Приблизительное время на прочтение: 7 мин

Самый счастливый день в жизни

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pipe-128.png
Эта история была написана участником Мракопедии Grey в рамках литературного турнира. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Мы все вчетвером сидим на диване, пьём югославское вино и рассуждаем о жизни. Я и представить себе не мог, что снова может быть так же уютно, как во времена нашей голоштанной юности, когда мы так же ночами собирались у Федьки в общаге, под романтичным светом одинокой сороковатной лампочки и дешёвым пойлом, закусываемым зелёными абрикосами или сушёной хурмой, весело комментировали какой-нибудь фильм с гнусавым переводом или громко философствовали о месте человека в природе, о загробной жизни и течении времени или примитивно - о звёздах и политике.

И будто не было этих разделивших нас пяти лет. Вот Федька присаживается на одно колено и под наши с Олегом аплодисменты делает предложение Вике. Потом мы снова выпиваем, на этот раз за здоровье молодых. Олег выскакивает из комнаты и приносит торт. Кто-то включает старый забавный новогодний фильм и мы, позабыв обо всех внешних "взрослых" проблемах снова начинаем что-то бурно, весело и совершенно беспредметно обсуждать...

Интересно, как давно я здесь? Фильмы на экране сменяются один за одним, но как я ни пытаюсь, не могу ухватить сюжет. Вникнуть в разговор так же не получается, я слышу обрывки знакомых фраз, но они в упор отказываются складываться в осмысленные предложения. Неужели я настолько пьян? Наверное мне уже пора домой.

Комнатная дверь не открывается. Когда я пытаюсь одёрнуть кого-то из ребят, собеседник замолкает, внимательно смотрит на меня и через мгновение вновь вступает в бессмысленную полемику с остальными, время от времени отвлекаясь на то, чтобы долить в бокал вина из одной и той же, не сменявшейся уже как минимум несколько часов бутылки. Я осознаю жуткость ситуации сознанием, однако моя сущность упрямо говорит мне, что беспокоиться не стоит, надо просто вновь втянуться в веселье.

Где-то в глубине памяти проскакивают тревожные воспоминания. Несмотря на то, что мне ещё вроде нет и тридцати, я отчётливо знаю, что не видел Олега уже лет 40, как раз со времён этой встречи. Брак Вики и Фёдора не будет счастливым, в конце концов пьяного Федю собьёт грузовик, а Вика второй раз выйдет замуж и навсегда исчезнет из поля моего зрения. О себе мне не удаётся вспомнить ровным счётом ничего. Томные вечера в общаге, которые я уже вспоминал раньше, с трудом пробивающееся чувство далёкого дома (разве я сейчас не там?) и в общем-то всё.

Через каждый равный промежуток времени Олег приносит торт. Я понятия не имею, куда пропадает предыдущий, так как никто не съел ещё ни кусочка. Нужно обязательно попробовать проскочить за ним.

Олег не выходит из комнаты. Каждый раз, когда Федя тычет пальцем в экран и начинает что-то со смехом комментировать, отвлекая общее внимание, Олег подходит к двери с якобы пустой коробкой, оборачивается на месте и вновь гордо ставит торт на стол.

После долгих попыток выбить дверь плечом, я беру столовый ножик и начинаю ковырять дерево им, но мне не удаётся оставить ни царапины.

Друзья наконец, проявляют ко мне интерес и с искренним недоумением в глазах смотрят на меня, держащего нож дрожащими руками. Я отступаю к окну.

Под тяжестью осуждающих взглядов я решаюсь на отчаянное: сдёргиваю шторы, разрезаю на длинные лоскуты и связываю их между собой. Далее в ход идут тюль и скатерть. С горем пополам импровизированного каната должно хватить до первого этажа.

Окно тоже не хочет поддаваться. Задвижки словно заржавели давным давно, однако я быстро нашел слабое место в виде приоткрытой форточки. Приходится буквально вгрызаться инструментом в окаменевшее дерево и откалывать по щепке от рамы, а затем крошить столь же неподдатливо прочное стекло, чтобы, наконец, можно было протиснуться в образовавшийся прозор.

Перевалившись через препятствие и аккуратно встав на карниз, я огляделся. Вопреки всему здравому смыслу, комната располагалась на вершине некой башни, ограниченной по площади размерами самой комнаты. Это меня озадачивает, и тем не менее я решаюсь спуститься на один пролёт.

Комната соседей снизу ощутимо меньше. Форточка здесь закрыта и стекло не поддаётся мне. Так же бесплодна попытка привлечь внимание обитателей, как бы я ни старался до них достучаться. Прильнув к стеклу вплотную, я пытаюсь различить за ним хоть какие-то признаки движения и с удивлением узнаю находящуюся в глубоком запустении Федину комнату общежития. Этажом ниже за пыльным окошком оказывается моя детская, ещё ниже - досуговая комната дома престарелых. Следующий карниз обвалился почти полностью, за исключением крохотного пятачка, с трудом позволившего встать на него двумя ногами, а окно оказалось покрыто толстым слоем тёмной грязи и совершенно непроглядываемым. Я обращаю внимание, что сама стена образована из неровностей, представляющих собой выпирающие куски деревянных, пластиковых и металлических рам и оплавленные осколки листового стекла.

Я вспоминаю, как стремился к источнику света в окружающем мраке, как мне пришлось карабкаться по тысячам кривых и несуразных обломков, под угрозой в любой момент сорваться на самое дно и навсегда потерять этот луч надежды в миллионах беспроглядно тёмных лабиринтов, очень многие, (но далеко не все!) из которых мне пришлось когда-то преодолеть, чтобы чудом отыскать путь к Башне. Вспоминаю, как перебирался от окна к окну, каждое из которых оказывалось либо слишком мало, чтобы я мог в него проникнуть, либо стекло его было слишком мутным или деформированным, искажая видимое по обратную сторону беззаботное детское или юношеское благополучие до самых отвратительных форм. Мне с великим трудом удавалось по шипам и протуберанцам перебраться к следующему, вновь и вновь. Так было, пока я, наконец, не нашёл своё идеальное Окно...

Тогда оно вовсе не было последним, однако сейчас оказалось единственной светящейся точкой во всепоглощающем мраке. Остов из других окон и рам, удерживающий комнату на вершине, гнил и рассыпался прямо на моих глазах. В особенности, на моих глазах, ведь я чувствовал, что единственным условием сохранения её устойчивости являлась незамутненность сознания порочными мыслями о собственном положении. Что пока мне казалось, будто я прожигал жизнь с друзьями, остатками разума я поддерживал этот единственный оставшийся островок жизни в относительном спокойствии. Кусок ржавого радиатора, к которому был привязан "канат", за который я держался ещё несколько минут назад, вывалился из окна, и я чудом не отправился в бездну вслед за ним, в последний момент прижавшись всем телом к стене и ухватившись за какую-то выемку. Всё, чего, я теперь хотел — во что бы то ни стало подняться обратно, в неразрушимую безопасность и блаженное неведение.

Карабкаться вверх под градом осколков, цепляясь за предательски трескающиеся бугры поверхности, приходится гораздо труднее и пару раз я чуть было не срываюсь. Наконец, я подтягиваюсь на знакомом карнизе. Вместо окна теперь полноценный провал в стене и мне больше нет необходимости протискиваться в проделанную мной крохотную щель.

Не обращая внимания на разбитое окно и клок плесени вместо батареи, я сходу с головой окунаюсь в бессмысленный разговор. Пусть краски тускнеют, а в картинках на телеэкране все меньше смысла, и все больше непонятных букв и искореженных образов, какое мне дело, ведь это самый счастливый день в моей жизни, мой единственный оставшийся день, который тянется теперь год за годом. Однажды ржа и гниль сгоняют нас дивана и мы собираемся кружком в дальнем углу. Вот Вика улыбается лицом на затылке и трёхпалыми руками подает мне бокал Фединой крови. Кособокий Олег, лишившийся всей левой половины тела, присосался к остаткам его шеи. Не знаю, как долго мне удастся поддерживать башню, но я всё ещё не готов шагнуть в вечный мрак, чтобы вновь целую вечность блуждать в его лабиринтах, гложимый всеобъемлющей тишиной.


Текущий рейтинг: 82/100 (На основе 234 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать