Возвращение черненской ведьмы

Эта история была написана участником Мракопедии Таинственный Абрикос. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.

1

Адрес бабушки — Ленинский Проспект, дом 247. Дафна Сорокина сразу заподозрила, что будут проблемы.

Как может старушка занимать целый дом? Наверное, многоэтажка, просто забыли вписать квартиру. Придётся обзванивать соседей и спрашивать — не здесь ли проживает Алла Ионовна? А милейшие провинциалы будут отвечать, что нет, не здесь, — и лучше бы старая ведьма скорее подохла!

Но оказалась, что Дафне не придётся никого беспокоить. Ленинский Проспект, дом 247 — такой адрес действительно существует.

В Чернях.

А Черни — это не район, а недоразумение. Даже по меркам нашего провинциального города.

На картах он обозначен как частный сектор вдоль магистрального Ленинского Проспекта. Полторы сотни домиков деревенского вида занимают косой треугольник, примерно в два с половиной обычных квартала. Но в этой деревне нет ни полей, ни выгона, ни загадочного леса.

Северней — огромные недостроенные корпуса забытых заводов, огороженные двухметровым забором. Небо горит в узких окнах, внизу буйствует поросль, кое-где проросла одичавшая рябина. Лазить туда запрещено, но каждое лето из-за забора доносятся детские крики.

Восточней — серые пятиэтажки микрорайона Восход. Восход — наш рекордсмен по убийствам и обороту наркотиков.

Южнее — заболоченный берег Двины, камыши, Почерневшие от времени деревянные опоры моста торчат из воды. Мост сгорел ещё в девяносто втором.

Западней — старое Вольское кладбище с арочными входами. Там давно не хоронят и туда давно не ходят. Родственники погребённых тоже поумирали и закопаны на обширной Волынке

Одним слово, Черни — чудесное место. Вода из колонки пахнет метаном.

Маршрутка выплюнула Дафну на почти неповреждённую автобусную остановку. Рядом, ниже уровня тротуара — деревянные заборчики. Планки приколочены крест-накрест и выкрашены в зелёный. Дальше, в сырой тени разросшихся яблонь, доживают своё двухэтажные деревянные домики с тусклыми стёклами. Идти к ним надо по кривой тропинке и постараться не наступить в чужой парник.

Стоял летний полдень, жаркий и безлюдный. Это и к лучшему. Приятно, когда никто на тебя не смотрит.

Сорокина была в тёмных вельветовых брюках и длинной серой куртке до колен. Она ощущала себя слишком столичной для заболоченного райончика.

Дафна пела в московской готик-металлической группе Daphne. Сначала было, разумеется, Daphna, но потом переименовались, чтобы усилить тайну. Эразмус, клавишник, когда-то пытался учиться на историка и открыл, что слово “daphne” — многозначительное. По-гречески так называется лавр, а на латыни — волчеягодник.

Дафна пела по-английски, — группа смотрела на западный рынок. Но западный рынок, похоже, смотрел в другую сторону.

Где же 247? И какая сила согнула проржавевшие таблички с номерами домов, что прикручены двумя шурупами? К тому же, на двери каждого домика — по листу белой бумаги.

От этих белых прямоугольников рябит в глазах. Что на них написано? Дафна уже собиралась подойти и заглянуть — в конце концов, дорожки здесь общие. Но тут она заметила пустую дверь, где листка не было. Перевела взгляд на номер дома — 247.

Бабушка не захотела вешать бумажку. Или не успела.

Дом ничем не особенно от соседних. Просевшая двускатная крыша, к стене прислонился сарайчик, крытый железным листом. Кривая яблоня. Огородные грядки заросли неведомыми травами.

Дверь, разумеется, заперта.

Дафна постучала:

— Бабушка!

Никакого ответа.

Хотя… какой может быть ответ, если она умерла?

Дафна начала обходить дом. Вдруг получится отыскать зацепку.

Родители говорили про какую-то Лиду. Кто такая Лида — Дафна так и не поняла. Они, похоже, тоже. Видимо, какая-нибудь старушка, предсмертная подруга, какие бывают у людей у последней черты. Эта Лида и должна помочь с похоронами.

Но кто бы помог с этой Лидой?

Дафна не раз пела про похороны. Но это были похороны аристократические, XIX века. Сорокина была на современных похоронах всего раз, в настолько далёком детстве, что не помнила, кем ей приходился покойный.

Дафне как раз исполнилось восемь. Хоронили дедушку, чьё лицо она так и не увидела. К нему ехали долго, на автобусе и троллейбусе, а потом оказались в двухкомнатной квартире, куда набились незнакомые родственники.

Покойный лежал в гробу посередине большой комнаты, укрытый тюлью, и никому не мешал. Дафна запомнила его шляпу на тумбочке, что в прихожей, — серую, с ложбинкой, какие носят пенсионеры.

Дафне дали апельсин — магазинный, с чёрным ромбиком на боку. Она принялась катать его по столу. К покойному подошла какая-то старушка, начала картинно рыдать и убиваться. Подошла другая старушка и увела первую.

— Ну,— сказала Дафна, когда на неё стало смотреть слишком много глаз,— Знаете… Между прочим, мне тоже не весело!

Потом она оказалась во дворе. К ней представили шестнадцатилетнего парня, который казался ей утомительно взрослым. Он запрещал ей поднимать с земли блестящие кусочки кремния.

— Ты понимаешь, что я за тебя отвечаю?— кричал на неё невольный опекун.

— Ну и что?— Дафна и правда не понимала.

Потом покойного погрузили в автобус и тот тронулся. А Дафну увели домой. И больше она ничего про тот день не помнила.

Домик был невелик, но обходить его по отросшей траве оказалось непросто. Дафна сама не знала, что собирается здесь найти. Это напоминало древний и дурацкий колдовской ритуал — “обойди трижды посолонь и четырежды противосолонь”...

Но какой в этом смысл? Что может оказаться на другой стороне дома? Вторая дверь? Или неведомая Лида решила задержаться, чуть-чуть покопать чужой огород?..

Куст смородины. Перезрелые сиреневые ягоды похожи на волчьи. Рядом по земле

прыгает сорока. Здоровенная, белобокая, с длинным-длинным хвостом. Хвост, как и положено, отливает зелёным.

Птица заметила Дафну. Но непохоже, что испугалась. Неужели почуяла тёзку?.. Глянула чёрным глазом — и давай опять прыгать.

— Сорока-сорока, как мне в дом попасть?— осведомилась Дафна.

Птица снова зыркнула глазом. Прыг! Прыг! Прыг! — и вот юркая птица проскользнула у неё под ногами. Дафна невольно проследила взглядом — и только сейчас заметила в земле деревянный люк.

Она видела такие на каникулах, под многоэтажками сурового Донецка. Горожане хранили там картошку.

Здесь, на берегах Двины, картошку тоже любят. И хранят её там, откуда она приходит — в земле.

Люк был без замка — логично. Кому придёт фантазия воровать картошку у мёртвой старухи?..

Дафна приподняла крышку. Её тут же обдало сырым картофельным запахом.

В хранилище было удивительно пусто. Сколько она не вглядывалась — перед ней только ступени вниз и темнота. Тёплый и жёлтый, как мякоть пирога, свет солнца выхватывал лишь кусок белой стены — видимо, бетонный фундамент.

И что теперь?

Сорока подпрыгнула и нырнула вниз. Чего ей там надо? Дафна не выдержала и начала спускаться следом.

Внутри подвал оказался куда просторней, чем выглядел снаружи. Она спускалась всё глубже и глубже, но лестница не кончалась. Вот нога коснулись пола — и оказалось, что Сорокина ушла под землю с головой.

Под ногами — холодная, утрамбованная глина. И никакой картошки. Интересно, зачем бабушке такое глубокое картофелехранилище? Сюда можно высыпать, наверное, целый самосвал и ещё место останется.

Дафна спохватилась и включила на мобильнике фонарик — тот удивительный режим, который нужен, кажется, только чтобы включаться некстати. Обшарила стены и пол конусом бледного, как саван, света.

Помещение оказалось на удивление просторным. На полу даже валялись несколько картофелин. Конечно, немного, но если съедать по две-три в день, то сможешь пережить зиму.

Три стены — глинобитные, покрыты досками. Четвёртая — оштукатуренный цемент фундамента. У подножья, на уровне ног — чёрная нора, прямо в стене.

Сороки нигде не видно. Как она умудрилась вылететь?

Дафна опустилась на колени и попыталась туда заглянуть. Просто так, для порядка. Сначала не увидела ничего, только пряный травяной запах ударил по ноздрям, словно в цветущей летней степи. Сорокина подалась вперёд, ещё глубже — и вот она уже лезет.

“Изойдеша норой земляною”,— как любил говаривать Эразмус. Он вынес с истфака столько древних словечек, что было непонятно — как же клавишник ухитрился его не знакончить, с такими-то знаниями?..

Дафна выпрямилась и посветила фонариком. Снова обшитые деревом стены. Со всех сторон — полки с закатанными трёхлитровыми банками. Над банками развешены пахучие до одури снопы сухих трав, скрученые бечёвками.

Потом подняла голову и увидела над собой квадрат синего света.

2

Так. И куда это я попала?

Если Дафна прикинула правильно, лаз должен был привести её в основной погреб, под домом.

Приглядевшись, она поняла, что так и есть. У неё над головой — квадрат открытого люка.

Приглядевшись ещё, она смогла разглядеть кусок провода на потолке. Провод, скорее всего, шёл к люстре.

Дафна вытянулась и встала на цыпочки. Ей удалось дотянуться до края, но только кончиками пальцев. В жизни она была намного короче, чем в творчестве.

Как же выбраться? Должна быть лестница — но её нет. Как нет ни бабушки, ни загадочной Лиды.

Что за беспорядок царит в хозяйства покойной Аллы Ионовны? Дафна ещё толком не забралась в дом, но уже это чувствовала.

Пришлось карабкаться, как на верхнюю полку в поезде — одна нога на левую нижнюю полку, другая на правую. К счастью, прохладный подвал был достаточно тесным для такого манёвра. Космы пыли, облепившей трёхлитровые банки, липли на пальцы и казалось, она касается мохнатых пауков.

Дафна выползла из открытого люка, словно из полыньи. Легла на половик и какое-то время просто смотрела в потолок, чтобы отдышаться. Живот от непривычки заболел, локти саднили, а пыли вокруг было столько, что она чуть не расчихалась.

Наконец, пыль улеглась и Сорокина смогла различить запах. Это был затхлый, сухой и тяжёлый смрад старушачьего пота. Он пропитал здесь, наверное, всё — стены, занавески, дерево косяков и подоконников.

Где-то тикали часы. Дафна поднялась и отправилась на разведку, ориентируясь по их стуку.

Дом оказался намного теснее, чем казался снаружи. Неужели и замки с картинок настолько тесные?

Примерно размером с однокомнатную, или очень тесную двухкомнатую квартиру на отшибе большого города. В таких доживают своё старушки, забытые родственниками и ненавидимые соседями.

Обстановка — не столько бедная, сколько затрапезная. Потемневшая от времени мебель, которая и при советской власти считалась дешёвой. Шкафы и тумбочка из прессованных опилок, каким место в тюрьмах или провинциальных детских садах.

Вместо печки — газовая плита с отбитой эмалью на боку. Откуда она здесь? Хотя нет, в сё верно, это же город.

Дафна припомнила, что видела на улице жёлтую трубку газопровода. Во времена печек тут было, наверное, совсем не повернуться.

На убранной двуспальной кровати — покрывало цвета красного вина. Под ним — простыни, наверняка пропитанные потом и прелые. Дафна уже решила, что лучше будет спать на полу, чем на этой кровати. Вдруг там кто-то умер… например, бабушка.

Икон или чего-то подобного нет. Дафну это не удивило. Она давно не бывала в квартирах с иконами.

Где же ящик с рассадой? У каждого огородника на окне должен быть ящик с рассадой… Дафна поискала, порыскала, а потом сама усмехнулась своей наивности. Какая рассада в летние месяцы?

Под обеденным столом — совсем другой ящик, с высокими бортами, и накрытый газетами. Там — всё же банки, внутри плавает что-то чёрное, а сам ящик густо пахнет грибами.

Газета была за 1996 год. Что-то криминальное, про разборки, пришельцев, проститутка загрызла негра.

На первый взгляд — всё чисто. Но стоит приглядеться — и то в углу, то на краю за отставшим краем обоев, то на подоконнике завалялся липкий старушачий хлам. Вроде бы ничего опасного, а посмотришь — и тошнота подкатывает к горлу. При первой возможности — выкинуть! Вы-ки-нуть!

А бабушки нет.

Может быть, умерла?

Сорокина не ощутила укола скорби. Ей было тяжело — но это от затхлости. Даже на тех похоронах квартиру сперва проветрили.

...Если бабушка умерла, Дафна может здесь поселиться. В домике можно даже обустроить студию — поставить на кухне пульт, сделать в комнате дверь из прозрачного пластика, а в кладовке хранить инструменты. И записывать местных школьниц — вдруг из них получатся звёзды абстрактного хип-хопа...

Фантазии звучали забавно. Но ни жить, ни работать в таком доме Дафна не сможет. Эразмус — смог бы, он способен дышать стариной, но не Дафна.

Атмосфера тут — как в домике Янки Дягилевой. А Янка кончила плохо.

И кому сейчас нужна студия? Даже смартфон пишет не хуже, чем лучшие студии шестидесятых.

Здесь даже родители жить не станут. Стены стоят, но внутри всё состарилось. Такие дома надо продавать — но кто их купит?.. Здесь нет даже старого пианино.

— Алла Ионовна!— крикнула Дафна.

Разумеется, никакого ответа.

Что-то мельтешила на краю взгляда.

Та самая сорока! Такая же наглая и здоровенная. Прыгает по столу, вокруг пустой жестянки из-под консервов.

Тушёнка Лидская. Может, Сорока это и есть Лида?

И как эта птица может помочь? И, что ещё интереснее, как она ухитрилась сюда пробраться? Окна закрыты, духота жуткая. Неужели тоже под землёй лезла?

Сорока прыгала и прыгала. Только бы ей не вздумалось нагадить на стол! Дафна поискала клетку, но ничего подобного не нашлось ни на кухне, ни в комнате. Тогда она стала искать по карманам орешки.

Орешки — это проклятие. Наверное, дело в масле. Покупаешь упаковку, съедаешь пару штук. А потом лопаешь одну за другой. Наконец, ты устаёшь живать, сворачиваешь полупустой пакетик пополам, суёшь в карман. И забываешь про него на полгода.

В карманах нашлось два таких полупустых пакетика. Орешки звонко посыпались в банку.

Сорока подскочила к банке, ущипнула один орешек, другой. Наклонила голову и хитро блеснула глазом в сторону Дафны.

И тут Сорокина ощутила, что тоже проголодалась. Она ещё с Москвы ничего не ела.

Надо поесть. Конечно, что-то можно поискать в приземистом холодильнике, но Дафна не нашла в себе сил даже его открыть. Лучше сходить в магазин и разогреть, как положено.

Ключ висел на гвоздике, в прихожей по соседству с пальто без двух пуговиц. Либо у бабушки был второй ключ, либо она покинула дом другим способом. Как сорока.

Всё это было так сложно, что Дафна не хотела об этом пока даже думать. Сначала поесть, остальное — потом.

Она замерла на пороге, удерживая полуоткрытую дверь:

— Ну что, полетишь?— спросила она сороку.

Птица опять сверкнула глазом, и продолжали прыгать вокруг кормушки. Ну да, понятно. Снаружи, конечно, свежее, но там нет банки с бесплатными орешками.

Ну, птица, как знаешь.

3

В Чернях не было даже своего ларька. Большой сетевой продуктовый расположился через дорогу, уже в многоэтажках.

Прохладный магазин казался до жути просторным. Дафна поймала себя на том, что прикидывает, какая еда может потребоваться на поминках. Она, как могла, выкинула из головы дурные мысли и купила просто еды — себе и сороке.

На обратном пути она заметила на краю Черней два симпатичных коттеджа. Светлого кирпича, с арочными галереями на втором этаже и крошечными подстриженными туями прямиком из ландшафтного магазина. Похоже, хозяева богаты и не стесняются.

Дафна снова спустилась к деревянным домикам и вдруг заметила, что среди зарослей движется кто-то неуклюжий, в чёрной куртке не по сезону.

Это была старуха. Толстая, горбатая, изуродованная неправдоподобно глубокими морщинами, она была похожа на слизняка.

Рядом с ней Дафна вдруг поняла, почему её друзья так любят смеяться над православными бабушками. Молодёжи не было дело до православия, они просто защищались от собственного страха. Никто не хочет стать вот такой — а ведь со временем все мы такими станем...

— Простите, пожалуйста,— обратилась Дафна к старухе.

Сорокина говорила как можно громче — помнила, что слух у стариков слабый.

— А!— отозвалась старуха удивительно чистым для её возраста голосом. Она не повернула голову, а продолжала тупо смотреть перед собой, словно какая-нибудь неожиданная стена могла встать между ей и её домиком.

— Вы знали Аллу Ионовну?

— Что?!

— Алла Ионовна! Она жила вон в том доме.

— А!

— Я её внучка.

— Что?

— Внучка я! Аллы Ионовной!

— А!

— Вы не знаете, где она, что с ней случилось?

— Что?

— Может быть, она умерла?

— А!

Старуха вскарабкалась на порог деревянного домика, такого же затрапезного, как у Аллы Ионовной. Только стены были не зелёные, а тускло-красные, цвета засохшей крови. С четвёртой попытки старуха-слизняк отперла дверь, обитую драным чёрным дерматином, и скрылась в смрадных недрах своего жилиза.

Дафна машинально ответила, что никакой бумаги на дверях нет. Как не было бумаги на дверях Аллы Иновной.

Что же это были за бумаги? Дафна подошла к домику, где такая была. Справка извещала, что, вопреки постановлению некоего Лисункова, дом приватизирован, находится в частной собственности и этот Лисунков может идти лесом.

Ага!— подумала Дафна. Посмотрела на другом доме — там было написано то же самое. Ноги вязли в рыхлой почве заброшенных грядок.

Кое-что прояснялось. Но живот приказывал вернуться домой.

В доме ничего не изменилось. Сорока порхала под потолком. Древние часы с дыркой вместо кукушки (Дафна только сейчас их заметила) по-прежнему стучали, хотя было заметно, что гири давно уползли вниз и стрелки, скорее всего, так и будут вечно показывать три часа дня.

Дафна насыпала сороке добавку и пошла за кастрюлей. Будет здорово, если есть хоть одна чистая, без заплесневелой гадости на дне.

Кастрюля действительно нашлась, красная в крапинку. Дафна набрала воды, поставила её на плиту...

И тут кто-то схватил её за ногу.

Дафна охнула, рванулась назад. Отяжелевшая кастрюля поползла по плите, сорвалась и с гулким звоном рухнула на пол, окатив ноги и половик ещё холодной водой.

Сорока под потолком восторженно застрекотала и спикировала на дырявые часы.

Ну и ладно,— тупо соображала Сорокина, разглядывая палас, на её глазах ставший болотом,— высохнет, высушим. Я же не могу залить соседей снизу. Никаких соседей снизу у меня нет — вот почему хорошо, когда свой дом…

А что у меня с ногой?

Дафна перевела взгляд и увидела руку.

Сморщенную старческую руку. Скорее всего, женскую.

Рука начиналась за плитой и заканчивалась прямо возле лодыжки. Никаких признаков жизни. Похоже, Сорокина задела руку, когда ставила кастрюлю.

Дафна набралась мужества, наклонилась и потянула руку на себя. Та без сопротивления вывалилась наружу целиком.

Дафна заглянула за плиту и убедилась, что тела там нет. Впрочем, тело бы туда и не поместилось.

Преодолевая тошноту, Дафна подняла руку с пола и, как могла, рассмотрела её.

Рука. Человеческая. Сорокина не сильна в анатомии, но судя по пальцам — женская. Нет, кровь не хлещет. Как не хлещет она из замороженной туши, что висит в морозиловке скотобойни.

Возможно, бабушкина.

(А где тогда остальная бабушка?)

4

В первых двух домах Сорокиной никто не ответил. Наконец, свежевыкрашенная дверь дома 241 открылась и на пороге появилась улыбчивая женщина лет сорока с короткими рыжими волосами.

Она выглядела очень приятной. Дафне даже не верится, что в Чернях бывают такие милые люди. Так что большая часть тяжёлых вопросов застряла в горле. Зачем огорчать человека вопросами, на которые он всё равно не сможет ответить?

Поэтому Дафна спросила только про бумаги на дверях.

— Мы повесили их специально для застройщиков,— ответила приятная женщина,— Тут собираются сносить дома и застраивать многоэтажками. А городской исполком постановил, что просто так сносить дома нельзя.

Дафна подумала, что идея застроить район заново — не такая уж и безумная. Она не против обменять гнилой дом на тесную квартиру. Жить в ней, конечно, тоже не станет. Но квартиру можно сдавать. Это небольшой, но доход.

— Они предлагали переселиться,— продолжала женщина,— Но куда-то на Вульку. Словно издеваются. Есть другие варианты, они прекрасно это знают.

Теперь ясно, почему на некоторых дверях нет заветного листочка.

Тем, кто в красивых коттеджах, переселение не грозит. Такие домики будут только завлекать небогатых мечтателей об уюте.

У старушки-слизняка другой случай. Она едва ли помнит о существовании. У неё всего два слова осталось — “А!” и “Что?”.

А какой из случаев — её? Почему нет заветной бумаги на доме Аллы Ионовной? Судя по обстановочке, тот же случай, что... Повезло, если она просто умерла раньше.

Думать дальше не хотелось. Неужели нет более простых и важных вопросов? Например, где можно такую бумагу раздобыть?..

— И что теперь будет делать застройщик?— спросила Дафна.

— Я думаю, вам лучше спросить у представителя. Вон она идёт.

Действительно, неподалёку от остановки остановился новенький Форд Фокус. Он сверкал, как сверкают машины в рекламных буклетах. Из Форда выбралась мелированная леди в костюме со слишком широкими плечами.

— А что с Аллой Ионовной?— продолжала расспросы Дафна, не отводя глаз от Вы не знаете, куда она делась?

Приятная женщина задумалась.

— Как она выглядит? Здесь много старушек, я пока не запомнила всех.

Дафна только сейчас поняла, что не знает, как выглядит бабушка. Надо было лучше готовиться к разговору. Может, где-то в домике завалялась фотография… нет, глупости. В бабушкином возрасте уже не фотографируются, — если ты не Оззи Осборн.

— Не важно,— Дафна не могла отвести взгляд от офисной леди,— Вы не запомнили, здесь были в последнее время какие-то похороны?

— Бабушек тут много. Они только кажутся вечными. Почти каждый три месяца — то одна, то другая. Если ближе к реке посмотрите, там дома уже заброшены. Стоят такими… гнилушками.

Заброшены, значит. И бумаги на них не висят.

Девица на каблуках приближалась. Дафна поблагодарила за информацию и пошла наперерез.

— Вам что-то нужно?— осведомилась мелированная.

Сорокина поняла, что забыла спросить у женщины про бумагу.

— Я насчёт переселения. Мой адрес…

— Соберите всех!— сказала мелированная.

— Что?..

— Соберите всех, кто здесь живёт!

Приятная женщина тоже подошла ближе

— Простите?..

— Вы здесь живёте?— повернулась к ней представитель застройщика,— Кто ещё?

— Ну, разные люди. Многие сейчас на работе.

— Ладно. Не важно. Вы, похоже, много кого тут знаете, передадите остальным.

Мелированная машинально развернула планшет, потом спохватилась, открыла хромированную папку и подала распечатку..

— Что это, простите?— теперь не понимала даже рыжая.

— Извещение. Мы проверили по кадастрам, вы здесь незаконно.

— Как же мы здесь незаконно?

— Согласно кадастрам.

— Но как же мы тогда жили? У нас и газ, и электричество, и налоги…

— Вы жили в деревне Черни. Потом, в семьдесят восьмом, деревня стала частью города. Её дома и жители стали горожанами — всё верно. Но всё, что строилось потом — это самозахват. Посмотрите в бумаги — там всё написано.

Дафна хотела вмешаться. Но не знала, о чём и как тут говорить. Разве что напомнить, как странно то, что происходит..

Говорят, миром правят мужчины. Но прямо сейчас судьбу нескольких сотен человек решают три женщины на рыхлой окраине догнивающего района.

— Постойте,— приятная женщина бережно приняла бумагу и начала изучать,— Но было же собрание и мы решали, и в исполкоме согласились.

— Собрание было,— качнулись мелированные пряди,— Не хватило одного голоса.

— Что?..

— Там выписка из протокола. Не хватило одного голоса. Ваши постройки — незаконны. Никакого жилья вам не положено.

— Но как же так?..

— Вот так. Переселение — только для тех, кто жил в Чернях в те времена, когда они были деревней.

Дафна подумала, что может, оно и к лучшему. Прошло всего несколько часов, но трухлявый домик успел её смертельно утомить. Она посмотрела на своё жилище и вдруг увидела сороку.

Белобокая непоседа раскачивалась на заборе, балансируя хвостом. Ехидные глазки так и сверкали.

— А что, если я найду документы на дом?— Дафне казалось, что её голос звучит откуда-то со стороны,— Бабушка жила здесь, когда Черни были деревней. В кадастре, я думаю, будет запись, что дом её. Адрес — Ленинский Проспект, 247.

Конечно, Дафна немного привирала. Если завещания нет — прямые наследники родители. А родителей впутывать не хотелось.

Но это не так важно. Главное — доказать, что дом настоящий.

— Вам лучше сделать это поскорей,— ответила мелированная,— Застройщик ждать не будет. Квартиры уже распроданы.

— Да, спасибо.

Дафна зашагала домой, прямо через чужую клубнику. Сорока так и запрыгала от восторга. Догадалась, пернатая, что снова будут кормить.

А ещё надо разобраться, что это за рука. Или хотя бы придумать, как её спрятать. Событий слишком много, в голове не помещаются.

Домик был по прежнему тих и пуст. Где могут лежать документы?

На ум пришла тумбочка возле кровати. Либо там, либо в каком-нибудь тайнике за ней.

Дафна пошла в спальню. Обиженная сорока прыгала у неё за спиной.

В тумбочке было три ящика. Дафна выдвинула первый.

Там лежали, вперемешку, таблетки и пуговицы. Видеть это было неприятно, Сорокина быстро задвинула его и открыла второй.

Тетрадь в чёрном переплёте. Дафна открыла на первой странице.

Реготера Кантадьо пса льети Сернунс

и дальше в том же духе, аккуратно, но безграмотно.

Это латынь что-ли?

В дверь постучали.

Дафна нахмурилась, спрятала тетрадь и пошла открывать.

На пороге стояла вся та же мелированная застройщица со сверкающей папкой.

— Вы ещё долго?— спросила она.

— Я не знала, что вы ожидаете.

— Давайте быстрее.

— Вы проходите, проходите. Чай не предлагаю, чая у меня пока нет.

Мелированная зашла, принюхалась и поморщилась.

— Ну и запустение у вас. Птицы, вижу, летают.

— Это моя птица.

Застройщица замерла на пороге с презрительной гримасой, словно прилипшей к лицу.

— Может, я лучше на улице подожду?— осведомилась она.

Ну уж нет, помучайся, гадость, помучайся.

Дафна поспешно оглядела кухню. Руки нигде не видно. Значит, оставила в комнате. Ну и ладно.

— Вы, случайно, не знаете, что значит по-латыни “реготеро кантадьо”?— осведомилась Дафна.

— Это не латынь. Похоже на название испанского танца или итальянской оперы..

— Спасибо.

Дафна снова вернулась в комнату. Наклонилась к тумбочке, взялась за ручку нижнего ящика. Чувство было такое, словно это её последний шанс. Либо бумаги там, либо — неизвестно где.

Шорох!

Что там опять? Крысы, что ли? Надо заделать ту дурную дыру в подвале, чтобы всякая гадость не лезла.

Шорох слышался с кухни. А потом — сдавленный хрип и падение.

Страха не было. Она вдруг ощутила, что тонкий слой льда покрыл пальцы... руки… всё тело… Дафна выпрямилось и показалось, что она услышала хруст этой корки.

Сорокина шагала медленно, на почти негнущихся ногах. На кухне — всё ещё шум борьбы, он еле затихает. Наконец, она повернула на кухню и увидела поверженную застройщицу.

Мелированные волосы елозили по ещё мокрому половину, в выпученных зелёных глазах полыхал ужас. Обоими руками леди пыталась отодрать от горла ту самую, оторванную и высохшую руку — но рука продолжала давить шею железными пальцами. Сопротивление слабело с каждой минутой...

Теперь, получается, целый труп прятать,— подумала Дафна. И осталась стоять, не в силах отвести глаз.

5

Когда тело перестало двигаться, Сорокина перетащила его в комнату и положила на кровать. Но застройщица всё равно выглядела безобразно — язык вывалился, на шее синяки, глаза выползли из орбит так, что уже не смогли закрыться.

Рука исчезла. Дафна не смотрела, куда. Скорее всего, в подвал. Как живая рука Гёца фон Берлихингена, что поползла из XVI века даже в современное аниме.

Сорокина изучала тетрадку. Густо исписанные страницы, казалось, отяжелели от синих каракуль. Бабушка писала для себя, так что почти ничего не разобрать. Но от тех строк, что поддавались расшифровке, холодок бежал по спине.

Эразмус как-то рассказывал, что чёрные тетради реальных ведьм не просто сохранились, а даже опубликованы. В конце 80-х Советский Союз перестал быть страной колхозов и деревянных пригородов с курицами и коровами. Старые деревенские ведьмы, пережившие коллективизацию и кукурузную кампанию, начали умирать, а наследниц не находилось — дети уехали в город. До оккультного бума начала 90-х был зазор примерно в десять лет, и романтические настроенные этнографы успели раздобыть несколько сотен ведьмовских тетрадок с тайными знаниями и даже напечатать их в синих сборниках Института этнологии и антропологии РАН. Эти сборники — такие толстые, скучные и их так много, что Эразмус уверен — чёрное знание по-прежнему скрыто.

Тогда Дафна не обратила внимания. Этнография — тема недостаточно поэтичная, с ней на фестиваль не поедешь, если ты не “Иван Купала” или “Deep Forest”. А сейчас, по соседству с отрезанной рукой и трупом мелированной офисной леди, она поняла, что положение серьёзно. Один труп пропал, другой, посторонний, лежит в комнате. Без магии тут не справишься..

Будьте уверены — остались без наследников и упустили тайны в руки горожан-этнографов только самые слабые ведьмы. Настоящая ведьма не оставит своё знание кому попало.

Да, настоящая ведьма...

Такая, как её бабушка.

Тут должна быть инструкция, как грамотно, по-ведьмовки, прятать трупы. Должна быть” На первых порах, пока ведьма осваивает искусство, таких отходов производства получается много…

“Маскирова”. Это было совершенно не нужно, но Дафна всё равно начала читать. Стать видимым, но неузнанным за счёт масляной маски с углём. Ингредиенты простые. Даже проще, чем в безумных рецептах косметических масок из Интернета.

Опять в магазин. Когда у тебя в комнате труп, сходить в магазин — это что-то особенное.

Снаружи, однако, продолжался всё тот же летний день, тёплый, как свежая булка. Мир не заметил гибели сотрудницы фирмы-застройщика. Только Форд Фокус у остановки сверкал по-прежнему, похожий на исполинский футуристический гроб.

Дафна шагнула ближе и почувствовала, что не может пройти мимо автомобиля просто так. Казалось, этот сверкающий гроб сейчас её покусает. Надо в обход, чтобы на глаза не попадался.

Значит, есть повод проверить речку. На карте за Чернями протекала Двина. Обычные преступники, не ведьмы, избавляются от трупов именно так — раз и в речку.

Если спрятать труп, жить и колдовать будет проще. Дом и без трупа требовал серьёзной уборки.

А руке, надеюсь, хватит ума спрятаться, когда придут с обыском?

Хватит, хватит. Хватило же ума задушить...

Дафна даже не замечала, насколько легко об этом рассуждает.

Конечно, будет расследование. Но если всё почистить — её даже не заподозрят. Покойную ненавидел весь район. И в этом районе даже без Дафны хватает неприятных людей. Какие-нибудь безработные взрослые лбы, — до сорока лет живут на мамину пенсию, а потом их показывают по телевизору в криминальных новостях.

Река, однако, не помогла. Не было ни обрыва, ни даже ухоженной набережной. Просто за благоустроенными домиками были полузаброшенные, за ними — совсем гнилые, даже без крыш, похожие на пустые коробки. А дальше зелёная трава начинала поддаваться под ногами, превращаясь в топь, и впереди, среди сверкающей на солнце воды, вставала жёлтая стена тростников.

Не получится. Если бросить тело в эту грязь, оно так здесь гнить и останется — до первого рыбака.

По дороге в магазин Дафна опять почувствовала, что её настигают чёрные мысли . Если не получиться спрятать труп — прятаться придётся самой. Неужели с помощью волшебной маски?

Почему она вообще — верит рецептам из бабушкиной тетрадки?

Дафна знала ответ. Верит, потому что по дому ползает ожившая рука. Серьёзный аргумент, да.

Собрать всё в сумку, пройти на кассы, расплатиться. Как приятно, что теперешние продавцы не задают вопросов!

Замешивание мази было похоже на приготовление еды. Правда, в магазине не нашлось вороньих перьев, окроплённых спермой повешенного. Но в том же самом втором ящике тумбочки нашёлся спичечный коробок с серой вороной на этикетке и целой горстью чёрных перьев внутри. Судя по запаху и по тому, что бабушка их хранила, это были те самые перья.

Когда Дафна их подожгла, дом наполнился сладко-горелыми ароматами.

Её так хотелось попробовать мазь, что с первого раза она только обожгла пальцы. Пришлось выжидать, перелистывая тетрадку и размышляя, что даёт эта “Маскирова”.

Может, это народный рецепт крема для лица? Рецепты красоты — это и есть одна из тех тайн, что записывают в чёрные тетрадки и передают по женской линии.

Её смывают или не смывают? Страницы не слушались жирных пальцев. Наконец, она нашла нужную страницу — но по этому вопросу в рецепте не говорилось ни слова.

Надо хотя бы посмотреть, какая я стала страшная.

Где-то здесь было зеркало. Дафна осмотрелась, потом заглянула в комнату — но вместо зеркала там был только труп. Наконец, она отправилась в ванную.

В ванной, совмещённой с санузлом, было темно. Дафна нажала кнопку выключателя — никакой реакции.

Ну и ладно, можно и мобильником посветить.

В тёмной глубине зеркала, за присохшими кусочками мыла, показалось бледное, как лунный диск, повзрослевшее лицо Светы Пантелеевой, её бывшей одноклассницы.

Что она здесь делает?— успела подумать Сорокина. И только потом сообразила, что никакой Светы в зеркале нет. Это была она — Дафна Сорокина. В маске, которую невозможно даже рассмотреть.

Дафна, покачиваясь, вышла из ванны. Почему-то потеря лица впечатлило её больше, чем сцена удушья. Наверное, потому что душили нехорошего человека…

И что теперь с этим делать?

Она снова зашла в комнату и посмотрела на покойную. Вдруг заметила — из-под пиджака выглядывает белый пластиковый уголок. Дафна подошла поближе, подняла ткань. Там был пропуск, прицепленный прямо к поясу.

Надо же, как удобно! Можно узнать имя сотрудника. А ещё по нему можно пройти в офис...

На кухне стрекотали крылья сороки.

— Иду,— решила Дафна.

6

Адрес офиса был обозначен прямо на пропуске. А услужливый картографический сервис в мобильнике подсказал, на каком автобусе добраться. Обошлось даже без пересадок.

Было немного боязно подниматься в автобус, но маска не вызвала никаких проблем. Только подтаявший на солнце жир неприятно полз по коже. Сидя у окна, Дафна украдкой посматривала на пассажиров. Те не оглядывались и даже не задерживали на ней взгляд. Каждый видел в ней ещё одну девушку со смутно знакомой внешностью.

Офис располагался в новеньком, с иголочки здании. Стёкла сверкали не хуже, чем забытый Форд Фокус. Дафна ещё не решила, будет его отгонять или оставит на месте. Прокатиться на автомобиле, конечно, весело. Но вдруг в салоне останутся её волосы или ресницы?.. Биоматериалы — дело такое.

Турникет пропустил её в фойе, выложенное отшлифованной до зеркального блеска гранитной плиткой. Охранник даже не поднял глаза от экрана компьютера. Поднимаясь по лестнице, Дафна ощутила, как капля подтаявшего жира крадётся по шее.

Офис с нежно-зелёными жалюзи выглядел так же, как его собратия по всей планете, от Москвы до Токио и Каракаса. Типовой open-space, столы с изогнутыми чёрными лампами, пахучие бумажные цветы в вазочках. В просторной комнате было всего три человека, ни одни даже не поднял голову.

Где остальные? Может, на обеде, а может, как она, решают вопросы. Это ничего не значило.

Она начала искать своё место. Это оказалось проще, чем она думала. Не пригодилась даже магия. Фамилия покойной была пропечатана прямо на пропуске, а названия учётных записей вместе с паролями — написаны на разноцветных бумажках, что лепились к мониторам.

Рабочее место покойной не хуже прочих, пароль подошёл, хоть и истекал через три дня. Ну-ка, посмотрим, где тут золотишко припрятано...

Примерно два часа поиска дали недурной результат. Нашлись планы застройки района, указания, какие дома сносить. Коттеджики, как она и подозревала, не тронут. Зато на месте бабушкиного дома хотят сделать детскую площадку.

Были даже документы по компенсации и протоколы тех самых заседаний в исполкоме — несмотря на гриф “Для служебного пользования”. Как выяснилось, не все переселенцы поедут на Вульку. Полина Петровна Дудинцева из дома 141 получит трёхкомнатную в одной из новостроек. И эта же Полина Петровна была на заседании в исполкоме, но воздержалась…

Надо же. Дом 141… получается, та самая приятная женщина. Интересно, за что ей такая малина? Может, за то, что именно она сорвала голосование?..

А выглядит такой милой. Вот и верь после этого людям!..

Дафна напоминал себе, что и сама не подарок, и вернулась к бумагам.

Сперва было желание заменить Полину Петровну на Аллу Ионовну… да, Анну Ионовну Ертикину (ну и фамилия, бабушка!).

Но это слишком мелко для наследницы черненской ведьмы. К тому же, будет заметно и вызовет вопросы — за какие заслуги?

Поэтому Дафна ограничилась тем, что отправила весь компромат на печать и сложила листки в малозаметную чёрную папку.

Всё, можно идти. Людей в офисе ло больше, но никто по-прежнему не обращал на неё внимания.

Что за офисные крысы! Могли бы и взглянуть на подозрительную незнакомку.

На остановке она поняла, что не знает, что делать дальше. И поехала домой. Всё равно ей больше некуда ехать.

По дороге Дафна продолжала изучать бабушкины записи. Она не помнила, как брала тетрадку с собой. Но решение оказалось полезным.

Вот ещё один рецепт, который можно прочитать. Он назывался “Шабаш-2 (мазь)”. “от евроведьм” — было помечено наверху страницы. Внизу приписан ещё один комментарий, тоже криво. Похоже, бабушка считала комментарии настолько маловажными, что даже не старалась выписывать их разборчиво:

“они нас как раньше за гумно держут. у них лысая гора в каждом раёне со времён зычиских, а у нас только у Кииве одна есть и та засроена”

А вот и нужная остановка — на другой стороне проспекта, возле белого, как творог, забора вокруг заброшенной стройки. Граффити на заборе не было, но крики детей с той стороны не оставляли сомнений — здешние дети такие же непослушные, как и везде.

Переходить проспект было мучительно. Шесть полос проезжей части напоминали бесплодные лавовые поля.

А вот и бабушкина домик. Он по-прежнему казалась чуть заброшенным, но безобидным.

Дафна вошла, заперла дверь. Она заранее предчувствовала, как приятно будет стащить с лица эту неприятную маску.

Сорокина потопала в ванную и начала умываться, вслепую. Потом прижала к лицу вонючее полотенце, напомнила себе, что надо здесь всё стирать — и вдруг услышала шум.

Судя по звукам, в домике кто-то был.

Наверное, рука,— подумала Дафна, вытирая лицо.

А когда вешала полотенце, поняла — нет, не рука. Руки, даже ожившие, так не звучат.

Из комнаты слышалось чафканье.

7

Дафна медленно направилась в комнату. Она сжимала чёрную тетрадь, словно оружие.

В комнате по-прежнему чафкало, и звенели крылья сороки. Глупая птица всё никак не успокоится!

Кровать — на месте, теперь она особенно похожа на гроб. Мелированная лежит там же, только глаза открыты и с удивлением взирают в потолок. А над ней склонилась старуха. Старуха наклонилась и грызёт прямо в окровавленном животе, так, что брызгает ещё не свернувшаяся кровь, в платье с мелкими цветочками и седыми волосами, собранные на затылке в старомодную “улитку”…

Алла Ионовна, кто же ещё. Дафна видела её первый раз в жизни, и со спины, но была уверена, что это она. Сегодня Сорокина так много думала о старой ведьме, что узнала бы проклятую старуху из тысячи, — даже если Алла Ионовна нанесёт ту самую маску.

— Бабушка,— прошептала Сорокина больше для себя,— Ты жива?

Бабушка медленно повернулась, не переставая чафкать. Вместо слов она урчала, как горная рысь.

Сморщенное личико бабушки сияла свирепым, звериным счастьем. А разъехавшийся рот, перепачканный свежей кровью, открывал два ряда жутких, едва различимых зубов.

Зубы были железные и острые, как иголки.

— Бабушка, а рука?

— Ру-ка,— захрипела старуха,— Где? Куда спрятала? Ру-ка.

Дафна с трудом перевела взгляд с чёрного провала рта на старухина плечо. Левой руки и правда не было, под грязным платьем шевелилась культя.

Глаза боятся, а руки… В случае её бабушки руки убегают!!

Дафна бросилась прочь — быстрее, чем успела сообразить, что делает. Врезалась в дверь, вспомнила, что запирала на два оборота.

Копаться в кармане сейчас немыслимо. Дафна схватила кастрюлю, ту самую, и швырнула в окно. Стекло лопнуло ппоолам широкой трещиной, похожей на Двину с городской карты, и высыпалось наружу. Сорокина ринулась через пролом.

Одни осколки резали ладони, другие — царапали спину.

В комнате шлёпали бабкины ноги. Алла Ионовна приближалась

— Вернушись я, вернушись, кхе-хе-хе…

Дафна пулей вылетела в сад, наступила на ещё один осколок и, прихрамывая, засеменила к проезжей части. Там был Форд, движение, люди...

Да, два человека стояли у Форда. Один был милиционер, второй, в штатском, записывал.

— Спасите! Ох! Я думала… Я не могу!

Милиционер повернулся к девушке.

— Что происходит? Мы выполняем следственные действия.

— Ту дуру из машине ищите?— задыхаясь, спросила Дафна.— Всё, считайте нашли. В доме 247… там… оттуда.

— Давай, иди, проверь,— сказал штатский,— Я посторожу. Девушке помощь нужна.

— Нет,— произнёс милиционер,— Ты иди. Ты у нас в убойном.

— Как ты на участке справляешься, если трупов боишься?

— Трупы я видел... Я и Майкла Джексона видел. Но это не значит, что они мне нравятся. Иди, смотри внимательно, открывай протокол. Я сторожить буду.

Штатский ушёл. Дафна почувствовала, что больше не может. Она села на траву и стала смотреть в сторону дороги. Автомобили проносились один за другим, но она не запоминала ни цвет, ни марку.

— Вам помочь чем-нибудь?

Дафна размазывала кровь по ладоням. Потом бросила эту затею и покачала головой.

— Мне уже никто не поможет. Никто!

Хлопнула дверь. Шаги. Дафна повернулся голову.

— Пропавшая там,— произнёс человек в штатском,— На кровати. Никак не спрятана. Всё, с концами.

— Покусанная?— спросила Дафна.

Штатского передёрнуло. Он открыл рот, хотел что-то сказать, но задохнулся и перевёл умоляющий взгляд на напарника. Милиционер смотрел с иронией. Тогда штатский сказал:

— Скорее, поеденная. Сначала задушена, а потом...

— Вот как…— Дафна поднялась на ноги,— Если что, это не я. Это бабушка.

8

Следующие минуты словно вывалились у неё из памяти.

...— На допросе вы сможете изложить вашу версию происшедшего. Пока вы задержаны по обвинению...

— А душила её тоже не я, а рука. Вы эту руку нашли?

— Какую руку?

— Бабушкину.

— О какой руке вы говорите?

— Я в курсе, что у покойной их две,— Дафна повернулась к магистрали, чтобы не видеть этих тупых лиц,— Вы мне про бабушкину руку скажите.

— А что нет с бабушкиной рукой?

— А что с её телом? Вы нашли его? Где она умерла? Как?.. Я про Аллу Ионовну.

— Давайте мы будем задавать вопросы.

— То есть, не скажите… Ну, — как хотите!

— К чему был ваш вопрос про руку?

— Просто спросила. Нельзя, что ли?

Милицейский бобик стоял через дорогу, под бетонным забором законсервированной стройки. Ни крестов, ни специальных символов. Видимо, не боятся, что ведьма умеет летать.

Дафна машинально переставляла ноги. Голова работала, словно мотор на максимальной передаче. Руку они, значит, не видели. Интересно, почему?

Рука хорошо спряталась — или просто не существует?..

Уже на заднем сидении Дафна бросила взгляд на бетонную стену вокруг заброшенной стройки. Оттуда выглядывали, несмотря на запреты, три любопытные детские мордочки.

И не боятся милицию. Хотя знают, что сюда нельзя.

Дафна пригляделась получше. И вдруг, за полсекунды до того, как машина тронулась, Сорокина поняла, почему дети такие бесстрашные. Они смотрели удивлённо, с полуоткрытыми ртами, и можно было разглядеть, что зубы у детишек — острые и металлические.

Как иголки…

Как у бабушки.

Новый район появится здесь очень скоро. Убийство застройщикам не помеха.

Ну и ладно. Пусть строят и заселяются.

Жить на таком месте по соседству с такими детишками — о, это будет весёлая жизнь!

Текущий рейтинг: 50/100 (На основе 47 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать