(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Иди всё время вниз
За дверью в подвал оказалось несколько бетонных ступенек. Вова быстро спустился по ним, и попал в длинный коридор с синими стенами. Через четыре метра от него горела лампочка, но дальше за ней постепенно начиналась темнота. Пока что дорога была понятна.
Он шёл широким шагом, и его тень быстро удлинялась. Вова уже почти не видел того, что впереди, и думал включить фонарик. Но заметил, что через несколько шагов темнота слева становилось какой-то неестественно чёрной. Так и оказалось — коридор поворачивал под прямым углом. Где-то далеко горела ещё одна лампочка, но всё, что было перед ней, разглядеть было почти невозможно.
Вова нащупал фонарик в кармане джинсов, но боялся тратить его зря — тем более, в самом начале. Он так спешил, что не успел спросить у того малого, когда в нём последний раз меняли батарейки.
Пока он шёл до следующей лампочки, глянул направо, и увидел два боковых ответвления. Оба вели в совершенно тёмные туннели — только во втором можно было разглядеть на расстоянии трёх-четырёх метров непонятные чёрные контуры, как будто там что-то лежало на полу. Вова не хотел знать, что — точно не то, что он здесь искал. Отвлекаться было нельзя. Даже смешно было так думать, если учесть, что он шёл по лабиринту наугад — но времени было мало.
Недалеко за лампочкой коридор раздваивался. За обоими поворотами было темно, но из боковых выходов пробивалось какое-то освещение. Вова пошёл направо.
Синие стены с побелкой, которая начиналась примерно на уровне его глаз. Под потолком — дыры вентиляции с железными решётками. Иногда из такой же решётки были сделаны плафоны для ламп — белых, жёлтых, красных. Гофрированные трубы под потолком, жёлтые узкие трубы вдоль стен, вертикальные металлические трубы такого же синего цвета, как и сами стены. Иногда встречались двери. Большинство — закрытые, за двумя оказались пустые маленькие комнаты. За третьей — шахта глубоко вниз, причём ни тросов, ни лестницы там не было.
Налево. Прямо. Поворот. Развилка. Направо. Вова даже не пытался считать повороты и выходы — он пришёл сюда не за этим, и пытался гнать от себя мысль, как он будет выбираться. Сейчас это было неважно. Нужно было только найти лестницу вниз.
Через какое-то время коридор поворачивал направо, и в конце его была приоткрытая дверь. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоить дыхание, и потянул ручку двери на себя.
Первое, что он заметил — в этом коридоре стены уже были не крашеные — снаружи были просто голые кирпичи. Освещался он уже получше — на развилке метров через двадцать под потолком на чёрном проводе висела лампочка. Он зашагал к ней, но почти сразу остановился.
Волосы на его руках встали дыбом. Ему очень не понравился этот звук. Он боялся сейчас обернуться — а поэтому, просто для гарантии, сделал ещё два шага.
Это эхо. Просто эхо. Странный подвал, странные коридоры, и странное эхо, которого до сих пор не было. Может быть, и так. А, может быть, кто-то стоял у него за спиной.
Вова сам не понял, как заставил себя обернуться — а когда обернулся, то не заорал только потому, что от страха не мог дышать.
Скорее всего, это было эхо — за ним и правда никто не шёл, но Вова забыл про это уже через секунду. Потому что за его спиной не было никакой двери — только длинный коридор с голыми кирпичными стенами, от которого чуть дальше отходили другие. Недалеко под потолком висел плафон с четырьмя длинными трубчатыми лампами — горели только две, причём одна противно мигала. Между ними в паутине висел жирный белый паук.
Вова вспомнил то пасмурное утро три дня назад, когда Швабра отчитывала их на построении. Ему бы очень хотелось, чтобы тех событий, и всего, к чему они привели, просто никогда не было. Но он нашёл то, что искал. Прямо под лампами, с правой стороны бетонные ступеньки вели в темноту. На второй уровень.
— Так, а ну тихо! — Швабра стояла спиной к окну, и было видно, как в окнах за ней на большой скорости пролетают серые тучи. Из-за этого казалось, что в её полупрозрачных волосах неясного тусклого цвета что-то шевелится. — Тихо, я кому сказала! В «Ласточке» воспитателей, вообще-то принято уважать!
Третий отряд стоял полукругом в прихожей четвёртого этажа и смотрел на неё. Она была высокая, костлявая, и так плотно сжимала губы, что они всегда дрожали. Швабра ещё раз прошлась глазами по шеренге из тридцати детей, убедилась, что все они внимательно её слушают, и продолжила:
— Значит так. Вчера я слышала, как одна из девочек сказала мерзкое, и совершенно неприемлемое слово. Мы, конечно, не будем называть её по имени. — Её взгляд остановился на Оле Романовой, и весь отряд посмотрел на неё. Большинство заулыбались, кто-то опять зашептался. Оля покраснела, опустила голову, и стала рассматривать бетонный пол, который было видно через дыру в линолеуме у неё под ногами. — Я не хочу заострять внимание, на том, кто это сказал. Но вот, что вы все должны усвоить о культуре поведения в нашем санатории…
Пока Швабра говорила, она медленно шла мимо шеренги детей. Чтобы не слушать воспетку, Вова поднял голову и посмотрел в угол под потолком. Там, на почти трёхметровой от пола высоте, белый паук крутился вокруг мухи, которая с визгом пыталась вырваться из паутины. Если не считать голоса Швабры и свиста ветра через щели в оконной раме, это были единственные звуки в прихожей.
Вова пытался не слушать её голос, но полностью его игнорировать не получалось. После обсуждения Оли — которую Швабра так и не назвала по имени — она стала возмущаться насчёт шума во время обеда в столовой. Потом пошли стандартные угрозы, что в случае повторения этого «возмутительного поведения», им запретят идти на дискотеку. Никто этого особо не боялся. Хоть они и слышали такие угрозы каждый день, такое случилось только один раз, пять дней назад — и то, во втором отряде, когда какой-то малой кинул в другого камнем, и чуть не выбил ему глаз.
Вове было интересно другое — расскажет Швабра что-нибудь про то, что случилось вчера, или сделает вид, что этого никто не слышал? Видимо, это было интересно не только ему. Когда воспетка закончила речь, Ира из четыреста десятой комнаты посмотрела на неё испуганным взглядом и медленно подняла руку.
— Виталина Альфредовна…
— Да? — Швабра улыбнулась сжатыми губами и повернула голову к Ире.
— Виталина Альфредовна, а что вчера случилось со Стёпой? Почему он кричал?
Улыбку на лице воспетки, казалось, кто-то выключил. Несколько секунд она смотрела на Иру, пока та не опустила взгляд. Потом, видимо, решила, что объяснить придётся.
— Степан поссорился с родителями. — Швабра опять зашагала вдоль них. Иногда было слышно, как её каблуки скрипят по линолеуму. — С его стороны это было совершенно возмутительное поведение. Его забрали домой, и я очень надеюсь, что наказание будет достаточно суровым. Детям ни в коем случае нельзя прощать подобных вещей — а особенно детям вашего возраста, со всякими вашими тетрисами, покемонами, этим жутким рэпом…
Муха в углу под потолком до сих пор визжала — наверное, пауку мало было трёх минут, чтобы её замотать.
Вова услышал всё, что хотел. Вчера он видел своими глазами Стёпкино «непростительное поведение». То, что он кричал своему отцу под дверями санатория, и его взгляд, когда его пинками ног заталкивали в машину, не помещались в обычную «ссору с родителями». Степан вёл себя так, как будто не сомневался — он умрёт, если его заберут домой.
— Смотри сюда! Смотри, как я умею!
Вова перестал целовать Алёну, вздохнул, и повернул голову к младшему брату. Они сидели на лавочке, которую трудно было заметить за деревьями, но Костя нашёл его даже здесь. Он притащил сюда старый, в нескольких местах порванный футбольный мяч, и теперь набивал удары правой стопой так, чтобы мяч не падал на бетонные плиты у него под ногами. Но после третьего удара мяч, всё-таки, упал, и покатился влево.
— Блин! — Пластмассовая бутылка из-под пива хруснула под его ногой, когда Костя побежал за ним. — Только три! У меня пять получалось!
Вова глянул на Алёну, закатил глаза и покачал головой. Алёна внимательно на него смотрела, но никак не отреагировала. Ей было тринадцать лет — как и Костя, она была во втором отряде, — и своими огромными глазами она напоминала Вове персонажей из японских мультиков.
— Смотри, смотри! — Костя пригнал мяч обратно. — Сейчас получится!
— Смотрю.
На этот раз после второго удара мяч улетел в траву. Костя в два прыжка его догнал, и прибежал обратно.
— Сейчас пять раз будет! Честно! Смотри!
— Смотрю. — Вова опять на секунду глянул на Алёну. На этот раз она немножко улыбнулась. Первые три раза Костя бил не слишком сильно, и удерживал мяч. Но когда на четвёртом ему пришлось отпрыгнуть назад, его левая нога поскользнулась на пластмассовой бутылке.
— А-а-а-ай! — Мяч опять улетел в кусты, а Костя с размаху упал боком на бетонное покрытие. — Блин! Вова встал и поднял брата. Тот смотрел на свежую ссадину возле левого локтя.
— Ничего, заживёт. — Рана у Кости не выглядела серьёзной.
— Больно. — Костя старался не заплакать.
— Хочешь, сходи в медпункт, там тебе это зелёнкой замажут.
— Нет! Не надо мне медпункт! Я уже взрослый для зелёнки.
— Хорошо. — Вова был рад, что не придётся вести брата в корпус на другом конце территории. — Тогда, иди тренируйся! Чтоб у тебя каждый раз получалось по пять раз, хорошо?
— У меня получалось! — Костя уже забыл про ссадину, и поднял на Вову огромные глаза. — Честно говорю!
— Я верю. — Старший брат старался говорить серьёзно, поэтому пытался сдержать смех. — Молодец! Но надо, чтобы каждый раз получалось, хорошо? Так что, иди и тренируйся, покажешь мне завтра.
Костя закивал, достал мяч из кустов, и убежал. Лучше пусть займёт себя футболом, чем будет лазить непонятно где. Буквально позавчера Жаба — жирная старая воспетка их отряда — подняла весь лагерь на уши. Костя не пришёл на обед, и она решила, что он пропал. Пока та не догадалась вызвать спасателей с вертолётами, Вова прошёлся по территории и проверил все тёмные труднодоступные места, которые его брата притягивали как будто магнитом. Оказалось, Костя залез в какую-то заброшенную будку, которую не использовали уже лет двадцать, чтобы наловить там ящериц. Жаба на построении визжала на него минут двадцать, а Костя после этого забился в кровать и рыдал там весь вечер. Разбираться с этим, опять же, пришлось Вове.
Налетел резкий порыв ветра, и разогнал по бетонной дорожке листья и бумажный мусор. Алёна втянула в плечи голову.
— Тебе холодно? — Вова вернулся к ней и обнял за плечи.
— Немножко. — Алёна прижалась к Вовиному плечу и руками обхватила его за талию.
Наверху дуло гораздо сильнее — серые тучи закручивались, рвались и переплетались, пока летели на большой скорости над спальным корпусом.
— Может, зайдём внутрь?
— Нет, нет! — Она замотала головой. — Посидим тут лучше, на лавочке. Тут хоть не ходит почти никто.
Вова посмотрел по сторонам — возле их лавочки никого не было, а малые, которые бегали где-то рядом, не могли их видеть за деревьями. Алёна смотрела на него своими большими карими глазами. На шее она носила чёрное ожерелье в виде сердечка. Он наклонил голову, и начал медленно её целовать, а его левая рука нырнула под её футболку и обхватила маленькую грудь. Через минуту, как только их губы освободились, Алёна спросила:
— Тот парень, Степан, твой друг… Что с ним случилось?
Вова помолчал пару секунд, но не придумал, что сказать.
— Без понятия.
Это была неправда. Час назад он пытался дозвониться до Стёпки, и кое-что узнал.
Они были лучшими друзьями ещё с детского сада. Стёпкин тетрис, вовина «Денди», раздолбаный велик «Аист» — у них всегда всё было общее. Они вместе убегали от шпаны из двора напротив, вместе лазили по заброшенной стройке, вместе в первый раз попробовали сигареты. Костя тоже любил с ним тусоваться — Степан научил его играть в бридж, в квадрат, и в шахматы, он отдавал ему свои старые книжки и комиксы, так что малой сразу подсел на фантастику. Когда Стёпка убежал из дома, то неделю жил в палатке, которую Вова украл у отца, да и сам Вова тоже почти что жил там, и даже не очень врал родителям, что ночевал у Степана. В их компании было много других пацанов — да и девчонки там были — но с остальными они могли не видеться по несколько недель, зато друг с другом гуляли почти каждый день.
Когда Вове сказала мама, что достала ему и брату направление в санаторий, первым же про это узнал Стёпка. Его мать была со связями, и ему нашлось такое же. Жаль только, что когда их поселили в разные палаты, Швабра отказала всем просьбам поменяться с кем-то койками.
Степан был одним из тех, у кого был мобильный — новенькая чёрно-белая «Моторолла» — на ней Вова часами мог играть в «змейку». Так что, как только малой из второго отряда наговорился со своим братом, и освободил карточный телефон-автомат, Вова сразу набрал Стёпку — но его телефон был отключён. Его домашний номер он помнил наизусть, и, хотя боялся того, что может услышать, всё-таки, позвонил. Трубку взяла мама. Она явно ещё не пришла в себя, но в общих чертах Вова узнал, что случилось с его другом.
Стёпку забрали в психушку с нервным срывом. До того, как ему вкололи успокоительное, он только кричал, а потом — сразу заснул, так что узнать от него удалось немного. Получалось, что за два дня до того, как к нему приехали родители, и с ним случилась истерика, Степан был в каком-то «лабиринте». Видимо, речь шла про большой подвал на территории санатория — с коридорами, лестницами, дверями. Иногда он упоминал имя какого-то Макса, так что он там был точно не один. Больше она ничего не смогла понять из того, что мог сказать сын. Персонал санатория говорит, что за эти два дня — как и за всё остальное время — за Стёпкой не замечали никакого странного поведения. Психиатры сказали, за ближайшие несколько дней основная фаза шока должна пройти, и тогда он сможет рассказать всё более подробно. Вова поблагодарил её и повесил трубку.
Вовины руки были заняты попой Алёны, когда он почувствовал, что она легонько его отталкивает.
— Что такое? — Он открыл глаза, и увидел, что она смотрит вправо.
— Глянь.
Вова повернулся туда же. Между ними и облупленной стеной спального корпуса стоял и смотрел на них пацан из его отряда. Его, кажется, звали то ли Митя, то ли Миша — странный тип, тощий и высокий, с перепутанными волосами. Было видно, что он смотрел на них с явной злобой.
— Что такое? — Вова крикнул громко, чтобы тот его услышал сквозь ветер.
Митя (или Миша) молчал и не двигался. Мимо него пролетала пыль и листья, нестриженые волосы лезли в глаза, но он даже не пытался убрать их с лица.
— Чего ты смотришь? — Вова крикнул ещё громче, но пацан стоял на месте.
Он ничего не сказал, только отвернулся и пошёл дальше. Через несколько секунд его уже не было видно за деревьями.
— Что за дебил? — Он опять повернулся к Алёне.
— Ты его лучше знаешь, он же из твоего отряда.
— Та, я даже не говорил с ним никогда. Как его зовут, Миша там, или Митя?
— Макс.
По спине Вовы пробежали мурашки.
— Точно? — Он старался сделать безразличное лицо.
— Я слышала, на него говорили «Макс».
Ветер немного успокоился, и без него стало даже жарко. Только что закончился обед, и Вова шёл по дороге от столовой к себе в палату. Его друзья на турнике играли в «лесенку», но ему после еды было лень.
Спальный корпус санатория был похож на психушку из британских фильмов ужасов. В высоту он был не меньше двадцати метров, хотя в нём было всего четыре этажа. Серая краска давно облупилась, во многих местах отпала и штукатурка — почти по всему правому крылу выглядывали голые бледно-оранжевые кирпичи. К узким окнам двухметровой высоты на первом этаже были приварены металлические решётки. По бокам от главного входа стояли по две ненастоящие колонны — на самом деле, это были просто выступы в стенах. Когда-то они были белого цвета, но побелки на них не было уже, наверное, тридцать лет.
Вова уже подходил к крыльцу, но глянул в окно возле входной двери, и остановился. Между скотчем, который закрывал трещины в стекле, он увидел Макса.
Тот вышел через дверь на крыльцо. Плечи опущены, руки в карманах, глаза смотрели себе под ноги. Вову он заметил только когда подошёл к нему меньше, чем на метр. Макс хотел сделать вид, что не обращает на него внимания, и пройти мимо, но Вова сделал шаг ему наперерез.
— Слышь, чувак, можно тебя?
— Что? — Макс остановился.
— Поговорить надо.
— Я не на вас смотрел, если что, а на дерево.
— Та забей, я про другое. — Вова махнул рукой. — А что на дереве?
— Птица там была. — Макс поправил волосы, которые лезли в лицо. Себе на руку он навёл перебивачку в виде черепа. — Аист, по ходу.
— Ладно, я не про это. — Вова не замечал, чтобы аисты жили на деревьях. — Пошли, там упадём?
— Ну, ладно. — По лицу Макса было видно — он не очень понимает, что от него хотят.
Вова сбросил на землю фантики от конфет, которые валялись на лавочке, и сел. Макс сделал то же самое.
— Ты Степана нормально знаешь?
— Ну как… — Макс думал, как ответить. — Так себе. Живём в одной палате. Жили, точнее. Ты про то, что с ним случилось?
— Да, про это. — Вова кивнул. — Я с ним говорил вчера, и он сказал, что за пару дней до этого лазил в какой-то подвал здесь, на территории. Ты что-то про это знаешь?
Какое-то время Макс молчал — наверное, пытался догадаться, что знает Вова.
— Я так понял, он тебе сказал, что лазил туда со мной?
Пацан был не тупой. Вова опять кивнул.
— Может, расскажешь?
Макс скривил губы, как будто подбирал слова.
— Да нечего тут особо рассказывать.
Степан уговорил двух девчонок из второго отряда встретиться с ними ночью в беседке за столовой. За день до этого он вылез через дырку в заборе, сбегал в село и купил пива с сигаретами. Макс жил с ним в одной палате, а возле неё на стене снаружи как раз была пожарная лестница. Через час после отбоя они вылезли на улицу и как можно тише добрались до места. Девчонок не было. Они уже думали, что те не придут, но решили подождать, и через полчаса они таки появились.
Дальше всё понятно — открыли пива, накурились, выпили, начали к девчонкам приставать. Те сначала ломались, но уже скоро все начали обниматься и лизаться. Правда, потрахаться не дали. Но дело не в этом.
Степан заметил, что в задней стене столовой есть дверь в подвал. Дверь была приоткрыта, и оттуда шёл свет. Он предложил посмотреть, что там, но девчонки не хотели. Стёпке по пьяни захотелось показать, какой он крутой, и он сказал, что остальные как хотят, а он идёт посмотреть, что там. Пиво уже допили. Девчонки сказали, что возвращаются в палаты. Так что, Макс и Степан полезли без них.
За дверью был длинный освещённый коридор. Синие стены с побелкой под потолком, ржавые трубы, железные двери — все закрыты на замок. В конце коридора от него отходили ещё два — вправо и влево. Правый заканчивался другой закрытой дверью, а посередине левого была лестница вниз.
Они спустились на второй уровень. Под лестницей горела только красная аварийная лампочка в плафоне из прутьев арматуры. Коридор вёл направо и налево, в обоих было темно. Они пошли направо.
В общем, Степан и Макс нашли настоящий подземный лабиринт. Коридоры пересекались, раздваивались, иногда — замыкались в кольцо. На втором уровне они уже нашли несколько дверей — они вели в маленькие комнаты. В одной из них были свалены стальные разборные полки — на таких в кино во всяких архивах хранят папки с документами. В другой был письменный стол, а над ним на стене висела военная карта какой-то непонятной местности. Другие были гораздо больше, похожие на склады, или заводские цехи, но там было темно и пусто. Где-то всё время капала вода. В коридорах было настолько тихо, что звук капель можно было услышать где угодно. Наверное, протекала какая-то труба, но они её так и не увидели.
На нижних уровнях света уже было гораздо меньше. На четвёртом Степан в темноте налетел ногой на какую-то железяку на полу, и чуть не сломал себе голень. Сначала они подсвечивали дорогу зажигалкой, но она у них была одна и быстро закончилась. Они решили вылезать — всё равно ничего не было видно. А если честно, им обоим стало просто страшно. Звук капающей воды действовал на нервы. Иногда они оборачивались, и не могли узнать проход, по которому только что шли — понятно, что там везде темно, и коридоры похожие, но им всё время казалось, будто они меняются прямо у них за спиной. Непонятно откуда взялся сквозняк, и иногда было слышно, как где-то за поворотом скрипит дверь. Когда одна из них в полной темноте хлопнула прямо перед ними, Макс подумал, у него встанет сердце.
Кое-как они нашли дорогу с четвёртого уровня на первый, хотя несколько раз чуть не заблудились. Максу всё время казалось, что возвращались они не совсем тем же путём, что спускались вниз. Иногда они шли по знакомым проходам, а иногда искали лестницу наугад, и находили в совершенно незнакомом месте. Но, скорее всего, так получалось из-за очень сложного переплетения коридоров.
Когда они вышли, уже начинался рассвет. Пока ещё было достаточно темно, чтобы их никто не заметил, они аккуратно пробежали под стеной к пожарной лестнице и забрались назад к себе в палату.
За столовой, под чёрным металлическим навесом и правда была дверь в подвал. Вова подёргал за ручку. Конечно. Закрыто. Он развернулся и пошёл к себе.
Макс явно что-то скрывал. Да и другое было странно — Степан никогда не говорил, что подружился со своим соседом настолько, что полез с ним куда-то ночью цеплять девок. Надо было узнать про это подробнее. Вряд ли он в ближайшее время сможет поговорить со Стёпкой, но можно найти тех девчонок, которые с ними тогда были. Блин, он даже не спросил Макса, как их зовут!
Вова поднялся по крыльцу спального корпуса и зашёл в прихожую. На кресле, из которого в нескольких местах лез жёлтый поролон, сидел малой в грязной майке с покемонами. Кажется, пацан жил в одной палате с Костей. Малой смотрел на него и что-то жевал.
— Что такое?
Малой не ответил. Он проглотил то, что ел, отщипнул от кресла кусочек поролона, положил в рот, и опять начал жевать. Его взгляд не отрывался от Вовы, а глаза не моргали. Кресло стояло возле двери в туалет, и слышно было, как из крана в раковину капала вода.
Вода где-то капала постоянно, но где — понять было невозможно. Вова продолжал пробираться по пустым подземным коридорам. По его ощущениям, он уже больше двух часов шёл через этот лабиринт — но бесполезно. Он кричал, но никто не отзывался. Он прислушивался, но ничего не слышал, кроме воды. Мысль, которую он пытался гнать от себя, каждый раз возвращалась — судя по всему, Вова был здесь один.
Второй уровень закончился быстрее, чем первый. Его стены были покрашены уже зелёной краской. Рабочие лампочки встречались всё реже, потому что теперь обычно встречались длинные цилиндрические светильники, которые никогда нигде нормально не горели, а только мигали противным белым светом. Вове всё меньше и меньше нравилось идти наугад через огромную сеть тёмных коридоров, где за поворотом в лучшем случае пульсировало свечение. А в худшем там была просто темнота.
Уже несколько раз пришлось пускать в ход фонарик. Вова старался включать его на несколько секунд, чтобы осветить дорогу, а потом — идти на ощупь. Это экономило батарейки, но было довольно страшно каждый раз нажимать на кнопку в абсолютной тёмноте, и не знать, что он может увидеть прямо перед собой.
Ступеньки на третий уровень находились за решёткой из ребристой стальной арматуры. К счастью, в ней была сделанная из таких же арматурных прутьев приоткрытая дверь. Именно на третьем уровне Вова начал слышать что-то, кроме своих шагов. Это был звук капающей воды.
Вова шёл по прямому, без ответвлений, слабо освещённому коридору, и не видел смысла включать фонарик, который горел с каждым разом тусклее. И спереди, и сзади, он слышал, как падают капли — причём, это явно был один и тот же звук, который долетал до него с обеих сторон. Он отвлёкся на свои мысли, и поэтому чуть не упал со страху, когда услышал это.
Громкий, резкий скрежет чего-то металлического. Вова быстро нажал на кнопку фонарика — впереди уже видно было поворот направо в конце коридора. Звук был спереди, или сзади? Трудно сказать, но смотреть назад ему не хотелось. Когда он дошёл до поворота, скрежет повторился — даже во второй раз слышать это было жутко. Очень осторожно Вова посветил за угол коридора. Метрах в десяти от него болталась на ржавых петлях железная дверь.
За дверью было освещение — противно мигающая белая трубка, но лучше, чем ничего. Прямой коридор. Вова быстро прошёл под лампой, свернул в проход налево, и остановился.
Дольше по коридору что-то очень слабо светилось. Но, как только Вова разглядел, что находится впереди, ему по-настоящему захотелось повернуть назад. Потому что пятно тусклого света перегораживало что-то чёрное буквально метрах в четырёх от него. Точнее, не что-то, а кто-то. У чёрного пятна были очертания человеческой фигуры.
А сзади лампа продолжала мигать, как недавно — стробоскоп на дискотеке.
Дискотеку проводили в длинном помещении — наверное, раньше оно было складом, или сараем. На переднем торце стояли большие колонки, на одной из них мигал стробоскоп, а за ними — диджей с двумя CD-плеерами на маленьком столе. Пока в одном из них крутился диск, диджей в наушниках искал на другом следующую. Большинство народу танцевало под колонками, потому что с другой стены здания звук уже сливался в один сплошной шум.
Некоторые сидели на стульях вдоль стен — в том числе и Макс. Он смотрел на круг из пяти-семи человек, в котором была и Алёна.
Так, как она танцевала, не умел никто. Даже её пальцы — каждый по отдельности — двигались красивее, чем все остальные девчонки вместе взятые. Макс не мог оторвать взгляд от того, как крутятся её бёдра, как она проводит рукой по груди, как идеально она попадала в такт музыке. И как сзади её хватает за талию он. Новенький. Тот, который якобы знал Степана.
Максу нужно было поговорить с ней хотя бы раз. Даже если это приведёт к окончательному разрыву. Даже если она скажет ему, что больше никогда не хочет его знать. В конце концов, он не такой дурак, чтобы не видеть — на других пацанов она обращала куда больше внимания, чем на него. Но она должна была понять, как сильно ошибалась, когда сказала ему те слова три дня назад.
Может, Макс иногда казался странным. Может, ему было тяжелее, чем другим, заговорить с девушкой — особенно, такой, как Алёна. Может даже, с ним было нудно. В конце концов, он общался с ней только раз, и из общих интересов у них был только «Гарри Поттер».
Но она очень сильно ошибалась, когда сказала, что он — ссыкло. И ей придётся это признать. Нужно было только дождаться медляка. Как только он это подумал, песня закончилась, и диджей прокричал:
— А теперь — свеженький хит! Мальчики, приглашайте своих девочек!
Макс почувствовал, что не может дышать — как будто какие-то холодные пальцы сдавили его лёгкие. Он знал эту песню — «My Immortal» Evanescence. Как раз то, что надо. Главное было — пересилить себя и подойти к ней. Он — не ссыкло.
Новенький уже обхватил её за талию своими руками. Но это не страшно. Макс похлопал его по плечу.
— Ты не против, если я потанцую с Алёной?
Было видно, что они оба сильно удивились. Новенький секунды три просто стоял и смотрел на него. Тогда Макс посмотрел на Алёну.
— Можно? — Он протянул ей правую руку, на которой в свете стробоскопа блеснула перебивачка с черепом, и опять посмотрел на её ухажёра. Алёна сделала то же самое.
Новенький просто пожал плечами. Макс взял Алёну за ладонь, отвёл на пару метров в сторону, где было свободное место, и обнял за талию. Она положила руки ему на плечи. Их глаза были в нескольких сантиметрах друг от друга.
— И как зовут твоего нового парня?
— Вова. — Алёна умела в любой ситуации сохранять одинаково спокойное лицо. — Вы же с ним из одного отряда. И он не новый, мы вместе уже шесть дней.
— Интересно. А я никогда его не видел раньше.
— Такого не может быть. — Выражение её лица не изменилось, она только немного наклонила голову к правому плечу.
— Серьёзно, никогда. Я думал, он приехал недавно.
— Значит, не обращал внимания.
Какое-то время они просто кружились друг вокруг друга, смотрели в глаза и молчали. Новенький — Вова — сидел на стуле недалеко от них, и на каждом повороте было видно, как он на них смотрит.
Макс думал, как лучше сказать то, что он собирался сказать с самого начала.
— Я был там. Я не зассал, как ты думала.
— Что, прости?
— Я был в подвале. Там целый лабиринт. Многоэтажный. Твоему пацану я сказал не всё — мы со Степаном дошли до седьмого уровня. До самого дна. И ты не поверишь, что мы там увидели…
— Я не понимаю, про что ты говоришь. Какой ещё подвал?
— Тот, который за столовой, помнишь? Когда мы были ночью в той беседке со Степаном и твоей подругой Настей, пили пиво. Степан нашёл дверь в подвал, и предложил туда полезть. А ты сказала, что я не смогу. Что я ссыкло.
Алёна отодвинулась от него. Её руки напряглись, а выражение лица, хоть и оставалось таким же спокойным, как будто окаменело.
— Я никогда ночью не была ни в какой беседке. Тем более — с тобой и Степаном.
Секунды три Макс просто смотрел на неё, и не понимал, что происходит.
— Три дня назад! Беседка за столовой!
— Я бы никогда не пошла ночью ни с каким парнем ни в какую беседку. А если бы пошла, то только со своим! — Она убрала руки с его плеч, и отодвинулась, чтобы Макс тоже не мог держать её за талию.
— Что ты говоришь такое? С кем? С ним? — Макс кивнул на Вову. — Ты в курсе, что он вообще ненастоящий? Его не должно здесь быть!
Макс увидел, как новенький — который всё это время смотрел в их сторону — встал со стула, и пошёл к ним.
— Что ты вообще несёшь? — Спокойствие на её лице пропало, теперь она не скрывала своё раздражение. — Мы не знакомы! Я даже не уверена, как тебя зовут!
— Слышь, а ну, отойди от неё! — Новенький подошёл и встал между ними. — Что ты ей сказал?
— Да ничего такого я не сказал! Мы просто вспоминали, как разговаривали пару дней назад.
— Мы никогда не разговаривали! — Алёна почти кричала. — Он всё врёт, я ни разу с ним не говорила!
На них уже смотрели все, кто находился рядом. Новенький глянул в сторону, Макс тоже. Справа к ним подходила Швабра, которая стояла в углу и следила за порядком.
— Так, слушай сюда. — Новенький подошёл к нему так же близко, как только что была Алёна. Он был выше Макса на несколько сантиметров, и гораздо крупнее.
— Ты к моей подруге больше не подходишь никогда, ты понял? Если увижу тебя возле неё — разобью кабину, отвечаю.
Новенький несильно толкнул его грудью. Швабра уже была рядом, так что Макс решил уйти подальше. Неприятности не нужны были никому из них. «My Immortal» закончилась.
— Ну что, отдышались? — Диджей держал палец на кнопке «плей». — Тогда погнали!
Заиграли «Руки Верх» и весь зал опять начал танцевать. Макс вышел на улицу.
— Пасуй, давай!
Костя прицелился ногой и ударил по мячу, но тот полетел не в Вову, а гораздо левее.
— Не так, чувак, не так. — Вова прыгнул влево и остановил мяч. — Смотри. Когда пасуешь, бить надо боком ноги, широкой частью, понял?
Костя кивнул. Он смотрел очень внимательно.
— Никогда не бей носком, когда пасуешь — так никакой точности не будет. — Вова отправил мяч к Костиным ногам. — И не старайся бить очень сильно. Точность важнее.
Костя ещё раз кивнул, прицелился и аккуратно ударил боковой частью стопы. Мяч полетел слабее, но прямо на Вову.
— Молодец! — Тот вернул пас брату. — Давай ещё раз так же.
Вова был рад, что брат тренируется играть в футбол, а не лазит по непонятно каким заброшкам. Надо узнать, до какого возраста принимают в футбольную школу. Ему самому, наверное, уже будет поздно, да и не такой уж он и футболист — в защите у него ещё получалось стоять, но со скоростью, а главное — с точностью, были проблемы. В любом случае, он осваивал месяцами то, на что у Кости уходило пару недель. Главное — чтобы у их жлобихи-матери нашлись на это деньги.
— Слышь, Вов? — Костя давал пас уже на автомате — и мяч летел почти идеально. — Я у тебя хотел кое-что спросить.
— Что, Жаба опять на тебя орала? — После того, как Костю несколько дней назад потеряли, воспетка постоянно вспоминала ему это — часто доходило до того, что она высмеивала пацана перед всем отрядом, а он должен был стоять и слушать.
— Да не, я не про неё. — Когда Вова вспомнил про Жабу, его лицо скривилось. — Не, ну она тоже: «Костя, где ты сегодня будешь играть? В канализации? Или на кладбище?» А где тут играть? Целий день ходишь, и делать нечего! — Костя попробовал передать мяч левой ногой. Он немного промазал, но для первого раза было неплохо.
Вова глянул на то, что когда-то было футбольным полем, и понял, что малой прав. Везде росли кусты, бурьян и молодые деревья, а между ними ветер гонял песок и мусор. Всё, что они здесь делали, кроме сна и еды — это придумывали, чем себя занять. Если бы не дискотеки по вечерам, то можно было бы умереть со скуки.
— Я про Степана. — Костя ещё раз отдал пас. — Что с ним случилось?
Вова поймал мяч, но вместо того, чтобы пасовать, посмотрел на брата.
— Я слышал, он сошёл с ума. Типа, совсем чокнулся. — Костя понизил голос. Ему явно было неудобно говорить про это. — Но я никогда не видел, чтобы он делал что-то чокнутое. Всегда был такой весёлый.
Вова думал, говорить малому правду, или нет? Поймёт он, что случилось на самом деле? А разве сам Вова это понимал? Или он просто знал то же самое, что знал весь отряд? Лучше пусть Костя услышит от него полную версию.
— Так, Степан не чокнулся. — Сначала надо было расставить все точки над «ё». — Чокнулся тот, кто думает, что он — марсианин. Или ёршик для унитаза.
Костя засмеялся — туалетный юмор действовал на малого всегда.
— Просто у Стёпки сдали нервы. Как у бати, когда его уволили с работы, помнишь? — Костя кивнул. Улыбка опять сменилась на серьёзное лицо. — Только батя наш начал пить, а Степан начал психовать.
— А как он начал психовать? Что он говорил?
Вова ответил не сразу. Какое-то время он разглядывал кустик перед собой.
— Я думаю, он поссорился с родителями. — После этих слов он опять замолчал. Молодец, просто повторил слова Швабры! Лучший в мире старший брат!
Вова вспомнил тот момент, когда они вышли из столовой после ужина, и увидели машину Стёпкиных родителей. Тот весь день прикалывался, травил анекдоты — в общем, вёл себя так же, как и всю жизнь. Но когда из машины вышел его отец, лицо Степана очень резко изменилось. На самом деле, тот ссорился с предками постоянно — как и любой ребёнок в мире! — но в тот день что-то изменилось. Это была не злость. Это был страх.
— Понимаешь, тогда родители приехали его навестить, привезти всякой еды, ещё чего-то, я не знаю. И Стёпка знал, что они приедут. Но когда он увидел своего батю…
Костя смотрел на брата, а Вова не мог подобрать нормальных слов, чтобы сказать это. Потому что, что бы ни творилось в той семье, это ни с какой стороны не было нормальным.
— В общем, Стёпка решил, что его бати не должно здесь быть. Что он умер три года назад.
У Кости от удивления аж отвисла челюсть. Вова продолжал:
— Его предки решили, что… Наверное, что Степан просто с них прикалывается. Я не знаю, что они решили, но очень разозлились. Мама пыталась его успокоить, а батя сразу стал орать ещё громче, чем он. Но я уверен — я стоял там рядом, и всё видел — Стёпке было не до приколов. Он реально думал, что его отец умер давным-давно. И блин, на его месте я бы испугался не меньше…
— Алёна идёт.
— Что? — Вова не сразу понял брата.
— Алёна. — Костя повторил. — Твоя Алёна. Вон, сзади идёт.
Вова обернулся. Алёна шла к нему, причём, очень быстрым шагом, чего она не делала никогда.
— Что случилось? — Вова пошёл ей навстречу.
— Алёна, привет! — Костя сзади помахал ей рукой.
— Привет, Костя! Блин, Вовчик, я тебя ищу везде! — У неё было очень взволнованное лицо. Она сбавила шаг. — Тебе звонят! Подойди к телефону в прихожей, быстрей!
— Кто звонит?
— Степан!
Вова бегом залетел в спальный корпус, схватил у вахтёрши телефонную трубку, и только потом понял, что ему надо отдышаться.
— Чувак, привет! Что там с тобой, ты живой?
— Живой, живой… — Степан говорил очень тихим и спокойным голосом, но явно улыбался. — Психом быть прикольно…
— Клоун ты, блядь! — Вова увидел лицо вахтёрши — она ещё выскажет ему политику партии по поводу положенных слов. Или сразу настучит Швабре. — Рассказывай, что с тобой было?
Стёпке было трудно не то, что говорить, а даже думать — он до сих пор лежал в стационаре психоневрологического диспансера, и ему давали очень мощные лекарства. В принципе, врачи, да и сам Степан, говорили, что скоро всё будет в порядке. Когда Вова спросил — как можно осторожнее — про его отца, он ответил, что ошибся, и его батя всегда был жив. Но Вове показалось, что Степан это сказал только для вида, и сам в это не верил. А потом тема разговора сменилась на подвал. Вова слушал его, и почти не дышал, чтобы ничего не пропустить — говорить Стёпке было очень трудно.
Макс, само собой, рассказал ему далеко не всё. Они не повернули назад на четвёртом уровне. Они дошли до самого низа.
В принципе, всё сходилось с тем, что Вова уже слышал — коридоры, комнаты — с мебелью и без, трубы, которые иногда протекали. Степан даже вспомнил про деталь, на которую Вова в разговоре с Максом не обратил внимания. Пару раз они заходили в тупик, и им приходилось разворачиваться. Это было уже на самых нижних уровнях, где не горела ни одна лампочка, так что, они могли просто ошибиться в такой темноте. Но им казалось, что это был уже не тот коридор, по которому они пришли. Другие стены, другие повороты, дверь не с той стороны. Но, в любом случае, ступеньки вниз были всегда. И каждый раз за поворотом лестничного пролёта была ещё бОльшая темнота. Кроме седьмого уровня. Он был последним.
С этого момента Степан начал сбиваться и говорить что-то непонятное. В больнице объясняли, что после этого все его воспоминания были ложными — то, что было на седьмом уровне, ему просто померещилось. И, главное, сам Стёпка очень хотел в это поверить.
Первый уровень подвала был самый большой и запутанный. По третьему они шли уже гораздо быстрее, хоть и приходилось подсвечивать дорогу зажигалкой. На шестом было всего три, или четыре поворота. А самым коротким был седьмой.
Когда они спустились туда, первое, что их удивило — там был свет. Слабый, и довольно далеко от лестницы. И какой-то странный. Макс тогда выключил зажигалку, и где-то минуту они стояли там — пытались привыкнуть к темноте.
Оказалось, что весь седьмой уровень — это один прямой двадцатиметровый коридор. На другом конце была дверь, и свет пробивался именно оттуда. Последнее, что Степан помнил — по крайней мере, из того, что признавалось психиатрами за правду — было то, что они с Максом открыли эту дверь и зашли в неё. Про то, что было дальше, он говорить отказывался. Вова понял, почему Стёпка так хочет поверить врачам, и признать, что дальше всё было просто галлюцинацией. Это был один из немногих случаев, когда его лучший друг боялся. Даже через телефонную трубку было слышно, как его голос дрожит от ужаса.
Вова понял, что больше ничего он него не добьётся, и решил немного сменить тему. Он пересказал ему то, что слышал от Макса — про двух девчонок, с которыми они сбежали в беседку после отбоя. Степан сказал, что так и правда было. Макс — довольно необщительный пацан — как-то сказал Степану, что ему нравится кое-кто из второго отряда. Стёпка знал её — и, что самое интересное — давно хотел подкатить к её подруге. Так что, он смог уговорить их обоих прийти ночью на то место за столовой, а потом по-тихому сбегал в магазин и закупил всё необходимое. У него-то с его девчонкой — Настей — всё сложилось — она и выпить была не против, и потискаться в углу беседки — тоже. А вот Макс слишком нервничал, и общение у него не клеилось никак. Они начали разговаривать — то ли про Гарри Поттера, то ли ещё про что-то, но это всё было несерьёзно. А когда Степан уже был достаточно пьяненький, и предложил пойти на разведку в подвал, Макс сначала ломался — вот та Алёна и назвала его ссыклом. После этого он сразу полез, хотя Настя просила их остаться, и даже обиделась на них за это потом.
Вова сначала подумал, что ему показалось.
— Как ты сказал, её звали? Которая была с Максом?
— Алёна. Со второго отряда. У неё ещё кулончик на шее в виде сердца. Знаешь её?
Тонкий слой воды покрывал кафельный пол четвёртого уровня, поэтому всё, что слышал здесь Вова — отражённое от стен эхо своих шагов. На стенах тоже был кафель, весь измазанный какими-то тёмными пятнами и разводами. Фонарик уже почти не давал света, поэтому цвет этих пятен Вова не мог разглядеть.
Часто ему казалось, что кроме своих шагов он слышит другие. То за спиной, то впереди, то из бокового прохода. Он звал своего брата — сначала шёпотом, а потом перестал бояться и стал орать на все лёгкие. Но Кости не было рядом — он слышал только эхо своих шагов.
Фигура на третьем уровне тоже не оказалась Костей — это была вертикальная конструкция из водопроводных труб и вентилей — наверное, насос. Вова мог надеяться только на то, что они оба идут вниз в правильном направлении, и скоро он его догонит. Что бы ни было на седьмом уровне, нужно было найти брата до того, как он туда попадёт. А потом можно будет поискать дорогу наверх.
Ещё одна лестница вниз нашлась внезапно — на этот раз она была похожа на пожарную — металлическая, с защитным каркасом снаружи. Вова сунул в рот фонарик, взялся руками и ногами за перекладины, и начал спускаться.
Внизу было что-то новенькое. Он спрыгнул на огромную площадку, похожую на подвальные автостоянки в дорогих новостройках. Свет фонарика терялся в темноте на расстоянии не больше трёх метров, но было понятно, что это широкое помещение с бетонным полом и кирпичными колоннами. Вова ходил там не меньше двадцати минут, пока не нашёл выход. И только когда он вышел оттуда через дверь, то понял, что всё это время слышал ещё один странный звук — постоянный электрический гул.
Никаких источников света, кроме его фонарика, здесь не было вообще — а он уже почти не светил. Вова попытался пробираться вперёд по своей старой тактике — осветить ближайшие несколько метров дороги, выключить фонарик, и идти вслепую, но уже через несколько минут его левая нога попала в яму, и он подвернул лодыжку. Теперь даже со светом его скорость сильно упала, а в темноте он бы просто полз.
— Костя! — Эхо разнесло его крик по сети коридоров. Ему было страшно кричать в таком месте, но думать про то, что где-то здесь потерялся его брат, было ещё страшнее. — Костя!!!
Ничего, кроме отражения своего голоса от стен, он не услышал.
Фонарик погас, как только он спустился на шестой уровень. Всё, что Вова успел рассмотреть — грубые стены с буграми и дырами, и низкий потолок. Он взялся правой рукой за стену, и просто начал идти вдоль неё.
Слух резко обострился, и теперь он различал много очень тихих звуков, которые раньше не замечал. Электрический гул стал пульсировать. Иногда он слышал что-то вроде коротких слабых свистков — что-то похожее на звук закипающего чайника. Были щелчки, которые соблюдали какой-то очень странный и сложный ритм. Был звук, похожий на писк комара, только ровнее. Когда Вова начал слышать шёпот, он решил, что уже сходит с ума.
В стене справа попадалось уже третье ответвление, но он шёл прямо — какая разница, если там даже ничего не видно? В конце концов, стена повернула налево под прямым углом. А через полтора метра — ещё раз. Вова заскулил и почувствовал, как из глаз потекли слёзы. Он зашёл в тупик.
— Костя!!! — Он сидел под стеной, на холодном бетонном полу, и у него начиналась истерика. Теперь уже понятно — Вова останется здесь умирать. Вся надежда была на то, что Костя нашёл отсюда выход — а, если так, то почти сто процентов он не дошёл до шестого уровня, а повернул гораздо раньше.
— Сука!!! — Вова ударил кулаком по ноге. — Сука! Сука! Сука!!!
И тут он понял, что что-то услышал. Щелчок, как от удара об пластмассу. Правая рука нырнула в карман джинсов, и нащупала зажигалку.
Вова вскочил от радости, прищурил глаза, чтобы его не заслепило, и нажал на кнопку. Справа от него, совсем рядом, начинался коридор. Он прошёл по нему несколько метров в темноте, опять включил огонь — коридор продолжался. Ещё несколько метров — и впереди что-то начало меняться. Ещё совсем немного — и, когда Вова включил зажигалку, то почувствовал, как по его коже растекается холод. Это был конец. Под его ногами начинались ступеньки на седьмой уровень.
Входная дверь в палату дрожала так, как будто в неё кто-то ломился. Все соседи уже спали, только Макс лежал на кровати и слушал, как ветер выл сквозь щель в дверном проёме. Луна светила через окно почти двухметровой высоты и тень от деревянной оконной рамы с облупленной краской доходила как раз до порога. Шесть клеточек: две — по горизонтали, три — по вертикали. Под потолком засели тени, и в такой обстановке запросто могло показаться, что там шевелится что-то жуткое. Но жуткое этой ночью Макс увидит не наверху.
Сегодня, как и вчера, он опять видел их вместе — Алёну и этого Вову. Того, кого вообще не должно было здесь быть. Он посмотрел на электронные часы на левой руке. Без двадцати одинадцать. В принципе, уже можно выходить. Только бы получилось! Прошлый раз он не сразу понял, как это работает, но на этот раз получиться должно!
Макс как можно тише вылез из кровати и залез на подоконник. Налетел ещё один резкий порыв ветра, и дверь опять задрожала от сквозняка. Наверное, кто-то не закрыл форточку в туалете.
Одну из оконных створок — ту, которая почти не скрипела — он открыл заранее. От неё уже нетрудно было дотянуться до пожарной лестницы. Но, когда он вылез наружу и повернулся лицом к палате, то увидел, как из-под одеяла на него смотрит его сосед Санёк. Макс приложил палец к губам, и тот улыбнулся. Он думал, что Макс лазит по ночам к своей девчонке.
Лестница была холодная на ощупь, ветер кидал в лицо пыль и листья, так что следующие несколько метров Максу приходилось спускаться на ощупь. Когда дуть перестало, он открыл глаза, и от страха чуть не упал вниз.
Он находился на уровне окон второго этажа. За ближайшим стеклом на него смотрело лицо.
На завтрак была перловка и странная на вкус котлета, которую тут все называли "бумажной". А к ним — кусок несвежего хлеба с кусочком масла, который нужно было самому размазать по хлебу вилкой. Но Максу было лень — он настолько устал, что чуть не падал лицом в тарелку. Нужно было нормально выспаться хотя бы эту ночь. Это был уже его второй спуск, но подвал не переставал быть от этого по-настоящему жутким местом. А в то, что каждый раз ждало его на седьмом уровне, до сих пор верилось с трудом.
Макс кое-как поковырялся в несолёной каше, но спросоня только несколько минут разглядывал перебивачку в виде волка у себя на руке. Потом сдал тарелку на раздачу, и вышел на улицу. Всё это время он думал про Алёну. Этот раз должен быть удачным. Нужно было только найти её, и вести себя естественно.
На выходе из столовой он остановился, и даже немного испугался. Возле лавочки стоял и смотрел на него какой-то стрёмный малой, в грязной серой футболке с покемонами. Макс старался делать вид, что не обращает на него внимания, и обогнул его.
Когда тот уже отошёл от него, малой за его спиной подал голос:
— Я видел тебя вчера ночью. — Его голос был низкий, как будто уже сломался, хотя на вид ему было лет одиннадцать.
— Чего? — Макс обернулся.
— Я видел, как ты спускался по лестнице. — Малой смотрел на него, и даже не менял позу — ровная спина, руки по швам. Он был чем-то похож на робота. — Я смотрел на тебя в окно. И ты видел, как я смотрел на тебя в окно.
Макс начал нервничать. Он точно помнил, что, когда спускался ночью по лестнице, всё было спокойно. Может, конечно, кто-то и заметил его. Но чтобы он видел этого пацана в окне — такого не было. Хотя, Макс прекрасно понимал — он был последним человеком в лагере, кто мог бы быть уверенным, что происходило вчера.
— И что? Это разве твоё дело? — Макс был в тяжёлом положении. Если бы ему сейчас сказали, что вчера он бегал по санаторию голым, пришлось бы поверить.
— Ты спустился по лестнице, а потом пошёл за столовую. Зачем?
— Я ж сказал — это не твоё дело.
— А я расскажу Марие Виталиевне. И тебя накажут. — Малой так противно улыбнулся, что Максу захотелось ему врезать. Если Жаба узнает, что он делает по ночам, то поднимет весь лагерь на уши. Что с ним за это сделает Швабра, даже думать не хотелось.
Макс подошёл к малому вплотную, на его лице была угроза.
— Ты что, меня шантажировать решил?
Малой не испугался — он вообще не отреагировал никак. Наверное, он даже не знал, что значит «шантажировать».
— Скажи мне, зачем ты туда ходил — и я никому не расскажу.
— Интересно, да?
Малой кивнул. А почему бы и нет? Это будет веселее, чем вызов Пиковой дамы.
— Ну, хорошо. Обычно это не рассказывают таким малым, типа тебя. Но, если так хочешь — учти, ты сам напросился. — Макс сел на лавочку. Пацан в грязной футболке остался стоять.
— Ты знаешь, что под нашим санаторием есть секретный лабиринт?
Тот покачал головой.
— Зайдёшь за столовую, и там, напротив беседки в стене увидишь дверь. Она будет закрыта. А что ты думал, просто пойдёшь туда, когда хочешь, и будешь лазить по лабиринту? Нет, пацан. Она открывается только ночью. После одиннадцати.
— Кто её открывает? — Малой уже заинтересовался.
— А никто. Просто в одиннадцать с чем-то часов замок такой — клац! И дверь открыта. А дальше — коридоры. Много-много страшных тёмных коридоров. Там есть двери, они ведут в комнаты. Лучше туда не заходить. По коридорам иногда ходят жуткие тётки без глаз, носа и рта. Левые руки у них — вместо правых, а правые — вместо левых. Это — мёртвые воспетки. Те, кто при жизни были самыми злыми, когда умирают, попадают в лабиринт, и следят, чтобы никто в него не зашёл. Если увидишь такую — бежать бесполезно. Они всё равно быстрее бегают, потому что у них по два колена на каждой ноге. Единственный шанс — спрятаться в какой-то комнате, потому что они могут ходить только по коридорам.
— Почему?
— Никто не знает. Я думаю — потому что они без глаз ничего не видят, но столько лет ходят по этим коридорам, что знают их наизусть. Но если уже придётся прятаться в какой-то комнате — лучше закрыть глаза, и не смотреть. Потому что там держат трупы тех, кто тоже думал, что сможет пройти лабиринт. Но не смог. Лучше не видеть, что с ними случилось.
Глаза у пацана уже загорелись. Это хорошо.
— Иногда слышно, как за спиной кто-то крадётся, но оборачиваться нельзя — если и дальше идти, как будто ничего не слышал, то всё будет нормально. А те, кто обернулся — просто исчезали. В лабиринте много уровней. На нижние ведут лестницы. Там темно и страшно, так что, кто идёт туда без фонарика — точно заблудится и никогда не выберется.
— А если рисовать на стенах крестики?
— Бесполезно. Крестики, верёвочки — это пробовали. Коридоры там путаются сами собой. Иногда бывает, ты завернёшь за угол — там тупик. Возвращаешься назад — и видишь, что ты в этом коридоре никогда не был. В лабиринте только одно правило — иди всё время вниз. Понял?
— Всё время вниз. — Малой повторил. — А что внизу?
Макс сделал паузу, и убедился, что пацан слушает внимательно. Наверное, он уже и думать забыл рассказать что-то Жабе.
— А там — самое интересное. Если спуститься в самый низ, так что ниже уже некуда… Там будет дверь. Когда в неё зайдёшь — может сбыться то, чего ты больше всего хочешь. Хочешь новый велик — будет. Хочешь быть крутым и сильным — будешь. Хочешь, чтобы…
Макс глянул на крыльцо столовой, и опять почувствовал, как холод сдавливает лёгкие. Оттуда выходила Алёна. Это был тот самый шанс, ради которого он не спал всю эту ночь. Но малой хотел знать всё:
— А как потом вернуться назад, если коридоры сами с собой путаются?
— А никак. — Алёна стояла на крыльце и кого-то ждала. Наверное, подругу. Надо уже подойти к ней, нечего просто сидеть и пялиться. Тем более — в компании этого странного пацана. — Вылезать наверх и не придётся.
Макс встал с лавочки. Он с трудом чувствовал свои ноги. И тут это случилось. Из столовой вышел Вовчик, и Алёна сразу подошла к нему и обняла за шею. Макс сам не понял, как сел обратно.
Вовчик. Тот самый Вовчик из соседней комнаты, с которым он, Алёна и Настя три дня назад лазили ночью в беседку выпить пива. Тот самый Вовчик, который заметил дверь в подвал. Но отказался идти. И теперь было понятно, почему.
— А если желание не сбудется? Что тогда?
— Да ничего. — Макс мог только сидеть и смотреть, как они целуются. — Ещё раз спустишься.
Костя зашёл в свою палату, и закинул мяч под кровать. Кроме него там был только этот странный мальчик — Петя. Он, наверное, вообще не снимал свою грязную футболку с покемонами, и почти никогда ни с кем не говорил. И это он тогда кинул камнем в Дениса, из-за чего тогда весь их отряд не пустили на дискотеку.
Костя снял кроссовки, сел на кровать, и посмотрел в окно. Солнце, наверное, уже садилось, хотя этого было не видно — горизонт затянули тёмно-синие тучи, и где-то там уже сверкала молния. Над газоном во дворе ветер закручивал листья в маленький смерч.
— Эй! — Петя вдруг подал голос. Костя удивился — первым он не заговаривал никогда.
— Что?
— Я сегодня такую крутую страшилку услышал! Хочешь, расскажу?
— Ну, рассказывай. — Делать, всё равно, было нечего.
— Ты знаешь, что под нашим санаторием есть секретный лабиринт?
Ветер, который последние три дня только усиливался, теперь пригнал с собой дождь. Капли барабанили в окно палаты, но Вове было всё равно — он и так не мог уснуть.
Сегодня они с Алёной разошлись. Ему было дико обидно — и за то, что она ему врала с самого начала, и за то, что сама же на него за это разозлилась. Но он не мог понять, почему она пошла ночью на свидание с Максом, если на то время они встречались уже три дня.
Сначала он решил делать вид, что ничего не случилось. После завтрака он встретил её возле столовой, обнял, поцеловал. Они пошли в беседку — ту самую — и тогда Вова уже выложил ей то, что сказал ему Степан.
Алёна сразу взбесилась, сказала, что Стёпка всё наврал, назвала его психом. Этого Вова уже выдержать не мог, и сам сорвался на крик. Сказал, что такого про своего друга он не хочет от неё слышать, и что ничего между ними больше нет.
Весь день потом он ходил злой. Было пасмурно, дул сильный ветер, и он спрятался ото всех где-то между деревьев, где никто никогда не ходил. Выкурил несколько сигарет — в кармане у него была зажигалка, а под деревом — начатая пачка. Только после ужина, когда пошёл дождь, пришлось сидеть в палате, с другими пацанами, которые смотрели на его лицо, и спрашивали «Что случилось?». Что случилось? Злость прошла, и единственное, что он хотел — помириться с Алёной, даже несмотря на её враньё. И ждать до утра он не видел никакого смысла. Вот, что случилось.
Костя сказал, что от Жабы сегодня на построении после ужина пахло «как от папы». Вряд ли она мешала вино с водярой, но спать, скорее всего, сегодня будет крепко, так что есть шанс незаметно пройти по коридору второго этажа. Жаба до сих пор орала на брата за то, что он тогда потерялся — и сегодня уделила этому минут пять. Костя её люто ненавидел.
Часы показывали 23:03. Вова вылез из кровати, оделся, вышел в коридор. Может быть, Жаба напилась вместе со Шваброй, а, может, и нет — так что, дорога от его палаты до лестницы была самым опасным участком. Но в прихожей было пусто и тихо — пьяная, или трезвая, Швабра уже ушла спать.
Вова добрался до второго этажа. Справа было крыло для девочек, слева — для пацанов. Посередине лунный свет и тени от огромных оконных рам расчертили линолеум в клеточку. Вова повернул направо, но из прихожей выйти не успел — за его спиной кто-то прошептал:
— Твой брат уже там.
Это было так внезапно, что он чуть не крикнул от страха, и резко обернулся. В прихожей возле окна стоял тот самый малой в грязной серой футболке с покемонами. Он босыми ногами прыгал по пятнам света на полу, как будто играл в классики, но всё время смотрел на Вову. Непонятно было, как он его не заметил ещё на лестнице.
— Что ты?.. — Тут до него дошло, в какой палате живёт этот пацан. — Костя? Что с Костей?
— Он ушёл в лабиринт, где исполняются желания. — На фоне лунного света трудно было разглядеть даже лицо малого — он выглядел просто как чёрный силуэт.
— Какой лабиринт? — Вова сам не понял, зачем это спросил. Он ведь прекрасно знал, какой.
— Тот, что под столовой. — Пацан продолжал прыгать по квадратам света. У него это получалось почти бесшумно. — Который открывается в одиннадцать часов.
— Кто ему сказал? — Вова подошёл ближе.
— Не знаю. — Малой дошёл до последнего квадрата, и запрыгал назад. Но при этом решил не разворачиваться, и прыгал спиной. — Весь санаторий про это говорит. И Косте кто-то сказал. Он вылез недавно по пожарной лестнице. Сказал, что загадает, чтобы Жаба сдохла.
Пацан тихо захихикал. Вова не мог в темноте различить черты его лица, но слышал, как смех отбивается эхом от стен прихожей.
— У тебя есть фонарик?
Малой кивнул.
— Пошли к вам в палату. — Вова уже забыл, зачем спускался на второй этаж. — Лестница же проходит у вас мимо окна, да?
Малой опять кивнул. На фоне его головы где-то в облаке сверкнуло, и через пару секунд загремел гром. Дождь стал капать ещё сильнее.
— Костя! Ты тут? Костя!!! — Вова бежал по ступенькам на седьмой уровень, насколько это было возможно с подвёрнутой ногой и в полной темноте. Мысли Вовы цеплялись только за одну маловероятную возможность — он не разминулся с братом в этих бесконечных коридорах, он шёл сюда не зря, и на последнем, самом коротком уровне, сидит Костя и ждёт его.
Но этого не произошло. Степан сказал правду — седьмой уровень был одним длинным прямым коридором, в конце которого находилась дверь. Она была приоткрыта, и из этой прямоугольной щели пробивался свет. Какой-то странный свет — с одной стороны, совершенно обычный, а с другой… Но отвлекаться на эти мысли не было времени — если Костя был здесь, то именно за этой дверью.
Поэтому Вова понял, что с этим светом было не так, только когда открыл её, и остановился на пороге. Он уже не мог думать — его накрыла смесь паники, шока и непонимания. От того, насколько нереальным было то, что находилось за порогом, он даже на несколько секунд забыл про Костю.
Что происходило после того, как он выбрался на поверхность, Вова помнил только отрывками. Было уже утро, скорее всего, недавно закончился завтрак. Он стоял в беседке за столовой и звал Костю. Он залетел в обеденный зал — и тоже звал Костю. Он бежал вдоль стены спального корпуса и надеялся увидеть, как Костя играет с мячом. Потом — на той самой лавочке, где они с Алёной когда-то обнимались, он увидел, как она сидит рядом с Максом и целуется с ним. Он помнил, как сидел у Макса на животе, держал левой рукой его руки — почему-то запомнилась перебивачка в виде двух мечей возле локтя Макса, — а кулаком правой пытался пробить ему череп. И опять что-то кричал про Костю. Ему казалось тогда, что Макс не хотел сопротивляться, и смотрел на Вову со странной улыбкой, как будто на это он и рассчитывал. Потом его схватили несколько людей — среди них была Швабра, которая орала ему в лицо, что Вову всё утро не могли найти. А потом была темнота — позже он узнал, что медсестра вколола ему шприцом снотворное. Последнее, что он видел в санатории — койка в медпункте, и своих родителей, которые приехали его забирать.
Прошло много лет. Санаторий «Ласточка» за кучу долгов продали с аукциона какому-то олигарху, и теперь там построили новый жилой комплекс. Вова приезжал туда несколько раз — там, где должен был быть вход в подвал, сейчас стоит продуктовый магазин.
Все эти годы Вова ходил по психиатрам, и даже несколько раз лежал в стационаре. Как-то он позвонил Алёне, но она не хотела с ним говорить. Всё, что он понял — она думала, что никогда с ним не встречалась.
В отличии от Степана он не позволил себе забыть, что видел за дверью седьмого уровня. Врачи убеждали его, что это ему показалось, прописывали таблетки, он которых у Вовы путались мысли, но все эти годы он одинаково отвечал на этот вопрос. Там был свет. Солнечный свет. Дверь на глубине нескольких десятков метров под землёй была той же самой дверью за столовой, и, когда он её прошёл, то оказался возле беседки.
Но Вову пытались убедить не только в этом — и это было даже страшнее. Он сопротивлялся их словам, хотя много лет слышал одно, и тоже. То, что ему внушали врачи, то, что говорили ему друзья, то, что сказала ему мать в день, когда приехала с отцом забирать его из санатория — у Вовы никогда не было брата.
Автор — Алекс Панк
См. также[править]
- Пойдем в подвал - похожая история о многоуровневом подвале с его жильцами, но более добрая
- Глубже, чем подвал - история о детях, вторгающихся в паранормальный подвал
- Дверь в другой подвал История о похожем подвале-телепорте
- Последняя просьба — ещё одна история о меняющемся на глазах лабиринте.
Текущий рейтинг: 86/100 (На основе 291 мнений)
