Приблизительное время на прочтение: 13 мин

Мираж (Gbl)

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pipe-128.png
Эта история была написана участником Мракопедии Gbl в рамках литературного турнира. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.

— КВИНТИЛИЙ ВАР, ВЕРНИ МОИ ЛЕГИОНЫ! — орал император Октавиан Август, долбясь головой о косяк двери. И хотя Вар уже ничего не мог поделать, ибо был мёртв не только телесно, но и душевно, мы всё равно пришли. Мы пришли под окна к Октавиану и ждём, пока он заметит нас.


Наши повозки растянулись на огромные расстояния, так что войско оказалось в крайне невыгодном положении. Обоз ехал позади, прикрываемый специально отобранными разжиревшими солдатами. Он то и дело проваливался в грязь или съезжал с дороги в сторону, и не было никакой возможности сделать его устойчивее. В таких случаях всему войску приходилось останавливаться и ждать, пока обоз не вернут на правильный путь. А это действо обычно затягивалось надолго, и мы продвигались к германцам медленнее, чем они к нам. Я уверен, можно было оставаться на месте, и результат был бы такой же. Что я говорю, результат был бы гораздо лучше!

Задержки были никому не на руку, хотя многие здесь ехали не в одиночку, а с жёнами, детьми... За те немногие годы, что прошли со времени покорения германии, римляне уже успели хорошенько здесь обосноваться. И даже разжиреть. Теперь никому не хотелось покидать свой уютный кров, и многие решили взять его с собой, как бы глупо это не звучало. А звучит действительно глупо, согласитесь. Особенно хорошо все это поняли, когда первый камень скатился с края ущелья и задавил нескольких человек вместе с лошадьми. Воины — это ещё ничего, но погибли ведь целые семьи!

Хотя, я забегаю вперёд. Не надо пока об этом, это будущее, мрачное будущее, о котором я в тот момент ещё не знал. Я, наверно, был таким же глупцом, как и остальные — взял бы с собой повозку, жену, детей, если бы только они у меня были. А вот нету! Оно и к лучшему. Если бы были, то в тот момент, когда мимо пролетали... Нет, я не должен об этом говорить. По крайней мере, не сейчас — потом я об этом в любом случае расскажу. О том, как спрятался от них под медленно кренящимся валуном. О том, как два дня пролежал, зажатый в щели... Но это ещё не самое страшное. Страшнее было то, что пришлось пережить другим, хоть я знаю об этом не слишком много.

Половину обоза мы потеряли почти сразу же — она провалилась в трясину, и, соответственно, мы стали еду экономить. Так что уже в скором времени все настолько проголодались и устали в своих кольчугах, что решили сделать привал. Привал на тропе посреди топей — не лучший вариант. А особенно, когда в окружных лесах шныряют германцы, настолько лёгкие, что не тонут в болоте, и настолько незаметные, что копья прилетали, казалось, изниоткуда. Вглянешься в лес — и вдруг прямо из воздуха что-то летит тебе в глаз. Даже не успеваешь заметить, что это было — оно пронзает твою голову насквозь, вылезает наконечником с другой стороны и слегка царапает мою щёку.

На этот раз повезло.

Потом стало хуже. Мы вошли в местность, которая была мокрой всегда, а сейчас вода и вовсе по щиколотку стояла. Почва здесь была настолько неустойчивой, что никакие деревья не могли выжить в таких условиях, и вокруг простирались огромные площади низких колючих кустов. Стоило тебе немного отклониться от основного направления движения — и твоя лошадь тут же начинала метаться от боли, доставленной колючками, мешая другим и вводя их в такое же возбуждённое состояние. В таких условиях лошади становились особенно пугливыми и были в любой момент готовы сорваться с места и потонуть в болоте.

Плюс ещё германцы. Смертельная смесь. Им было достаточно посеять лёгкую панику среди наших лошадей — и пол-легиона как не бывало. Благо стоявшие в отдалении успевали слезть с лошадей и отойти на безопасное расстояние. И нам чрезвычайно повезло, что германцы далеко не везде могли подойти к тропе, по которой мы шли.

Тогда я остался без лошади. Хотя я успел заметить беспокойство чужих лошадей ещё издалека и слез со своей заблаговременно, мне не удалось удержать её от того, чтобы сеять панику дальше. Она понеслась прочь, в болото, и скоро её скорбный крик перемешался с другими, коих кругом раздавалось несколько сотен. Даже у меня мурашки по коже пошли, когда я услышал этот охриплый лошадиный хор.

Однако без лошади я был недолго. Когда германцы в очередной раз сделали на нас небольшой набег (их основные силы ещё не подошли), лошадь одного из моих соседей, пометавшись несколько секунд, скинула седока прямо в колючие кусты. Не успел он крикнуть, как оказался насажен брюхом на засохшую прямую ветку, торчавшую из земли. Пусть я к таким зрелищам довольно привычен, но почему-то небольшую улыбку вызвали у меня его подёргивающиеся руки и ноги.

Не очень уж и хорошим он был соседом. Но перед смертью он всё-таки сделал одно доброе дело — подарил мне свою лошадь, которая продлила мою жизнь на несколько дней.

Ночлега не было. Да, мы просто два дня подряд без перерыва шли через болото, которому конца-края не было видно. На исходе второго дня пути мы заметили на горизонте лёгкий дымок — то были первые отряды дальних германцев под руководством Арминия. Собака.

Дымок всё нарастал, и когда настала ночь, мы ясно видели вдалеке огни костров. Благо, у нас было ещё время на подготовку — нас с врагами разделяла уже совершенно непроходимая топь, единственный путь через которую пролегал по ущелью среди холмов за несколько миль от сюда. Вдобавок, германцы, судя по их поведению, вовсе не собирались приближаться к нам. Они выжидали. «Ну что ж, — думал я, глядя вдаль, — в осаде мы довольно-таки хороши. Это тебе не жир по полю таскать.» Мы мысленно расслабились и приготовились к долгожданному и сладкому сну у входа в ущелье.


Если бы. Часов в шесть утра в уши ворвался сумасшедший писк погнутой медной трубки, именовавшейся у нас горном. Нас, словно скот, сразу же погнали в злосчастное ущелье.

Стены здесь порой достигали метров сорока в вышину, но на большей части пути они были примерно в два человеческих роста. Посередине протекал довольно большой ручей, собирающий в себя всю воду с округи, и благодаря этому почва рядом была относительно сухой. Наконец лошади могли не выдёргивать копыта из глины после каждого шага.

Сначала я был довольно спокоен. Пытаться уснуть, сидя на лошади, я не стал, зная по опыту, насколько это опасно. Но удавалось ещё поднабраться сил, сидя абсолютно недвижимо.

Я уже начал тихонько посапывать, но меня разбудил камешек, упавший точно на макушку. Ущелье в этом месте было не очень высоким, и я уловил перед этим какой-то шелест сверху. Хотя разум был ещё притуплён бессонницей, происшествие заставило меня встрепенуться и начать оглядываться по сторонам. С облегчением я заметил, что никто вокруг не беспокоится, как я, и теперь можно было продолжить отдых на ходу. Но что-то не давало мне покоя, никак не позволяло вновь окунуться в полудрёму. В бессильном бешенстве я посмотрел на кустики сверху, и вдруг уловил какое-то шевеление.

Чуть не соскочив с лошади, я мигом развернул её назад и погнал галопом, но вскоре идущие рядом воины меня остановили и успокоили. Действительно, зачем германцам вдруг было именно сейчас сниматься с засиженного места и идти лупить нас? Гораздо выгоднее было зажать нас у подножия какого-нибудь холма, или на том же самом болоте, по которому мы недавно шли.

Уняв свою паранойю, я всё-таки продолжил периодически поглядывать наверх. Движений я больше никаких не заметил, и вскоре уверился в том, что тогда просто ветер шумел в кустах.

