Приблизительное время на прочтение: 11 мин

Шурале (Г. Тукай)

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

I[править]

Про Кырлай, что в Заказанье, знай — деревня неплоха:
Во дворах поют, по слухам, куры звонче петуха!

Родом хоть и не оттуда, там я жил да поживал,
Как умел, пахал и сеял, жал да песни напевал.

Не забыть вовек — забором окружал деревню бор,
Травы бархатом узорным на лугах ласкали взор.

— Велика ли деревенька? — Нет, совсем невелика.
Всем дворам хватает влаги небольшого родника.

Там ни холодно, ни жарко, всё известно наперёд:
Ветер вовремя подует, дождик вовремя польёт.

Земляника и малина спеют в ягодном бору:
Не моргнув, своё ведёрко переполнишь, не совру!

Чудно! Ели молчаливы; словно воины, стройны;
Отдыхал я, глядя в небо, посреди лесной страны.

Где берёзы и осины — там и тут грибы растут;
Всюду щавель, где соцветья разноцветные цветут:

Белый, жёлтый, алый, синий, — несказанной красоты,
Вкусу тонкому приятны ароматами цветы.

Очарованные бабочки, воздушны и легки,
Возле чащечек порхают, чуть качая лепестки...

Чу! Звучат в зелёной чаще божьих пташек голоса,
Внемлешь им — душа как будто улетает в небеса.

Клуб, оркестр, бульвары, танцы заменяли мне леса,
Цирк, театры и концерты затмевала их краса.

Велики они, как море; безгранично велики,
Сплочены, неисчислимы, как чингисовы полки.

Вспоминаются внезапно слава предков, имена,
Древних дедушек рассказы про былые времена.

Приоткроется завеса исторической судьбы,
Молвишь: «Ах, что ж с нами сталось? Иль не Божьи мы рабы?»

II[править]

Описал стихами лето; осень, зиму — не хочу,
О красавицах, румяных, чернооких, промолчу.

Сабантуи и гулянья я описывать боюсь:
Как начну, с пути рассказа непременно я собьюсь!

Стой-ка, всё же ненароком сбился я с пути, гляди:
Заголовок где-то сзади, суть рассказа — впереди!

Потерпи ещё немного, о читатель, расскажу:
Вспомню милую деревню — тотчас я с ума схожу.

III[править]

Говорят, в лесах дремучих зверя разного не счесть:
Волки есть и есть медведи, лис — разбойник рыжий — есть.

Ёж и заяц, лось и белка попадаются в лесу:
То ли встретишь, как походишь день с ружьишком на весу!

Говорят ведь, в тёмной чаще, в непролазной хвойной мгле
Нечисть водится лесная — албасты и шурале.

Мудрено ль, конца и края заповедной пуще нет:
Не такими чудесами удивлял нас белый свет!

IV[править]

Вот об этом два-три слова, коль позволите, скажу,
Вязь узорную созвучий по привычке вам свяжу.

Лунным вечером чудесным юный Парень из села
По дрова поехал — в чащу путь-дорога завела.

На поляну он заехал, тотчас поднял в чаще стук:
Стал заваливать лесину — топоришком тук да тук!

Как случается обычно, ночь прохладною была,
Пташки-мошки замолчали, тишина в лесу легла.

Месяц, тени на поляне, только Парень делу рад,
Позабыл, где лево-право, щепки в стороны летят!

Отдохнуть едва собрался: пот ручьём, топор в руке —
Ба! чудные чьи-то вопли слышит он невдалеке.

Обомлел бедняк, не знает: побежать, ничком упасть?
Ничего понять не может — незнакомая напасть.

Кто пред ним? Беглец-острожник? Оборотень? Кто пред ним?
С кем несчастный повстречался, не с шайтаном ли самим?

Нос покатый и горбатый, мордой точно лось, ей-ей,
Руки-ноги узловаты, словно из кривых корней,

Вглубь посаженные очи голубым горят огнём:
Не удержишь душу в теле где там ночью — ясным днём!

Если б не босой да тощий — человек совсем на вид,
Вышиной со средний палец рог во лбу его сидит.

Очень тонкие, прямые пальцы — только погляди,
Каждый — свыше пол-аршина, страшно, Бог не приведи!

Тот на этого глазеет, этот смотрит на того.
Наконец, спросил урода дровосек: «Тебе чего?!»

— Парень, ты меня не бойся, не разбойник я, не вор,
Путь вовек не заступаю, не про то мой разговор.

Мой обычай: человека я до смерти щекочу.
Не подумай, что пугаю, я от радости кричу.

Пальцы видишь — для щекотки словно созданы они,
Многих смехом уморил я — золотые были дни!

Подойди, дружок мой, ближе, отрешись от всех забот,
Поиграй со мной в щекотку — кто кого пересмеёт?

— Ладно, ладно, поиграем, видно, так уж суждено,
Только, если ты не против, есть условие одно...

— Говори скорей, что надо, человечек, пожалей,
Всё исполню непременно, поиграть бы поскорей!

— Вот условие, послушай: здоровенное бревно —
Вот оно — не расколол я, да теперь уж всё равно.

Подсоблю я, ты же сможешь очень крепко удружить,
Коли ты бревно поможешь на телегу уложить.

Вбил я в комель клин дубовый, не спеши, не суетись,
За бревно, овца лесная, возле клина ухватись!

Шурале не возражает, сразу хитрость не видна,
Косолапо ковыляя, он доплёлся до бревна,

Сунул пальцы в щель у клина, — ты увидел наконец,
О читатель, что задумал дровосек мой удалец!

Оглядел телегу Парень, ходит, словно здесь один,
После обухом легонько стал постукивать о клин...

Шурале не шелохнётся, сунул пальцы и сидит,
Важно выкатив глазищи, на топор и не глядит,

Парень стукает тихонько, не трудясь, не тратя сил...
Раскачался клин и выпал — дурню пальцы защемил!

Шурале, попав в ловушку, взвыл от боли, стал орать,
Всех сородичей и братьев на подмогу созывать,

Только рваться бесполезно, сам злодей впросак попал,
Извиняется и хнычет, тихим, вежливеньким стал...

— Отпусти, избавь от боли, поклянусь тебе душой —
Никого теперь не трону из родни твоей большой!

Вместе с ней в любой чащобе будешь лучшим гостем ты,
Никого из вас не тронут ни упырь, ни албасты.

Отпусти меня на волю, много ль выгоды во зле,
Что за прок ты, Парень, видишь в смертных муках Шурале?!

Горемыка воет воем, рвётся, крутит головой.
Увязал хитрец дровишки, собирается домой.

За узду рукою взялся, знать не знает никого,
Вопли, жалобы нисколько не касаются его...
 
— Ты слыхал о милосердье? Парень, Бога не гневи,
Погоди, хоть напоследок имя, имя назови!

Коль до завтра не скончаюсь, душу в теле удержу,
Про обманщика с лошадкой всё собратьям расскажу...

— Что ж, узнай, меня с рожденья прозывают Годназад.
Как зовут старшого брата, крепко помни, младший брат!

Шурале орёт и рвётся, волочит своё бревно,
Местью он горит, да только Парня след простыл давно!

Ходит, ноет:
— Пальцам больно, прищемил их Годназад,
Ай, умру, беда какая, жизни я своей не рад!

Поутру лесная нечисть принялась его ругать:
— Спятил ты, совсем рехнулся, не дал ночью нам поспать!

Не ори, кричат, несчастный, да когда ты в ум придёшь?!
Год назад беда случилась, что ж, дурак, теперь орёшь!


Габдулла Тукай, 1907
Перевод Р.Бухараева


2 вариант[править]

Есть аул вблизи Казани, по названию Кырлай.
Даже куры в том Кырлае петь умеют… Дивный край!

Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил,
На земле его работал — сеял, жал и боронил.

Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик,
А река, народа гордость,— просто маленький родник.

Эта сторона лесная вечно в памяти жива.
Бархатистым одеялом расстилается трава.

Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ:
В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь пойдет.

От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро,
Набираешь в миг единый ягод полное ведро,

Часто на траве лежал я и глядел на небеса.
Грозной ратью мне казались беспредельные леса,

Точно воины, стояли сосны, липы и дубы,
Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы.

Сколько синих, желтых, красных там цветов переплелось,
И от них благоуханье в сладком воздухе лилось,

Улетали, прилетали и садились мотыльки,
Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки.

Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине
И пронзительным весельем наполняли душу мне.

Здесь и музыка, и танцы, и певцы, и циркачи,
Здесь бульвары, и театры, и борцы, и скрипачи!

Этот лес благоуханный шире моря, выше туч,
Словно войско Чингис-хана, многошумен и могуч.

И вставала предо мною слава дедовских имен,
И жестокость, и насилье, и усобица племен.

Летний лес изобразил я,- не воспел еще мой стих
Нашу осень, нашу зиму и красавиц молодых,

И веселье наших празднеств, и весенний сабантуй…
О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй!

Но постой, я замечтался… Вот бумага на столе…
Я ведь рассказать собрался о проделках Шурале.

Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй:
Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай.

Разумеется, что в этом удивительном лесу
Встретишь волка, и медведя, и коварную лису.

Здесь охотникам нередко видеть белок привелось,
То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось.

Много здесь тропинок тайных и сокровищ, говорят.
Много здесь зверей ужасных и чудовищ, говорят.

Много сказок и поверий ходит по родной земле
И о джиннах, и о пери, и о страшных Шурале.

Правда ль это? Бесконечен, словно небо, древний лес,
И не меньше, чем на небе, может быть в лесу чудес.

Об одном из них начну я повесть краткую свою,
И — таков уж мой обычай — я стихами запою.

Как-то в ночь, когда, сияя, в облаках луна скользит,
Из аула за дровами в лес отправился джигит.

На арбе доехал быстро, сразу взялся за топор,
Тук да тук, деревья рубит, а кругом — дремучий бор.

Как бывает часто летом, ночь была свежа, влажна,
Оттого, что птицы спали, нарастала тишина.

Дровосек работой занят, знай стучит себе, стучит,
На мгновение забылся очарованный джигит.

Чу! Какой-то крик ужасный раздается вдалеке.
И топор остановился в замахнувшейся руке.

И застыл от изумленья наш проворный дровосек.
Смотрит — и глазам не верит. Кто же это? Человек?

Джинн, разбойник или призрак этот скрюченный урод?
До чего он безобразен, поневоле страх берет.

Нос изогнут наподобье рыболовного крючка,
Руки, ноги — точно сучья, устрашат и смельчака.

Злобно вспыхивают очи, в черных впадинах горят.
Даже днем, не то что ночью, испугает этот взгляд.

Он похож на человека, очень тонкий и нагой,
Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной.

У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых,-
Десять пальцев безобразных, острых, длинных и прямых.

И в глаза уроду глядя, что зажглись, как два огня,
Дровосек спросил отважно: «Что ты хочешь от меня?»

«Молодой джигит, не бойся, не влечет меня разбой,
Но хотя я не разбойник — я не праведник святой.

Почему, тебя завидев, я издал веселый крик?
Потому, что я щекоткой убивать людей привык.

Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать,
Убиваю человека, заставляя хохотать.

Ну-ка пальцами своими, братец мой, пошевели,
Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!»

«Хорошо, я поиграю,- дровосек ему в ответ.-
Только при одном условье… Ты согласен или нет?»

«Говори же, человечек, будь, пожалуйста, смелей,
Все условия приму я, но давай играть скорей!»

«Если так — меня послушай, как решишь — мне все равно.
Видишь толстое, большое и тяжелое бревно?

Дух лесной! Давай сначала поработаем вдвоем,
На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем.

Щель большую ты заметил на другом конце бревна?
Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!..»

На указанное место покосился Шурале.
И, джигиту не переча, согласился Шурале.

Пальцы длинные, прямые положил он в пасть бревна…
Мудрецы! Простая хитрость дровосека вам видна?

Клин, заранее заткнутый, выбивает топором,
Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком.

Шурале не шелохнется, не пошевельнет рукой,
Он стоит, не понимая умной выдумки людской.

Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле…
Прищемились и остались в щели пальцы Шурале.

Шурале обман увидел, Шурале вопит, орет.
Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ.

С покаянною мольбою он джигиту говорит:
«Сжалься, сжалься надо мною! Отпусти меня, джигит!

Ни тебя, джигит, ни сына не обижу я вовек.
Весь твой род не буду трогать никогда, о человек!

Никому не дам в обиду! Хочешь, клятву принесу?
Всем скажу: «Я — друг джигита. Пусть гуляет он в лесу!»

Пальцам больно! Дай мне волю! Дай пожить мне на земле!
Что тебе, джигит, за прибыль от мучений Шурале?»

Плачет, мечется бедняга, ноет, воет, сам не свой.
Дровосек его не слышит, собирается домой.

«Неужели крик страдальца эту душу не смягчит?
Кто ты, кто ты, бессердечный? Как зовут тебя, джигит?

Завтра, если я до встречи с нашей братьей доживу,
На вопрос: «Кто твой обидчик?» — чье я имя назову?»

«Так и быть, скажу я, братец. Это имя не забудь:
Прозван я «Вгодуминувшем»… А теперь — пора мне в путь».

Шурале кричит и воет, хочет силу показать,
Хочет вырваться из плена, дровосека наказать.

«Я умру. Лесные духи, помогите мне скорей!
Прищемил Вгодуминувшем, погубил меня злодей!»

А наутро прибежали Шурале со всех сторон.
«Что с тобою? Ты рехнулся? Чем ты, дурень, огорчен?

Успокойся! Помолчи-ка! Нам от крика невтерпеж.
Прищемлен в году минувшем, что ж ты в нынешнем ревешь?»

Перевод Семена Липкина


См. также[править]

  • Я-сам - шотландская сказка с похожим сюжетным поворотом
  • Шурале


Текущий рейтинг: 73/100 (На основе 16 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать