(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Длинные тени
Долгими летними вечерами, когда розовато-оранжевые пламенеющие закаты медленно переходят в ночь, из глубин памяти выбираются, возвращаясь к жизни, воспоминания об историях, которым не суждено повториться. Они блуждают по темным закоулкам, в отчаянной надежде, что вовремя придя на память своему хозяину, смогут быть рассказаны, а значит, продолжат жить…
История, которую я хочу рассказать, не раз добиралась до меня по закоулкам памяти, не давая покоя, мешая уснуть. Мне бы очень хотелось забыть ее, вычеркнуть из своих мыслей или считать страшным сном, душным ночным кошмаром, от которого можно избавиться с наступлением утра. Мне совсем не хотелось ее рассказывать, потому что когда-то казалось, что нерассказанная, утаенная, она станет казаться менее реальной. Но даже по прошествии достаточного количества времени она не желала становиться бестелесной и незначительной, напротив, она отчаянно сопротивлялась забвению. А потому в какой-то момент я решила, что рассказав ее, поделившись, я облегчу собственный груз, который несла долгие годы. Пусть эта история станет не только моей — о, мне бы вовсе не хотелось ее присваивать — пусть, о ней знают. Пусть гадают, могло ли это произойти на самом деле, и высказывают скептические доводы. О, как бы и мне хотелось найти хоть какое-то объяснение тому, что произошло тогда. Но за прошедшие годы я поняла и усвоила важную вещь — никакие доводы не помогут избавиться от простой истины — я сама знаю точно, что это было на самом деле….
История эта произошла в то время, когда я, сменив несколько мест работы, решила вернуться к работе по специальности и трудилась проводницей на поезде, идущем из города А. в город Н. Маршрут был долгий, поезд шел без малого четыре дня.
Я отработала три рейса, когда, перед отправлением в следующий, последний перед моим отпуском, меня решили перевести в другой вагон. Чем это было вызвано, я на тот момент не знала, получила весьма туманное объяснение, которого теперь не могу и вспомнить, по причине того, что последующие куда более яркие события стерли его из моей памяти.
Напарницей моей была девушка по имени Бронислава. Светловолосая, с косой до пояса, толщиной чуть не в мою руку, полнотелая и розовощекая Броня являла собой яркий пример русской женщины, готовой остановить коня на скаку. Была она разговорчива, деловита и неизменно позитивна, что мне симпатизировало. До этого в рейс она выходила со своей сестрой Милой — практически точной копией Брони, только на несколько лет младше. Но в последнем рейсе у Милы случилось обострение какой-то хронической болезни и вернулась она бледной тенью себя обычной — она очень сильно похудела, осунулась и даже словно стала меньше ростом. Ее отправили на больничный, а к Брониславе прикрепили меня. Моя бывшая напарница Ирочка, с которой мы прошли три прошлых рейса, провожала меня с какими-то странными напутствиями, и просила «беречь себя». Тогда я списала все на особенности ее характера, потому что в целом подобные пожелания были вполне в ее духе, она всегда за всех переживала и волновалась по пустякам. Пообещав Ирочке, что после отпуска вернусь в наш «родной» пятый вагон, я отправилась обживать тринадцатый, в котором мне предстояло ехать на этот раз.
Утром в день отправления все шло достаточно гладко. Мила, сестра Брониславы, зачем-то пришла провожать состав. Пока я стояла возле нашего вагона, готовясь начать посадку пассажиров, Мила отозвала сестру в сторону и они о чем-то яростно шептались. Расстояние между нами было достаточным, чтобы я слышала лишь отдельные фразы, вырванные из контекста и не дающие четкого представления о теме разговора. Через несколько минут Слава довольно резко осадила сестру и вернулась на пост рядом со мной. Началась посадка, и пестрый людской поток оттеснил Милу в сторону, но с перрона она не уходила, однако, сестра не обращала на нее внимания. Потом к Миле подошла женщина в длинном сером платье с саквояжем в руке. Они о чем-то поговорили, а после женщина стала в хвост очереди к вагону.
— Наша достопримечательность. — шепнула мне Броня. — Три раза в сезон катается, всегда в одно и то же время, но самое главное — едет до конца и потом с нами же возвращается.
Поток людей постепенно вмещался в вагон. Наконец, очередь дошла и до женщины, о которой говорила Бронислава. Она протянула мне паспорт без обложки и билеты. Их было четыре. «Она выкупила все купе» — с удивлением поняла я. Лия Каменева прочитала я, решив запомнить ее имя, вернула паспорт и билеты. Пассажирка окинула меня взглядом, и я заметила, что у нее серые, будто стальные глаза. На секунду мне показалось, что она слышала сказанное Броней и поняла, что мне любопытно знать, кто она такая. Я отогнала эти мысли прочь, вернула на лицо дежурную улыбку. Лия вошла в вагон и я на некоторое время о ней забыла.
Посадка закончилась, до отправления оставалось десять минут. Мила еще раз подошла к сестре и теперь я уже отчетливо расслышала, как она сказала ей:
— Береги себя.
Бронислава только отмахнулась. Когда поезд тронулся, я видела в окно, как Мила все еще стоит на перроне, похожая на бледную тень в своем простом белом сарафане.
Раздали белье, разнесли первые порции чая в бесконечно родных, привычных с детства стаканах с металлическими подстаканниками. Все было готово к дальней дороге, и мы со Славой сели выпить кофе в своем купе. Сначала разговор сводился к нейтральным темам вроде погоды, но после плавно перерос в разговоры о работе. Я рассказала Славе о том, сколько профессий перепробовала после окончания железнодорожного. Она смеялась над моими историями, рассказывала об учебе, потом о том, что родители были против того, чтобы Мила становилась проводницей, как старшая сестра. После этого Слава как-то сразу стала серьезнее, допила чай и сказала негромко:
— Видно, правы были.
Выждав недолгую паузу, я спросила:
— Здоровье ей не позволяет?
Слава тоже помолчала, потом сказала:
— Да какое здоровье… Впечатлительная она у нас больно, вот и мучается. Ничего, побудет пока недельку на море, нервы подлечит. А там дальше решим, что делать.
После этих слов Броня поднялась из-за стола, явно давая понять, что разговор окончен. Я решила, что она переживает за сестру и е хочет распространяться о ее проблемах. Впрочем, мне и не были нужны подробности этой истории. На тот момент еще не были… В обед мне пришлось относить чай в первое купе. То самое, где ехала Лия Каменева. Одна. Я постучала, вошла и поставила чай на стол. Купе производило впечатление нежилого — ни одна из полок не была застелена постельным бельем, хотя его уже раздали. Не стояло на столе ни пакетов с едой, ни косметички, ни хотя бы бутылки с водой. Сама Лия сидела в углу нижней полки, подобрав ноги под себя. Рядом с ней стоял наглухо застегнутый саквояж, с которым она сегодня утром вошла в вагон. Увидев меня, она чуть выдвинулась из угла, поблагодарила за чай и вернулась в прежнее положение. Я стояла столбом и почему-то никак не могла уйти, словно какая-то неведомая сила настаивала на том, чтобы я осталась.
— Спросить что-нибудь хотела? — поинтересовалась Лия, отпивая чай из стакана.
— Н-нет… — растерянно пробормотала я и взялась за ручку купейной двери.
— Она тоже сначала не спрашивала. — сказала мне вслед Лия и я вышла прочь, так и не узнав, кого она имела ввиду.
Вернувшись в наше с Брониславой купе, я застала свою соседку за чтением журнала.
— Странная она какая-то… — сказала я, садясь на свою полку.
— Лия-то? — спросила Слава, не отрываясь от журнала. — Сумасшедшая она и дурка по ней плачет. Только она при деньгах, вот и мотается тут. Но она не буйная, не бойся ее.
— Она думала, что я хочу ее о чем-то спросить.
— Конечно. Ее хлебом не корми, дай кому-нибудь свои бредни рассказать. Только ты ее лучше не слушай, не забивай голову.
И Слава погрузилась в чтение, оставив меня в недоумении. Днем я больше не видела Лию — она ни разу не выходила из купе. И только поздно вечером, когда пришла пора гасить верхний свет, я видела ее стоящей возле коридорного окна. В этот момент она не была похожа на живого человека, скорее на статую, потому что она не двигалась. Вообще. И лишь когда я прошла мимо, она отошла от окна.
— Зря здесь такие неплотные шторы. — сказала она и скрылась за дверью купе.
Памятуя о словах Брониславы, я не обратила на Лию внимания, погасила свет и вернулась в наше купе. Ночью меня мучала бессонница. Бросало то в жар, то в холод, я ворочалась и никак не могла найти удобного положения. Когда же перед самым рассветом я забылась коротким тревожным сном, мне снилось, что из окна на меня кто-то смотрит и я никак не могу скрыться от этого взгляда, а после некто за окном начинает тянуть ко мне руки . «Зря здесь такие неплотные шторы» — отдалось в голове и я проснулась в холодном поту. Отдышалась, выпила воды. За окном проплывал мирный степной пейзаж. Через несколько минут мы должны были остановиться в Жутово. Бронислава, увидев меня, сказала, что я похожа на привидение и велела отсыпаться. Но спать мне не хотелось, казалось, что стоит мне уснуть, как кошмар с человеком за окном вернется и мне некуда будет от него деться. Напарница пожала плечами и предложила выпить крепкого кофе. На кофе я согласилась. После нашего с Броней быстрого завтрака, я вышла в коридор и столкнулась лицом к лицу с Лией. Она посмотрела на меня и под взглядом стальных глаз я не могла двинуться с места.
— Он тебя заметил. Он к тебе присматривается. Оттуда, из теней, видно плохо, но он ищет путь. Закрывай окна, не помогай ему искать дорогу…
И, резко развернувшись, она ушла в свое купе, хлопнув дверью. По спине у меня пробежал холодок. Сумасшедшая, как есть сумасшедшая. Но почему же так тревожно от ее непонятных слов? День прошел спокойно. Переговаривались со Славой, читала книгу, носила чай и постельное новым пассажирам. Под вечер Лия попросила кофе и я, поборов внутреннее нежелание с ней видеться, отправилась относить стакан. Она все также сидела в углу нижней полки, подобрав под себя ноги, словно не меняла положения со вчерашнего дня.
— Спасибо. — сказала она негромко, когда я поставила перед ней стакан.
Я вышла из купе, не дожидаясь, пока она скажет что-нибудь еще. Когда я вернулась в наше с Броней купе, моей напарницы не было. Окно было открыто. Поддавшись внезапному порыву, я закрыла его и зашторила плотной шторой. Только после этого я смогла лечь. Несмотря на то, что во мне остался некоторый страх перед ночными кошмарами, сон пришел ко мне сразу же и унес в свое царство, где явь так тяжело отличить от иллюзорных видений. Мне снова снился человек за окном. Но теперь я видела лишь его силуэт, сквозь ткань шторы. Он щупал окно руками, словно пытался отыскать вход, но это никак ему не удавалось. Тогда он начал колотить руками по стеклу, оно пошло трещинами и в этот момент кто-то отдернул штору. Я проснулась и резко села, тяжело дыша. В купе горел ночник, рядом стояла Бронислава. Окно было открыто.
— Ты чего окно-то зашторила? Смотри, красота какая! — сказала моя напарница.
За окном проплывал ночной город, освещенный десятками огней, похожий на яркую открытку. Я смогла только кивнуть.
— Да что с тобой такое?
— Кошмар… приснился… — выдохнула я и потянулась за водой.
— Что, с Лией говорила?
— Н-нет.. Не говорила я с ней.
Бронислава покачала головой.
— Я думала ты нервами-то покрепче Милы моей будешь, а ты, оказывается, такая же.
Она пошла за водой, а я приоткрыла штору и в ужасе отшатнулась от окна. Сверху, у самой оконной рамы, протянувшись наискось, шла ломаная трещина, и я готова была поклясться, что раньше ее здесь не было. До утра уснуть я так и не смогла. Я металась между тем, чтобы рассказать Брониславе обо всем — о словах Лии, о своих снах и о трещине. И тем, чтобы успокоиться и переждать оставшиеся два дня. Мне совсем не хотелось выглядеть в глазах Славы сумасшедшей, как Лия. Поэтому я предпочла второй вариант и старательно притворялась, что сплю, хотя сама никак не могла выкинуть из головы мысли о трещине в оконном стекле.
Весь следующий день я старательно избегала встреч с Лией. Мне не хотелось слышать ничего, потому что где-то в глубине души мне казалось, что в Лии кроется корень проблемы. Однако вечером мне все же пришлось относить ей чай. Я не хотела говорить о своем страхе с Брониславой, поэтому пришлось отправиться в первое купе. На этот раз Лия сидела у стола, но купе ее по-прежнему не казалось жилым. Свою полку она застелила простыней без матраса, сверху валялась смятая подушка, саквояж оставался закрытым. Я поставила перед ней чай и поспешила скрыться, но все же успела расслышать, как она сказала мне вслед:
— Не того опасаешься. Тебе его бояться надо, а не меня. Как и всем нам. Как и всем…
Она едва слышно рассмеялась, и ее смех показался мне истерическим. Я захлопнула дверь ее купе и бросилась прочь.
В эту ночь я твердо вознамерилась не спать. Перед тем как занять свой ночной пост, я еще раз проверила окно. Трещина была на месте. Бронислава по своему обыкновению почитала журнал, затем погасила ночник, пожелала мне спокойной ночи и отвернулась к стене. Я же зашторила окно, взяла Славин журнал и приготовилась не спать. Продержалась я до тех пор, пока не проехали Троицк, а после мерное постукивание колес и мирное сопение напарницы нагнали на меня дрему.
Кошмар начался ровно с того момента, на котором закончился прошлой ночью. Незнакомец за окном снова колотил в стекло, вот только теперь мне не было суждено проснуться после появления первой трещины. Я в ужасе смотрела за тем, как он колотит по окну и только когда все стекло покрылось мелкими трещинами, готовое разлететься на мелкие осколки, я проснулась, подскочила, больно ударившись о верхнюю полку. Помотала головой, отдышалась, посмотрела на окно и чуть не закричала от ужаса — стекло было покрыто трещинами, в точь такими же, как в моем сне. Я дотронулась до него рукой, чтобы убедиться в реальности произошедшего, и порезала палец об острый край осколка, торчащего из окна. По руке побежала тонкая алая струйка, а резкая пульсирующая боль в пальце подтверждала самое страшное — происходящее было реально.
«Этого не может быть… Это мне кажется… Нет, нет…». Я встала на ноги и отвернулась от стекла. Стоять к нему спиной было страшно, я обулась и вышла в коридор. Стоило мне открыть дверь, как в нос мне ударил странный металлический запах. Я тихо притворила за собой дверь купе, закрыла глаза, глубоко вдохнула, выдохнула. Запах стал сильнее. Я сделала несколько шагов вперед и услышала неприятный, словно чавкающий звук, которым отдавался каждый мой шаг. Посмотрев под ноги, я увидела, что стою в луже чего-то красновато-бурого. Держась за поручень, я присела и тут же снова вскочила на ноги. Это была кровь. Я оглядела тускло освещенный коридор. Табло в дальнем конце поезда не горело. Весь дальний конец коридора погрузился во мрак. Я сделала шаг, стараясь не обращать внимания на чавкающий звук, и посмотрела на дверь первого купе. Из-под закрытой двери тонкой струйкой просачивалась красная жидкость, стекая к моим ногам. «Лия!» — пронзила меня страшная мысль, и я кинулась к двери купе. Она оказалась не заперта. С секунду борясь с обуявшим меня страхом, я ворвалась внутрь и вскрикнула — купе было пусто. Окно, как и у нас, было покрыто трещинами, а металлический запах здесь был гораздо сильнее, он словно окутал меня плотным коконом, отчего к горлу подступила тошнота. Кровь была размазана неровными мазками по стенам, заливала простыни. Саквояж Лии был открыт, одежда валялась на полу в красных лужах. Шторы были сорваны и на них отпечатались чьи-то ладони, которые тоже были испачканы кровью. Я закричала, уверенная, что на мой крик сбежится пол вагона, что сюда ворвется Бронислава, такая смелая, такая сильная, не верящая ни в какие ужасы, но никто не пришел. Я выбежала в коридор и бросилась прочь от купе, оставляя кровавые следы от туфель на ковре. В середине коридора я остановилась, пытаясь отдышаться. И в этот момент до меня донесся странный глухой стук, словно кто-то полз по полу, выстеленному ковровой дорожкой. Сердце колотилось внутри, готовясь проломить ребра. Не знаю зачем, но я повернула голову в сторону неосвещенной части коридора. Оттуда, из темноты, ко мне тянулась человеческая рука. Но от человеческого в ней осталось мало-сероватая, покрытая коричневыми пятнами запекшейся крови, она стучала длинными пальцами по ковру, словно пыталась притянуть за собой своего обладателя. Не помня себя от страха, я кинулась к первому попавшемуся купе и стала колотить в дверь, что было сил, но мне никто не ответил. Я бросилась дальше, колотила во все двери, но ответа снова не было. Под ногами по-прежнему чавкало, а сзади раздавался все тот же глухой стук, но у меня не было сил обернуться, слишком сильно я боялась увидеть своего преследователя.
— Да откройте же! Кто-нибудь! — закричала я в исступлении, но двери оставались закрыты.
Тогда я кинулась к нашему с Броней купе — оно то должно быть открыто, я не запирала двери, когда выходила в коридор. Рядом с нашим купе кто-то стоял, но я не могла различить лица. Как же мне сейчас нужна была Слава! Рациональная, спокойная Слава, которая бы убедила меня, что все это лишь ночной кошмар, этого не может быть на самом деле… Раздался сухой щелчок — у меня сломался каблук. От купе меня отделяло всего несколько шагов, когда кто-то сзади тронул меня за плечо.
— Слава! — крикнула я силуэту впереди — Слава, помоги мне!
— Да не кричи ты! — раздался сзади знакомый голос. — Не смотри туда!
В эту же секунду темный силуэт впереди метнулся к стене и исчез. По стене мимо меня метнулась куда-то черная тень и исчезла в неосвещенной части коридора. Я обернулась, как в замедленной съемке. Позади меня стояла Лия. А на полу за ней длинным темным пятном лежала тень. Слишком объемная, слишком длинная, какой не могло быть при такое освещении. Лия подала мне руку, вместе мы дошли до ее купе, под ногами по-прежнему хлюпала кровяная лужа, а после я потеряла сознание… Очнулась утром, лежа на полке. За окном давно рассвело, мимо проплывал Каменск-Уральский. Купе было не наше, а напротив меня сидела Лия. Я резко села, отчего сразу же закружилась голова. Во рту было сухо, в глазах двоилось.
— Долго спишь. — сказала Лия, наливая мне воды в стакан. — Хотя, неудивительно…
Я взяла стакан в руки, в несколько глотков выпила воду, и стала осматривать купе. Оно было чистым. Никаких следов того, что вчера все здесь утопало в крови. Никаких потеков или следов от окровавленных рук. Рядом с полкой стояли мои туфли, дрожащей рукой я подняла одну из них, ту, у которой был сломан каблук. Подошва оказалась чистой. Поставив туфлю на место, я осмотрела свои руки. На пальце резко выделялась красная полоса — след от вчерашнего пореза. Значит, я не выдумала вчерашний вечер, и он мне не приснился.
— Верно, это был не сон. — предвосхищая мой вопрос сказала Лия. — Ты впустила его в реальность, потому что не захотела меня выслушать.
— Кого? Кого я впустила?.. И как?
Лия взяла меня за руку:
— Твой порез. Твоя кровь на оконном стекле дала ему возможность войти. Он всегда искал и жаждал крови… Даже теперь.
— Кто такой… он?
— Убийца.
Лия закрыла глаза, откинулась на мятую подушку и начала свой рассказ. Двадцать лет назад, в это самое время, в этом вагоне, и даже в этом самом купе ехал человек. Он ехал здесь не один — с другом, они выпивали и всю дорогу мешали другим спокойно жить. А потом на одной из станций человек сошел с поезда один. То была ночь, и когда поезд отъехал от станции, проводница попыталась открыть дверь в купе, но она оказалась заперта. Туда стучали, колотили, но вскрыть ее так и не удавалось, хотя никакого сложного замка в купе не было. А под дверью была лужа крови. До следующей станции от пассажиров старались скрыть произошедшее, по вагону ползли слухи и запах, который не спутаешь ни с чем другим. То был запах смерти. На следующее утро, на крупной станции купе вскрыли и обнаружили труп. Человек, вышедший прошлым вечером, зарезал своего попутчика ножом. Говорят, это было ужасно — все купе в крови, а окно разбито, потому что он пытался спастись, выбив стекло… Опросили пассажиров, никто ничего не слышал и не видел, как обычно бывает в таких ситуациях. Никто не знал, и не додумался спросить у маленькой девочки, видела ли она что-нибудь. А она видела многое, чего ей видеть не стоило. И она знала, что он знает — она видела. Потому что перед тем, как сойти на станции, он велел ей никому не говорить. И был уверен, что она не скажет… Она перестала говорить на некоторое время вовсе, слишком сильным был шок. Зато начала видеть то, чего не видели остальные. То, как по вагону ходили и шептались длинные черные тени, которые тоже все видели… Убийца не остановился на одной жертве. Он убил еще троих. И в тот момент, когда у него была возможность сбежать, он отчего-то вновь сел на этот поезд. В тот самый вагон. Его опознала проводница и на следующей станции их уже ждала полиция. Но до станции он не доехал — ночью весь вагон разбудили страшные крики из закрытого купе, того самого, где ехал убийца.
— Они заставили меня вернуться! Они не отпустили меня, они хотят меня убить! Тени… они повсюду… Откуда столько теней?! Помогите! Помогите же кто-нибудь!
Но дверь в купе оказалась заперта, и никто не смог войти. Наутро его нашли в купе задушенным. А на столе лежала записка, в которой было сказано : «Они заставили меня вернуться сюда, они не простили пролитой крови… Тени не прощают… Это конец…». Орудие убийства так и не было найдено. Дело закрыли.
Это могло бы быть концом этой довольно странной истории, которая оставила после себя много неразрешенных вопросов. Но тени действительно не отпускают. Поэтому девочка, бывшая свидетелем преступления, однажды тоже вернулась в этот вагон. И начала видеть его… Того, кто совершил зло. Тени объяснили ей — ее долг охранять людей от него, того кто и после смерти может причинить вред. И она согласилась. Ездила в этом вагоне несколько раз в год — в те самые дни, в которые когда-то он убивал своих жертв. Предупреждала, оберегала, и ей удавалось. Он успокоился, затаился и долгое время не являлся живым. Но стоит только кому-нибудь пролить в вагоне кровь и все начнется снова.
Лия умолкла. Некоторое время мы обе молчали, а потом я спросила:
— Та девочка… Вы?
Она молча кивнула.
— Твой порез. Если бы ты не стала касаться стекла, все могло обойтись. Но я не виню тебя, это все он. Все зло здесь только от него.
— Что же теперь делать?
— Пережить сегодняшнюю ночь. Теням нужна жертва, которая могла бы искупить совершенное зло.
Дверь в купе резко распахнулась и на пороге возникла Бронислава:
— Лидка! Ты куда провалилась?! Я тебя полдня уже ищу!
Я подскочила с полки, обула туфли со сломанным каблуком и выскочила в коридор вслед за своей напарницей. Она почти втащила меня в наше купе, закрыла дверь и набросилась на меня:
— Я здесь зашиваюсь, а ты там с Лией лясы точишь! Понравилось байки сумасшедшей слушать?! А она и рада тебе заливать. Вот и Милка также уши развесила, сама себя до срыва довела. Хочешь также?!
— Слава, это не байки. Я все видела сама.
Видимо мой тон и мой вид убедил Брониславу, что сейчас со мной лучше не спорить. Я переменила туфли, выпила чашку крепкого кофе и хотела вернуться к Лии, но Слава не спускала с меня глаз. Тогда я полезла в интернет за подтверждением сказанного. Все, сказанное Лией, оказалось правдой. В одной из статей мне попалась фотография убийцы. Я поспешила закрыть интернет и осмыслить прочитанное. Лия говорила правду. Впрочем, в этом я уже и так не сомневалась, и от того предстоящая ночь казалась еще страшнее. В купе Лии я пришла ближе к вечеру. Мы просто сидели молча друг напротив друга, а за спиной у Лии плясали черные тени, словно нависая на дней неестественными рваными очертаниями. Я хотела отвернуться и смотреть в окно, но оно было зашторено плотной шторой, поэтому я просто закрыла глаза, а когда открыла теней за спиной у Лии уже не было.
— Они не причинят тебе зла. — сказала Лия. — Для тех, кто чист душой, они безопасны. Они мстят лишь тем, у кого внутри чернота. Поэтому они заставили его вернуться…
Сидя на полке, я забылась беспокойным сном. На этот раз мне снилось, что маленькая девочка, видевшая убийцу — я сама. И весь ее ужас, испытанный тогда, словно передался мне. Сон был осязаемым, реальным, густым, из него невозможно было вырваться. Проснулась я от того, что в дверь купе кто-то настойчиво стучал. Лии рядом не было. Я встала с полки, открыла дверь и увидела на пороге испуганную Брониславу:
— Лида! Что же это такое делается?! — выдохнула она, врываясь в купе. И тут же закричала также, как я вчера — купе снова было вымазано кровью. — Что происходит?
Я вышла в коридор. Все здесь было таким, каким запомнилось мне вчера — кровавые лужи, битые стекла, неосвещенный коридор, погасшее табло. А в конце коридора стоял чей-то темный силуэт. Но сам вагон изменился, теперь он казался живым — стены не были больше похожи на обычные стены, они словно дышали, вздымаясь в такт биению колес и моего сердца. Я коснулась стены и она показалась мне человеческим телом, а не куском холодного металла. Сзади меня стояла Бронислава, тяжело дыша. Темный силуэт двигался на нас, вскоре, он вышел на свет и в его лице я узнала человека с фотографии в статье. Руки… Его руки — такие, как видела я вчера на полу. Потемневшие со странными пятнами. Снова закричала Слава, а по стене ползли черные тени, тянулись когтистыми руками к убийце, словно желая опутать его своими темными путами, не давая двигаться. Внезапно погас свет и коридор погрузился во мрак. Я не видела ничего, и не слышала тоже. Внезапно все вокруг погрузилось в тишину, настолько непроницаемую, что не было больше слышно не стука колес, не дыхания ожившего вагона. Я попыталась нащупать в темноте руку Брониславы, но мне этого не удалось. Что-то коснулось моей руки и я закричала так, что от собственного крика закладывало уши. Нечто отпустило меня, и я кинулась бежать, не разбирая дороги. Под ногами все также противно хлюпало, я чувствовала, что кто-то бежит сзади. Коридор вагона вдруг стал бесконечно длинным, и конца ему не было. Темнота стала практически физически ощутима, и в это время с невообразимым грохотом разлетелось стекло, затем еще одно. Стекла гремели и сыпались на пол тысячами осколков и из них тянулись длинные черные тени. В середине вагона зажегся свет — там все еще стоял убийца. За спиной у него была Слава, а из окна тянулись к нему длинные руки. Он закричал и его крик показался мне звериным, темнота поглощала его и через несколько секунд все было кончено. В этот момент в коридоре появилась Лия. Она посмотрела на меня, а потом шагнула в темноту, и свет погас снова. Несколько невообразимо долгих мгновений я просто стояла, боясь пошевелиться, а потом свет зажегся, осветив испуганную Брониславу, затем центр вагона, а после загорелся и прямо у меня над головой. Я посмотрела на пол — кровавые лужи впитывались в ковер, исчезая на глазах. Потеки исчезали с дверей, окна не были разбиты. Нетвердой походкой я подошла к Брониславе, мы обнялись и так и стояли, пока поезд не начал замедлять ход. На следующее утро мы прибыли в место назначения. Только утром я смогла заставить себя войти в купе Лии. Ее там не было. Не было и ее вещей — закрытого саквояжа, бутылки с водой, чайного стакана, и даже постельного белья, которое я собственноручно ей выдавала. Лишь на столе лежал клочок бумаги. Я взяла его в руки. «Тени не отпускают. Они ждут искупления… Я могла остаться, и присматривать за ними, но это тяжело. Пусть лучше все будет кончено, завершено и никто больше не будет в опасности. Теням нужна была жертва. И они получили ее. Прощай, Лида. Я ни о чем не жалею, не жалей и ты.» Я несколько раз перечитала записку, затем сунула ее в карман и отправилась собирать белье. Мысли мои пребывали в полнейшем беспорядке. После того, как все пассажиры разошлись и мы с Брониславой остались одни, я хотела достать записку и прочитать ей, но записки в кармане не оказалось. Она просто исчезла.
Мила, оставшаяся в Адлере, подлечила нервы и стала воспринимать все случившееся с ней, как страшный сон. У ее старшей сестры появилось несколько седых прядей в светлых волосах, но о природе их происхождения Миле она решила не рассказывать. Иногда, собираясь у Брониславы, после выпитой бутылки вина, мы вспоминаем о произошедшем и каждый раз задаемся вопросом, что же это было на самом деле?
Из тринадцатого вагона мы ушли, несмотря на то, что через пару лет его дурная слава развеялась и никаких сверхъестественных происшествий там больше не случалось.
Иногда, долгими летними вечерами, когда розовато-оранжевые пламенеющие закаты медленно переходят в ночь, я вспоминаю Лию. Но каждый раз из памяти моей исчезает какая-то деталь ее образа — какого цвета были ее волосы, во что она была одета, каким был ее голос. И лишь глаза цвета стали навсегда крепко отпечатались в ней. Кем она была? Не знаю. Знаю лишь, что она спасла меня, и не только меня одну.
Мила осталась работать на железнодорожной, но редко ездит в долгие рейсы, ей по душе короткие путешествия. Она стала напарницей моей бывшей коллеге Ирочке. А мы с Брониславой после пережитого работаем вместе. О произошедшем мы долгое время не рассказывали никому, боясь , что нас сочтут за сумасшедших. Но время лечит, убеждая, что облегчить собственную ношу иногда важнее, чем казаться окружающим абсолютно нормальной. Поэтому я и решилась на этот рассказ.
По прошествии стольких лет, я постепенно перестала бояться открытых окон, снова могу засыпать без света, и меня редко мучают кошмары. Лишь иногда, идя по длинному вагонному коридору, выстеленному ковровой дорожкой, я оглядываюсь назад, чтобы убедиться, что тень у меня самая обычная, моя, вовсе не похожая на длинные тени, обитавшие когда-то в тринадцатом вагоне. А может быть, обитающие по сей день.
Автор — Helena
Текущий рейтинг: 53/100 (На основе 76 мнений)