Всё началось очень тихо. Мы привыкли, что обычно перед началом сражения раздаётся громкий клич, ор вражеской армии, затем наш ответный ор... В этот раз наш ор, гораздо более испуганный и растерянный, чем обычно, встречал беззвучную пустоту, наполненную только падающими камнями и летящими копьями.

Один из камней, метра четыре в поперечинке, упал довольно близко от меня и задавил несколько семей. Из-под него рядом с оборванным пологом ещё некоторое время высовывалась потемневшая детская ручонка, пока её не оторвал и не унёс поток.

Но всё-таки камни были не главной опасностью. От них ещё кое-как можно было увернуться, в то время как от копий тебя спасала только случайность — в таком уязвимом положении, когда враги стреляли со всех сторон и были недосягаемы, даже щит не мог помочь. Тут мне снова повезло — я оказался в небольшом углублении в стене, куда попасть сверху было практически невозможно. Я слез с коня и спрятался за него, и так мне удалось переждать первые минуты атаки.

Но затем я увидел, как отряд германцев продвигается по ущелью, сметая всех оставшихся в живых. Настало время бежать. Добравшись до места, где стена ущелья была наименее высокой, я встал на спину своего коня и залез наверх (если бы я бежал до конца, то наверняка просто наткнулся бы на другой отряд германцев). Теперь я остался без коня, но хотя бы был жив — очень многим повезло меньше моего.

Я оказался в очень густом лесу, сквозь который, наверно, даже германцы пробирались с трудом. Имя ему — Тевтобургский лес. Ужасное место.

Следовало как можно скорее перейти его и выбраться к Рейну, но тогда я понял, что этот план невыполним. Оставалось либо самоубиться — но этого я делать ни в коем случае не собирался, так как был ещё шанс остаться в живых — либо сдаться в плен, чего я тоже делать не собирался, ибо это ещё хуже, чем умереть... А третий вариант — провести недели, а то и месяцы, в этой чаще, пытаясь (возможно тщетно) найти путь назад. В ущелье я бы больше не сунулся — пешком идти по нему гораздо дольше, чем на коне, и еды до конца пути могло не хватить.

Ах, да. Обоз захвачен германцами. Придётся теперь добывать еду самостоятельно, что в таком густом лесу несколько проблематично. Невозможно, скорее. Никакие животные больше кошек не могли здесь жить, а кошек ловить — гиблое дело...

Вдруг рядом раздался какой-то вскрик. Я уже метнулся туда, разглядывая крикнувшего, но обнаружил, что этот лес просто кишит переходящими его германцами... В полном вооружении, иногда и на конях. Понятия не имею, как они смогли продраться сквозь такую чащу...

Пришлось залечь под какой-то куст и подождать, пока они пройдут мимо.

Через пару часов я наконец смог встать и размяться. Я был жутко голодный и усталый, но оставаться на месте ни в коем случае было нельзя. Пройдя несколько шагов в глубину леса, я почувствовал молчаливый тычок в спину.


Для того, чтобы отдышаться, я прислонился спиной к стволу большого дуба. Пот валил ручьями, хотя почти все доспехи я скинул по пути — они мне больше не понадобятся. Убежать от германца можно только налегке. А от такого германца, как тот, который заметил меня, можно убежать, только предварительно всадив ему копьё в живот.

Он был не один, и времени вынимать из него копьё уже не было. Теперь я не смогу убить даже кошку...

Отдышавшись, я оглянулся вокруг и обнаружил, что рядом сквозь деревья что-то просвечивает. Подойдя поближе, я увидел небольшую полянку, в центре которой сидело вокруг костра несколько человек. Я уж было приготовился бежать, но вид сидящих остановил меня — они с одинаковой вероятностью могли быть как германцами, так и римлянами.

Чтобы точно это определить, я спрятался за тем стволом, о который только что опирался, и прислушался. Со стороны поляны доносились тихие чавкающие звуки, но больше ничего не было слышно. Хотя я отчётливо ясно видел, как они открывали и закрывали рты...

В конце концов, приглядевшись к их шлемам и уловив кое-какие незначительные детали, я уверился в том, что вижу перед собой римских воинов. Другого пути у меня особо и не было, так что я вышел на поляну и позвал их. Но на первый мой крик они почему-то не откликнулись. Я подошёл к ним вплотную и позвал ещё раз.

На меня посмотрели десять рож.

Я не мог пошевелиться. Ошеломлённо я переводил глаза с одной из них на другую — и не мог найти ни одной человеческой.

Все они были ужасно перекошены, как будто их черепа вынули, положили под пресс, погнули и вернули на место. Их кривые и такие разные глаза подчас залегали так глубоко в плоском черепе, что для мозга, казалось, совсем не оставалось места. Носы, если у кого-то и были, еле-еле отличались от окружавшей их морщинистой и уродливой кожи. Их рты напоминали дыры в одежде — огромные и бесформенные, тёмные, без губ, с зубами самых разных очертаний... Они постоянно, хаотично открывались и закрывались, и это производило тот самый причмокивающий звук, который я услышал издалека...

Один из... существ поднялся и пошёл ко мне. Я не стерпел и сорвался с места, побежал в первую попавшуюся сторону.

Когда бежать стало невмоготу, я обернулся — и увидел, что существо всё ещё меня преследует, идя неспешным шагом. У него не было одной, так сказать, руки, и оно едва доставало мне до пояса...

Я вскрикнул и упал лицом в грязь.

А потом меня отпустило.

Вокруг ничего не было. Ни этого ужасного урода, ни поляны... Только лес. И еды тоже не было. И костра.

Что-то золотое блеснуло между стволами... Знамя. По ущелью в боевом строю шли германцы.

Я подкрался к краю стены и, прикрывшись веткой, взглянул вниз. Там победители вели римских пленников — без конечностей, зачастую и без глаз, с ранами по всему телу. Некоторые из германцев были не в лучшем состоянии, но наших явно собирались положить на жертвенный стол — иначе оказали бы им хотя бы первейшую медицинскую помощь. Кому, спрашивается, нужны полумёртвые рабы-калеки?

Вдруг я услышал шаги у себя за спиной. Обернулся — и тут же пододвинулся ближе к обрыву. Сзади шли германцы, спереди тоже — и те, что были ближе ко мне, меня заметили. Приходилось выбирать. И я прыгнул.


Рядом не было никого. Ни германцев, ни пленников. Абсолютно пустое ущелье, молчаливый лес несколькими метрами выше.

В который я теперь, наверно, уже не смогу залезть.

Вдалеке показалась какая-то фигура. Она продвигалась по ущелью довольно быстро, и я уж было двинулся навстречу, обрадовавшись тому, что нашёл ещё одного человека... Но когда я увидел его поближе, меня чуть не стошнило — это был ребёнок. Не совсем обычный ребёнок. Без руки, с огромной дырой в сплюснутой голове.

Я должен был спрятаться. Я стал метаться туда-сюда, не находя никакого вообще укрытия, пока не обнаружил несколькими десятками метров ниже большой камень, медленно скатывающийся вниз. Я лёг за него и осторожно высунул голову, чтобы наблюдать за приближающимся чудищем. Вскоре оно показалось.

Потом я поёрзал, чтобы улечься немного поудобнее, и обнаружил, что камень прижал мои ноги к земле. Но сейчас это было не главное — я ещё раз выглянул из-за камня... Там никого не было.

Немного успокоившись, я вернулся к своим ногам. Камень прижал их к песку, и надо было как можно быстрее его подкопать, пока меня не задавало целиком.

Но разрыв ладонями сантиметра два мелкой гальки, я обнаружил там только твёрдую и цельную коренную породу.

Ноги отрезать было нечем. Оставалось только...


Наконец, Октавиан выглядывает в окно. И там он видит нас — мы откликнулись на его зов. Мы вернулись на службу Риму. Император вскрикивает и хватается за сердце. Он бледнеет и падает, пот льётся с него ручьями, а потом прекращает.

Октавиан мёртв.


Текущий рейтинг: 65/100 (На основе 36 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать