чуть не навалил в штаны от страха. Идиот, сука. Рифмуется со «светодиод». Два глаза, два глаза. Почему, бабушка, у тебя такие красные глаза? Потому что ты тупишь, Шапочка. Но, интересно, тварь тогда где? Или шлангом прикинулась?

Михаил, где пригибаясь, где подпрыгивая, осмотрел все пространство под крышей. Испачкал пальцы, стукнулся темечком, выдохся.

Никого. Загадка почище Тунгусского метеорита.

Он остановился. Ну, все, сдаюсь. Тварь, сука, невидимка. Под верстаком — пусто. Решетка слива — узкая. Где ещё?

Ну, дверь. За дверью.

Михаил взялся за железную ручку-шар своей утренней покупки, желая отклонить её на себя. Сверкнул красный ромб.

И дверь открылась.

Не отделилась от стены, не провернулась на нижнем угле, как на пятке. Открылась.

На опешившего Михаила дохнуло жаром. Перед глазами его распахнулась красноватая каменистая равнина, растрескавшаяся и бесплодная. Она текла до горизонта, и взгляду на ней не за что было зацепиться. Только вдали, в мареве, виделась вертикальная черта, напополам делящая темно-желтое небо.

— Раб! — шепнул кто-то рядом.

Михаил захлопнул дверь.

Какое-то время он стоял, бессмысленно таращась на собственные пальцы, сжавшиеся на дверной ручке.

Что это… Что это было?

Я сплю, подумалось ему. Мне все чудится. Здесь же даже коробки нет. Куда она может… Она вообще как?

У него вдруг задергалась щека.

А тварь? Михаил стукнул зубами. Получается, эта тварь отсюда. Из двери. Изо рта его вырвался смешок. Да-да, смешно. Ладно, волк, собака, чупакабра. В это ещё можно поверить. Но в тварь за дверью…

Взгляд его наткнулся на колотушку в руке.

Да, заколотить её нахрен. Гвозди взять, «соточку». Нет, даже побольше, если найдется. Чтобы наверняка. И по периметру…

Он нервно хохотнул.

А к чему приколачивать-то? К чему? К стене? К бетону? Ха-ха, давайте попробуем!

Хотя можно, можно, пробить перфоратором, подогнать дюбеля, закрепить, как декоративную деталь, панно или инсталляцию, прямо здесь. Пусть висит. Артефакт. Феномен. Вещь непонятно откуда.

Но, выдохнул Михаил, если он видел то, что видел, значит, лучше всего от двери избавиться. Сломать. Распилить. Взорвать. Сжечь.

Если она горит.

Так… Так что? Михаил расцепил пальцы, выпуская ручку. Странная дверь. И что предыдущий владелец? Исчез или тварь убила его?

Да, если закрыть дом и уехать…

Наверняка тварь привязана к месту обитания, как джинн — к лампе Аладдина. Это ещё надо посмотреть, разобраться, кто из нас раб и во…

Михаил осекся, обнаружив, что ладонь его вновь накрыла дверную ручку.

Открыть? Что он видел в первый раз? Какую-то равнину. Пустыню. Странный мир под жёлтым небом. У твари, наверное, должно быть рядом нора.

Михаил крепче сжал колотушку.

Устроить крестово-колотушечный поход? Показать, что и он…

Дверь поддалась.

Михаил поставил ногу на красноватую землю, судорожно выдохнул. Что, интересно, за столб такой на горизонте? Башня? Или атмосферный эффект?

Он не успел сделать и шага — резкий рывок опрокинул его на землю, серая тень мелькнула снизу, нырнула под руку и одним взмахом разодрала рубашку на спине.

— Ра-а-аб!

Животный ужас буквально обездвижил упавшего Михаила. Колотушка выпала из пальцев и расколотила в пыль сухой земляной комок.

— Ра-а-аб!

Шипящий голос ввинтился в уши.

Возможно, в каком-нибудь фильме или другой реальности некий герой и нашел в себе силы скинуть пляшущую на плечах тварь. Но Михаил, как оказалось, героем вовсе не был. Что-то в нём сжалось спазмом, душа, сердце, желание бороться, бог знает. Мысли схлопнулись. Свет схлопнулся. Единственное, он подумал, что надо притвориться мертвым. Да-да! Мертвецов не едят! Они отползают сами, по темноте!

Он закрыл глаза и почти перестал дышать.

Его цапнули за брючину, за голень. Больно. Так, наверное, хищник треплет добычу. Раз, два. Подбородок ободрало о твердое.

А если тварь питается падалью? — вспыхнуло в голове. Его же сожрут! Сожрут!

— Ра-а-аб!

Его потащили куда-то по земле. В нору? Наверное, в нору. А там сотни зубастых, безжалостных… Господи.

Михаил конвульсивно дернул ногой. Тварь тут же выпустила брючину и прыгнула ему на плечи, пригвождая к земле и жарко дыша в затылок.

— Ра-а-аб!

Михаил почувствовал, как острые когти сдирают кожу со спины, как кровь бежит по шее, пачкая щеку, горячая, красная.

Его заколотило.

— Ра-а-аб!

Крак! Словно стеклянный сосудик лопнул у Михаила внутри, распространяя по телу яд страха и безумия.

— Да, — шепнул Михаил и через мгновение, словно уверившись в том, что собственный голос послушен ему, надсаживаясь, заорал: — Да! Я согласен! Я — раб! Раб! Все! Я подчиняюсь, смотри. Смотри!

Он поднял дрожащие руки.

— Раб.

В шипящем голосе твари послышалось удовлетворение.

Покружив на спине, исколов её то ли когтями, то ли острыми костяшками лап, тварь отпрыгнула в сторону. Михаил почувствовал, как по пальцам правой руки прошелся жесткий, влажный язык.

Средний. Безымянный.

— А-а-а! — заорал Михаил, когда мизинец взорвался болью.

— Раб.

Тварь сплюнула две откушенные фаланги пальца на землю перед Михаилом.

— Я же согласился, согласился!

По лицу Михаила покатились слезы. Остатки откушенного мизинца брызгали кровью. Сколько там её в человеке?

— Раб.

— Да! — выкрикнул Михаил, подтягивая руку к лицу.

Залитая кровью ладонь и огрызок его ужаснули. Кое-как он обхватил мизинец пальцами левой руки и сжал, пытаясь прекратить кровотечение.

В лицо ему сыпнуло земляной крошкой.

— Раб.

Тварь встала напротив него. Сначала Михаил увидел серые, в темных пятнышках, суставчатые, похожие на паучьи ноги, а затем и все остальное.

У существа была большая, больше человеческой, голова. Чуть сплюснутая сверху и снизу, она по форме напоминала регбийный мяч. Два желтых глаза с чёрным вертикальным зрачком располагались в центре, под щеточкой короткой, переливчатой шерсти. А ниже, как усами окаймленный горизонтальными складками, тянулся разрез пасти. В пасти между острыми треугольными зубами скользил зеленоватый язык.

Тело у твари было плоское, тоже покрытое серой шерстью. От постоянного движения бугристых мышц под шерстью, казалось, что тварь все время куда-то перетекает, оставаясь при этом на месте. В такой игре мускулов было что-то гипнотическое, потому что Михаилу пришлось не раз и не два возвращать на тварь уплывающий в сторону взгляд.

Шесть тонких ног крепились у неё где-то под брюхом, на каждой ноге имелось по нескольку крючков или когтей, которые выглядывали из кожистых наростов.

— Раб.

Тварь повторила слово, перебрала ногами и прижалась к земле. Голова её опустилась на уровень Михаиловой головы. Щелкнули зубы.

— Я же сказал, — простонал Михаил, — я согласен. Я раб. Только не ешь меня!

Он спрятал раненую руку под живот.

Тварь приблизила пасть. Жаркое дыхание обожгло Михаилу лицо. В вертикальных зрачках застыло ожидание. Чем дольше смотрел в них Михаил, тем сильнее дрожал, опознавая в черноте конец своей жизни.

Спрятанная рука сама вывернулась наружу.

— На!

Тварь лизнула схваченную подсохшей кровью кожу и отступила, перетекла, играя мускулами и серой шерстью.

Михаил приподнял голову.

Мяс-с-со, — прошипела тварь.

— Что?

— Ты даш-шь мяс-со.

— К-купить мясо?

Существо, сковырнув землю, осыпало Михаила крошкой.

— Мяс-с-со!

— Хорошо, — Михаил мелко закивал. — Сколько? Килограмм? Тонну? И какое? Говядину? Свинину? Я раб, я куплю!

Вертикальные зрачки впились в глаза лежащему.

— Ч-ш-шеловиш-шину!

— Что? — Михаил, не поверив, изменился в лице. — Где я в-возьму, человечину-то? Она ж не продается, человечина.

— Мяс-со ш-шеловека.

Нога твари, воткнувшаяся перед Михаилом, едва не распорола ему щеку.

— Да как…

— Или ты — мяс-с-со.

Михаил вздрогнул.

— Понял. Я подумаю. Я п-придумаю что-нибудь.

— С-свеш-шее.

Тварь, поворачиваясь, несильно стукнула его по ребрам.

— Да-да, понял.

— Ра-аб.

Быстро перебирая ногами, тварь отбежала метров на десять и, вздув пылевой фонтанчик, пропала в земле.

Минут пять Михаил, не двигаясь, ждал, что тварь выскочит обратно. Губы высохли. Пыль засела в уголках рта. От пота саднили лоб и виски. Спина… Со спиной, похоже, было совсем плохо. Ниже лопаток напрягай, не напрягай мышцы — не чувствовалось ничего. Располосовала, наверное, все до позвоночника.

Раб. Ну, раб, раб… Тварь, сука уродская. Палец ему…

Михаил поискал глазами откушенную часть себя и не нашел. Безотчетно он сунул остатки мизинца в рот. От песчинок, крови и чужой слюны его чуть не вывернуло наизнанку. Сука! Сука, за мясом тебе, значит, как в магазин…

Глаза наполнились слезами.

Михаил сморгнул, затем вытер щеки. Ладно. Ладно, не сахарный.

— Встать-то можно?

Он закашлялся, выплевывая пыль. Ответа не последовало. Что, ушла под землю и все? Мило. Обозначила, значит, верховенство и сгинула.

— Так я за мясом?

Михаил приподнялся, опираясь на колено.

Жёлтое небо. Красно-коричневая равнина. Сучий штырь вдалеке. И никого. Воздух колол горло. Жар пощипывал кожу. А дверь?

Стиснуло сердце. Михаил развернулся всем телом и с облегчением обмяк. Дверь оказалась на месте. Все такая же зелёная, с красными, украшающими полотно ромбиками. Одиноко стоящая, ни к чему не прикрепленная дверь. В узкую щель проглядывала бетонная гаражная стена, наполненная электрическим светом.

— Так я пошел?

Михаил задом двинулся к двери. Один тапок он где-то потерял, и каменистая земля чувствительно отбила в пальцы левой ноги. Задергало, засаднило спину. Камешек, сука, попал под ладонь.

— Ну, все. Я раб, раб…

Хрипло дыша, он вывалился в гараж, и, закрывая, налег на дверь.

Несколько секунд затем он просто лежал, впитывая прохладу бетонного пола. Верстак. Лампы. Все такое родное. Я был в аду, обморочно подумалось ему. Только что. Это ад. Или какое-то инопланетное дерьмо. Или я не знаю что.

Сука!

Михаил вскочил. Раб я, значит… Ну-ну. Рабы, как мы знаем из истории, и восстания устраивали. Один Спартак чего… Мясо ей, человечину…

Он покрутил головой. Верстак — нет, слишком тяжелый, не подтянуть. Бочки тоже не годятся. Какую-нибудь железяку, что ли…

В результате он натаскал к двери шин и упер толстый полутораметровый брусок одним концом в круг шины, а другим концом в дверь.

Это на первую пору. Раб я, видите ли. Никто ведь не поверит…

На ходу расстегивая рубашку, Михаил направился в ванную. Сунул обрубок мизинца под шипящую струю холодной воды, одновременно роясь в аптечном шкафчике.

Бинт. Стрептоцид. Пластырь. Бинт, впрочем, не нужен.

— Я тебе тоже что-нибудь отмахну, сука, — вырвалось у него скуляще.

Он посмотрел на себя в зеркало.

Диковатый видок. Морда в пыли, дорожки от слез, глубокая царапина под скулой. И где он, лоск цивилизованного, обеспеченного человека?

Михаил стряхнул рубашку.

Как бы посмотреть ещё, что там со спиной? Жопа там или… Нет, ха-ха, жопа ниже…

Обрубок он окунул в банку с мазью и наглухо залепил пластырем. В маленькое зеркальце шкафчика спину видно не было, как Михаил не поворачивался. Какая-то полоса тянулась к плечу да лоскут кожи висел на ребрах.

Ладно, неважно, заживет.

Он оскалился, брызнул водой в лицо. С дверью надо что-то решать, с дверью.

В кладовке Михаил вооружился бутылью средства для розжига угля, в ящике кухонного стола нашел спички. В голове стучало: быстрей, идиот, быстрей!

Он выкинул тапок и одел ботинки. От резкого приседания под лопатками что-то лопнуло и вроде бы потекло в брюки.

Сука-сука-сука!

Сжечь. Это решит вопрос с тварью. И с мясом. И со всем прочим. Из мира в мир без двери не поскачешь.

Вернувшись в гараж, Михаил обрызгал дверное полотно жидкостью. Вместе с ромбиками. Сухость костью стояла в горле. Дергало мизинец. Коробок выпал из пальцев.

Ну сука же!

Ему вдруг показалось, что с той стороны в дверь кто-то легко толкнулся. Вот уж не-ет!

— Сейчас-сейчас, — прошептал Михаил, торопливо чиркая спичкой.

Ш-ших! Огонек пророс из серной головки, жёлтый, несмелый. Михаил не дал ему погаснуть и поднес к двери.

Ничего не случилось.

Сука! Он обжег пальцы и погасил спичку. Набрызгал жидкости уже от души, до мокрого блеска. Вторая попытка…

Ш-ших!

Дверь упрямо не хотела поджигаться. Зато подпирающий её брус с радостью вспыхнул, а вместе с ним зачадила покрышка.

Сука! Михаил сбегал в ванную и принесенным из неё полотенцем прихлопнул не успевший разгореться огонь.

Что дальше? Взгляд его заскользил по гаражу, все время возвращаясь к двери.

Как-нибудь вынести да похоронить? Прикопать под газоном? Или въехать в неё на авто? Купил, сука, на свою голову! Не продешевил!

Впрочем…

Михаил сползал под верстак и вытянул бензопилу. Оглядываясь, заправил бензином из пластиковой канистры почти литровый бак. Пол-литра, наверное, пролил мимо.

Что там тварь, интересно? Чует? Не чует? А то он сейчас сгорит к хренам вместе с коттеджем, вот будет весело.

Дроссель. Подкачка. Прижать ручку ногой. Рвануть стартер.

Бензопила словно выдохнула. Это на холодную. Теперь воздух перекрыть. Раз, два — поехали!

После двух рывков стартера бензопила завелась, заработала ровно и басовито. Дын-дын-дын-дын. Михаил зажал рычаг, и зубья цепи слились в хищную, металлическую, повизгивающую — жрать-жрать-жрать! — ленту.

Тварь, я иду!

У самой двери он чуть не запнулся о шину.

Бензопила взвыла.

Матерясь сквозь зубы, Михаил распинал шины и брус, примерился и нацелил алчущую цепь на уровне пояса.

Выс-с-с!

Цепь коснулась дверного полотна. Посыпались искры. Возник свистящий звук, словно зубцы заскользили по металлическому листу.

Что за нафиг?

Михаил отнял бензопилу. Все, что обнаружилось на двери, — это полоса содранной краски, никак не похожая на пропил.

Сука!

Михаил добавил газу и теперь взял выше, сморщившись от сизого выхлопа в лицо. Несколько секунд ему казалось, что дверь поддается, но затем цепь потеряла звено, выстрелившее куда-то в потолок, и застопорила пилу намертво. Двигатель загудел, Михаил с досадой заглушил его. Тох-тох-то-ох. И все.

Он отступил с бензопилой к верстаку.

Дверь ухмылялась ромбиками. Ра-аб. Раб. Что, не можешь ничего поделать? Так когда рабы что-то могли?

Михаил сплюнул.

— Давай-давай, — сказал он двери, — радуйся. Мы тебя сейчас по-другому попробуем.

Грабли. Тяпка. Лопата с обломанным черенком. Нет, это все не то.

В голове почему-то эпизоды стрельбы из помпового ружья мешались с закладкой пластиковой взрывчатки. Ни того, ни другого не было.

Впрочем, поджечь бочки с бензином… Рвануть — рванет. Уцелеет ли дверь? Но это на самый крайний… Так. Михаил скрипнул зубами. Буквально на прошлой неделе он лущил поленья на бруски и щепки для камина. Небольшим таким, тяжелым топориком.

Лущил, лущил, а где оставил? Вроде бы там же, в гостиной. Прибрал только в угол, за камин. Можно было топор как раз взять вместо колотушки, если б не память тормознутая. Но и к лучшему. Хорошая сталь, заточка… Надежды, конечно, мало, если целая бензопила сдохла. Тут «болгарку» бы. Хиленький шпон, ага…

Может, эта дверь ни в огне, ни в воде… Как дерьмо.

— Топором мы тебя все же попробуем, — решительно сказал Михаил. — Рабы тупые. Им на рассуждения похрен.

Со спины протекло прямо в задницу. Михаил мазнул рукой по пояснице. Кровь. Зараза, скоро в ботинках захлюпает. А потом ещё засохнет. Хоть «скорую» вызывай.

Он привалил обратно брус к двери. Мы теперь ученые.

Две ступеньки. Переход в дом. Кладовка…

Михаил застыл.

Коврик и половая плитка плавно переходили в красноватую, потрескавшуюся землю, метра через два терялись стены, а вместо гостиной к далекому горизонту уходила прожаренная каменистая равнина.

И двери.

Гостевая. Детская. Кабинет. Ванная. Все — зеленые. Все — с веселыми красными ромбиками. Только и ждут.

Михаил попятился. Это что это? Глюк? Спиной он вывалился обратно в гараж, запнулся, сел в шину. Что-то как-то совсем…

Дверь из гаража в жилую половину тоже оказалась зелёной.

Это я что, подумалось ему, уже и выйти отсюда не смогу? Он повернул голову и обнаружил, что ворота, стальные, вообще-то, листы, с наваренными дужками и уголками под запорные штыри, стремительно зеленеют. Бум-бум-бум-бум — вот вам четыре перекладины, образующие ромбик на одной створке. Бум-бум-бум-бум — а это на другой.

Михаил усмехнулся.

Понятно. Все дороги… все двери ведут в ад.

Но основную он закрыл.

Или тварь теперь и всем остальным хозяйка?

За спиной легко стукнуло, дохнуло в затылок. Михаил вздрогнул. И ведь не дотянуться ни до чего. Вот же сука…

Он медленно повернул голову.

Серое, переливчатое тело скользнуло в противоположную сторону. Михаил успел выставить руку, но удар пришелся в живот и опрокинул его на пол.

— Ра-а-аб.

Тварь грубо перевернула его на спину. Пара тонких ног, выпустив когти, вонзилась в плечи, ещё одна пара сложилась на груди, сдавив ребра.

Михаил закричал.

— Ра-а-аб.

Сплюснутая сверху и снизу голова твари закачалась над лицом человека. Пасть раскрылась, затягивая взгляд в жаркую, огненно-красную глотку.

— Сука, тварь… — выдавил Михаил.

— Мя-ясссо-о…

— Я тебя не бою…

Михаил захлебнулся от врезавшегося в подвздошье когтя.

— Ты — ра-а-аб, — прошипела тварь, наклоняясь. — Ты — мяс-ссссссс-со.

Круглые желтые глаза замерцали напротив глаз Михаила, вертикальные зрачки расширились, вбирая в себя перевернутую гримасу.

— Накас-сание…

— Сдох…

Тварь залепила Михаилу рот.

— Я открою с-свою дверь в тебе-е…

Острые зубы щелкнули.

Взгляд Михаила прилепился к зрачкам твари. Чернота в них обволокла и поглотила его. Он выгнулся, ощущая, как тварь проникает в зыбкое пространство души, как она дышит дымкой его желаний, как серой, неясной тенью скользит в тумане слов и смыслов.

Она — сам ужас.

Душа Михаила сжалась. Пальцы скрючились. Струйка слюны потекла изо рта. Он захрипел, не в силах закричать.

— Ра-а-аб, — зашипела тварь.

Михаил дернулся.

Душу его будто поддели когтем, и в прореху угловато, царапая, проросла дверь. Зелёная с красными ромбиками, она угнездилась в Михаиле жуткой картинкой, прилипшей к внутренней стороне век, и глухим ощущением постоянного утробного ужаса.

— Я в тебе-е-е…

Дверь чуть-чуть приоткрылась, и оттуда повеяло такими мраком и безысходностью, такой болью, что Михаил застыл, в то же время мысленно изворачиваясь, перекручиваясь винтом и захлебываясь криком.

Ему казалось, его с остервенением вывернули наизнанку и начали рвать, открепляя мышцы от костей и сухожилий, откусывая и тут же питая ядом. Размотали длинную колбасу кишок и передавили их, лопая и разбрызгивая вонючую жижу. Присосались к глазнице, пробуя острым языком достать мозг.

Боль колотила изнутри — бам! бум! бом! бам!

— Мне нуш-шно мое мяс-с-со…

— Да! — закричал Михаил, сходя с ума. — Да! Я добуду! Раб! Раб! Навечно! Только закрой, закрой…

Дверь со скрипом захлопнулась.

Исчезли глаза с вертикальным зрачком, пропали когти, но Михаил ещё долгое время лежал, не замечая ни неудобства позы, ни колкого света висящих над головой ламп.

Душа его содрогалась, немела и шла изморосью. Дверь стояла в центре её, и любая мысль, какая ни приходила в голову, сворачивала к желанию, чтобы та больше не открывалась. Пусть раб, да, раб, но снова — не надо…

Спустя час или два Михаил сполз с шины и свернулся вокруг её, обхватив грязный, резиновый, пахнущий свежей гарью бок.

Я кончился, подумалось ему. Я раб.

Одним глазом ему виделась дверь в дом, нормальная, светлая, без ромбиков, и, полежав ещё минут пять, а затем встав на ноги, он все же перебрался в жилую половину.

В окнах было темно. На крыльцо светил автоматически включившийся фонарь. Уют мягкого дивана показался фальшивым, диким. Михаил лег прямо на пол и, шумно дыша сквозь зубы, провалился в тягучий, как смола, сон.

Утром он решил найти доходягу, продавшего ему дверь, и первым скормить твари.


Разбудило его не солнце, разбудил Михаила скрип зелёной двери внутри.

Он мгновенно вскочил на ноги («Я понял, понял!») и, набросив на голое тело тонкую куртку-штормовку, вышел сначала во двор, а затем и в проезд между дачами.

Солнце висело в небе, отражалось в лужах и слепящим пятном золотило жестяную крышу соседнего коттеджа.

Михаил постучал в ворота. Тишина. Никого. Ладно.

Обогнув зарастающую хлипкой весенней зеленью канаву, он по разъезженной грунтовке зашаркал к центру поселка.

Ни свежих автомобильных следов, ни собачьего лая. Там пусто. Здесь пусто.

Где ж вы все, суки, прячетесь? Дачники, мать вашу! Сеять уже пора, господа! Петрушку-морковку. Перцы!

Михаил повертел головой, пытаясь расслышать треск разбираемой дачи.

Тихо. Он дошел до колонки, потоптался возле, вспоминая, что хищники часто сторожат своих жертв на водопое.

Вот он. Вот водопой. Жертвы где?

Суки, бросили одного. У всех что, скважины? Михаил содрогнулся всем телом, когда внутри повеяло лютым холодом.

Я раб, раб, мне бы только…

Он двинулся вперед, замирая невпопад и улавливая звуки. Где-то левее звякнуло. Впереди вроде бы чихнул мотор. Сорока каркнула. Досеменив до низенького заборчика из серых штакетин, за которым возилась оплывшая женская фигура в бордовом пальто и резиновых сапожках, Михаил стукнул костяшками пальцев в дерево.

— Извините.

Он просительно вытянул шею. Фигура повернулась и поправила платок на голове. Прищуренные глаза настороженно уставились на гостя.

— Чего тебе?

Килограмм восемьдесят-девяносто, сверкнуло в голове у Михаила.

— Мне бы помощь… — сказал он, вздрагивая.

— На водку не подаю, — пробурчала женщина, поднимая с земли грабли. — Но ежели хочешь отработать…

— Да мне…

Михаил умолк, увидев в конце улицы пробежавшего мальчишку. Шорты. Толстовка с капюшоном. Синие кроссовки.

— Извините, мне пора, — дернув горлом, просипел он и спешно отправился догонять приглянувшуюся жертву. Килограмм тридцать-тридцать пять, что там нести?

Женщина плюнула ему вслед.

— Напьются, рожи разобьют, а потом опохмелиться ищут.

Михаил доковылял до поворота.

Мальчишки и след простыл. Скрылся за каким-нибудь забором? Возможно.

Он медленно пошел по обочине, ощупывая глазами дачные участки. Да, вертелось в голове. Можно даже не нести, можно сказать, что компьютер… или игрушки… Сам придет.

Хоп! — впереди открылись ворота, и мальчишка, тот самый, шорты и толстовка, показался наружу. Судьба!

— Парень!

Михаил рванул к нему.

Когда до цели, удивленно лупающей ясными светлыми глазами, оставалось не больше пяти метров, из ворот появился крупный мужчина в джинсах и тенниске, ведущий на поводке мелкую, дрожащую от самой себя собачку.

— Чего надо? — дружелюбно осведомился мужчина.

Залысины. Крупный нос. Маленькие глаза. Весом, наверное, под центнер. И руки крепкие. Не справиться.

— Обознался, — прошептал Михаил и резко повернул обратно.

— Сотку дать? — услышал он голос.

— Нет-нет. Ошибся.

Оружие, понял Михаил. Без оружия — никуда. Был же где-то топорик. Таким тюкнул по темечку — и относи.

Возвращаясь к коттеджу, он не заметил канавы, провалился в неё двумя ногами, извозился в грязи и напрочь замерз. Конечно, было бы неплохо разжечь камин, принять горячий душ, согреть чаю, но дверь, дверь внутри торопила.

Мясо. Достать мясо!

У коттеджа Михаил обнаружил, что ворота во двор открыты, а рядом с его «тойотой» стоит знакомый «ниссан» красного цвета.

Лера?

Он подумал вдруг: это не важно, что у них что-то было. Сейчас вообще мало что важно. Вернее, важна всего одна вещь.

— Лера!

На ходу сдергивая штормовку, Михаил шагнул в дом.

— Лера, ты здесь?

Мокрые ботинки оставляли следы на ламинате.

В короткой прихожей висела Лерина шубка. На столике лежала сумочка. На кухне шипел электрический чайник.

— Лера!

В пустой гостиной Михаил зачем-то проверил шторы, сунул в карман телефон, повернулся…

— Ар-рх!

Он испытал близкий к паническому приступ, когда Лера в вихре волос и блеска губ, глаз, сережек набросилась на него сбоку.

Колготки. Короткая юбка. Блузка цвета морской волны.

— Кружи меня!

Женщина повисла на его шее.

— Лера!

Михаил кое-как отлепил её, перехватив руки.

— Ты такой брутальный!

Лера полезла целоваться. От неё пахло фиалками.

— Стой! Стой, — отстранился он. — Не надо. Я хочу тебе кое-что показать.

— Никак дверь свою?

— Ты очень догадлива. Она здесь.

Подавив внутреннюю дрожь, Михаил шагнул в коридор.

— Погоди.

Лера наконец разглядела его расцарапанные грудь и спину. Лицо её исказилось, на щеках выступили красные пятна.

— Это что с тобой?

— Это так… неважно…

— С кем ты тут? — Лера развернула его к себе. — Ты здесь, значит, со шлюхами время проводишь, а я потом десертом иду?

— Нет, я это… Ты — мясо.

Лера расхохоталась, запрокинув голову.

— Значит, они — десерт!

— Ты все увидишь.

Михаил подал Лере ладонь.

— А спину тебе здорово разодрали, — сказала она со злорадством, выстукивая каблучками. — Может, пластырем её залепить?

— Потом.

Он толкнул дверь в гараж. Мясо! — шипело в ушах. Мяс-ссс-о.

— Вот это? — Лера остановилась на ступеньке.

— Да.

Михаил сошел на бетонный пол и подальше отпихнул в сторону покрышку.

— На первый взгляд — фуфло, — скривила губы Валерия.

— А ты приглядись.

— Да что тут глядеть-то? Какой-то деревенский дизайн!

— Ты ближе подойди, — Михаил огладил правый верхний ромбик.

— Вижу, тебе, милый, и по голове настучали.

Лера, помедлив, все же сошла вниз.

— Ну как? — спросил Михаил.

— Фу! Её даже вручную красили, — Лера приблизилась к зелёной двери и прикрылась ладонью от лампового света. — Я бы даром не взяла.

— А у неё есть секрет, — улыбнулся Михаил, взявшись за ручку.

— Очень интересно.

— Чуть-чуть подвинься, — сказал он.

— Ну, хорошо.

Лера отступила в сторону, и тогда Михаил распахнул дверь в красноватую равнину под жёлтым небом и одним движением затолкнул женщину туда.

Он не слышал ни криков, ни царапанья с той стороны, ни стука каблучков в филенку, просто в один момент в его душе вдруг наступило оглушающее и безмятежное спокойствие, почти нирвана. Михаил лег, подперев дверь головой, и растворился в покое, нежном и сытом.

Раб, раб. Но и раба награждают.

Захотелось мурлыкнуть. Он умиротворенно вздохнул, выцепил телефон из заднего кармана и набрал Тимура.

Партнер по бизнесу ответил только после пятого или шестого гудка. Его голос звучал на фоне музыки и пьяных выкриков.

— Миша, здравствуй, Миша!

— Здравствуй, Тимур, — сказал Михаил. — Я хочу сообщить тебе, что решил выйти из учредителей и оставить фирму тебе.

— Да? — удивился Тимур. — А почему?

— Да тут предложили дело в другой области… Перспективное. Ты только никому пока.

— Могила.

— И я подумал, что две темы одновременно не потяну. А там серьёзно впрягаться придется.

— Ну ты хоть намекни.

— Слушай… — Михаил прислушался к себе. — А ты приезжай ко мне на дачу в среду или даже во вторник вечером. Я тебе все расскажу.

— Хорошо, — голос Тимура завибрировал радостными нотками. — Честно — не ожидал. С бумагами?

— С бумагами. Куда без них? И это… я тебе дверь покажу.

— Какую дверь?

— Да купил тут по случаю. Ну, все, до среды.

Он отключился и подумал, что надо бы Леркину машину как-то в эту красную пустыню к хозяину загнать.

А потом и «лексус» Тимура.


Автор: Андрей Кокоулин

См. также[править]


Текущий рейтинг: 70/100 (На основе 47 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать