(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Туманная степь
Степь все тянется и тянется, бесконечным полотном камней и сухих трав вдаль, к горизонту. Там, за дымкой туманов возвышались огромные, кривые скалы, похожие на щупальца немыслимо огромной твари из бездны. Мы не знаем, сколько дней, месяцев прошло с тех пор, как мы видели в последний раз кого-то или что-то живое. Пропали даже вездесущие глазастые деревья, и только подмигивание ущербной луны позволяло нам удостовериться, что время здесь не остановило свой ход.
«Было нас изначально немало- семеро разумных и пять лам. Топограф, геолог, охотник-следопыт, медик, лингвист и два инженера. Ламы были практически бесконечным источником живительного ртутного молочка, но мы хотели подстраховаться и взяли с собой и простой пищи в тюках, притороченных к их бокам. Оборудование, продовольствие, запасная одежда, сами ламы, которые могли продержаться не один месяц без еды, стабильно снабжая отряд молоком. Нам казалось, что мы предусмотрели если не всё, то очень многое. По началу все шло хорошо, мы выдвинулись в путь с первыми проблесками Кирдаза, каменной луны. Это обещало минимум полгода стабильной погоды и минимально возможное ориентирование во времени. Покинув Туманный Град, мы столкнулись с первой сложностью -- из-за слишком влажного тумана что дрова, которые мы заготавливали на месте, что масляные лампы, которые мы взяли с собой, толком не могли гореть. Только чадили едким дымом, уменьшая и так аховую видимость. Этот мир не любит открытый огонь. Хорошо, что наша пища не требовала приготовления, это единственное, что радовало. А ориентировались мы по огонькам химических капсул, запас которых был практически неограничен.
Мы бежали вглубь каменистых степей по прямой, отмеряя время по шестичасовым циклам луны. Останавливались мы редко, только ради того, чтобы проверить снаряжение, напоить лам, да поесть самим. Спать в этой пустоши никто бы не рискнул, только посменно дремать в седле. Настоящие проблемы начались, когда вылупившаяся луна начала стремительно покрываться мясом. С каждым полетом становилось все меньше дендракулистов, ориентиров и источников спокойствия. Мы стали редко останавливаться, потому что даже артефакты каменного плаща почти не скрывали нас и наших животных от недоброго взгляда.
Спустя семьдесят циклов мы начали вести дневник. По началу, каждый вел свой собственный дневник, в основном посвященный своим профессиональным интересам. Все-таки, мы люди науки, и рапорт никто не отменял, пускай даже записи охотника, лингвиста и медика пестрели прочерками и пропущенными днями. Лингвист даже начала радовать нас короткими рассказиками своего пера. Всяко лучше, чем ничего, тем более что все равно голову в этой пустоте занять нечем, а все разговоры к тому моменту были сказаны, и все сплетни зазубрены наизусть.
Первым забил тревогу охотник. Будучи близких отношениях с геологом, он первый заметил, что та с каждым днем ест все меньше, и все пристальный всматривается в скалы на горизонте. Он сообщил об этом нашему медику, как самому сведущему в нашем отряде. Но ни телесное обследование, ни беседы, ни эфирная диагностика не показали никаких отклонений. Ей просто перестало хотеться есть. Кирдаза уже начала покрываться белесой кожей, а глазастые деревья стали попадаться от силы раз в день.
Спустя еще три цикла геолог окончательно отказалась от еды и настолько ослабла, что почти перестала слезать с ламы. Мы даже начали давать ей еду насильно, буквально заливая жидкий, молочный раствор ей в глотку. Благо она не сильно сопротивлялась, только жалобно смотрела и что-то стонала на своем родном наречии. Но это перестало помогать, спустя сутки она просто перестала усваивать пищу, которую ее организм возвращал в нетронутом виде. Через цикл она неожиданно выпрямилась в седле, посмотрела невидящим взглядом двух пар печальных глаз на нас и рухнула наземь, в агонии протянув руки в сторону черных скал. Это была трагическая потеря для нас, но далеко не критическая для нашей миссии. Каменная почва не поддавалась ударам лопаты, а геологическое кайло было слишком маленьким, чтобы выкопать достойную могилу нашей коллеге. Ее тело мы отнесли к ближайшему дереву глаз, там же оставили ее оборудование. Мы собирались забрать ее на обратном пути, и единственное, что мы оставили у себя, были ее записи и пара безделушек, которые следопыт захватил с собой. Мне достались кайло и записи несчастной, как второму человеку в группе, кто хоть что-то смыслил в породах.
Напряжение всё росло, и именно поэтому мы сразу засекли изменение в поведении медика. После того как мы попали в этот мир, наши тела сильно изменились под действием взора Хтона и все его навыки, и все его познания де факто стали бесполезными. Он и в отряд –то попал больше как биолог –исследователь, а не как врач. А тут еще эта смерть…она слишком сильно ударила по и так нарушенному душевному равновесию нашего друга. Мы опасались, как бы этот случай не сломал его, заставив разделить судьбу геолога. Но хоть его и затопила тоска и равнодушие, полностью в апатию он не впал, слава Хтону. Только опустил свои усики, которые раньше торчали, интенсивно сканируя этот мир. Однако следующей жертвой этого проклятого места стал не он. Спустя пять циклов после встречи, как мы тогда думали, последним дендракулист, от отряда отстал наш инженер, которому было поручено следить за тем, чтобы ламы не потерялись в тумане. Мы не сразу осознали, что что-то не так, что с Валэком случилась беда. Сначала заметили, что ламы стали особенно тревожными. Но мы не предали этому должного значения; в конце-концов следить за ними как раз и входило в его обязанности. Но когда они окончательно сломали строй, а задние в панике напирали на передних - мы наконец-то остановили свой ход и отправились посмотреть, что же там. А там был ужас. Не дикий страх, не паника, а опустошающий, липкий ужас, пробирающий до кости даже таких тварей Хтона, которыми мы являлись. Валэк напоминал дерево, одно из тех, что встречались по началу в этом плане. Отличие было в том, что он был покрыт корой только по пояс, но уже не мог пошевелиться или издать что-то громче слабого хрипа. Пульсирующие наросты твердым каркасом сковали его тело, вывернув голову и все четыре руки в сторону, как мы тогда думали, гор. Мы ничем не могли ему помочь. Так мы и стояли, друг напротив друга, в мертвой тишине, нарушаемой только стонами Валэка и скулежом лам. Мои попытки сбить новообразования кайлом, а потом – проломить его череп закончились лишь тем, что мы чуть не потеряли само кайло, а с ним - и меня. Так мы молча смотрели, как погибал наш товарищ, не в силах ни помочь, ни уйти, оставив его умирать одного. В конце, когда от него остались только глаза, что-то звонкое лопнуло и завизжало внутри «ствола», кора во многих местах треснула, обнажая уже знакомые янтарные линзы с крестообразным зрачком. И мы поняли, что каждое встреченное дерево- это несчастные путники, чьи страдания защищали нас от взгляда луны. Была лишь слабая надежда, что, те из кого они выросли уже мертвы. А то что мы называли луной, зависло в зените, ровно над тем, что осталось от Валэка, казалось насмехаясь над всем, на что падал свет ее гладкой, белесой кожи.
После потери уже второго члена команды настроение, и так не радужное, окончательно ушло Гельменту в челюсть. Некогда веселые разговоры и «вечерние» посиделки сменились напряженным молчанием, редко прерываемым редкими вопросами нашего медика и тихими, чисто практическими, переговорами. Никому не хотелось умирать, но все знали, что этими двумя смертями степь не ограничится. Луна обрюзгла, ее глаз больше не смотрел с вызовом на то что происходило внизу. Все больше она смотрела вверх, и мы могли выделить время на отдых, себе и нашим ламам. Семнадцать циклов ничего не происходило, мы шли и уже думали, что опасность миновала, что с взглядом луны ушло и то зло, что убило наших людей. Но как же мы ошибались. Начали пропадать ламы. Жалобно поскуливая, они терялись в клочьях тумана и как сильно бы не спешили их спасти, ничего кроме окровавленных остовов мы не находили. Одна из них унесла в туман охотника, которому не повезло уснуть в ее седле. То, что мы нашли, не поддавалось описанию. Бьющееся в бесконечной муке чудовище, мифическая Накилеви лишенная кожи, кровоточащая, источающая смрад свежей крови и затихшая на наших глазах с именем нашей геолога на устах и с ее брошью, зажатой в одной их рук. А потом оно встало, посмотрело на нас грустно пустыми глазницами, промычало заросшими пастями и побрело вслед за светом покрытой язвами луны, похожее со спины на уродливую пародию на сонного всадника. Только длинный, мясистый хвост напоминал, что некогда это был наш друг. Мы потеряли трех лам. Оставшихся двоих мы вели бережно, держа под уздцы, не теряя из виду. Степь все тянется и тянется, бесконечным полотном камней и сухих трав вдаль, к горизонту. Там, за дымкой туманов высятся огромные, кривые скалы, похожие на щупальца немыслимо огромной твари из бездны. Мы не знаем, сколько дней, месяцев прошло с тех пор, как мы видели в последний раз кого-то или что-то живое. Много циклов назад пропали даже вездесущие глазастые деревья, и только подмигивание ущербной луны позволяло нам удостовериться, что время здесь не остановило свой ход. Еды почти не осталось, и мы уже начали доить лам, когда на горизонте появились странные, пирамидальные структуры. Мы решились разведать хотя бы их. Жертва наших друзей не должна была быть напрасной, мы закончим наше задание, найдем следы жизни в этом пустом краю.
Медик с диким, в какой-то мере даже…радостным криком вскочил в седло одной из уцелевших лам, в порыве в сторону хоть чего-нибудь отличного от постылой пустоши. Впервые за долгое время его сенсоры распрямились в полную длину. Только тут мы поняли, насколько сводящей с ума была вокруг нас пустота. Только сухая трава, камни и туман. Мы уже почувствовали воодушевление, хотели ускорить шаг, но тут гнилая луна внезапно опустила взгляд вниз, ровнёхонько на бедного медика. Его радостные возгласы прервались диким кашлем. Казалось, он проглотил пригоршню углей, такой густой дым повалил из его горла. Мы хотели бежать, дальше отсюда, оставить всё, миссию, медика, бедных лам, друг-друга…. Но луна уже начала поднимать вверх свой затянутый белой плёнкой зрачок, и мы поняли. Нам не вернуться в Град Туманов до темноты. И если луна забирала нас по одному, то тьма не даст нам пройти и полёта. Откуда-то мы знали, что то, что она нам приготовила будет бесконечно хуже судьбы тех, кого мы потеряли. Медленно и осторожно мы довольно быстро пересекли поле, отделявшее нас от пирамид. Прошли мимо пустых трупов медика и предпоследней ламы. То, что мы увидели повергло нас в трепет. Прекрасный храм из четырех пирамид, соединённых переходами, зависшими в воздухе, плотно зарос деревьями глаз. Сколько же народа здесь погибло? Мы разошлись, однако, не теряли никого изведу, оставаясь, однако под сенью древ глаз. Подойдя к ним достаточно близко, мы удостоверились, что глаза у них живые, что те несчастные, чьи тела так грубо поработила эта кора, не умерли, а то и вовсе находятся в сознании. Луна уже почти умерла. Множественные раны истекали потоками гноя, целые пласты кожи и мяса падали вниз. Близилась ночь. К счастью, пирамиды были открыты и мы смогли укрыться в глубине их подземелий. Стены на уровне первого подземного этажа светились зелено-голубым, что вполне действенно отгоняло тьму. Даже надписи поддавались бы чтению, будь перо птицеящера на подвеске у каждого из нас, а не только у лингвиста. Это ее и сгубило. Напрасно она начала читать что-то на мягком, певучем языке, не сильно подходящем для ее клыкастой пасти. В какой-то момент она перестала читать, от страха вскрикнула и… со всей силы ударилась виском об острый угол. Хрупнуло разбитой костью. Тяжело сползла кулем и замерла. Навсегда. Так мы потеряли лингвиста, веселую, не унывавшую по-настоящему даже в этом проклятом месте, мою близкую подругу. Я знала ее еще до Грани, мы были еще детьми, когда мы с ней познакомились.
Мы провели в этих подземельях почти два месяца, дожидаясь пока взойдет новая луна. Еды едва хватало на двоих, лама уже почти не давала молока, только водянистую жидкость с тонкой ртутной взвесью. Единственное чем мы могли заняться – это перепись всего, что с нами случилось и ленивые чтения записей, что нам оставили наши мертвые друзья.
Когда луна взошла мы наконец-то выбрались наружу. Бедное животное с жадностью начало объедать траву, которой не было так долго. Мы собрали все записи, что оставались от наших друзей в один пакет, добавили свои и отправились в путь. Казалось, если двигаться достаточно быстро, не останавливаясь как раньше, чтобы проверить оборудование, которого у нас больше нет. Но это не помогло. Взбесился инженер. Без видимой причины или повода кинулся на меня, стуча когтями по моей шкуре. Я пыталась его успокоить, привести в чувство словами и ударами, пыталась скрутить, но это не помогало. Он схватил камень и уже хотел проломить мне грудь, там, где под хитином пряталось мое сердце, и я поняла, он не успокоится. Он не дал мне времени на раздумье и единственное что мне оставалось- это всадить кайло ему промеж пылавших ненавистью и яростью глаз.
Я осталась одна. Свежая луна не обращала внимания на одинокого всадника, и я изо всех сил мчалась на восток, там, где по моим прикидкам был Туманный Град. Моя лама пала, не выдержав темпа и постоянной дойки, хотя я уже почти неделю ела всего лишь раз в три дня, чтобы не погибнуть или не выпасть из села. Я не спала пять циклов, боясь, что уже не проснусь или собьюсь с пути. Вот уже видны речушки, окружавшие город на пять полетов вглубь степи, я почти добралась!..
Всего лишь один полет. О Гельментово семя! Я уже видела стены такого родного, такого безопасного города, когда моих ног коснулось что-то мясистое, пробило ткань острыми лезвиями, хитин на моих ногах и бесцеремонно ворвалось в мое тело. Я поняла, что это. Я, Инлеке, топограф хтона, последняя из моего отряда становлюсь деревом глаз. Какая ирония, тот факт, что мое тело, измененное сильнее всего, помогшее преодолеть все ужасы этой степи, теперь причиняло мне такую боль. О, оно сопротивлялось изменениям. Если Валэка кора покрыла только после того, как от него остались только живые еще глаза, то меня она погребает под собой почти так же быстро, как поднимается паралич. Я все еще могу писать, говорить, даже связно думать, но ноги я уже потеряла до колен. Дневники остальных членов команды я оставила у «своих» корней. Свой дописываю сейчас, оставив попытки отрубить себе ноги кайлом. Прощайте. И если это кто-то читайте, передайте Индравешу Нгаху, что я его любила, и что его ручка мне очень здесь пригодилась»
- Из дневника топографа, найденном у корней нетипично большого и разлапистого дендракулиста
"Дендракулист, он же древо глаз. Выписка из лексикариона Хтона: «Не весь Хтон есть черноалое обиталище резвящихся, диких сущностей. Есть в нём и долины полные цветного тумана. В основном это каменистые пустоши, иссечённые сотнями тонких рек и мельчайшими озёрами, поросшие редкими для мира Хтона растениями - древами глаз. Огромные, вышиной со средний донжон провинциального замка, эти растения являются путеводными маяками, наблюдающими за этим миром сквозь толщу испарений мириадами горящих глаз. Такие долины практически не заселены, единственные их обитатели- это древние и могучие гиганты, лишённые разума и вездесущий дух самого Хтона. Один из таких гигантов является перерождающаяся Луна Кирдаза, рождающаяся из каменной глыбы и сгнивающая в течении двух недель каждые полтора месяца. Редко, когда здесь появляется иная жизнь, приманенная светом окулосов. Но кроме слежки эти безмолвные стражи долин и степей помогают редким путникам избежать ненужного внимания недобрых сил, что на равных могут соперничать в влиянии с самим Хтоном благодаря жертве Пятой Исследовательской Экспедиции Туманного Града было открыто, что это разумные, кого Хтон случайным образом выбирает на свою службу посредством крайне болезненной трансформациию.»
Продолжение цикла рассказов про мир Хтона
Автор - Arachna
Текущий рейтинг: 62/100 (На основе 56 мнений)
